Иоанн Евангелие. Популярный комментарий

ИОАНН 12:1–8. Мария: умащение ног

¹ За шесть дней до Пасхи пришел Иисус в Вифанию, где был Лазарь умерший, которого Он воскресил из мертвых. ² Там приготовили Ему вечерю, и Марфа служила, и Лазарь был одним из возлежавших с Ним. ³ Мария же, взяв фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса и отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира. ⁴ Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: ⁵ Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим? ⁶ Сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор. Он имел [при себе денежный] ящик и носил, что туда опускали. ⁷ Иисус же сказал: оставьте ее; она сберегла это на день погребения Моего. ⁸ Ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда.

Лично я терпеть не могу, когда в книге или в кино вечеринка оборачивается конфликтом. Писатели и сценаристы обожают такие штучки: гнев и обиды прорываются на поверхность, члены семьи орут друг на друга, а гости печально созерцают останки неудавшегося ужина. Наверное, для драматурга это самая подходящая ситуация, удобный случай повернуть сюжет, но я при виде таких сцен тянусь к пульту, чтобы переключить телевизор. Общая трапеза придумана для того, чтобы люди порадовались друг другу, приняли и поддержали, а не учинили бессмысленное насилие.

Маленькая сцена, свидетелями которой мы только что стали, тем более драматична, что как раз в этот момент Иисус остро нуждается в понимании и поддержке своих последователей. Мир объединяется против него, но пусть хотя бы друзья держатся вместе и твердо стоят на его стороне! Так ведь нет, и мы чувствуем, как сгущается напряжение.

Самый очевидный конфликт — спор между Иудой и Марией. Но вчитайтесь внимательно в предшествующие строки: «Марфа служила… Мария же, взяв фунт чистого нардового масла…»

Эти сестры — наши давние знакомые. Мы встречались с ними в прошлой главе, встречались в Лука 10. Их портреты у разных евангелистов дополняют друг друга, получается вполне законченное, трехмерное изображение. Мы «знаем» их, как реальных людей из своего окружения. Марфа устроила пир для Иисуса и его спутников (то же самое описано у Луки). Мария не позволяет сестре играть ключевую роль в эпизоде — она выходит на авансцену, причем не просто садится у ног Иисуса (как это описано у Луки), а еще и умащает ему ноги, демонстративно (и довольно вызывающе) отирая их собственными волосами. Для этого ей пришлось лечь на пол, поза совершенно непристойная — все равно как на современной вечеринке женщина подоткнула бы длинную юбку, обнажив бедра. Представьте себе реакцию всех присутствующих: бесстыжая! Что же она пытается сказать этими жестами — Иисусу и гостям? Вероятно, все были растерянны, терялись в догадках. Ведь и так спутники Иисуса жили в постоянном напряжении, особенно после совершенного им чуда и вестей о готовящемся против него заговоре.

Легче всего представить себе реакцию Марфы. Благоразумная сестра, несомненно, сочла, что уж на этот раз Мария превысила меру, однако заговорил об этом Иуда. Другие ученики наблюдали молча, смущенные и экстравагантным поступком Марии, и вспышкой Иуды, и непонятным комментарием Иисуса. Иоанн, словно хирург, вскрывает тайные язвы: Иуда, говорит он, запускал руку в общую казну, так что его заступничество за бедняков нельзя считать искренним.

Но ответ Иисуса выходит за рамки всех этих соображений — и практических, и тайных. Его слова трудно истолковать, вероятно, Иоанн понимал, что эти слова могут показаться бессмыслицей. Но в этой бессмыслице суть дела.

Из слов Иисуса следует, что Мария сберегала драгоценное миро, чтобы умастить его тело после смерти. Иными словами, ее поступок (как и слова Каиафы) выражает больше, нежели она сама знает и понимает. Ее акт любви становится пророчеством: очень скоро Иисус умрет и будет погребен, причем погребен с такой поспешностью, что его тело уже нельзя будет умастить, так совершим же этот обряд прямо сейчас.

Выходит, остатки благовоний не следует продавать для раздачи денег беднякам, но лучше его сохранить для погребения Иисуса, и эта задача более важна, чем даже милостыня и благотворительность (напомним, «Вифания» означает «дом бедняков»). Значит, если бы Мария не умастила ноги Иисуса миром, благовоние все равно пришлось бы сохранить для этой наиболее важной церемонии.

Заявление поразительное, тем более в свете постоянной заботы Иисуса о бедняках, провозглашенных им благословениях Царства, которые предназначены именно бедным. Единственное возможное объяснение — Иисус верил, что его неминуемая смерть станет тем событием, благодаря которому весь мир будет исцелен, в том числе будет исцелена бедность и все сопутствующие ей горести. Мы, живущие по другую сторону его смерти и воскресения, и по–прежнему сталкивающиеся с миром бедности, невыносимой обделенности и всех сопряженных с ней бед, вправе задаться вопросом, всегда ли церковь соблюдает приоритеты, заданные Иисусом.

И все же от столкновения между Марией и Иудой нам не уйти. Подобные сцены прямо–таки взывают к читателю: «А где ты? С кем ты отождествляешь себя?»

Готовы ли мы отождествить себя с забывшей о стыде Марией, которая принесла в дар и поклонение Иисусу все, что имела, пренебрегая и обидой сестры, выполнявшей всю тяжелую работу по дому, и гневом собравшихся в этой комнате мужчин, которые, что называется, не ручаются за себя, когда женщина публично распускает волосы; пренебрегая и насмешками человека, который всему знает цену и ни за чем не признает подлинной ценности?

Или мы на стороне осторожного, хитрого, умеющего сохранить свою репутацию Иуды (таким он был в глазах большинства знакомых): его обязанность — разумно тратить скудные средства спутников, которые не могли рассчитывать на постоянный или сколько–нибудь крупный доход; он должен был удовлетворять их нужды и что–то откладывать в пользу бедных. Иуда регулярно занимался благотворительностью, даже когда он выходит во время Тайной вечери (13:29), ученики предполагают, что он пошел позаботиться о бедняках. Забудьте естественное желание дистанцироваться от Иуды, потому что вы знаете, даже в этот, почти что уже последний момент, никто из учеников не подозревал его в измене. Не различаете ли вы его лицо, тенью, отблеском, когда глядитесь в зеркало? Или вы остались в кухне вместе с Марфой? Если так, какое отношение вызвали у вас Мария и Иуда, как вы реагируете на их спор? И что говорят вам слова Иисуса, что значит для вас он сам?