Холли

29 июля 2021 года

1

В какой-то момент этой ночи Холли снится странный сон. Она находится в клетке за перекрещивающимися прутьями, образующими множество квадратов. На кухонном стуле сидит старик и смотрит на нее. Она плохо его видит, потому что ее зрение постоянно двоится, но ей кажется, что он весь в пожарных машинах.

— Знаете ли вы, — говорит он, — что в человеческой печени содержится 2600 калорий? Часть из них — жиры, но большинство, практически всё, — это чистый белок. Этот замечательный орган...

Человек-пожарная машина продолжает свою лекцию — говоря теперь что-то о бедрах, — но ей не хочется слушать. Это ужасный сон, хуже тех, что были о ее матери, и у нее самая сильная головная боль в ее жизни.

Холли закрывает глаза и снова погружается во тьму.

2

Пенни так зла, что не может уснуть. Она только ворочается в постели, пока та не превращается в бесформенный комок. Но к трем часам ночи ее гнев на Холли перерастает в ноющую тревогу. Ее дочь исчезла, как будто наступила на один из множества скрытых люков и пропала из виду. А что, если и с Холли произошло то же самое?

В порыве гнева она назвала Холли никчемной, но Холли не казалась таковой. Напротив, она казалась очень компетентной, и ее послужной список — Пенни всё тщательно проверила — это подтверждал. Однако иногда даже компетентные люди допускают ошибки. Наступают на один из этих скрытых люков — и бац, падают.

Пенни встает, достает свой телефон и снова пытается дозвониться до Холли. Снова автоответчик. Она вспоминает, как нарастало ее беспокойство, когда она названивала Бонни и получала ее автоответчик. Она может сказать себе, что это не то же самое, этому есть разумное объяснение, прошло всего шесть часов с момента пропущенной встречи, но в три часа ночи в голове проносятся неприятные тени, и у некоторых из них есть зубы. Она жалеет, что у нее нет личного номера партнера Холли, кроме того, что указан на сайте. Есть только личный номер Холли и телефонный номер офиса "Найдем и сохраним". Значит, ей не повезло, так что ли? К тому же, кто держит свой телефон в активном режиме в такой безбожный час?

«Многие люди», — думает она. — «Родители подростков... люди, работающие в ночную смену... возможно, даже частные детективы».

У нее возникает идея, и она заходит на сайт агентства "Найдем и сохраним". Там есть имя партнера и номер телефона офиса, а также список услуг и часы работы офиса: с 9:00 до 16:00, как и в банке Пенни. Внизу веб-страницы указано, что в нерабочее время можно позвонить по телефону 225 521 6283, а ниже красным шрифтом написано: "Если вы считаете, что находитесь в непосредственной опасности, звоните 911 ПРЯМО СЕЙЧАС".

Пенни не намерена звонить в службу спасения 911 — там над ней будут только гоготать. Если вообще кто-нибудь ответит. Но номер внеурочной службы почти наверняка является колл-центром. Она звонит туда. Женщина, поднявшая трубку, говорит сонно и периодически покашливает. Пенни представляет себе человека на такой работе, которую можно выполнять из дома, даже будучи больным.

— Это справочная служба Брейдена, с каким клиентом вы хотите связаться?

— "Найдем и сохраним". Меня зовут Пенелопа Даль. Мне нужно поговорить с одним из партнеров. Его зовут Питер Хантли. Это может быть срочно. — Она решает, что это недостаточно убедительно. — Я имею в виду, это крайне срочно.

— Мэм, я не имею права сообщать личные номера...

— Но они же должны быть у вас, верно? Для экстренных случаев?

Сотрудница справочной службы не отвечает. Если только приступ кашля не считать ответом.

— Я звонила Холли Гибни, она — второй партнер. Звоню и звоню. Она не отвечает. Ее личный номер 440 771 8218. Можете проверить. Но у меня нет номера Питера Хантли. Мне нужна небольшая помощь. Пожалуйста.

Сотрудница кашляет. Слышится шуршание страниц. «Проверяет свои протоколы», — думает Пенни. Затем женщина говорит:

— Оставьте мне свой номер, и я передам его ему. Или, скорее всего, оставлю на его голосовой почте. Сейчас три тридцать ночи, вы же знаете.

— Знаю, конечно. Скажите ему, чтобы он перезвонил Пенелопе Даль. Пенни. Мой номер...

— Он у меня на экране. — Женщина снова закашлялась.

— Спасибо. Огромное спасибо. И, мэм? Берегите себя.

Когда проходят двадцать минут, а Хантли так и не перезвонил (она, собственно, и не рассчитывала), Пенни возвращается в постель, положив телефон рядом с собой. Она засыпает. Ей снится, что её дочь возвращается домой. Пенни обнимает ее и говорит, что больше никогда не будет вмешиваться в жизнь дочери. Телефон молчит.

3

Холли не приходит в сознание, она выныривает в него из тьмы и погружается в мир боли. В её жизни было только одно похмелье — результат неудачно проведенной новогодней ночи, о которой ей даже не хочется вспоминать, но оно было легким по сравнению с этим. Её мозг похож на пропитанную кровью губку в клетке из костей. Нижняя часть тела пульсирует. Как будто куча ос — новая разновидность ос-убийц — вонзили свои наполненные ядом жала в её спину и затылок. Ребра с правой стороны болят так сильно, что трудно сделать вдох. Глаза всё ещё закрыты, она осторожно нажимает на них. Боль усиливается, но, кажется, они целы.

Она открывает глаза, чтобы посмотреть, где находится, и её голову пронзает молниеносная боль, хотя свет в подвале Харрисов горит слабо. Она приподнимает рубашку с правой стороны. От этого укусы ос становятся еще больнее, и в голове снова вспыхивает боль, но она успевает рассмотреть — лучше, чем ей хотелось бы, — огромный синяк, в основном фиолетовый, но с чернотой прямо под лифчиком.

«Она пнула меня ногой. После того как я потеряла сознание, эта сука пнула меня».

Вслед за этим: «Какая сука?»

«Эмили Харрис. Эта сука».

Она в клетке. Перекрещивающиеся прутья образуют квадраты. За ними — бетонный пол подвала, в дальнем конце которого стоит крупный стальной ящик. Она находится в помещении, похожем на мастерскую. Над клеткой висит объектив камеры. Перед клеткой стоит кухонный стул, так что мужчина с пожарными машинами не был сном. Он сидел прямо здесь.

Она лежит на матрасе. В углу клетки стоит синий пластиковый туалет. Ей удается подняться на ноги (медленно, медленно), ухватившись за решетку и подтягиваясь левой рукой. Она пытается использовать правую, но боль в рёбрах слишком сильна. Головная боль усиливается от попытки встать, но зато она снимает часть нагрузки с ушибленных ребер. Теперь она осознает, что ей ужасно, ужасно хочется пить. Ей кажется, что она могла бы выпить галлон воды без остановки.

Неуверенными детскими шажками она подходит к туалету, поднимает крышку и не видит внутри ничего, даже воды с голубым дезинфицирующим средством, похожим на антифриз или стеклоомывающую жидкость. Туалет такой же сухой, как её рот и горло.

Воспоминания о произошедшем в лучшем случае расплывчаты, но она должна всё восстановить. Она должна вернуть себе рассудок. Холли догадывается, что ее ждет смерть в этой клетке, где до неё умирали другие, вероятно, от рук Хищника с Ред-Бэнк, но если она не вернет себе рассудок, то умрёт наверняка. Ее сумка пропала. Телефон пропал. Револьвер Билла пропал. Никто не знает, что она здесь. У нее остался только разум.

4

Родди Харрис сидит на крыльце дома в тапочках и халате, надетом на синюю пижаму, усыпанную красными пожарными машинами. Эту пижаму ему в шутку подарила Эмили на день рождения много лет назад, но она ему нравится. Она напоминают ему о детстве, в котором он любил смотреть на проезжающие мимо пожарные машины.

Он сидит на крыльце с самого рассвета, пьет кофе из своей высокой дорожной кружки «Старбакс» и ждет полицию. Сейчас девять тридцать утра четверга, а на дорогах нет ничего, кроме обычного потока машин. Это не гарантия того, что никто не знает, куда направлялась женщина, но это шаг в правильном направлении. Родди считает, что если в полдень тут не заявится полиция, то можно будет предположить, что мисс Носокоп никто не ищет. По крайней мере, пока.

Ее адрес — многоквартирный дом в восточной части города — был указан в её водительском удостоверении. Поскольку из-за больной спины бедная Эмми была не в состоянии спуститься вниз по холму к месту, где была припаркована машина Носокопа, это пришлось сделать Родди. К тому времени уже стемнело. Он подогнал машину к их дому, где его сменила Эм. Родди последовал за ней на их "Субару" к дому Носокопа. Кнопка на козырьке подняла ворота подземного гаража. Эм припарковалась (в эту жаркую середину лета свободных мест было предостаточно) и, прихрамывая, вернулась по пандусу к "Субару". Она настояла на том, чтобы самой вести машину домой, хотя могла эффективно пользоваться лишь одной рукой. Вероятно, потому что боялась, что Родди не помнит дорогу домой, что было просто абсурдно. После того как они спустили Носокопа в подвал и посадили в клетку, он, как и Эм, перекусил немного эльфийкой, и его разум просветлел. Как и Холли, он понял, что сейчас самое неподходящее время терять рассудок.

К нему присоединяется Эмили. На её запястье туго намотан бинт "Эйс". Оно распухло и адски болит. Гибни попыталась его сломать, но ей это не удалось.

— Она очнулась. Нам нужно поговорить с ней.

— Нам обоим?

— Так будет лучше.

— Хорошо, дорогая.

Они заходят в дом. На кухонном столе на белом блюдечке лежат две зеленые таблетки — цианид, яд, которым Йозеф и Магда Геббельс отравили своих шестерых детей в фюрербункере. Родди берет их и кладет в карман. Он не собирается оставлять на кухне их последнее средство выхода, пока они будут в подвале.

Эмили берет из холодильника бутылку воды "Артезия". Там нет сырой телячьей печени. Да она и не нужна. Они не хотят иметь ничего общего с копченой тушкой Носокопа, даже не обсуждали этот вопрос.

Эмили одаривает Родди своей тонкой улыбкой.

— Посмотрим, что она скажет в свою защиту, а?

— Будь осторожна на лестнице, дорогая, — говорит Родди. — Помни о спине.

Эм отвечает, что справится, но передает бутылку с водой Родди, чтобы здоровой рукой ухватиться за перила, и очень медленно, шаг за шагом, ступенька за ступенькой, спускается вниз. "Как старуха", — грустит Родди. – «Если мы как-то выберемся из этой ситуации, то, наверное, нам придется похитить еще одного человека, и скоро».

Есть в этом риск или нет, но ему невыносимо видеть, как она страдает.

5

Холли смотрит, как они спускаются. Они двигаются с осторожностью, словно сделаны из стекла, и она в очередной раз поражается тому, что они взяли ее в плен. Вспоминается та старая реклама. Надо было всё-таки запрыгивать в машину на полном ходу, а не прятаться за бензопилами.

— Не верится, что в вашем нынешнем положении, мисс Гибни, вам есть чему улыбаться, но, видимо, есть. — Эмили прижимает обе руки к пояснице. — Не желаете поделиться?

«Никогда не отвечай на вопросы подозреваемого», — говорил Билл. – «Они должны отвечать на твои».

— Еще раз здравствуйте, профессор Харрис, — говорит она, глядя мимо Эмили... которой, судя по ее выражению лица, не нравится, когда ее обводят взглядом. — Вы подкрались ко мне сзади, верно? Со своим электрошокером.

— Да, — говорит Родди, и довольно гордо.

— Вы были здесь прошлой ночью? Я, кажется, узнаю вашу пижаму.

— Да, был.

Глаза Эмили расширяются, и Холли думает: "Ты ведь этого не знала, правда?"

Эм поворачивается к мужу и берет бутылку воды.

— Думаю, этого достаточно, дорогой. Позволь мне задать вопросы.

Холли понимает, что перед тем, как захлопнется большая дверь и погаснет весь свет, будет задан всего один вопрос, и ей хотелось бы отложить его. Она вспомнила еще кое-что из вчерашнего вечера, и это подходит к университетскому прозвищу этого мужчины. Идеально сочетается. Если бы она была на свободе и обсуждала дело с друзьями при ярком дневном свете, она бы сочла эту идею абсурдной, но в этом подвале — жаждущая, испытывающая сильную боль, заключенная — она имеет смысл.

— Он их ест? Вот почему вы их похищаете?

Они обмениваются озадаченным взглядом, в искренности которого не приходится сомневаться. Затем Эмили неожиданно разражается девичьим смехом. Через мгновение к ней присоединяется Родди. Во время смеха они делятся друг с другом особым телепатическим взглядом, который присущ только паре, прожившей вместе не один десяток лет. Родди слегка кивает — расскажи ей, почему бы и нет, — и Эмили поворачивается к Холли.

— В этом доме нет никакого "он", дорогая, есть только "мы". Мы их едим.

6

В то время как Холли выясняет, что она заперта в клетку парочкой пожилых людоедов, Пенни Даль принимает душ, намыливая волосы шампунем. Звонит телефон. Она выходит на коврик и берет телефон из корзины для белья, пока мыльная вода стекает по её шее и спине. Она проверяет номер. Холли? Нет.

— Алло?

Ей звонит не мужчина, а женщина, которая не утруждает себя приветствием.

— Почему вы позвонили посреди ночи? В чём срочность?

— Кто это? Я просила перезвонить Питера Хан...

— Это его дочь. Папа в больнице. У него ковид. Я говорю по его телефону. Что вам нужно?

— Я была в душе. Могу я ополоснуться и перезвонить вам?

Женщина издает многострадальный вздох.

— Конечно, хорошо.

— У меня на экране неизвестный номер. Вы можете...

Женщина называет ей свой номер, и Пенни записывает его на покрытом паром зеркале в ванной комнате, повторяя его для верности про себя несколько раз, пока она снова включает душ и моет голову. Ополоснуться получилось наспех, но она сможет закончить позже. Она заворачивается в полотенце и перезванивает.

— Это Шона. Что у вас за дело, миссис Даль?

Пенни рассказывает ей, что Холли расследует дело об исчезновении её дочери и должна была вчера в девять вечера позвонить ей с результатами. Звонка не последовало, и с тех пор, включая сегодняшнее утро, Пенни получает только голосовую почту.

— Не знаю, что я могу сделать для ва...

Её прерывает мужской голос.

— Отдай его мне.

— Пап, нет. Доктор сказал...

— Отдай мне этот чертов телефон.

Шона говорит:

— Если вы помешаете его выздоровлению...

Затем она пропадает. Мужчина кашляет в ухо Пенни, напоминая ей о женщине из колл-центра.

