Иоанн Евангелие. Популярный комментарий

ИОАНН 19:25–30. Смерть Иисуса

²⁵ При кресте Иисуса стояли Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина. ²⁶ Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! се, сын Твой. ²¹ Потом говорит ученику: се, Матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял Ее к себе. ²⁸ После того Иисус, зная, что уже все совершилось, да сбудется Писание, говорит: жажду. ²⁹ Тут стоял сосуд, полный уксуса. [Воины], напоив уксусом губку и наложив на иссоп, поднесли к устам Его.³⁰ Когда же Иисус вкусил уксуса, сказал: совершилось! И, преклонив главу, предал дух.

Один мой коллега работал в Ливане в пору жесточайшей гражданской войны — одной из войн конца XX века. Он подметил в этой стране интересное явление, которое помогает нам понять кое–какие подробности тех событий, что происходят у подножья креста.

На улицах Бейрута сражались две враждующие армии. Вооруженные до зубов мужчины пытались овладеть каждой улицей и зданиями, в которых можно было держать оборону. Ни один мужчина не отваживался высунуть нос на улицу, иначе как вооружившись до зубов и в группе таких же вооруженных товарищей.

Но женщины выходили из дому и возвращались, когда им заблагорассудится. В этом мире женщин не считали бойцами, и все понимали, что даже посреди гражданской войны кто–то должен покупать продукты и кормить семью. Мужчина мог подвергнуться нападению, его могли убить или похитить. Женщин никто не трогал.

Это помогает нам понять, помимо всего прочего, статус женщин в раннем христианстве. Деяния 8:3 сообщают, что жертвами гонений женщины становились наравне с мужчинами. Их тоже рассматривали как угрозу существующему порядку. Но в ту пору, когда Иисус был осужден на казнь, дело обстояло иначе. Его ученики разбежались и попрятались, не смели показаться никому на глаза, но женщины могли бесстрашно выдать себя и своими поступками засвидетельствовать приверженность Иисусу. Никому бы и в голову не пришло арестовать женщину.

А почему не арестовали ученика, которого особенно любил Иисус? Как ему удалось прийти на место казни?

В комментарии к стиху 18:15–16 я уже высказал свое мнение: вероятно, этот ученик был еще очень молод, совсем мальчик, и солдаты не воспринимали его всерьез как потенциального вождя мятежников. Такой не может сплотить вокруг себя приверженцев, не станет новым вождем и не возродит движение за царство, революцию, которую римлянам удалось столь успешно подавить в зародыше. Наверное, любимому ученику не было еще и двадцати лет, у него даже борода не росла. Никто не видел в нем потенциальной угрозы.

Трогательная сцена между этим учеником, Иисусом и матерью Иисуса послужила сюжетом многих картин и благочестивых медитаций. В многих церквах висят изображения распятия, у подножья которого по обе стороны стоят Мария и Иоанн (назовем его здесь Иоанном, чтобы не оставлять его безымянным, хотя традиция не сохранила нам его имени). Мне довелось однажды служить в церкви, где позади алтаря был большой витраж с изображением распятия, и Мария стояла по левую руку от креста, а Иоанн — по правую. Этот образ я часто использовал в свадебных проповедях: здесь, у подножья креста, соединяются мужчина и женщина.

Эта сцена — последняя, в которой евангельское повествование представляет нам мать Иисуса, — полна мощного драматизма. Вспомним другую сцену, в самом начале Евангелия, когда Мария подсказала своему сыну: надо помочь людям, у которых на свадьбе кончилось вино (2:3–4). Тогда она еще не понимала, что его время не пришло, но уже знала, что люди должны слушаться его и все будет как надо. И теперь она не понимает, что его время пришло, что к этому вел его путь, в этом состояло его призвание — обратить воду человеческой жизни в животворное вино Божьей любви. Теперь все сбылось, и мы можем предположить, что смысл всего наконец открылся Марии через несколько дней, воскресением Иисуса. Но сначала должен завершиться этот эпизод — Иоанн примет мать Иисуса в своем доме, как если бы она была его собственной матерью.

