ИОАНН 20:11–18. Мария Магдалина и воскресший Иисус

11 А Мария стояла у гроба и плакала. И, когда плакала, наклонилась во гроб, 12 и видит двух Ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисуса. 13 И они говорят ей: жена! что ты плачешь ? Говорит им: унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его. 14 Сказав сие, обратилась назад и увидела Иисуса стоящего; но не узнала, что это Иисус. 15 Иисус говорит ей: жена! что ты плачешь ? кого ищешь ? Она, думая, что это садовник, говорит Ему: господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его. 16 Иисус говорит ей: Мария! Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни! — что значит: Учитель! 17 Иисус говорит ей: не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему. 18 Мария Магдалина идет и возвещает ученикам, [что] видела Господа и [что] Он это сказал ей.


Собираясь в гости в Германию, я выучил некоторые правила вежливости. В немецком языке, в отличие от английского, есть разные формы для единственного и множественного числа второго лица, и есть также вежливое «Вы», которое отличается от множественного «вы». На «ты» и множественное «вы» можно обращаться только к детям и очень хорошим знакомым. И лучше подождать, пока люди предложат тебе «выпить на брудершафт» или в какой–то иной форме перейти на «ты».

Люди, в чьей семье я жил, были очень гостеприимны и дружески расположены ко мне. Они делали все, чтобы мне было удобно, помогали во всем и прощали неуклюжие попытки говорить на их языке. Я обращался ко всем членам семьи на «Вы», однако через несколько дней, за ужином, глава семьи обратился ко мне с краткой речью. Он сказал: теперь, когда мы прожили несколько дней вместе и достаточно близко сошлись, будет правильнее, если мы начнем называть друг друга на «ты». Так начался новый этап нашей дружбы. По–английски аналоги трудно подобрать, наверное, это похоже на переход от «мистера Смита» к обращению по имени.

Примерно такое же чувство я испытываю, перечитывая приведенный выше отрывок. Настал момент, когда внимательный читатель Иоанна понимает: произошло нечто необычное, и произошло это не только с Иисусом — хотя и с ним тоже, — но с миром. Изменились отношения Бога с миром, с учениками. До сих пор Иисус называл Бога «Отцом», «Отцом, пославшим меня», «моим Отцом». Своих последователей он называл «учениками», «слугами» или «друзьями». Но теперь все изменилось. Прочувствуйте силу стиха 17: «Иди к братьям

Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему».

Что–то радикально изменилось. Цель достигнута, установлены новые отношения, они расцвели неожиданно и прекрасно, как весенний цветок. Перед учениками распахнулся новый мир, мир, в котором они смогут узнать Бога так, как знает его Иисус, где они и сами станут возлюбленными чадами Отца.

Иными словами, наконец–то ученики станут истинными израильтянами. Призвание Израиля — быть сыном Божьим, его первенцем (Исход 4:22). Израиль мучительно старался осмыслить свое призвание. Эта идея сохранилась во множестве текстов Ветхого Завета и в более позднем иудаизме, но появилась и другая идея: если Израиль подлинно был сыном Божьим, то в дальнейшем между сыном и Отцом наступило отчуждение. Когда Иисус рассказывает притчу о блудном сыне, его слушатели прекрасно понимают подтекст (Лука 15:11–32). Но теперь Иисус сумел вернуться из изгнания, проложил обратный путь из далекой страны, из страны смерти. Он нашел дорогу к отчему дому. Все, кто следовал за Иисусом, будут приняты в этом доме во имя его, станут возлюбленными детьми в этой семье.

Приглашение в дом отчий Мария Магдалина слышит в час глубочайшего отчаяния. Разыгрывается древнейшая драма на земле: постойте рядом с Марией сейчас, когда она плачет, вспомните кого–нибудь, кто вам знаком, или человека, о котором вы прочли в газете, которого видели по телевизору, — о ком–то, кто сейчас плачет. Пусть этот человек тоже встанет рядом с вами и Марией Магдалиной. Не принуждайте себя плакать, в скорби есть свой естественный ритм. Пусть все это – плачущие люди, их скорбь, ваши слезы — предстанет вашему мысленному взору. Вот вы стоите возле гробницы. А теперь, когда момент настал, наклонитесь и загляните вовнутрь. Вас ждет потрясение.