— Это Пит, — говорит он. — Я прошу прощения за свою дочь. Она сейчас в режиме "защиты старика". — Слабо (дочери). — О, черт возьми, неужели? — Затем он возвращается к Пенни. — Начните сначала, пожалуйста.

Пенни снова повторяет свой рассказ. На этот раз она заканчивает его словами:

— Может, это ерунда, но с тех пор, как пропала моя дочь, любой, кто не появляется в обещанное время, сводит меня с ума.

— Может быть, ерунда, а может быть, и нет, — говорит Пит. — Холли всегда обязательна и пунктуальна. Это её особенность. Я хочу... — Он сухо кашляет. — Я хочу дать вам номер Джерома Робинсона. Он иногда работает с нами. Он... а, черт. Я забыл. Джером же в Нью-Йорке. Можете попробовать, если хотите, но его сестра Барбара, вероятно, лучший вариант. Я уверен, что и у нее, и у Джерома есть ключи от квартиры Холли. У меня тоже есть, но я... — Снова кашель. — Я в "Кайнере". Мне сказали, что я пробуду здесь еще один день, потом карантин дома. Шона тоже. Наверное, я мог бы послать медсестру с ключом.

Пенни теперь на кухне, и вода капает на пол. Она хватает ручку рядом с ежедневником.

— Надеюсь, до этого не дойдет. Дайте мне эти номера.

Он дает. Пенни записывает их. Шона забирает телефон, бесцеремонно говорит "Пока", и Пенни снова остается одна.

Она звонит по обоим номерам, сначала Барбаре, поскольку та в городе. С обоих номеров она получает голосовую почту. Оставляет сообщения, затем возвращается в ванную, чтобы закончить свой душ. Уже второй раз за месяц у нее возникает ощущение, что что-то не так, и в первый раз она оказалась права.

"Холли всегда обязательна и пунктуальна. Это её особенность".

7

— Вы их едите, — эхом повторяет Холли.

Нет никакого Хищника с Ред-Бэнк. В это невозможно поверить, но это так. Только два пожилых профессора колледжа, живущих в аккуратном викторианском домике неподалеку от престижного колледжа.

Родди в нетерпении делает несколько шагов вперед, доходя практически до пределов досягаемости. Эмили тянет его назад за халат, морщась при этом от боли. Родди, кажется, ничего не замечает.

— Все млекопитающие — каннибалы, — говорит он, — но только у хомо сапиенса на это наложено глупое табу, которое противоречит всем известным медицинским фактам.

— Родди...

Он не обращает на нее внимания. Ему страстно хочется выплеснуть всё наружу. Объяснить. Они никогда не делали этого с другими своими пленниками, но это не скот; ему не нужно беспокоиться о том, что её адреналин заливает её плоть до того, как они будут готовы к забою.

— Этому табу менее трехсот лет, и даже сейчас многие племена — долгоживущие племена, я бы добавил — наслаждаются преимуществами человеческого мяса.

— Родди, сейчас не время...

— Знаете ли вы, сколько калорий содержится в теле взрослого человека среднего веса? Сто двадцать шесть тысяч! — Его голос стал подниматься до истерической высоты, которую многие из его студентов, изучавших диетологию и биологию, могли бы узнать по былым временам. — Здоровая человеческая плоть и кровь лечат эпилепсию, лечат боковой амиотрофический склероз, лечит радикулит! Жир здорового человека лечит отосклероз, основную причину глухоты, а капли теплого жидкого жира в глаза самостоятельно заживляют макуляр...

— Родди, хватит!

Он бросает на нее упрямый взгляд.

— Человеческое мясо обеспечивает долголетие. Посмотрите на нас, если у вас есть сомнения. Нам давно за восемьдесят, но мы крепки и здоровы!

Холли задается вопросом, не впадает ли он в какой-то вид бреда, вызванного болезнью Альцгеймера, или просто сошел с ума. Возможно, и то, и другое. Она только что видела, как они спускались по лестнице осторожной, колеблющейся поступью. Как человеческие вазы династии Минь.

— Перейдем к сути, — говорит Эмили. — Кому вы рассказали? Кто знает, что вы здесь?

Холли не отвечает.

Эмили улыбается кривой улыбкой.

— Извините, я неправильно выразилась. Никто не знает, что вы здесь, по крайней мере, на данный момент, иначе они бы пришли вас искать.

— Полиция, — уточняет Родди. — Копы. Легавые. — Он издает звук полицейской сирены и вращает в воздухе своим скрюченным пальцем.

— Извините моего мужа, — говорит Эмили. — Он расстроен, и от этого становится болтливым. Я тоже расстроена, но мне любопытно. Кто может узнать, что вы здесь?

Холли не отвечает.

Эмили показывает бутылку с водой.

— Вы, наверное, очень хотите пить.

Холли не отвечает.

— Скажите мне, кому вы рассказали... если, конечно, кому-нибудь рассказали. Может быть, и нет. Тот факт, что за вами никто не пришел, говорит об этом, и довольно убедительно.

Холли не отвечает.

— Пойдем, — говорит она Родди. — У нас тут очередная упрямая сучка.

— Вы не понимаете, — говорит Родди Холли. — Никто не сможет понять.

— Может, дадим ей несколько часов на размышление, любовь моя?

— Да, — говорит Родди. В его взгляде появилась какая-то пустота, но теперь она немного рассеялась. — Если только кто-нибудь не придет. Тогда нам не понадобится ее участие, да?

— Да, — отвечает Эмили, — в таком случае не понадобится.

— Я умру независимо от того, расскажу я вам или не расскажу, — говорит Холли. — Я права?

— Не обязательно, — говорит Эмили. — Думаю, у вас нет доказательств. В противном случае вы бы сюда не пришли. Вы сфотографировали наш фургон своим телефоном, но ваш телефон пропал. Без доказательств мы могли бы вас отпустить.

«Как будто не существует этой клетки», — думает Холли.

— С другой стороны... — Она поднимает руку, показывая бинт "Эйс". — Вы причинили мне боль.

Холли думает поднять свою рубашку и показать синяк. Сказать, что в этом вопросе они квиты. Но она этого не делает. Она говорит:

— Наверняка, у вас есть что-то от этого.

— Уже использовали, — бодро отвечает Родди. — Компресс из жира.

«Из Бонни Даль», — думает Холли, и в этот момент до неё доходит абсолютная правда, и она обреченно оседает.

Эмили показывает воду.

— Расскажите мне, что я хочу знать, и я дам вам это.

Холли ничего не говорит.

— Хорошо, — говорит Эмили с грустью, которая совершенно неубедительна, — правда в том, что вы почти наверняка умрете. Но хотите ли вы умереть от жажды?

Холли, которая не может поверить, что она еще не мертва, ничего не отвечает.

— Пойдем, Родди, — говорит Эмили, ведя его обратно к лестнице. Родди послушно идет за ней. — Ей нужно время, чтобы всё обдумать.

— Да. Но не слишком много.

— Не слишком много. Ей, наверное, ужасно хочется пить.

Они поднимаются по лестнице так же осторожно, как и спускались вниз. "Упадите", — мысленно призывает Холли. — "Свалитесь! Споткнитесь, упадите и сломайте свои чертовы шеи!"

Но никто из них не падает. Дверь между миром наверху и этим подвальным подземельем закрывается. Холли остается наедине со своей пульсирующей головой, другими болями и жаждой.

8

Девять часов утра — оживленное время на Ридж-роуд и в других местах. Именно в это время Эмили зовет Родди с крыльца, чтобы поговорить с Холли в подвале. В этот час Пенни Даль разговаривает с Шоной и Питом Хантли, а затем оставляет голосовые сообщения на телефонах Джерома и Барбары Робинсон.

В эти же девять часов Барбара спускается по лестнице из гостевой комнаты в доме Оливии, где она провела ночь. На ней шорты и топ, одолженные ей Мари Дюшан. Они не совсем одного размера, но достаточно близки. Барбара не помнит, когда она в последний раз так долго спала. Похмелья у нее нет, возможно, потому что Мари посоветовала ей принять перед сном две таблетки тайленола — по ее словам, это верное средство, если только не принимать ванну с этим веществом, — а возможно, потому что она перешла на газированную воду, когда они во главе с деканом факультета Розалин Бёркхарт направились в паб "Грин Дор". По словам Розалин, именно этот паб был излюбленным местом отдыха Оливии до того, как она отказалась от спиртного в семидесятые годы после первого приступа фибрилляции.

Как и большинство подростков, Барбара первым делом направляется прямиком к своему телефону. Она видит, что заряд упал до 26 процентов, а зарядное устройство она оставила дома. Она также видит, что у нее есть пропущенный вызов и голосовое сообщение, которые, должно быть, пришли как раз в тот момент, когда она одевалась. Она думает, что это будет одно из тех надоедливых сообщений, информирующих ее о том, что она может обновить гарантию на свой автомобиль (как будто у нее есть такая гарантия), но это не так. Это сообщение от Пенни Даль, клиентки Холли.

Барбара слушает его с нарастающей тревогой. Её первая мысль — произошел несчастный случай. Ее подруга живет одна, а с такими людьми иногда случаются несчастные случаи. Они могут поскользнуться в душе или на лестнице. Они могут заснуть с зажженной сигаретой (Барбара уже знает, что Холли снова курит). Или на них могут напасть в гараже, как в том, что под домом Холли. Если повезет — ограбят, если нет — изобьют или изнасилуют.

Когда Мари спускается по лестнице — медленнее, потому что Мари вчера вечером не перешла на газированную воду, — Барбара звонит Холли. Ей отвечают, что почтовый ящик Холли переполнен.

Барбаре это не нравится.

— Мне нужно кое-кого проведать, — говорит она Мари. — Подругу.

Мари, всё еще одетая во вчерашнюю одежду и с беспорядком на голове, спрашивает, не хочет ли она сначала выпить чашечку кофе.

— Может быть, позже, — говорит Барбара. Это нравится ей всё меньше и меньше. Теперь она думает не только о несчастных случаях, но и о текущем деле Холли. Она хватает свою сумку, бросает в нее телефон и уезжает на машине матери.

9

Родди снова на крыльце. Эмили присаживается к нему. Он безучастно смотрит на улицу. «Он приходит и уходит», — думает Эмили. – «Однажды он уйдет и не вернется».

Она не сомневается, что Гибни в конечном итоге расскажет им то, что они хотят знать (и что им нужно знать), но Эмили не думает, что они могут позволить себе долго ждать. Это значит, что ей придется думать за них обоих. Она не хочет глотать цианид, хотя, если придется, она это сделает; лучше самоубийство, чем видеть, как их имена пестрят во всех газетах и звучат на всех новостных каналах не только в Америке, но и по всему миру. Ее репутация, так тщательно создававшаяся на протяжении многих лет, рухнет в одночасье. Репутация Родди тоже. «Каннибалы из колледжа», — думает она. – «Вот как они нас назовут».

Лучше уж тогда цианид. Безусловно. Но если есть шанс, почему бы им не воспользоваться? И если им придется прекратить то, что они делали, неужели это будет так ужасно? Всё чаще она задается вопросом, не обманывали ли они себя все эти годы. Из того, что она читала по теме питания и чудодейственных лекарств, ей знакома фраза из двух слов. Эта фраза уже приходила в голову изможденной и измученной жаждой женщине в их подвале.

Между тем время идет, и, быть может, им не придется ждать, когда Гибни заговорит.

— Родди.

— Ммм? — Смотрит на улицу.

— Родди, посмотри на меня. — Она щелкает пальцами перед его глазами. — Сосредоточься.

Он поворачивается к ней.

— Как твоя спина, дорогая?

— Лучше. Немного. — Это правда. Сегодня, наверное, шесть баллов по универсальной шкале боли. — Мне нужно кое-что сделать. Ты должен остаться здесь, но не спускайся вниз. Если придет полиция и у них не будет ордера на обыск, пошли их подальше и позвони мне. Ты это понимаешь?

— Да. — Похоже, что понимает, но она этому не верит.

— Повтори это мне.

Он повторяет. Идеально.

— Если у них будет ордер, впусти их. Затем позвони мне и прими одну из этих таблеток. Ты помнишь, куда их положил?

— Конечно. — Он бросает на нее нетерпеливый взгляд. — Они в моем кармане.

— Хорошо. Дай мне одну. — И из-за его испуганного взгляда (он такой зайка) она добавляет. — На всякий случай.

На это он улыбается и поет:

— Куда ты уходишь, моя маленькая, маленькая?[157]

— Это неважно. Не беспокойся. Я вернусь не позже полудня.

— Хорошо. Вот твоя таблетка. Будь осторожна с ней.

Она целует уголок его рта, а затем импульсивно обнимает его. Она любит его и понимает, что всю эту кашу заварила она. Если бы не она, Родди так и продолжал бы бушевать, проводя свою пенсию за написанием ответов в различные журналы (журналы, которые он сам иногда с отвращением швыряет через всю комнату). Конечно, он никогда бы не опубликовал ничего о пользе поедания человеческой плоти; он был достаточно умен (в то время), чтобы понимать, как подобные идеи отразятся на его репутации. "Меня бы называли "Скромное предложение" Харриса"[158], — пробурчал он однажды (по ее инициативе он прочитал эссе Джонатана Свифта). Именно она подтолкнула его — их — от теории к практике, и им представился идеальный случай для проверки: тот латинос, который осмелился перечить ей насчет поэтической мастерской. Поедание якобы талантливых мозгов этого педика доставило ей удовольствие.

«И это помогло», — говорит она себе. – «Действительно помогло. Помогло нам обоим».

На журнальном столике в гостиной лежит сумочка Холли и ее кепка. Эмили натягивает кепку на голову, роется в сумочке, перебирая всевозможные мелочи из жизни Холли (включая маски и сигареты — ироничный контраст не ускользает от Эмили), и находит что-то похожее на карточку входа. Она прячет ее в карман. На каминной полке лежит револьвер женщины, которым она повредила руку Эм.

Телефон Гибни давно исчез, но Эмили покопалась в нем, прежде чем извлечь сим-карту, а затем засунуть ее в микроволновку для надежности. Доступ к телефону оказался достаточно простым: всё, что потребовалось от Эми, — это приложить отпечаток пальца потерявшей сознание женщины к экрану, а потом еще раз — при открытии службы определения местоположения в настройках конфиденциальности. Она увидела, что последними двумя местами, которые посетила Гибни перед приходом сюда, были ее офис и ее дом. Эмили не решается вернуться в жилой дом средь бела дня, но считает, что офис — более удачный вариант, поскольку проблемная женщина провела там немало времени.

