Холли

2–14 декабря 2018 года

1

Пришло время Рождества, и по всей Ридж-роуд местные жители отмечают его со вкусом и в сдержанной манере. Здесь нет светящихся Санта-Клаусов, оленей на крыше или картин волхвов на лужайке, благоговейно смотрящих на Младенца Иисуса. Здесь определенно нет домов, украшенных таким количеством мигающих огней, словно это казино. Подобная безвкусица больше подходит другим районам города, но не респектабельным и благородным домам на Викториан-роу между колледжем и Дирфилд-парком. Здесь в окнах горят электрические свечи, дверные столбы украшены спиралями из ели и остролиста, а у некоторых на лужайках стоят небольшие рождественские елочки, усыпанные крошечными белыми лампочками. Они выключаются по таймеру, в девять вечера, как предписывает Ассоциация соседей[33].

Ни на лужайке, ни на фасаде бело-коричневого викторианского дома на Ридж-Роуд, 93, нет никаких украшений; в этом году ни Родди, ни Эм Харрис не чувствовали себя достаточно бодрыми, чтобы повесить их, даже венок на двери или большой красный бант, который обычно висит на их почтовом ящике. Родди находится в лучшей форме, чем Эм, но его артрит всегда усиливается с приходом холодов, и теперь, когда во второй половине дня температура опускается ниже нуля, он приходит в ужас от мысли о том, что поскользнётся на ледяной поверхности. Старые кости хрупки.

Эмили Харрис совсем не в порядке. Теперь ей действительно нужна инвалидная коляска, которая обычно является частью их стратегии похищений. Ее радикулит не дает покоя. И всё же есть свет в конце туннеля. Облегчение уже близко.

В их доме есть столовая (столовые есть во всех викторианских домах на Ридж-роуд), но они пользуются ею только в тех случаях, когда у них бывают гости, а по мере того, как они стареют, такие случаи становятся всё более редкими. Когда их в доме только двое, они принимают пищу на кухне. Столовая будет задействована, если они устроят традиционную рождественскую встречу для студентов семинара Родди и ребят из писательской мастерской, но это случится только в том случае, если им станет лучше.

«Нам станет лучше», — думает она. – «Уж точно к следующей неделе, а возможно, уже завтра».

Из-за постоянной боли у нее нет аппетита, но аромат, доносящийся из духовки, вызывает крохотный укол голода в ее желудке. Так чудесно его ощущать. Голод — признак здоровья. Как жаль, что девчонка Краслоу была слишком глупа, чтобы осознать это. У мальчишки Стайнмана такой проблемы точно не было. Как только он преодолел первоначальное отвращение, он ел, как... ну, как растущий организм, каковым являлся.

Кухонный уголок скромен, но Родди украсил стол-барабан, выходящий на задний двор, хорошей льняной скатертью и поставил на него фарфорую посуду «Веджвуд», бокалы для вина «Люксион» на две персоны и их серебро. Всё сверкает. Эм жаль, что ей не хватает сил насладиться этим.

Она в своем лучшем дневном платье. Ей составило огромного труда его надеть, но она справилась. Когда Родди входит с графином, он одет в свой лучший костюм. Она с грустью отмечает, что тот немного обвис. Оба они похудели. Что, наверное, лучше, чем растолстеть. Необязательно быть врачом, чтобы знать, что жирные люди редко доживают до старости; достаточно посмотреть на коллег их возраста, которые у них еще остались. Некоторые из них будут на их рождественской вечеринке 23-го числа, если они будут в состоянии ее устроить.

Родди наклоняется и целует ее в висок.

— Как ты, моя любовь?

— Потихоньку, — говорит она и сжимает его руку... но слегка, из-за его артрита.

— Ужин будет в мгновение ока, — говорит он. — А пока давай выпьем.

Он наливает им в бокалы вино из графина, стараясь не пролить. Полбокала для него, полбокала для нее. Они поднимают их в скрюченных руках, которые когда-то, когда Ричард Никсон был президентом[34], были молодыми и гибкими. Они чокаются, издавая очаровательный звон.

— За здоровье, — говорит он.

— За здоровье, — соглашается она.

Их взгляды встречаются над бокалами — его голубые глаза, ее еще более голубые, — и затем они пьют. Первый глоток, как всегда, заставляет ее вздрогнуть. Именно соленый вкус лежит в основе прозрачности вина «Мондави» 2012 года. Затем она допивает, с удовольствием ощущая тепло в щеках и пальцах рук. Даже в пальчиках ног! Прилив жизненных сил слаб, как и ее чувство голода, но неоспорим и желанен.

— Еще?

— А осталось?

— Более чем.

— Тогда я буду. Чуть-чуть.

Он снова наливает. Они пьют. В этот раз Эм почти не замечает соленый привкус.

— Ты голодна, дорогая?

— Немного, — отвечает она.

— Тогда шеф-повар Родни сейчас закончит готовить и подаст. Оставь место для десерта. — Он подмигивает ей, и она не может удержаться от смеха.

Старый плут!

Смесь из брокколи и моркови дымится. Картофельное пюре (подходящее для старых зубов) подогревается. Родди растапливает масло на сковороде (он всегда использует слишком много масла, но никто из них двоих не умрет молодым), затем наклоняет к сковородке тарелку с нарезанным луком и начинает жарить его. Запах божественный, и ее чувство голода становится сильнее. Пока он помешивает лук, поворачивая его так, чтобы он сначала стал прозрачным, а затем слегка подрумянился, он поет "Хорошенькие ангельские глазки"[35], песню из далекого прошлого.