Откуда явились ангелы? Несколько секунд тому назад, когда Петр и Иоанн заходили в пещеру, там никого не было. Или — кто–то был? Или ангелов можно увидеть только сквозь слезы? Кто знает… Когда человеку страшно, ангелы ободряют его. Когда он плачет, ангелы объясняют ему причину его слез. Они говорят с нами вслух и громко. И вы тоже прислушайтесь к словам ангелов, прислушайтесь к словам тех, кто плачет у гробницы рядом с вами. У меня отняли дом, мужа, детей… попрали мое достоинство, мои права, надежды, мою жизнь. Унесли господина моего. Вся скорбь, вся скорбь мира – в слезах Марии Магдалины.

А теперь, когда вы встали рядом с Марией и пытаетесь осмыслить, какой ответ может быть ее слезам, какой ответ получат слезы, льющиеся повсюду в мире, теперь — обернитесь. Вы увидите странную фигуру снаружи пещеры. Кто это? Что он здесь делает? За кого вы могли бы принять этого человека?

Мария догадывается: это садовник. Она ошиблась, но отчасти ее догадка верна. Настало новое творение, и начало ему — Иисус. Вспомните слова Пилата: «Се Человек!» Вот он — новый Адам, садовник, который преобразит хаос творения в новый порядок, прорастит новые цветы и плоды. Он пришел выполоть сорняки и чертополох, чтобы вместо них набухали бутоны цветов и рос богатый урожай. И сейчас, когда мы стоим рядом с Марией и слушаем ее разговор с незнакомцем (нам не раз уже случалось видеть у Иоанна подобные сцены, в которых собеседник Иисуса не понимает и не узнает его), пусть боль того человека или тех людей, которых вы привели с собой к гробнице, свободно говорит с Иисусом, даже если эти люди его не знают.

Вот он обращается к Марии по имени — приветствие, утешение, ласковый упрек — «Полно! Разве ты не узнала меня» и призыв — все в одном. Конечно, мы знаем его. Конечно же, мы его не знаем. Он все тот же. Он — совершенно другой. Он жив новой жизнью, такой жизнью, какой мы не знали прежде. Пусть Иисус окликнет и вас по имени, пусть назовет имена тех, кого вы привели с собой, всех, кто нынче нуждается в его любви и исцелении. Пусть молитва вновь станет разговором, тем разговором, который нужен сегодня.

Самые странные слова во всем эпизоде — предупреждение в стихе 17: «Не удерживай меня» или, во многих переводах, «Не прикасайся ко мне». Две знаменитые картины, одна — кисти Рембрандта, другая — Тициана, представляют эту сцену, хотя не могут передать все ее смыслы. Почему Иисус запрещает Марии подойти ближе?

Высказывалось предположение, что тело воскресения еще настолько ново и необычно, что если Мария прикоснется к нему, она может все неправильно понять, примет Иисуса за призрак. Едва ли это объяснение правдоподобно в свете других сообщений и последовавшего вскоре предложения Фоме потрогать и убедиться самому (ну да, прошла неделя, и тело «окрепло»?) Лично мне представляется, что в такой форме Иисус предупреждает Марию: их отношения изменятся и не будут такими же, как прежде. Он уже не будет странствовать по Галилее и Иудее, не разделит с учениками их простую трапезу, не будет проповедовать, молиться, спорить с ними. Они еще несколько раз увидят его, но вскоре наступит время ему «уйти к Отцу», как он неоднократно предупреждал в главах 11–17. Вот почему, как мне кажется, слова «не удерживай меня» означают именно это: не пытайся удержать меня, завладеть мною. Слова странные, да ведь и момент необычный.

Марию это замечание вовсе не огорчило, значит, не показалось ей строгим или грубым. И вообще ей не до этого. Вновь она становится апостолом апостолов. «Я видела Господа, и вот что он мне сказал». Самое точное, из первых рук, свидетельство.

Ее свидетельство не утратило своей ценности и поныне. Если бы кто–нибудь в I веке решил сочинить историю о том, как Иисуса видели после смерти, в этой вымышленной истории не нашлось бы главной роли для женщины, тем более для Марии Магдалины.

Загрузка...