У Гибни есть (скоро всё будет в прошедшем времени) партнер по имени Пит Хантли, и когда Эмили находит Хантли в Фейсбуке, она встречает удивительную удачу. Сам он публикует не так много, но комментарии и сообщения говорят Эмили все, что ей нужно знать: у него ковид. Он был дома, а теперь находится в больнице. Последний комментарий, опубликованный всего час назад, принадлежит некой Изабель Джейнс и гласит: "Завтра ты вернешься домой и встанешь на ноги через неделю или две! Выздоравливай, старый ворчун...", а затем — эмодзи медведя.

Если Гибни работает на мать эльфийки, она могла написать отчет. Если это так, и если это единственное — не считая самой Гибни, а она скоро станет лишь мокрым комком в пластиковом мешке для утилизации, — и если Эмили сможет получить бумажную копию... или удалить ее с компьютера Гибни...

Это рискованный шаг, но он того стоит. Тем временем их пленница будет становиться всё более жаждущей и всё более готовой говорить. «Может быть, ей даже захочется сигаретки», — думает Эмили и улыбается. Ситуация отчаянная, но она никогда не чувствовала себя более живой. И, по крайней мере, это отвлекло ее от болей в спине. Она начинает уходить, но потом передумывает. Она берет из холодильника парфе из эльфийки — серый, с красными завитушками — и заглатывает его.

Вкусно!

Она открыла для себя, что вначале человеческая плоть вызывает любопытство. Потом она начинает нравиться. В конце концов, ты начинаешь ее любить, и в один прекрасный день ты уже не можешь насытиться ею.

Вместо того чтобы выйти через кухонную дверь в гараж, она идет длинным путем, чтобы снова поговорить с Родди.

— Повтори, что я тебе сказала.

Он повторяет. Ни единой ошибки.

— Не спускайся туда, Родди. Это самое важное. Пока я не вернусь.

— Команда напарников, — говорит он.

— Верно, команда напарников. — И она идет по подъездной дорожке к "Субару".

10

Помимо жажды, колотящей головной боли и других болей, которых трудно сосчитать, Холли испытывает страх. Она уже не раз была близка к смерти, но никогда не была так близка, как сейчас. Она понимает, что ее убьют в любом случае, и это произойдет скоро. Как говорят в старых фильмах жанра нуар, которые так любит Холли, она слишком много знает.

Она не совсем уверена, что представляет собой большой металлический ящик в дальнем конце подвала, но подозревает, что это может быть дробилка для древесины. Шланг проходит через стену и уходит по ту сторону маленькой двери в мастерской. «Вот как они избавляются от своих жертв», — думает она. – «От того, что от них остается». Одному Богу известно, как они протащили сюда свою установку для утилизации.

Она смотрит на доску с крючками на дальней стене и видит там два предмета, которые не являются инструментами. Один — велосипедный шлем. Рядом с ним — рюкзак. У Холли подкашиваются колени при виде их, и она садится на матрас, слегка задыхаясь от боли в ребрах. Матрас слегка двигается. Она видит край чего-то под ним. Она приподнимает матрас, чтобы посмотреть, что там такое.

11

У Барбары есть ключ от квартиры Холли, но нет пульта от ворот, поэтому она паркуется на улице, спускается по пандусу и ныряет под шлагбаум. Сразу же она видит то, что ей не нравится. Машина Холли на месте, но припаркована близко к пандусу, а оба отведенных для Холли места — одно для нее, другое для гостя — находятся гораздо дальше. И еще одна деталь: левое переднее колесо выехало за желтую линию и вторгается на соседнее парковочное место. Холли никогда бы так не припарковалась. Она бы взглянула, снова села бы в свой автомобиль и сделала бы коррекцию.

Может быть, она торопилась.

Может быть, и так, но ее собственные места находятся ближе к лифту и лестнице. Барбара выбирает лестницу, потому что для лифта нужна карточка, а у нее ее нет. Она поднимается торопливым шагом, волнуясь, как никогда. На этаже Холли она пользуется ключом, открывает дверь и просовывает голову внутрь.

— Холли? Ты здесь?

Ответа нет. Барбара быстро осматривает квартиру, перебегая из комнаты в комнату. Всё на своих местах, и всё аккуратно, как булавка: кровать застелена, на кухне нет ни крошек, ни пятен, ванная комната безупречна. Единственное, что замечает Барбара, — это устойчивый запах табачного дыма, да и то слабый. В каждой комнате стоят ароматические свечи, а единственная пепельница находится в сушилке для посуды, чистая, как стеклышко. Всё выглядит хорошо. В самом деле, прекрасно.

Но вот машина.

Машина беспокоит ее. Не на своем месте и неаккуратно припаркованная.

Звонит телефон. Это Джером.

— Ты ее разыскала?

— Нет. Я сейчас в ее квартире. Мне это не нравится, Джей. — Она рассказывает ему о машине, думая, что он отмахнется от этого, но Джерому это тоже не нравится.

— Хм. Посмотри в той маленькой корзинке у входной двери. Она всегда бросает туда ключи, когда входит. Я видел, как она это делала тысячу раз.

Барбара смотрит. Там лежит запасной ключ от "Приуса" Холли, но нет ее брелока. Нет и карточки для лифта.

— Наверное, они в ее большой сумке через плечо.

— Может быть, но почему ее машина стоит там, а ее нет?

— Она поехала на автобусе? — с сомнением говорит Барбара.

— Из-за ковида у них нет регулярного расписания. Я узнавал об этом, когда пытался доехать на одном из них до аэропорта. Пришлось воспользоваться Убером.

— Бедняга, — говорит она, но это неудачная попытка их обычного дружеского подтрунивания.

— У меня плохое предчувствие, Ба. Думаю, мне пора возвращаться домой.

— Джером, нет!

— Джером — да. Я посмотрю, каким рейсом лучше прилететь. Если она объявится до того, как я сяду в самолет, позвони мне или напиши.

— А как же твой шикарный уик-энд в Монтоке? У тебя есть шанс встретиться со Спилбергом!

— Мне всё равно не понравились два его последних фильма. Когда я вчера разговаривал с ней, всё было в порядке, но... — Он замолкает, но продолжает, прежде чем она успевает заговорить. — Всё может быть. Даль тоже оставила мне сообщение. Она была очень обеспокоена. Холс могла натолкнуться на опасного человека, расследуя исчезновение Бонни. И других. Теперь еще этот парень Кастро девяти-десятилетней давности, добавь его в список.

— Может быть. Я не знаю. — Всё, что Барбара знает наверняка, это то, что Холли никогда бы не припарковалась таким образом. Это неаккуратно, а неаккуратность несвойственна Холли.

— Ты пыталась позвонить в офис?

— Да. По дороге сюда. Запись на автоответчике.

— Может, стоит туда съездить. Убедиться, что она не... Я не знаю.

Но Барбара знает. Убедиться, что она не мертва.

— Мы, наверное, пугаемся собственных теней, Джей. Этому может быть вполне разумное объяснение, и ты зря полетишь домой.

— Проверь офис. Если ты найдешь ее до того, как я сяду в самолет, дай мне знать.

Она выходит из квартиры и спешит вниз по лестнице.

12

Пока Барбара разговаривает с братом по телефону, находясь в пустой квартире Холли, Родни Харрис сидит на крыльце своего дома, готовясь к написанию письма для журнала "Гат", важного издания, посвященного гастроэнтерологии и гепатологии. В последнем номере журнала Родни прочитал совершенно абсурдную статью Джорджа Хокинса об обнаруженной им взаимосвязи между пилорусом и болезнью Крона. Хокинс — доктор наук, не меньше! — полностью исказил работы Майрона ДеЛонга и... и еще одного человека, имя которого Родди сейчас не может вспомнить. Таким образом, выводы Хокинса абсолютно ошибочны.

Родди пожевывает жареные эльфийские шарики, с наслаждением хрустя ими. "Мой ответ уничтожит его", — удовлетворенно думает он.

Он вспоминает, что у них в подвале есть пленница. Он не может вспомнить ее имя, но помнит выражение ужаса на ее лице, когда Эм сказала ей о том, как им удалось предотвратить худшие проявления старости. Мысль о том, чтобы разрушить один за другим ее глупые предрассудки, доставляет ему почти такое же удовольствие, как написание письма для журнала "Гат", которое разрушит хрупкий карточный домик профессора Джорджа Хокинса. Он забыл наказ Эмили держаться подальше от подвала. А если бы и вспомнил, то счел бы это глупостью. Господи, женщина в клетке!

Он поднимается и заходит в дом, на ходу забрасывая в рот еще один эльфийский шарик. Они обладают чудодейственным эффектом.

13

Холли со скрипом поднимается на ноги, когда Харрис спускается в подвал. Она гадает, неужели это конец и как всё закончится. Он останавливается у подножия лестницы и просто стоит там некоторое время. В своей собственной вселенной. Он всё еще в халате и пижаме. Он достает из кармана халата что-то коричневое и круглое и бросает себе в рот. Холли не хочет верить, что это кусочек дочери Пенни Даль, но подозревает, что это именно так. Ее левая рука сжимается в кулак и разжимается в такт пульсирующей боли в голове. Короткие ногти впиваются в ладонь.

— Это то, о чем я думаю? — спрашивает она.

Он заговорщически улыбается ей, но ничего не говорит.

— Помогают ли они при боли? А то у меня всё болит.

— Да, они обладают обезболивающим эффектом, — говорит он и забрасывает еще один в рот. — Довольно удивительно. Несколько римских пап знали об их благотворном действии. Ватикан держит это в тайне, но есть записи!

— Можно мне... могли бы вы дать мне один? — Мысль о том, чтобы съесть кусочек дочери Пенни Даль, вызывает у нее тошноту почти до рвоты, но она пытается выглядеть одновременно умоляющей и надеющейся.

Он улыбается, достает из кармана халата один из маленьких коричневых шариков и начинает приближаться к ней. Затем он останавливается и качает на нее пальцем, как снисходительный родитель, который застал своего трехлетнего ребенка за рисованием фломастерами на обоях.

— А-я-яй, — говорит он. — Нетушки, мисс... как вас зовут?

— Холли. Холли Гибни.

Родди смотрит на метлу, с помощью которой они проталкивают еду и воду через заслонку, затем качает головой. Он начинает возвращать коричневый шарик обратно в карман халата, но потом передумывает и бросает себе в рот.

— Если вы не хотите мне помочь, то для чего вы спустились, мистер Харрис?

— Профессор Харрис.

— Простите. Профессор. Вы хотели поговорить?

Он просто стоит и смотрит куда-то вдаль. Холли с удовольствием бы свернула его тощую шею, но он всё еще стоит у подножия лестницы, в двадцати или двадцати пяти футах от нее. Жаль, что у нее не такие длинные руки.

Он разворачивается, чтобы подняться обратно, потом вспоминает, зачем спустился, и снова поворачивается к ней.

— Давайте поговорим о печени. О пробудившейся человеческой печени. Что скажете?

— Хорошо. — Она не знает, как заманить его поближе, но пока он не поднимается наверх — или пока его жена, чьи мозги, похоже, работают лучше, не спускается вниз, — ей может что-то прийти в голову. — Как пробудить печень, профессор?

— Конечно же, съев другую печень. — Он смотрит на нее, как на идиотку. — Лучше всего подходит телячья печень, но я подозреваю, что свиная будет почти так же хороша. Мы никогда ее не пробовали. Из-за прионов. Кроме того, если всё работает...

— То лучше не трогать, — заканчивает Холли. Ее голова болит так сильно, что кажется, будто пульсируют глазные яблоки, а ее жажда огромна, но она улыбается ему своей самой лучшей улыбкой, говорящей "научите меня". Ее рука сжимается и разжимается, сжимается и разжимается.

— Верно! Абсолютно верно! Если всё работает, то не нужно трогать. Это аксиома! Я подозреваю, что человеческая печень была бы лучшей из всех, но чтобы накормить человека свежей человеческой печенью, проблема была бы... очевидно... была бы... — Он хмурится в пространство.

— Что вам понадобятся два пленника, — говорит Холли.

— Да! Да! Очевидно! Аксиоматично! Но печень... что я говорил?

— Пробудилась, — говорит Холли. — Возможно... стала готовой?

— Именно так. Печень — это священный Грааль. Настоящий священный Грааль. Таинство. Знаете ли вы, что человеческая печень содержит все девять необходимых аминокислот? Что она особенно богата лизином?

— Который предотвращает герпес, — говорит Холли, которая подвержена им.

— Это наименьшее из его достоинств! — Голос Харриса повышается. Скоро он достигнет уровня, близкого к крику, который так пугал некоторых студентов, что они бросали его занятия. — Лизин лечит тревогу! Лизин заживляет раны! Печень — это кладезь лизина! Он также оживляет вилочковую железу, создающую Т-клетки! А ковид? Ковид? — Он смеется, и даже это почти крик. — Те, кому посчастливилось поесть человеческой печени, особенно пробужденной человеческой печени, те смеются над ковидом, как я и моя жена! О, и железо! Человеческая печень богаче железом, чем печень телят... овец... свиней... оленей... сусликов... да кого угодно. В человеческой печени железа больше, чем в печени синего кита, а вес синего кита составляет сто шестьдесят пять тонн! Железо предохраняет от усталости и улучшает кровообращение, особенно в МООЗГЕ! — Родди постукивает себя по виску, где пульсирует узел мелких вен.

Холли думает, что разговаривает с настоящим безумным ученым. Только, конечно, она не разговаривает, а слушает. Родни Харрис больше не читает лекций. Он кричит невидимой аудитории неверующих.

— Унции, ВСЕГО ЛИШЬ УНЦИИ человеческой печени содержат семьсот процентов КАЖДОГО ВИТАМИНА, необходимого для образования эритроцитов и клеточного МЕТАБОЛИЗМА! Посмотрите на мою кожу, моя добрая эльфийка, просто посмотрите на нее!

Родди схватывает одну впалую морщинистую щеку и ощупывает ее, как стоматолог, готовящийся вколоть новокаин в десну пациента.

— Гладкая! Гладкая, как сказочная ПОПКА МЛАДЕНЦА! И это только ПЕЧЕНЬ! — Он делает паузу, чтобы перевести дух. — Что касается употребления мозговой ткани...

— Всё это чушь, — говорит Холли. Это просто вырывается из ее уст. У нее нет ни плана, ни стратегии. Она просто сыта по горло. Мысли о том, чтобы потешить его самолюбие, улетучились.

Он смотрит на нее широко раскрытыми глазами. Он выступал перед невидимой аудиторией, убеждал ее, а тут какая-то неоперившаяся недоучка, не имеющая за душой ничего, кроме курса школьной биологии, имела наглость оспорить его мнение. — Что? Что вы сказали?