Она вспоминает вечеринки с пластинками, когда училась в старших классах, парней в спортивных костюмах и девушек в платьях. Она вспоминает, как они танцевали под песни «Трясись» (Ди Ди Шарп), «Бристольский топот» («Давелс»), «Ватуси» («Каннибал и охотники за головами»). Название группы, которое сегодня сочли бы политически некорректным, думает она.

Родди ставит тарелки на стол и подает: овощи, картофель и из духовки главное блюдо: трехфунтовое жаркое, приготовленное до идеального состояния. Он показывает ей жаркое, кипящее в собственном соку (и нескольких травах, фирменное блюдо Родди), и она аплодирует.

Он нарезает печень ломтиками, украшает их жареным луком и подает тарелки на стол. Теперь Эм чувствует, что в ней проснулся волчий аппетит. Сначала они едят молча, но по мере того, как их желудки наполняются, они говорят, как обычно, о былых временах и о тех, кто ушел из жизни. Список удлиняется каждый год.

— Еще? — спрашивает он. Они съели изрядную порцию жаркого, но осталось еще много.

— Не могу, — говорит она. — О, боже мой, Родни, на этот раз ты превзошёл сам себя.

— Выпей еще немного вина, — говорит он, наливая. — Десерт оставим на потом. Тот сериал, который тебе нравится, начинается в девять.

— "Материалы дела о привидениях", — говорит она.

— Именно тот. Как твой радикулит, дорогая?

— Думаю, немного лучше, но если ты не возражаешь, убери и помой посуду сам. Я бы хотела пройтись по оставшимся образцам письменных работ.

— Я нисколько не против. Моя бабушка говорила: тот, кто готовит, тот и убирает. Находишь что-нибудь стоящее?

Эм морщит нос.

— Два или три прозаика, которые не совсем ужасны, но это слабый комплимент, да?

Родди смеется.

— Очень слабый.

Она посылает ему воздушный поцелуй и укатывает на инвалидной коляске.

2

Позже, когда таймеры вдоль Ридж-роуд отключили все рождественские огоньки, Эм погружена в сериал "Материалы дела о привидениях", в сегодняшней серии которого следователь-экстрасенс картографирует "холодные точки"[36] в особняке в Новой Англии, выглядящем как ветхая версия их собственного дома. Ей становится немного легче. Еще слишком рано чувствовать настоящее облегчение от печени и вина... или нет? Спина определенно расслабилась, и стреляющая боль в левой ноге кажется не такой уж жестокой.

На кухне работал блендер, но теперь он останавливается. Минуту спустя входит Родди, неся на подносе два стакана охлажденного шербета. Он переоделся в пижаму, тапочки и синий велюровый халат, который она подарила ему на прошлое Рождество.

— А вот и я, — говорит он, протягивая ей один из стаканов и длинную ложку. — Десерт, как и обещал!

Он садится рядом с ней в свое кресло, завершая образ пары, на которую в кампусе часто указывают как на хороший (нет, идеальный) пример романтической любви.

Она поднимает стакан.

— Спасибо, любимый.

— Большое пожалуйста. Что там в сериале?

— Холодные точки.

— Сквозняки.

Она бросает на него взгляд.

— Бывших ученых не бывает.

— Совершенно верно.

Они смотрят телевизор и наслаждаются десертом, поглощая ложками смесь малинового шербета и мозгов Питера Стайнмана.

3

Одиннадцать дней до Рождества. Эмили Харрис медленно, но верно идёт от почтового ящика на Ридж-роуд, 93. Она поднимается по ступенькам крыльца, упершись кулаком в поясницу с левой стороны, но это больше привычка, чем необходимость. Боль от радикулита еще вернется, она это знает по своему горькому опыту, но пока что она почти не ощущается. Она оборачивается и одобрительно смотрит на красный бант на почтовом ящике.

— Венок я повешу позже, — говорит Родди.

Она вздрагивает и оглядывается.

— Подкрадываешься к девушке?

Он улыбается и показывает вниз. Он в носках.

— Бесшумный, но смертоносный, вот такой я. Как твоя спина, дорогая?

— Неплохо. Даже отлично. Как твой артрит?

Он вытягивает руки и сгибает пальцы.

— Молодец, чувак, — говорит она, имитируя австралийский акцент. Вскоре после своего двойного выхода на пенсию они отправились в страну Оз[37], арендовали кемпер и пересекли континент от Сиднея до Перта. Это была незабываемая поездка.

— Он был хорошим малым, — говорит Родди. — Да?

Ей не нужно спрашивать, о ком идет речь.

— Да, был.

Хотя они не знают, как долго продлится эффект. Он — самый юный из тех, кого они когда-либо похищали, едва достигший половой зрелости. Они еще многого не знают о том, чем занимаются, но Родди говорит, что учится с каждым разом всё больше и больше. Кроме того (и это очевидно) выживание является главной директивой, первейшим приказом.

Эм соглашается. Больше не будет поездок в Австралию, вероятно, даже в Нью-Йорк для прогулок по Бродвею раз в два года, но жизнь по-прежнему стоит того, чтобы ее проживать, особенно когда каждый шаг не является мучительным упражнением.

— Что в газетах, дорогой?

Он обнимает ее тонкие, хрупкие плечи.

— Ничего громкого даже на первых полосах. Просто еще один беглец или незнакомец, ставший случайной жертвой. Что думаешь о рождественской вечеринке, дорогая? Провести или отменить?

Она потягивается на цыпочках, чтобы поцеловать его. Боли нет.

— Провести, — говорит она.