Вино и вода становятся главными символами в этой сцене. Иисус страдает от жажды, и ему подносят губку, пропитанную дешевым вином («уксусом»), какое пили воины. Он давал людям прекрасное вино, качеству этого напитка люди даже удивлялись. Теперь, в смертной муке, он пьет дешевый напиток, каким утоляет жажду солдатня.

И еще два окна распахивается перед нами, когда мы читаем это повествование, еще два луча света падают на простую и печальную повесть о смерти Иисуса в Евангелии от Иоанна.

Во–первых, вновь звучит множество контекстов, в которых Иисус упоминает воду. Мы уже назвали чудо в главе 2, затем в главе 4 последовал долгий разговор о «живой воде» с самарянкой у колодца. Иисус предложил ей «живую воду» и сказал, что имеет ее в избытке. Далее, в главе 6 он говорит, что верующие в него никогда не испытают ни голода, ни жажды. В главе 7 он продолжает эту мысль торжественным обещанием «потоков воды живой» для всех, кто придет к нему. Уверовав в него, каждый сможет навеки утолить свою жажду, более того, верующие сами станут источниками живой воды.

Тем сильнее поражает нас страх и трепет, когда мы вполне постигаем смысл этих слов Иоанна: сам Иисус жаждет. Неужто иссякла вода жизни, неужто вино вытекло и больше его не будет? Он спасал других, почему он не может спасти себя? Но это (говорит нам Иоанн), как терновый венец и надетая ради издевательства пурпурная мантия, — все это часть той же истины. Только так Иисус может осуществить то, что может осуществить только он. Он должен оказаться там, где оказывается каждый человек, в пустыне жажды, позора и смерти. И это также — исполнение написанного (псалом 68:21). В этом его слава, более того — его радость.

Но Иоанн пытается сказать нам еще одну вещь, и аллюзия на главу 2 служит и здесь напоминанием.

Иоанн ясно дал нам понять, что превращение воды в вино было лишь первым чудом в целом ряде знамений, которыми Иисус открывал свою славу. Вторым знамением стало исцеление сына вельможи в Капернауме (4:46–54), а далее Иоанн предоставляет нам самостоятельно считать «знамения», так что у разных комментаторов результаты не сходятся. Лично мне самой убедительной последовательностью кажется такая: третье «знамение» — исцеление парализованного у бассейна (5:1–9); четвертое — умножение хлебов и рыб (6:1–14), пятое — исцеление слепорожденного (9:1–12), а шестое – воскресение Лазаря (11:1–44).

Вряд ли Иоанн собирался оборвать цепочку чудес на цифре шесть. С самого начала образцом для его повествования служит Бытие 1, а значит, требуется семь чудес, чтобы новое творение осуществилось во всей полноте. И вот мы стоим у подножья креста. На всем протяжении евангельского повествования Иоанн неоднократно предупреждает нас, что в тот момент, когда Иисус будет «вознесен», слава Божья воссияет в нем во всей полноте. А именно в «знамениях» раскрывается слава Божья. Вот почему я считаю возможным рассматривать само распятие как седьмое «знамение» у Иоанна.

И это подтверждается последним восклицанием Иисуса: «Совершилось!» Он завершил труд, порученный ему отцом (17:4), Он возлюбил «до конца» своих, бывших в мире (13:1). Он исполнил последний, окончательный свой труд.

«Совершилось» — в оригинале стоит форма глагола, которую ставили на уплаченном векселе. Счет закрыт, с ним покончено. Цена уплачена до копейки. Истинно, говорит Иоанн, Иисус завершил свой труд, и в этом смысле, как во всех остальных. И этим исполненным трудом он оплатил счет за нас всех, на этом «совершилось» основана с тех пор наша жизнь.