— Я сказала, что вы несёте чушь, — отвечает Холли. Она держится за прутья клетки правой рукой, левая сжата в кулак над правой грудью, ее лицо прижато к одному из железных квадратов, и она пристально смотрит на него. Ее старание не употреблять вульгаризмы, впитанное чуть ли не с молоком матери, также улетучилось. — Это шарлатанская хрень, такая же, как медные браслеты и магические кристаллы. Гладкая кожа? Вы когда в последний раз смотрелись в зеркало, профессор? Вы же морщинистый, как незаправленная постель.

— Заткнись! — Его щеки пылают тускло-красным цветом. Вены на висках пульсируют всё быстрее и быстрее. — Заткнись, ты... ты, тупица!

"Они убьют меня, но прежде я поведаю этому человеку несколько простых истин".

— Что касается улучшения мозговой деятельности... Вы страдаете болезнью Альцгеймера, профессор, и это не ранняя стадия. Вы не можете вспомнить мое имя, а через несколько месяцев, может быть, всего через несколько недель, вы не сможете вспомнить и свое собственное.

— Заткнись! Заткнись! Ты — невежественное, отсталое существо!

Он делает шаг к ней. Именно на это Холли и рассчитывала, когда просила его поделиться одним из своих ужасных коричневых шариков плоти, но теперь она почти не замечает этого. В гневе — на него, на его жену, на свое нынешнее безнадежное положение — она даже забыла о жажде.

— Вы думаете, вам становится лучше. Ваша жена думает, что ей становится лучше. Может быть, на какое-то время вам действительно стало лучше. Такое случается. Не вы один читаете научные журналы. Это называется...

— Прекрати! Это ложь! Это грязная чертова ложь!

Он не хочет, чтобы она произнесла то, что, как он знает, может быть правдой, но она намерена это сделать. Ей придется замолчать, когда она умрет, но пока что она еще жива.

14

Когда Холли сообщает Родни Харрису, что он не единственный, кто читает научные журналы, Эмили входит в здание Фредерик-билдинг. Идея с масками ей кажется смехотворной, но сейчас она рада, что на ней маска, а кепка Холли натянута так, что козырек затеняет ей глаза. Она подходит к схеме здания и смотрит, где расположен офис агентства "Найдем и сохраним". Он находится на пятом этаже, вместе с офисами "Импорт мебели, Инк." и "Дэвид и Дочь, Судебные бухгалтеры".

Эмили заходит в лифт и нажимает кнопку 5. Выйдя из лифта, она удостоверяется, что коридор пуст, и, прихрамывая, идет к двери с надписью ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО "НАЙДЕМ И СОХРАНИМ". Поскольку у нее есть ключи Холли, она с радостью обнаруживает, что дверь заперта. Значит, дежурного администратора нет. Если бы был, то она изобразила бы из себя рассеянную старушку и сказала бы, что, наверное, ошиблась этажом, извините. Она начинает перебирать ключи Холли, пробуя те, которые могли бы подойти, и надеясь, что никто из "Импорта мебели" или "Дэвида и Дочери" не выйдет в туалет.

Третий ключ подходит. Она входит в зону ожидания. Тихо шумит кондиционер. Она проверяет компьютер на небольшом столе, надеясь, что он находится в спящем режиме, но тщетно. Она открывает дверь справа и заглядывает в кабинет партнера-мужчины, судя по развешанным на стене спортивным страницам в рамке. Та, что с заголовком "КЛИВЛЕНД ВЫИГРЫВАЕТ МИРАВУЮ СЕРИЮ" (плохая грамматика, думает она), скорее всего, настоящая, но не "БРАУНЫ ВЫИГРЫВАЮТ СУПЕРКУБОК!"

Другой кабинет принадлежит Гибни. Она спешит к компьютеру Холли и нажимает случайную клавишу, надеясь вывести его из спящего режима. Он действительно был в спящем режиме, но требует пароля для доступа ко всевозможным сокровищам. Она пробует несколько вариантов, включая HollyGibney, hollygibney, FindersKeepers, finderskeepers, LaurenBacallFan и password. Ни один из них не срабатывает. Она смотрит на стол — аккуратный, упорядоченный и пустой, за исключением блокнота. На верхнем листе нарисованы цветы и несколько надписей. Там есть имя Имани, которое Эмили ни о чем не говорит, а вот трейлерный парк "Элм Гроув" — да; это место, куда поехала Эмили, чтобы вычистить трейлер этой дряни Краслоу и создать видимость, что она сама уехала. Эми это не нравится, но то, что написано ниже, нравится ей еще меньше: "Звонарь", Х. Кастро и 2012 год.

Как эта сволочь смогла столько раскопать?

Эм отрывает этот листок и еще один под ним, на всякий случай. Она комкает их и кладет в карман. Она проверяет один за другим ящики стола, надеясь найти письменный отчет. Она не находит его, и даже если бы нашла, это не успокоило бы ее, если бы он не был написан от руки. Не находит она и бумажки с написанным на нем паролем Холли, и на нее накатывает волна злобного отчаяния.

"Мы должны были придумать план Б, помимо таблеток с цианидом", — думает она. — "Почему мы этого не сделали?"

Ответ кажется очевидным: потому что они старые, а старики не могут бегать далеко и быстро.

Может быть, нет никакого отчета. Может быть, глупая женщина была слишком не уверена в своих выводах, чтобы написать его или рассказать кому-то.

Эмили решает, что это лучшее, на что она может надеяться. Она поедет домой. Родди пристрелит сучку Гибни, как он пристрелил сучку Краслоу. Они прогонят ее через "Морбарк", превращая в порошок ее кости и переваривая все остальное, включая ее отравленную никотином печень. Затем они отправятся на озеро на лодке "Мэри Кэсер", где остановятся над самой глубокой частью и сбросят останки Холли Гибни в пластиковом мешке для утилизации. После этого они продолжат надеяться на лучшее. Что еще остается? Самоубийство, конечно, но Эмили надеется, что до этого не дойдет.

Она находит стенной сейф, предсказуемо спрятанный за картиной с изображением горного луга. Она пробует дергать ручку, ничего не ожидая и ничего не получая. Она с отвращением крутит кодовый замок, вешает картину на место и выключает компьютер. Решив, что блокнот немного не на своем месте, она выравнивает его. Затем она отступает тем же путем, что и пришла, вытирая все, к чему прикасалась, начиная с клавиатуры компьютера и заканчивая ручкой двери кабинета. Надевает маску и заглядывает в глазок, чтобы убедиться, что путь свободен. Пройдя половину коридора, она вспоминает, что забыла запереть дверь. Она возвращается и делает это, еще раз тщательно стирая свои отпечатки пальцев.

В лифте она опускает козырек кепки. В холле она встречает только одного человека и, опустив голову, видит только джинсы и кроссовки, когда Барбара Робинсон проходит мимо нее, направляясь к лифту. Пора возвращаться домой и заканчивать хотя бы одну неприятную историю.

Когда она открывает дверь на улицу, особо зловещая вспышка боли поражает ее поясницу. Эмили стоит на тротуаре и, скорчив гримасу, ждет, когда боль утихнет. Боль проходит, хотя и не полностью, и она благодарит Бога (которого, конечно же, не существует) за съеденное перед выходом из дома эльфийское парфе. Она переходит Фредерик-стрит и идет к своей машине, хромая сильнее, чем когда-либо.

В ее голове всплывает фраза, которую в этот момент Холли кричит ее мужу, но она отбрасывает ее.

15

— ЭТО НАЗЫВАЕТСЯ ЭФФЕКТОМ ПЛАЦЕБО, ты, полубезумный иди...

Он бросается на нее, кричит ей заткнуться, эффекта плацебо не существует, это всего лишь манипуляция со статистикой со стороны ленивых псевдонаучных...

Она хватает его, как только он оказывается на расстоянии вытянутой руки. И снова никаких размышлений, даже капли предварительного планирования; она просто выбрасывает свою правую руку сквозь прутья клетки и обвивает ею его шею. Болят ушибленные ребра, но в состоянии адреналинового возбуждения она почти не замечает этого.

Он пытается вырваться, и ему это почти удается. Холли усиливает хватку и прижимает его к решетке. Халат соскальзывает с него, обнажая смешную пижаму с рисунком пожарной машины.

— Отпусти меня! — Родди задыхается, булькая словами. — Отпусти меня!

Холли вспоминает, что у нее в левой руке. То, что она сжимала так крепко, что врезалось в ее ладонь. Это треугольная сережка, пара к той, которую она нашла в траве рядом с заброшенной автомастерской. Она толкает руку сквозь решетку и, крепко зажав серьгу между большим и указательным пальцами, проводит одним из ее трех золотых концов по тощему горлу Харриса полукругом от одной челюсти до другой. Она ничего не ожидает, просто делает это. На большей части этого десятидюймового полукруга острие едва рассекает кожу; порез от бумаги мог бы быть глубже и вызвать больше крови. Затем оно зацепляется за выпирающий сухожилистый узел и проникает глубже. Родди помогает в этом, резко поворачивая голову в сторону, пытаясь увернуться от того, чем она его режет. Серьга прорезает яремную вену, и Холли принимает сначала одну струю теплой крови, а затем другую, когда его сердце выдавливает ее. Она попадает ей в глаза и жжет.

Родди делает конвульсивный рывок и освобождается от хватки. Пошатываясь, он идет к лестнице, задняя часть халата свисает почти до пояса, а остальная часть волочится по полу. Он прикладывает руку к шее. Кровь бьет сквозь его пальцы. Он натыкается на стоящую там метлу и спотыкается об нее. Он ударяется головой о перила лестницы и падает на колени. Струйки крови продолжают литься, но начинают ослабевать. Опираясь на перила, он встает на ноги и поворачивается к ней. Его глаза широко открыты. Он протягивает руку и издает гортанный звук, который может быть чем угодно, но Холли думает, что это имя его жены. Халат сползает до конца. Он напоминает змею, сбрасывающую шкуру. Он делает два шага к ней, размахивая руками, затем падает лицом вниз. Передняя часть его черепа ударяется о бетон. Его пальцы дергаются. Он пытается поднять голову и не может. Кровь струится по бетону.

Холли застыла от шока и изумления. Ее руки всё еще торчат из двух квадратов, образованных перекрещивающимися прутьями. Серьга всё еще в левой руке, на которую словно надета мокрая красная перчатка. Сначала единственной мыслью в ее голове становится вопрос леди Макбет: «Кто бы мог думать, что в старике окажется столько крови?»

Затем всплывает другая мысль: «Где его жена?»

Она делает шаг назад, потом два, затем спотыкается о собственную ногу и тяжело опускается на матрас. Она вскрикивает от боли в ушибленных и возмущенных ребрах. Серьга выскальзывает из ее руки.

Она ждет Эмили.

16

Барбара едва замечает женщину, проходящую мимо нее в холле Фредерик-билдинга. Ее мысли заняты серией детских детективных книг "Дедукция, пожалуйста", которые Джером читал в детстве, а потом передал ей. Она не знает, зародилось ли в этих книгах их с Джеем увлечение выбранной Холли сферой деятельности (особенно у него), но, возможно, да.

В каждой книге серии "Дедукция, пожалуйста" было тридцать-сорок загадок, каждая из которых занимала всего две-три страницы. В них действовал сыщик с необычным именем Датч Спайглас. Датч приходил на место преступления, наблюдал, разговаривал с несколькими людьми, а затем разгадывал загадку (обычно это была кража, иногда поджог или удар по голове, но никогда — убийство). Датч всегда заключал свое расследование одними и теми же словами: "Все улики налицо! Решение под рукой! Дедукция, пожалуйста?" Джерому иногда удавалось разгадывать дела, Барбаре — почти никогда... хотя, когда она заглядывала на последнюю страницу книги и читала ответ, всё всегда казалось очевидным.

Поднимаясь в лифте, она думает, что исчезновения, которые расследует Холли, похожи на те мини-загадки, над которыми она ломала голову, когда ей было девять или десять лет. Более мерзкие, более зловещие, но в основе своей те же. Все улики налицо, решение под рукой. Барбара уверена, что так оно и есть. Она хотела бы заглянуть на последнюю страницу книги и прочитать разгадку, но книги нет. Есть только ее пропавшая подруга.

Она идет по коридору и открывает своим ключом дверь офиса "Найдем и сохраним".

— Холли?

Ответа нет, но у Барбары возникает странное чувство, что здесь кто-то есть или был не так давно. Это не запах, просто ощущение, что воздух недавно был нарушен.

— Есть кто-нибудь?

Тишина. Она быстро заглядывает в кабинет Пита. Она даже проверяет шкаф для одежды. Затем она подходит к двери кабинета Холли. Она замирает на минуту, держа руку на ручке, боясь, что найдет Холли мертвой в кресле, с открытыми остекленевшими глазами. Она заставляет себя открыть дверь, говоря себе, что не увидит Холли, а если увидит, то не должна кричать.

Холли там нет, но ощущение чьего-то недавнего присутствия не покидает Барбару. Она смотрит на стол Холли и видит только чистый блокнот, который она использует, когда рисует, делает заметки или и то, и другое. Он аккуратно расположен в центре, и это в стиле Холли. Барбара нажимает кнопку на клавиатуре компьютера и хмурится, когда ничего не происходит. Холли почти никогда не выключает компьютер, просто оставляет его в спящем режиме. Холли ненавидит даже короткое ожидание, пока он загружается.

Барбара включает компьютер и, когда появляется стартовый экран, запускает приложение "Блокнот" на своем телефоне, чтобы посмотреть пароль от всех компьютеров в офисе: Qxtt4#%ck. Она вводит его. Ничего не происходит, только быстрое раздражающее дрожание, означающее, что "Мак" отклонил пароль. Она пробует еще раз, на всякий случай, если ввела его неправильно. Результат тот же. Она нахмуривается, затем издаёт нервный смешок, когда понимает, в чем дело. Каждые полгода пароль автоматически меняется в целях безопасности, и это означает, что пароль Qxtt4#%ck истек первого июля. Холли не дала ей новый пароль, а Барбара, занятая своими делами, забыла спросить. Возможно, он есть у Джерома, но предполагает, что и у него его нет. Он тоже был занят своими делами.

Дедукция, пожалуйста?

У Барбары ее нет. Она встает, собирается уходить, но, повинуясь внезапной прихоти, снимает висящую на стене картину с пейзажем Тернера. За ней стоит сейф компании. И хотя он закрыт и заперт, Барбара видит нечто, что усиливает ее тревогу. Когда Холли пользуется сейфом, она всегда сбрасывает комбинационный диск на ноль. Это одно из ее мелких пристрастий. Пит не стал бы обнулять код, если бы пользовался сейфом, но Пит был почти весь месяц вне офиса.

Она пробует ручку. Заперто. Она не знает комбинации, поэтому не может проверить, взято ли что-то или нет. Что она может сделать, так это сбросить диск на ноль, вернуть картину на место и позвонить своему брату.

17

Эмили паркуется на подъездной дорожке и выбирается из "Субару" слишком быстро. Еще один разряд боли пронзает ее спину. Становится всё труднее и труднее поверить в то, что они сдерживают неумолимый поток старения, а ведь это они приняли на веру, с тех пор как угостились Хорхе Кастро.

«Не вера», — настаивает она. – «Наука. На их стороне мощь науки. Это просто нервные спазмы, вызванные перенапряжением. Они пройдут, и как только пройдут, я продолжу свое выздоровление».

Она поднимается по ступенькам, упираясь ладонями в поясницу у основания позвоночника. Родди уже не сидит на крыльце, там только полупустая кофейная чашка и его блокнот. Она опускает взгляд на него и с огорчением видит, что его прежде аккуратный почерк стал расплываться и дрожать. И он больше не придерживается синих линий в блокноте. Его предложения скачут вверх-вниз, как будто он писал их на "Мэри Кэсер" во время шторма.

Она думает найти его в гостиной или в кабинете на первом этаже, но его нет нигде, а когда она заходит на кухню, то видит, что дверь в подвал открыта. Эмили чувствует, что у нее заныло в животе. Она подходит к двери.

— Родди?

Отвечает женщина. Жалкая шпионящая женщина.

— Он здесь, профессор, и думаю, что он только что прочитал свою последнюю лекцию.

18

Джером говорит Барбаре, что не сможет полететь. Рейс был запланирован на 12:40, но когда он позвонил, чтобы забронировать место, ему сказали, что рейс отменен из-за ковида. Пилот и три члена экипажа самолета сдали положительные тесты.

— Я попробую взять машину напрокат. Это чуть менее пяти сотен миль. Я смогу вернуться домой к полуночи. Или раньше, если не будет слишком много пробок.

— Ты уверен, что тебе дадут машину по возрасту? — Она надеется, что да. Она хочет, чтобы он был рядом с ней, очень хочет.

— Два месяца назад стало можно. Я даже могу получить скидку по карточке Гильдии авторов. С ума сойти, да?

— Хочешь знать, от чего можно сойти с ума? Мне кажется, что в офисе кто-то побывал. Я сейчас здесь. — Она рассказывает ему о том, как ей пришлось включить компьютер, вместо того чтобы просто вывести его из спящего режима нажатием клавиши, и о том, что комбинация цифр на замке сейфа была установлена не на ноль. — У тебя есть ее пароль? Тот, который вступил в силу в начале месяца?

— Блин, нет. Я туда вообще не заходил. Писал свою книгу, знаешь же.

Барбара знает.

— Она могла выключить компьютер, я ей говорила, что они тратят энергию, даже когда спят, но забыть установить код на замке на ноль? Ты же знаешь Холли.

— Но зачем кому-то туда идти? — спрашивает Джером, а затем сам отвечает на свой вопрос. — Может быть, кто-то боится, что она что-то узнала. Хочет узнать, написала ли она отчет или поговорила ли с клиентом. Барб, тебе надо позвонить Даль. Скажи ей, чтобы она была осторожна.

— Я не знаю ее номе... — Барбара вспоминает сообщение, которое ей оставила Пенни Даль. Ее номер будет в контактах Барбары. — Забудь, знаю. Меня больше беспокоит Холли, чем мать Бонни Даль.

— Я с тобой согласен, сестренка. А что с полицией? Изабель Джейнс?

— И что мне ей сказать? Что она припарковала машину не на том месте, заехав колесом на желтую линию, и забыла повернуть циферблат настенного сейфа на ноль, поэтому вызывайте Национальную гвардию?

— Да, я тебя понимаю. Но Иззи вроде как подруга. Хочешь, чтобы я ей позвонил?

— Нет, я позвоню. Но прежде расскажи мне всё, что ты знаешь об этом деле.

— Я уже...

— Рассказывал, но я запуталась в собственном дерьме, так что расскажи мне еще раз. Потому что у меня такое ощущение, что я почти знаю ответ. Я просто не могу... я так расстроена... просто расскажи снова. Пожалуйста.

Так он и делает.

19

Эмили спускается по лестнице и останавливается на полпути, увидев, что ее муж лежит лицом вниз в растекающейся луже крови.

— Что случилось? — кричит она. — Что здесь случилось?

— Я перерезала ему горло, — говорит Холли. Она стоит у бетонной стены в дальнем конце клетки, рядом с туалетом. Она чувствует себя удивительно спокойной. — Хотите послушать анекдот, который я придумала?

Эмили мчится вниз по последним шести или восьми ступенькам. Это было ошибкой. Она спотыкается на последней ступеньке и теряет равновесие. Она выставляет руки, чтобы смягчить свое падение, и Холли слышит треск — это ломается кость в ее левой руке, старой и хрупкой. На этот раз раздается не крик ужаса, а вопль боли. Она подползает к Родди и поворачивает его голову. Кровь из его перерезанного горла начала сворачиваться, и слышен липкий рвущийся звук, когда щека отрывается от нее.

— Заходит как-то в бар новая миллионерша и заказывает май-тай...

— Что ты натворила? ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА С РОДДИ?

— Вы что, не слышали? Перерезала его чертову глотку. — Холли наклоняется и поднимает с пола золотую сережку. — Этим. Она принадлежала Бонни. Если был когда-либо случай мести из загробного мира, я бы сказала, что это именно он.

Эмили встает... слишком быстро. На этот раз не крик или вопль, а вой агонии, словно в ее спине произошел ядерный взрыв. И ее левая рука висит криво.

«Сломана в локте», — думает Холли. – «Хорошо».

— Боже мой! Господи, Боже мой! КАК ЖЕ ЭТО БОЛЬНО!

— Мне только жаль, что вы не раскололи свой безумный дьявольский череп, — говорит ей Холли. Она поднимает над головой серьгу, которая мерцает под светом флуоресцентных ламп. — Подойдите сюда, профессор. Позвольте мне избавить вас от страданий, которых, похоже, немало. Может быть, еще не поздно догнать своего мужа по дороге в ад.

Эмили сгорбилась, как карга. Ее волосы, которые она утром убрала в аккуратный пучок, распущены и свисают вокруг лица. Холли думает, что эта деталь хорошо вписывается в общую картину ведьмы. Она задается вопросом, не означает ли ее спокойствие, что она сошла с ума. Она думает, что нет, потому что ясно осознает одну вещь: если Эмили Харрис сможет подняться на первый этаж, а потом спуститься обратно — Холли умрет.

«По крайней мере, одного из них я прикончила», — думает она и тут же вспоминает слова Боги: "У нас всегда будет Париж"[159].

Шаркающими детскими шажками Эмили идет к лестнице. Она ухватывается за перила. Оглянувшись, она смотрит не на Холли, а на своего мужа, лежащего мертвым на полу. Затем очень медленно, подтягиваясь за поручень, она начинает подниматься. Она тяжело дышит.

Холли кричит ей вслед:

— Заходит как-то в бар новая миллионерша и заказывает май-тай. Упади и сломай себе шею, сука, падай!

Но Эмили не падает.

20

Барбара думает, что разгадка тайны исчезновения Холли может быть в конце книги. А в конец книги может помочь заглянуть Пенни Даль. На столбе уличного освещения рядом с парковкой Фредерик-билдинг висит объявление о пропавшей женщине. Оно выцвело за три недели под действием погоды, и часть его развевается на горячем утреннем ветерке, но Барбара всё равно видит улыбающееся лицо девушки.

«Мертва», — думает она. – «Эта девушка мертва. Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы и Холли не умерла».

Она набирает номер Пенни Даль. Пока телефон звонит, она смотрит на фотографию улыбающейся блондинки на постере. Не намного старше самой Барбары.

«Будьте там, миссис Даль. Возьмите свой чертов телефон».

Пенни отвечает запыхавшимся голосом:

— Алло?

— Это Барбара Робинсон, миссис Даль.

— Вы получили мое сообщение? Вы нашли ее? С ней всё в порядке?

Барбара не знает, спрашивает она о Бонни или о Холли. В любом случае ответ будет одинаков.

— Еще не нашли. Я знаю, что вы с Холли должны были поговорить вчера вечером. Она прислала вам отчет? Вы проверяли свою электронную почту?

— Проверяла, но там ничего не было.

— Можете проверить еще раз?

Пенни Даль говорит ей подождать. Барбара стоит и смотрит на фотографию пропавшей дочери этой женщины. Блондинка, соответствующая американским стандартам красоты, мечта любого белого парня. Она ждет, по ее щекам катится пот. Она всё время думает о кодовом замке. «Извините, ошиблись номером», — думает она.

Пенни возвращается.

— Нет. Ничего.

Итак, если отчет и существует, то он, скорее всего, заперт в компьютере фирмы "Найдем и сохраним". Барбара благодарит Пенни и звонит Питу Хантли. Он отвечает сам, уговаривая дочь отдать ему телефон.

— Пит, это Барбара, и прежде чем ты спросишь, мы её еще не нашли. — Она рассказывает ему о том, как не по-голливудски припарковалась Холли у своего дома, и о странностях с кодовым замком. Затем она задает главный вопрос: знает ли он пароль от компьютеров компании, который был автоматически сброшен первого июля?

Ей приходится переждать приступ кашля, прежде чем он сможет ответить.

— Черт, нет. Холли занимается всем этим.

— Ты уверен, что она не дала его тебе?

— Да. Я бы записал, если бы она его дала. И прежде чем ты спросишь, я не знаю код от сейфа. Она дала мне его несколько месяцев назад, и я его записал, но потерял бумагу, на которой он был записан. В любом случае я никогда им не пользуюсь. Прости, малыш.

Барбара разочарована, но не удивлена. Она благодарит его, заканчивает разговор и стоит, глядя на улыбающуюся блондинку. Жара одолела ее антиперспирант, и теперь пот струйками стекает с ее подмышек. Она сомневается, что в сейфе есть бумажная копия. Холли тщательно следит за тем, чтобы всё было в "коробке" — так она называет свой компьютер — до тех пор, пока не убедится, что дело закрыто. Она терпеть не может перепечатывать документы после внесения в них изменений или дополнений — это еще одна из ее привычек. Если она действительно написала отчет и загрузила его в облако, он останется там до тех пор, пока какой-нибудь айти-специалист, обладающий высокой квалификацией, не получит доступ к компьютерам "Найдем и сохраним", а к тому времени может быть уже слишком поздно. Вероятнее всего, будет слишком поздно.

Джером сказал ей позвонить Изабель Джейнс, и Барбара согласилась, но звонить с какой целью? Холли пропала менее двадцати четырех часов назад. Ни в ее квартире, ни в офисе нет ни крови, ни признаков борьбы. Она даже не может попросить Иззи объявить в розыск машину Холли, потому что та стоит в гараже дома Холли. Просто припаркована не на том месте, и люди постоянно так делают.

Но только не Холли. Она бы так не сделала.

Барбара решает ехать домой. Родителей там не будет, но она не будет расстраивать их на работе. Ей нужен Джером, и, добравшись до дома, она звонит ему. Она получает сообщение, в котором говорится, что он не может ответить, так как находится за рулем. Барбара говорит себе, что это хорошо, но на душе не становится хорошо. Всё плохо.

21

«Может, она свалится там наверху», — думает Холли. – «Сломанная рука, больная спина... это может случиться». Но она не верит, что это произойдет.

Она ждет, и как раз в тот момент, когда она начинает надеяться на лучшее, появляется туфля. Затем еще одна. Потом подол юбки сумасшедшей. Она спускается медленно, шаг за шагом, по одной ступеньке, задыхаясь и крепко держась правой рукой за перила лестницы. Левая рука болтается. Ее лицо настолько бледно, что сошло бы за лицо мертвеца. В поясе юбки торчит пистолет. Хотя Холли видит только рукоятку, она узнает этот пистолет где угодно. Эмили собирается убить ее из револьвера 38-го калибра Билла Ходжеса.

— Стерва, — хрипит Эмили. Она достигла подножия лестницы. — Ты разрушила всё своим длинным носом.

— Всё было разрушено задолго до моего появления. — Холли медленно отступает, пока не упирается в стену. Она даже поднимает руки, хотя много ли от этого толку. — Всё это время срабатывал эффект плацебо, Эмили. Ожидание влияет на химию тела. Я немного ипохондрик, так что я знаю. И я видела цифры. Ученые знают об эффекте плацебо уже много лет. Я уверена, что в глубине души ваш муж тоже знал об этом.

Если Холли надеялась вызвать у нее такую же ярость, которая заставила мужа этой женщины действовать столь безрассудно, то она разочарована. Если она надеялась, что Эмили выстрелит себе в живот, доставая из пояса револьвер 38-го калибра, то ее постигло такое же разочарование. По правде говоря, Холли не осознает, что вообще чувствует, но ее органы чувств обострены почти сверхъестественно. Она всё видит, всё слышит, вплоть до легкого хрипа в горле Эмили Харрис, когда она делает каждый быстрый вдох. Холли задается вопросом, испытывает ли каждый, кто видит приближение смерти, такую божественную остроту внимания, последнюю попытку мозга охватить всё, прежде чем всё будет отнято.

Эмили смотрит на своего мужа.

— Бедный Роддик, — говорит она. — Я знала его хорошо.

— Вы только послушайте её, — говорит Холли, прислонившись спиной к стене и упираясь руками в бетон. — Каннибал, цитирующий Шекспира. Это достойно места в Книге Гиннесса...

— Заткнись. Заткнись!

Холли не намерена затыкаться. Почти всю свою жизнь она была кроткой мышью. Ее мать: "Говори только, когда к тебе обращаются". Дядя Генри: "Дети должны быть видны, но не слышны". К черту их. Нет, пошли они. Через несколько секунд эта женщина заткнет ее навсегда, но, как и в случае с Родди, она выскажется от души.

— Я пыталась рассказать вам анекдот, который я придумала. Заходит как-то в бар новая миллионерша и...

— Заткнись!

Эмили поднимает револьвер и стреляет. Хотя это оружие относительно небольшого калибра, в подвале раздается оглушительный грохот. От одного из самодельных, сваренных в домашних условиях прутьев выскакивает искра (Родди нашел видео на Ютубе и последовал ему с отличными результатами). Холли видит, как отлетает кусочек от бетонной стены над синим пластиковым туалетом. Она думает: "Я даже не успела увернуться".

— ... и просит май...

— Заткнись!

Холли скользит вдоль стены влево как раз в тот момент, когда Эмили снова стреляет. На этот раз искры нет; пуля проходит через один из квадратов и оставляет дырку размером с пенни в бетонной стене, где всего за секунду до этого стояла Холли. Пистолет дрожит в руке Эмили, и Холли думает: "Она левша, и именно эту руку она сломала. Она стреляет нерабочей рукой".

— И просит май-тай. Вы слушаете меня? Это смешной анекдот, по крайней мере, я так думаю. Бармен идет его готовить, и женщина слышит голос: "Поздравляю, Холли! Ты заслуживаешь..."

Эмили подается вперед, желая подойти поближе, но цепляется ногой за халат Родди и снова падает. Одним коленом она опускается на задницу покойного профессора. Другим коленом приземляется на бетон. Ее тело скручивается в талии, она кричит от боли, и тут снова раздается выстрел. Пуля попадает в затылок Родди. Он вряд ли это чувствует.

«Оставайся там лежать», — думает Холли. – «Лежи. ЛЕЖИ!»

Но Эмили поднимается, хотя боль заставляет ее кричать, и ей не удается встать в полный рост. Холли кажется, что теперь она больше похожа не на ведьму, теперь она похожа на Горбуна из Нотр-Дама. Ее глаза выпучены. Уголки ее рта покрыты белым налетом, и Холли даже не хочет думать о том, что эта женщина могла только что съесть, говоря себе, что ей нужны силы, чтобы вернуться вниз и покончить с Холли с помощью револьвера ее наставника. Который она теперь поднимает.

— Давайте, — говорит Холли. — Покажите мне, на что вы способны.

Она скользит влево вдоль стены, одновременно пригибаясь и чувствуя себя такой же хрупкой, как одна из фарфоровых статуэток ее матери. На этот раз она немного опаздывает, и Эмили немного везет. Холли чувствует полоску жжения на своей правой руке выше локтя. Холли тоже знает Шекспира и думает о Гамлете: "Удар, отчетливый удар". Но это всего лишь царапина. Это не очень больно, по крайней мере, пока.

— Так вот, этот голос говорит: "Поздравляю, Холли! Ты заслужила каждый чертов цент из этих денег". Но когда она оглядывается, никого нет. Тогда она слышит голос с другой стороны, который говорит...

— Заткнись, заткнись, ЗАТКНИСЬ!

За мгновение до того, как Эмили снова выстреливает, Холли падает на колени. Она слышит, как пуля пролетает прямо над ее головой и чиркает по ее волосам.

— Прошу прощения, профессор, — говорит Холли, вставая. — Пистолеты хороши только на близком расстоянии. — Она чувствует, как кровь пропитывает рукав ее рубашки. Она теплая, а тепло — это хорошо. Тепло — это жизнь. — И вы стреляете не с той руки, к тому же. Давай покончим с этим. Я облегчу вам задачу. Только дайте мне закончить свой анекдот.

Она подходит к передней части клетки и прижимает свое лицо к одному из квадратов. Прутья вдавливаются в ее щеки, и Холли чувствует их холод.

— Так вот, другой голос говорит: "Сегодня ты особенно красива, Холли". Но когда она смотрит, там по-прежнему никого нет! Бармен возвращается с напитком и...

Шатающейся походкой и накренившись, Эмили приближается. Она прижимает короткий ствол пистолета Билла ко лбу Холли и нажимает на спусковой крючок. Раздается сухой щелчок, когда курок опускается в патронник, который Холли оставила пустым, как учил ее Билл... потому что револьверы, в отличие от "Глока", который был его служебным оружием, не имеют предохранителей.

Эмили успевает удивиться, прежде чем Холли выбрасывает руки сквозь прутья решетки, хватает Эмили за голову и со всей силы крутит ее влево. Холли слышала хруст, когда ломалась рука старухи. На этот раз она слышит приглушенный треск. Колени Эмили подгибаются. Ее голова выскальзывает из хватки Холли, и она падает, оставляя в левой руке Холли лишь несколько седых волос. Они неприятные на ощупь, как паутина, и она вытирает руки о рубашку. Она слышит свое собственное тяжелое дыхание, и мир пытается уплыть от нее. Она не может этого допустить и бьет себя по лицу. Кровь вытекает из ее раненой руки. Капли брызжут на прутья клетки.

Эмили оказывается на корточках, ноги под ней, но вывернуты в разные стороны от коленей вниз, а ее лицо упирается в клетку. Один из прутьев вытянул ей нос в свиное рыло. Как и ноги, ее открытые глаза, кажется, смотрят в разные стороны. Холли опускается на колени, поднимает заслонку клетки и достает пистолет. Он пуст, но может еще пригодиться. Если Эмили еще жива (Холли в этом сомневается), если она хоть пошевельнется, Холли намерена пробить ей чертову голову.

Эмили не шевелится. Холли вслух считает до шестидесяти. Всё еще стоя на коленях, она протягивает руку через один из нижних квадратов и вдавливает пальцы в шею Эмили. То, как безжизненно и безвольно голова женщины скатывается на плечо, говорит Холли всё, что ей нужно знать (то, что она и так знала), но она продолжает держать свои пальцы там еще шестьдесят секунд. Она ничего не чувствует. Даже последних нестабильных ударов умирающего сердца.

Холли поднимается, всё еще тяжело дыша, но не может удержаться на ногах. Она тяжело садится на матрас. Она жива. Она не может в это поверить. Но она верит. Боль в ребрах убеждает ее в этом. Жгучая боль в руке убеждает ее. И жажда убеждает ее. Ей кажется, что она могла бы высушить все пять Великих озёр[160].

Они оба мертвы. Одному она перерезала горло, другой сломала шею. И вот она сидит в клетке, о которой никто не знает. Кто-то, в конце концов, придет, но как скоро это случится? И как долго человек может продержаться без воды? Она не знает. Она даже не может вспомнить, когда в последний раз пила.

Она засучивает рукав рубашки, шипя от боли, когда ткань прошлась по ране. Она видит, что это не просто царапина. Кожа рассечена в двух дюймах выше правого локтя, и она может видеть мясо руки. Кость не видна, и это хорошо, но рана сильно кровоточит. Она знает, что потеря крови будет также способствовать жажде, которая сейчас яростно разгорается, а скоро станет... что? Что за этими пределами? Она не может вспомнить это слово так же, как не может вспомнить, сколько дней человек может прожить без воды.

"Я убила их обоих изнутри этой клетки. Это должно попасть в Книгу рекордов Гиннесса".

Холли избавляется от своей рубашки. Это медленная и болезненная операция, но, наконец, ей это удается. Она завязывает ее вокруг огнестрельной раны — еще одна медленная операция — и затягивает узел зубами. Затем она прислоняется к бетонной стене и начинает ждать.

— Заходит как-то в бар новая миллионерша, — хрипло произносит она, — и заказывает май-тай. Пока бармен готовит его, она слышит, как кто-то говорит: "Ты заслужила эти деньги, Холли. Каждый чертов цент". Она смотрит, а там никого нет. Тогда она слышит голос с другой стороны: "Ты убила их обоих из клетки, ты попала в Книгу рекордов Гиннесса, молодец, ты звезда".

Эмили пошевелилась? Наверняка, нет. Наверняка, это ее воображение. Холли знает, что ей следует заткнуться, что разговоры только усилят ее жаждут, но она должна закончить этот чертов анекдот, даже если ее единственная аудитория — пара мертвых стариков.

— Бармен возвращается, и она говорит: "Я всё время слышу голоса, которые говорят такие милые вещи, в чем дело?" И бармен говорит... он говорит...

Она теряет сознание.

22

В то время как Холли теряет сознание (как раз перед финальной шуткой), Барбара сидит дома в кабинете, который теперь принадлежит Джерому. Она рассматривает распечатку карты, на которой красными точками отмечены исчезновения. Теперь среди них есть та, которую она сама поставила, чтобы отметить исчезновение Хорхе Кастро, произошедшее осенью 2012 года. Барбара поместила эту точку на Ридж-роуд напротив дома Оливии. "Я тебе рассказывала, что видела его незадолго до его исчезновения?" — говорила Оливия. — "Бегущим. Он всегда бегал вечерами, до парка и обратно. Даже в дождь, а тот вечер был дождливый". И добавила: "Больше я его никогда не видела".

Барбара мысленно прокладывает маршрут от Белл-кампуса по Ридж-роуд к парку. К детской площадке в парке. Что, если это произошло там? Там есть парковка, и если там был фургон, подобный тому, что на видеозаписи из магазина с Бонни...

Что-то кольнуло ее. Что-то, связанное с фургоном? С Ридж-роуд? С обоими? Она не знает, хотя уверена, что Датч Спайглас знал бы.

Звонит ее телефон. Это Джером. Он спрашивает ее о последних новостях. Она рассказывает ему о звонках, которые она сделала, и о том, который не сделала — Иззи Джейнс. Он говорит, что она, наверное, правильно не позвонила Иззи. Он говорит, что он уже в Нью-Джерси, но не хочет превышать ограничение скорости более чем на пять миль в час. Барбара не спрашивает его почему — потому что за рулем черный. Он даже не хочет рисковать, разговаривая по мобильному телефону во время движения. Он заехал в зону отдыха, чтобы позвонить ей оттуда, и хочет поскорее отправиться в путь.

Перед тем как он завершит разговор, Барбара вырывает из себя свой худший страх:

— А что, если она мертва, Джей?

Наступает пауза. Она слышит шум автомобильного движения. Затем он говорит:

— Нет, она не мертва. Я бы почувствовал, если бы это было так. Мне пора, Ба. Я буду дома к одиннадцати.

— Я собираюсь прилечь, — говорит Барбара. — Может быть, что-то придет мне в голову. У меня такое чувство, что я знаю больше, чем мне кажется. У тебя когда-нибудь было такое чувство?

— Довольно часто.

Барбара идет в свою комнату и ложится на кровать. Она не надеется заснуть, но, может быть, ей удастся прояснить свои мысли. Она закрывает глаза. Она думает об Оливии и ее многочисленных рассказах. Она вспоминает, как спросила старую поэтессу о знаменитой фотографии, на которой она запечатлена с Богартом перед фонтаном Треви. В частности, о ее широко раскрытых глазах, почти испуганной улыбке. Оливия говорит: "Если я и выглядела испуганной, то только потому, что его рука лежала на моей заднице".

Барбара засыпает.

23

Холли оказывается на застекленной террасе дома престарелых "Роллинг-Хиллз". Здесь нет никого, кроме ее матери и дяди. Они сидят за одним из столов, смотрят трансляцию боулинга по телевизору с большим экраном и пьют из фужеров чай со льдом.

— Можно мне тоже? — хрипло просит Холли. — Ужасно хочется пить.

Они оглядываются, салютуют ей фужерами и продолжают пить. В фужеры вставлены лимонные дольки, а на стенках образовались капли конденсата. Холли думает о том, как бы ей хотелось высунуть язык и слизать эти маленькие капельки конденсата со стенок бокалов. Она облизала бы их до самого верха, обсосала бы лимонные дольки, а потом осушила бы оба бокала.

— Ты не смогла бы грамотно распорядиться таким количеством денег, — говорит дядя Генри и делает глоток. — Мы сделали это для твоего же блага.

— Ты хрупкая и беззащитная, — говорит Шарлотта и делает свой глоток. Так утонченно! Как она не может жадно хлебнуть? Холли опустошила бы оба бокала, если бы только они дали их ей.

Шарлотта протягивает Холли свой фужер:

— Ты можешь взять его.

Дядя Генри протягивает свой:

— Можешь взять и этот.

И вместе, напевая, как дети:

— Как только ты согласишься прекратить все свои опасные глупости и вернешься домой.

Холли вырывается из этого сна. Реальность — это клетка в подвале Харрисов. Ребра всё еще болят, а рана на руке выглядит так, словно ее облили жидкостью для зажигалок и подожгли, но все эти боли — ничто по сравнению с неумолимой жаждой. По крайней мере, рана от пули, кажется, перестала кровоточить; то, что находится на ее импровизированной повязке, уже не красное, а коричневое. Она думает, что снять рубашку с раны будет очень больно, но не это ее главная проблема сейчас.

Она поднимается на ноги и идет к решетке. Возле лестницы лежит тело Родни Харриса. Эмили свалилась окончательно и лежит теперь на боку. Должно быть, она оставила дверь на кухню открытой, потому что рядом с Родди уже скучковались мухи, которые пробуют его пролитую кровь. А пробовать есть что.

Холли думает: "Я бы продала душу за бокал пива... а я его даже не люблю".

Она вспоминает, как закончился ее сон, этим детским напевом: "Как только ты согласишься прекратить все свои опасные глупости и вернешься домой".

Она уверяет себя, что кто-то придет. Рано или поздно кто-то должен прийти. Вопрос лишь в том, в каком состоянии она будет, когда это произойдет. И будет ли она вообще жива. Но даже сейчас, когда у нее всё болит, когда за клеткой, в которой она заперта, лежат два трупа, когда ее мучает жажда...

— Я ни о чем не сожалею, — хрипит она. — Ни о чем.

Ну, только об одном. Прятаться за бензопилами было большой ошибкой.

Холли думает: "Мне нужно научиться больше доверять себе. Придется поработать над этим".

24

Барбара тоже видит сон. Она врывается в гостиную дома Оливии Кингсбери на Ридж-роуд и застает Оливию, сидящей в привычном кресле, читающей книгу "Погружение на месте крушения" Адриенны Рич[161] и поедающей маленький бутерброд. На столе рядом с ней дымится чашка горячего чая.

— Я думала, ты умерла! — плачет Барбара. — Мне сказали, что ты умерла!

— Чушь собачья, — говорит Оливия, откладывая книгу. — Я вполне намерена отметить свое столетие. Рассказывала ли я тебе о том, как Хорхе Кастро выступил на собрании, где решалась судьба Поэтической мастерской? С лица Эмили не сходила улыбка, но ее глаза...

Раздается трель мобильного телефона Барбары, и сон рушится. Он был прекрасен, потому что в нем Оливия была жива, но это был всего лишь сон. Она хватает телефон и видит на экране фотографию улыбающейся матери. Она также видит время: 16:03. Джером, должно быть, уже в Пенсильвании.

— При... — Ей приходится прочистить горло. — Привет, мам.

— Ты вздремнула?

— Я просто хотела прилечь, но, кажется, заснула. Мне приснилось, что Оливия еще жива.

— О, дорогая. Мне так жаль. Мне снились такие же сны после смерти твоей бабушки Энни. Мне всегда было жаль просыпаться.

— Да, как-то так. — Барбара проводит рукой по волосам и думает о том, что говорила ей во сне Оливия, когда ее разбудил телефон. И о своей мимолётной мысли о фургоне на записи с камер наблюдения, кажется, это может быть важным. «Датч бы знал», — думает она. – «Датч бы всё это разгадал».

— ... Холли?

— Что?

— Я спросила, не нашли ли вы Холли. Или не выходила ли она на связь.

— Нет, пока нет. — Она по-прежнему не намерена рассказывать Тане о своих страхах. Может быть, после возвращения Джея, но не раньше.

— Вероятно, она на севере штата, занимается делами своей матери. — Таня понижает голос. — Я бы никогда не сказала этого Холли, но Шарлотта Гибни умерла не от ковида, она умерла от глупости.

Барбара не может сдержать улыбку.

— Думаю, Холли сама это знает, мам.

— Я позвонила, чтобы сказать, что мы с твоим папой идем ужинать в супер-пупер ресторан.

— Отлично! — говорит Барбара. — В какой?

Таня говорит ей, но Барбара едва слышит. У нее в голове словно молния сверкнула.

"Которого именно?".

-... запланированный день.

— Окей, понятно.

Таня смеется.

— Ты вообще меня слышала? Я сказала, что нам пришлось устроить юбилейный ужин заранее, потому что отец будет в отъезде в запланированный день. Если захочешь, деньги на еду навынос в кухонном ящике, посмотри там...

— Хорошо провести время, мам. Мне нужно идти. Люблю тебя.

— Люблю тебя то...

Но Барбара заканчивает разговор и прокручивает в мессенджерe свою переписку с Холли. Вот это сообщение: "Которого именно?"

Барбара задала этот вопрос, потому что знала двух мужчин на фотографии, которую прислала ей Холли. Один из них был Кэри Дресслер, соблазнительный молодой парень, по которому сохли все девчонки на уроках физкультуры. Другой — профессор Харрис. Она видела, как он мыл машину, когда она пришла к Эмили Харрис, надеясь на знакомство с Оливией Кингсбери. В тот теплый зимний день оба гаражных бокса Харрисов были открыты, и в одном из них стоял фургон. Заметил ли он, что она смотрит на фургон, и поэтому поспешил закрыть гаражные ворота? Чтобы спрятать от ее глаз?

"Бред сивой кобылы. Ты всё придумываешь".

Может быть, но теперь она помнит, что собиралась сказать ей Оливия, когда Барбару разбудил звонок матери. Она помнит, потому что Оливия действительно это сказала: "С лица Эмили не сходила улыбка, но ее глаза... У нее были такие глаза, будто она хотела его убить".

Хорхе Кастро, первый из исчезнувших.

— Ты спятила, — шепчет себе Барбара. — Только потому, что он знал Кэри Дресслера... а она знала Кастро... и не любила его...

"Я тебе рассказывала, что видела его незадолго до его исчезновения?"

— Ты спятила, — повторяет Барбара. — Они же старые.

Но... Бонни Даль. Последняя из исчезнувших. Может ли это быть...?

Она спешит в кабинет Джерома, включает его компьютер и гуглит то, что ей нужно. Затем звонит Мари Дюшан.

— Помнишь, Оливия рассказывала нам о рождественской вечеринке у Харрисов? Как они посылали Санта-Клаусов раздавать закуски и пиво?

— О, да, — говорит Мари и смеется. — Только они должны были быть эльфами Санты. Оливия считала, что это прекрасно описывало Эмили Харрис — она хотела сохранить свою традицию рождественских вечеринок, наступи хоть конец света, паводок или ковид. Мы ели закуски, пили пиво — Ливви выпила две банки, несмотря на мой категорический запрет, — но не выходили в Зум.

— Она сказала, что к вам домой приходила блондинка. Красивая блондинка в костюме Санты.

— Да... — Мари звучит разочаровывающе туманно.

— Ты бы ее узнала, если бы я отправила тебе ее фото?

— Они были в костюмах Санты, Барб, с белоснежными фальшивыми бородами.

— Аа. — Барбара сдувается. — Черт. Ну, всё равно спасибо...

— Нет, подожди секунду. Наш эльф замерз от езды на велосипеде, поэтому Оливия дала ей капельку спиртного. Я помню, потому что Оливия сказала: "Можешь взять ты это виски, если снимешь свои усики"[162]. И она сняла. Красивая девушка. Казалось, ей было весело. Наверное, я смогу ее узнать.

— Давай я пришлю тебе фотографию. Оставайся на линии.

Странички Бонни в Фейсбуке и Инстаграме живее всех живых, благодаря ее матери, и Барбара отправляет Мари фотографию Бонни на велосипеде в топе на бретельках и белых шортах.

— Ты получила? — Это ведь не она. Просто не может быть.

— Да, и это она. Это наш рождественский эльф. А что?

— Спасибо, Мари.

Барбара кладет трубку, словно в оцепенении. Профессор Харрис, знающий Кэри, может быть совпадением, и Эмили Харрис, знающая и не любящая Хорхе Кастро, тоже может быть совпадением. Но Бонни — это уже три совпадения, не слишком ли много? А если добавить еще и фургон...

Она хочет позвонить Джерому, но останавливается. Он может ускориться, а тогда его могут остановить. Как и всякий черный в городе, Барбара прекрасно помнит, что случилось с Маликом Даттоном, когда его остановили.

Что же делать?

Ответ кажется очевидным — поехать на Ридж-роуд, 93, и посмотреть, там ли Холли. Если нет, выяснить, знают ли они, где она находится. Может быть, Харрисы и не имеют никакого отношения к исчезновениям, Барбара не может придумать ни одной причины, по которой они могли бы это сделать, ведь старики не серийные убийцы, но она уверена в одном: Холли знала то, что знает Барбара, и она бы обязательно пошла туда.

Барбара не боится Родди и Эмили, но здесь может быть замешан кто-то еще. А значит, нужно принять меры предосторожности. Она подходит к шкафу, встает на цыпочки и отодвигает в сторону Оинго и Боинго, плюшевых медвежат, которые раньше жили в ее кровати. Теперь они больше не нужны ей по ночам, чтобы защищать ее от бугимонстра, но избавиться от них она тоже не может. Они — ценные реликвиии.

За ними стоит коробка из-под обуви Найк. Она достает ее и открывает. После инцидента с Четом Ондовски она не могла попросить у Холли пистолет, та бы отказала и предложила бы наставничество, поэтому она попросила Пита, поклявшись ему хранить тайну. Он без лишних разговоров дал ей компактный автоматический пистолет 22-го калибра, а когда она предложила заплатить за него, покачал головой. "Только не застрелись из него, Куки, и не стреляй в других". Он немного подумал и добавил: "Если только они этого не заслуживают".

Барбара не думает, что она будет сегодня в кого-нибудь стрелять, но поугрожать им вполне не исключено. Ей нужно знать, где находится Холли. Если Харрисы будут отрицать свою осведомленность, а ей покажется, что они лгут... да, угрозы могут быть уместны. Даже если это означает тюремное заключение.

Барбара думает: "Я буду не первой поэтессой, загремевшей в тюрьму".

Выходя из дома, она достает из корзины у входной двери бейсбольную кепку "Индианс", надевает ее и замирает на месте. Компьютер Холли выключен, а не в спящем режиме. Комбинация замка не установлена на ноль. И тут ей вспоминается женщина, мимо которой она прошла в холле Фредерик-билдинг. Женщина хромала, Барбара помнит это. И на ней была кепка с козырьком, похожая на ту, которую Барбара только что надела. Голова женщины была опущена, что позволило Барбаре прочесть, что написано на ее лицевой стороне: "Коламбус Клипперс".

Она не знает, была ли та женщина Эмили Харрис, но Барбаре известно, что у Холли тоже была кепка "Клипперс". В городе полно людей в кепках "Индианс", много людей в кепках "Кардиналс" и довольно много тех, кто носит кепки "Роялс". Но кепки "Клипперс"? Не так уж и много. Была ли та женщина, Эмили Харрис или нет, на пятом этаже? Возможно, у нее были ключи Холли, а также ее кепка? Выключала ли она компьютер после его пробуждения? Крутила ли комбинацию на замке сейфа? Маловероятно, но...

Но.

Эта мысль грызет Барбару, и она решает, что не хочет, чтобы кто-то из Харрисов заметил ее появления, пока она не окажется у их двери и не будет готова обрушить на них свой вопрос: "Где она? Где Холли?"

25

Барбара катится на своем десятискоростном велосипеде по Ридж-роуд и, остановившись, приковывает его к велосипедной стойке на парковке, примыкающей к детской площадке парка. Она смотрит на часы и видит, что уже десять минут шестого. Барбара идет вверх по холму мимо дома Оливии. Ей всегда нравились брюки-карго без излишеств, как у Холли, поэтому она заказала себе такую пару. Сейчас она в них. В одном из откидных карманов лежит пистолет 22-го калибра, в другом — телефон.

Она решает, что разведка не будет лишней. Она подтягивает козырек своей кепки, опускает голову и медленно прогуливается мимо 93-го дома, как будто направляется в колледж на вершине холма. Бросив беглый взгляд налево, она замечает что-то странное: дверь дома Харрисов приоткрыта. На крыльце никого нет, но там стоит стол, а на столе стоит большая дорожная кружка. Даже беглого взгляда достаточно, чтобы Барбара узнала логотип «Старбакс».

Она доходит до дома 109, затем разворачивается и идет обратно. На этот раз, опустив голову, она замечает в водостоке что-то хорошо знакомое. Это нитриловая перчатка с различными смайликами. Она ее хорошо знает, потому что коробку таких перчаток она сама подарила Холли в качестве шуточного подарка.

Барбара звонит Питу Хантли, молясь, чтобы он ответил. Он отвечает:

— Привет, Куки, ты нашла ее...

— Выслушай меня, Пит, ладно? Возможно, это пустяк, и я перезвоню тебе через пять минут, но если я не перезвоню, позвони Изабель Джейнс и скажи ей, чтобы она отправила полицию на Ридж-роуд, 93. Скажи ей тоже приехать. Понятно?

— Почему? Что случилось? Это из-за Холли?

— Скажи мне адрес. Повтори.

— Ридж-роуд, 93. Но не делай никаких глу...

— Пять минут. Если я не перезвоню, позвони мисс Джейнс и отправь полицию.

Она убирает телефон обратно в левый передний карман и достает пистолет из правого кармана. Заряжен ли он? Она никогда не проверяла, но помнит, как Пит говорил ей, что незаряженный пистолет бесполезен, если вы просыпаетесь и обнаруживаете вора в своем доме. На вес он кажется достаточно тяжелым, чтобы быть заряженным.

Она поднимается по ступенькам крыльца, прячет пистолет за спиной и звонит в дверь. Из-за приоткрытой двери она отчетливо слышит его двойной тон, но никто не приходит. Она звонит еще раз.

— Эй? Есть кто дома? Профессор Харрис? Эмили?

Она что-то слышит, что-то очень слабое. Может быть, это голос, а может, чье-то радио, громко играющее через открытое окно в соседнем квартале. Барбара стучит, и от ее ударов кулаком дверь открывается шире. Она смотрит на отделанный деревянными панелями передний коридор. Мрачно. Были ли у нее такие же ощущения, когда она была здесь в прошлый раз? Она уже не помнит. Помнит только, что здесь как-то душно пахло. И чай был отвратительный.

— Эй, есть кто-нибудь?

Да, она определенно слышит голос. Очень слабый. Невозможно понять, что он говорит или, возможно, кричит. Барбара медлит на крыльце, думая: "Не желаете ли в гости? — Муху приглашал Паук"[163].

Она заглядывает за дверь. Там никто не прячется. Прикусив губу, обливаясь потом, стекающим по ее шее, держа палец вне предохранителя спускового крючка, как учил ее Пит, Барбара на свой страх и риск направляется по коридору в гостиную.

— Эй? Эй?

Теперь она лучше слышит голос. Он все еще приглушенный и хриплый, но ей кажется, что это Холли. Может быть, она ошибается, но нет сомнений в том, что он кричит: «На помощь! Помогите!»

Барбара бежит на кухню и видит, что дверь с дальней стороны холодильника открыта. На засове висит навесной замок. Она видит ступеньки, ведущие в подвал, и что-то там внизу. Она пытается убедить себя, что это не то, чем кажется, но уже знает, что это именно то.

— Холли? Холли!

— Сюда! — Ее голос разбит хрипом. — Я внизу!

Барбара спускается по лестнице и останавливается. Без сомнения, это тело. Мужчина — профессор Харрис — распростерт на полу в луже засыхающей крови. Его жена скорчилась у основания какой-то клетки. В ней стоит Холли Гибни с намотанной на руку окровавленной рубашкой. Ее волосы прилипли к щекам. На лице — мазки крови. Поскольку она сняла рубашку, чтобы использовать ее в качестве повязки, Барбара видит синяк, гротескно большой, расползающийся по боку, как чернила.

Когда Холли узнает, кто перед ней, она начинает плакать.

— Барбара, — с трудом говорит она своим надтреснутым голосом. — Барбара, слава Богу. Я не могу поверить, что это ты.

Барбара оглядывается по сторонам.

— Где он, Холли? Где тот парень, который всех их убил? Он всё еще в доме?

— Нет никакого парня, — хрипит Холли. — Нет никакого Хищника с Ред-Бэнк. Я убила их. Барбара, принеси мне воды. Пожалуйста. Я... — Она прижимает руки к горлу и издает ужасный скрипучий звук. — Пожалуйста.

— Хорошо. Да. — Ее телефон беспрестанно трезвонит. Это, наверное, Пит. Или, быть может, Изабель Джейнс. — Если только ты уверена, что на меня никто не нападет.

— Нет, — говорит Холли. — Это были всё они. — И шокирует Барбару, плюнув сухой слюной на обмякший труп Эмили Харрис.

Барбара поворачивается, чтобы вернуться наверх и принести воды. Это ее первоочередная задача, ей сейчас не нужно отвлекаться на звонки, потому что Пит пришлет полицию, а полиция должна приехать, о Боже, они должны приехать как можно быстрее.

— Барбара! – Это какой-то визг с осколками. Холли звучит так, словно либо сошла с ума, либо находится на грани. — Возьми ее из крана! Не заглядывай в холодильник! НЕ СМОТРИ В ХОЛОДИЛЬНИК!

Барбара взбегает по лестнице и забегает на кухню. Она не понимает, что произошло в этом доме. Ее разум застыл на одной мысли: вода. По обе стороны от раковины стоят шкафчики. Барбара кладет пистолет на стол и открывает один из шкафов. Тарелки. Открывает другой и видит стаканы. Она наполняет один, поворачивается к двери в подвал, потом передумывает и наполняет другой. Держа по стакану в каждой руке, она спускается обратно по лестнице. Вокруг профессора Харриса образуется кровавый венчик, и она аккуратно обходит его.

Она останавливается перед телом Эмили и протягивает Холли один из стаканов через решетку. Холли хватает его, проливает немного и жадно выпивает большими глотками. Она бросает его за спину на матрас и протягивает руку сквозь один из квадратов.

— Еще. — Теперь ее голос звучит четче и яснее.

Барбара передает ей второй стакан. Холли выпивает половину.

— Хорошо, — говорит она. — Чертовски хорошо.

— Я сказала Питу, чтобы он вызвал полицию, если я не перезвоню ему. И женщину-детектива. Как мне тебя выпустить, Холли?

Холли указывает на кнопочную панель, но качает головой.

— Я не знаю кода. Барбара... — Она останавливается и проводит рукой по лицу. — Как ты... неважно, об этом позже. Иди наверх. Встреть их.

— Хорошо. Я еще раз позвоню Питу и скажу ему...

— Я, кажется, заметила у тебя пистолет? У тебя есть пистолет?

— Да. Пит...

— Убери его, когда придет полиция. Вспомни Даттона.

— Но что...

— Позже, Барбара. И спасибо тебе. Огромное спасибо.

Барбара возвращается к лестнице, снова осторожно обходя запёкшуюся кровь вокруг Родни Харриса. Один раз она оглядывается и видит, как Холли допивает остатки воды из второго стакана. Другой рукой она держится за решетку, чтобы не упасть.

«Что здесь произошло? Что здесь, черт возьми, произошло?»

На кухне слышен слабый вой сирен. Она видит на столе свой пистолет 22-го калибра, который Холли велела убрать перед приходом полиции из-за случая с Даттоном. Она берет его и кладет в хлебницу, поверх упаковки английских кексов.

Перед тем как покинуть кухню, она не может удержаться от того, чтобы не открыть холодильник и не заглянуть внутрь. Она готова ко всему, но не видит ничего, что оправдало бы истеричное предупреждение Холли. Там лежат обезжиренное молоко, несколько яиц, масло, йогурт, овощи, пластиковая коробка с чем-то, похожим на клюквенное желе, и несколько упаковок красного мяса в целлофановой пленке. Возможно, стейк. А также шесть или восемь десертных стаканов-парфе, наполненных, вероятно, ванильным пудингом с клубничными завитками. Выглядит аппетитно.

Она закрывает холодильник и выходит на улицу.

26

К тротуару подъезжает полицейская машина с затихающей сиреной. За ним следует седан без опознавательных знаков, двигаясь так близко, что почти задевает бампер полицейской машины. Помня о словах Холли и не забывая о цвете своей кожи, Барбара стоит на верхней ступеньке крыльца с вытянутыми в стороны руками, а ладони ее повернуты так, чтобы показать, что они пусты.

Два полицейских в форме подходят к дорожке. Тот, что спереди, держит руку на рукояти своего "Глока".

— Что здесь происходит? — спрашивает он. — Что за чрезвычайное происшествие?

Другой, постарше, спрашивает:

— Ты под кайфом, детка?

Прежде чем Барбара удостаивает его ответом — позже она поймет, что вопрос был не совсем глупым или расистским, она явно была в шоке, — хлопает дверца машины без опознавательных знаков, и через лужайку спешит Изабель Джейнс. Она одета в джинсы и простую белую футболку. На шее у нее висит полицейский значок, а на одном бедре — ее собственный "Глок".

— Отойдите, — говорит она полицейским. — Я знаю эту девушку. Барбара, верно? Сестра Джерома.

— Да, — отвечает Барбара. — Холли в подвале. Заперта в клетке. Старые профессора, которые здесь живут, мертвы, и... и... — Она начинает плакать.

— Успокойся. — Иззи обнимает Барбару за дрожащие плечи. — Они мертвы, это я поняла... и что?

— И Холли говорит, что это она их убила.

27

Холли слышит шаги и голоса наверху, затем видит ноги. Она вспоминает, как Эмили спускалась по этим ступенькам, чтобы убить ее из револьвера Билла, и начинает дрожать. Эти старушечьи туфли она будет видеть в своих снах. Но это не туфли, а замшевые ботинки. Над ними вместо платья — синие джинсы. Они останавливаются, когда владелица джинсов видит тела. Изабель медленно спускается по лестнице, держа пистолет наготове. Она видит Холли, стоящую за решеткой с перемазанным кровью лицом и окровавленной рубашкой, завязанной вокруг руки. Еще больше крови высохло на ее груди над чашечками лифчика.

— Что за чертовщина здесь произошла, Холли? Как сильно ты ранена?

— Часть крови моя, но большая часть — его, — говорит она и указывает дрожащим пальцем на мертвого мужчину в пижаме с пожарной машиной. — Я расскажу вам всё, как только вы вытащите меня отсюда, но как я расскажу ей? — Она прижимается лбом к решетке.

Иззи подходит и берет одну из рук Холли. Она холодная. Двое полицейских стоят на лестнице и таращатся на трупы. Барбара, стоящая над ними в дверном проеме, слышит звук приближающихся сирен.

Иззи:

— Расскажешь кому, Холли? Расскажешь что?

— Пенни Даль, — говорит Холли, рыдая, как никогда в жизни. — Как я расскажу ей о том, что случилось с её дочерью? Как я расскажу всем им?

28

К шести часам вечера на Ридж-роуд выстроились куча полицейских машин, два фургона криминалистической лаборатории, универсал окружного коронера, машина скорой помощи с открытыми дверями и двумя медиками в ожидании. Там также стоит красный грузовик с золотистой надписью на боку "Пожарная часть округа Упсала". Большинство жителей улицы выходят посмотреть на это бесплатное представление. Барбару Робинсон выпроводили из дома, но разрешили остаться на лужайке. Точнее, приказали. Она позвонила Джерому и Питу, сообщив, что Холли пострадала, но Барбара надеется, что не очень сильно. Самое главное — что она в безопасности. Барбара не говорит им, что Холли всё еще заперта в подвале Харрисов: это привело бы к новым вопросам, на которые у нее нет ответов. По крайней мере, пока. Она подумала, не позвонить ли родителям, но отказалась от этой идеи. Еще будет время поговорить с ними позже. А пока пусть отмечают свою годовщину.

Из толпы жителей на противоположной стороне улицы доносится гул ужаса, когда из дома выносят два трупа в мешках и на носилках. Еще один грузовик округа медленно едет по Ридж-роуд и паркуется посреди улицы, чтобы забрать трупы.

Звонит телефон Барбары. Это Джером. Она присаживается на траве и отвечает на звонок. Ей хочется поплакать. С Джеромом можно.

29

Двадцать минут спустя начинается операция по освобождению пленницы. Холли сидит в дальнем углу клетки напротив портативного туалета. Подтянув ноги, она уткнулась лицом в руки. Мужчина в маске сварщика прорезает решетку, и длинное помещение наполняется ярким светом. Иззи Джейнс находится в другом конце подвала, где она сначала осматривает дробилку для древесины, а затем кричит одному из криминалистов. Она указывает на велосипедный шлем и рюкзак Бонни и говорит ему упаковать и то, и другое.

Стальная перекладина с грохотом падает на бетонный пол. Затем еще одна. Иззи, держа руку перед глазами, подходит к сотруднику противопожарной службы, управляющему газовой резкой:

— Сколько еще осталось?

— Думаю, мы сможем вытащить ее минут через десять. Может быть, через двадцать. Кто-то чертовски хорошо поработал, собирая эту штуку.

Иззи возвращается в мастерскую подвала и толкает дверь. Она заперта. Она обращается к одному из полицейских покрупнее — здесь их уже полдюжины, слоняющихся без дела.

— Ты лучше вскрой это, — говорит она. — Я уверена, что услышала там кого-то.

Он ухмыляется:

— Сделаем, босс.

Он ударяет дверь плечом, и она тут же поддается. Он протискивается внутрь. Иззи следует за ним и находит выключатель света рядом с дверью. Загораются люминесцентные лампы, много люминесцентных ламп. Они стоят вдвоем, ошарашенные.

— Что за хрень? — спрашивает крупный парень.

Иззи знает, даже если трудно поверить своим глазам.

— Я бы сказала, что это операционная.

— А сумка? — Он указывает на большой зеленый мешок, свисающий с конца шланга. Он растянулся в форме капли из-за того, что в нем что-то или кто-то находится. Иззи не хочет ни думать об этом, ни тем более видеть.

— Оставь это для криминалистов и судмедэкспертов, — говорит она и думает о словах Холли: "Как я расскажу ей о том, что случилось с ее дочерью?"

30

Сорок минут спустя Холли появляется на крыльце дома Харрисов, с одной стороны ее поддерживает техник скорой помощи, с другой — Иззи Джейнс, но в основном она идет сама. Барбара поднимается, бежит к ней, обнимает ее и поворачивается к Иззи.

— Я хочу поехать с ней в больницу.

Иззи великодушно разрешает и говорит, что они поедут обе.

Холли хочет сама дойти до ожидающей ее машины скорой помощи, но медики настаивают на носилках. К дому подъехали фургоны новостных телекомпаний, а также все официальные машины, но их держат на вершине и у подножия холма, за полицейской лентой. Над головой даже кружит вертолет.

Холли поднимают в машину скорой помощи. Один из санитаров делает ей укол. Она пытается протестовать, но он говорит, что это поможет справиться с болью. Иззи сидит с одной стороны закрепленных носилок, Барбара — с другой.

— Вытрите мне лицо, пожалуйста, — просит Холли. — Кровь засохла до трещин.

Иззи качает головой.

— Не могу. Только после того, как тебя сфотографируют и возьмут мазки.

Машина скорой помощи отъезжает, воя сиреной. Барбара пытается удержать равновесие, когда она сворачивает за угол у подножия холма.

— В подвале стоит дробилка для древесины, — говорит Иззи. — У моего отца в домике на севере штата была такая же, но гораздо меньше.

— Да, видела. Можно попить? Пожалуйста?

— Там есть кулер с изотоником, — отвечает один из техников скорой помощи.

— О Боже, пожалуйста, — говорит Холли.

Барбара находит кулер, открывает бутылку оранжевого изотоника и вкладывает ее в протянутую руку Холли. Глаза Холли смотрят на них поверх окровавленных щек, пока она пьет.

"Она выглядит так, будто на нее нанесли боевую раскраску", — думает Барбара. — "И, наверное, это нормально, ведь она побывала на войне".

— Отходы от дробилки идут в мешок в этой маленькой... — Иззи делает паузу. Она собиралась сказать "операционная", но это было бы неправильно. — ... этой маленькой камере пыток. Внутри то, о чем я думаю? Потому что оно воняет.

Холли кивает.

— Должно быть, на этот раз у них не было возможности избавиться от... остатков. Я не знаю, как они это делали с другими, но, вероятно, сбрасывали в озеро. Вы разберетесь.

— А остальное от нее?

— Проверь холодильник.

Барбара вспоминает о завернутых кусках мяса. О стаканах для парфе. И ей хочется кричать.

— Мне нужно рассказать вам кое-то, — говорит Холли Иззи и Барбаре. Что бы ни дал ей санитар, это действует. Боль в руке и ребрах еще не прошла, но уходит на второй план. Она вспоминает терапевта, к которому она ходила, когда была моложе. — Нужно этим поделиться.

Иззи берет ее за руку и сжимает ее.

— Пока отложим. Мне нужно будет всё выслушать, но сейчас тебе нужно просто успокоиться.

— Это не о деле. Я придумала анекдот и не успела никому рассказать. Я пыталась рассказать женщине... Эмили... до того, как она хотела меня застрелить, но потом всё стало... всё усложнилось.

— Продолжай, — говорит Барбара, беря Холли за руку. — Расскажи сейчас.

— Заходит как-то в бар новая миллионерша... вообще-то я, это длинная история... и заказывает май-тай. Когда бармен начинает его готовить, она слышит голос, говорящий: "Ты заслужила эти деньги, Холли. Каждый цент". Она оглядывается по сторонам и никого не видит. Она — единственный посетитель в баре. Затем она слышит голос с другой стороны. Он говорит: "Ты сегодня очень красивая, Холли". Бармен возвращается, и она говорит: "Я всё время слышу голоса, которые говорят мне приятные вещи, но когда я смотрю, никого нет". И бармен говорит...

Техник скорой помощи, сделавший ей укол, оглядывается на нее. Он ухмыляется.

— Он говорит: "Мы берем деньги за напитки, но орешки бесплатны"[164].

У Холли отвисает челюсть.

— Вы его знаете?

— Боже, да, — отвечает санитар. — Это старый анекдот. Вы, наверное, где-то услышали его и просто забыли.

Холли начинает смеяться.

31

В процедурном кабинете больницы "Кайнер" у Холли берут мазок ДНК и фотографируют ее. После этого Барбара аккуратно вытирает ей лицо. Дежурный врач отделения скорой помощи осматривает пулевое ранение и объявляет, что оно "в основном поверхностное". Он говорит, что если бы пуля проникла глубже и раздробила кость, то это было бы совсем другое дело. Иззи поднимает два больших пальца вверх.

Доктор стягивает с нее рубашку, которая выполняла роль повязки, и это снова вызывает кровотечение. Он промывает рану, проверяет ее на наличие осколков (их нет), затем забинтовывает ее. Он говорит, что скобы и швы не нужны (слава Богу), и туго заматывает ее. Он говорит, что ей понадобится перевязка, но об этом позаботится одна из медсестер. Также назначен курс антибиотиков. Тем временем у него полная реанимация пациентов с ковидом, большинство из которых не были привиты.

— Я нашла для тебя палату, — говорит Иззи, а затем улыбается. — Вообще-то это ложь. Ее нашел глава полиции.

— Другим людям она нужнее. — Приятное ощущение от укола начало проходить, когда доктор вытащил рубашку из свернувшейся крови в ране на руке, а к тому моменту, когда он закончил дезинфекцию и зондирование, оно полностью прошло.

— Ты остаешься, — категорично заявляет Иззи. — В этом городе наблюдение за ранеными обязательно. Двадцать четыре часа. Скажи спасибо, что тебя не пристроили в коридоре или в столовой. Там сейчас полно людей, кашляющих своими легкими. Медсестра даст тебе еще анальгетик. Или симпатичный интерн, если повезет. Хорошо выспись. Завтра начнутся допросы по поводу этого дерьмового шоу. Тебе придется много говорить.

Холли поворачивается к Барбаре.

— Дай мне свой телефон, Барб. Мне нужно позвонить Пенни.

Барбара начинает доставать его из кармана, но Иззи поднимает руку, как регулировщик движения.

— Исключено. Ты не знаешь наверняка, мертва ли Бонни Даль.

— Я знаю, — сказала Холли. — И ты тоже. Ты видела ее велосипедный шлем.

— Да, и ее имя написано на рюкзаке.

— Там была также сережка, — говорит Холли. — Она в клетке, где меня заперли.

— Мы найдем ее. Возможно, они уже нашли ее. Сейчас в подвале работает команда криминалистов из шести человек, и группа из ФБР уже на подходе. После подвала мы пройдемся по всему дому. Прочешем каждый уголок.

— Это золотой треугольник, — говорит Холли. — С острыми краями. Другой я нашла возле заброшенного магазина, где они ее похитили. Сережка лежала в клетке под матрасом. Бонни, должно быть, оставила ее там. Ею я перерезала горло профессору Харрису.

И закрывает глаза.