ИОАНН 12:27–36. Час настал

27 Душа Моя теперь возмутилась; и что Мне сказать ? Отче! избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришел. 28 Отче! прославь имя Твое. Тогда пришел с неба глас: и прославил и еще прославлю. 29 Народ, стоявший и слышавший [то], говорил: это гром; а другие говорили: Ангел говорил Ему. 30 Иисус на это сказал: не для Меня был глас сей, но для народа. 31 Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон. 32 И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе. 33 Сие говорил Он, давая разуметь, какою смертью Он умрет. 34 Народ отвечал Ему: мы слышали из закона, что Христос пребывает вовек; как же Ты говоришь, что должно вознесену быть Сыну Человеческому ? кто Этот Сын Человеческий ? 33 Тогда Иисус сказал им: еще на малое время свет есть с вами; ходите, пока есть свет, чтобы не объяла вас тьма: а ходящий во тьме не знает, куда идет. 36 Доколе свет с вами, веруйте в свет, да будете сынами света. Сказав это, Иисус отошел и скрылся от них.


Как раз в тот момент, когда я вошел в кабинет, чтобы написать комментарий к этому отрывку, с другой стороны улицы послышались три громких взрыва. Я был несколько напуган: поблизости находятся государственные учреждения, и вопреки всем мерам безопасности террористы могут каким–то образом проникнуть туда и подложить бомбу. Такое уже случалось, не исключено, что случится вновь. Я кинулся к окну и выглянул наружу.

К моему облегчению, я увидел сыпавшийся с потемневшего неба град разноцветных огней. То был салют. И сейчас, когда я пишут эти строки, фейерверк продолжается, все громче, все ярче. Могу себе представить, как подскочили жители соседних районов при первых «залпах». Что это? Праздник — или переворот? Неожиданный шум требует правильного истолкования.

Здесь у Иоанна сказано — и подобные эпизоды изредка встречаются в Евангелиях, — что с небес прозвучал голос. Настоящий голос, слышимый, внятный. Вот что интересно: люди воспринимают это явление по–разному. Они слышат шум и принимают его за гром. Кое–кто из стоявших рядом с Иисусом и видевших, как он молился, предполагает, что ему отвечает ангел. Ни один из свидетелей не высказывает мнения, которое евангелисту кажется само собой разумеющимся: никто не говорит, что то был не гром, не ангел, не бомба и даже не фейерверк — то был голос Бога.

Конечно, и в ту пору «доказать», что это говорит Бог, было невозможно, тем более нет смысла доказывать это сейчас, две тысячи лет спустя. Гораздо важнее понять, что именно сказал этот голос (и передал нам Иоанн), увидеть, так сказать, общее направление разговора.

Только что Иисус провозгласил, что час настал. Он ждал этого момента, ждал некоего знака, подтверждающего, что ему пора устремиться вперед, к завершению своего краткого и драматического земного служения. Когда греки явились на праздники и пожелали видеть его, это и послужило знаком, что час настал. Что же он почувствовал?

Возгордился тем, что достиг вершины? О нет, не думаю.

Обрадовался? Да, но это, судя по словам евангелиста, не было первым его чувством.

Он был готов встретить свою судьбу с высоко поднятой головой? В итоге да. Но опять же, не на этом сосредотачивает внимание Иоанн.

Встревожен и удручен. «Душа моя возмутилась». Да, именно так: Слово, ставшее плотью, тот, в ком поистине проявились любовь и могущество Отца, единственный, исцелявший больных, превращавший воду в вино, открывавший глаза слепым, воскресивший Лазаря из мертвых — теперь он был встревожен и растерян. До самой глубины сердца.

Ваше представление о Боге способно вместить это? Или когда Бог заговорит, вы услышите гром и больше ничего?

Иисус ведь был воплощенным Словом. Он был человеческой плотью, слабой плотью, плотью, которая содрогается при мысли о страданиях и смерти. Естественный инстинкт человека из плоти и крови — спросить: вот, час настал, может быть, у меня есть шанс избежать его? Другие Евангелия не раскрывают нам этой стороны Иисуса, не передают тот долгий, мучительный разговор, который он вел с самим собой задолго до наступления часа. Мы станем свидетелями его колебаний лишь в Гефсиманском саду, но здесь Иоанн показывает нам человеческое смятение Иисуса заранее, в Иерусалиме, еще до ареста.

Ответ на заданный вопрос вновь, как это обычно бывает у Иоанна, обнаружится в славе Отца, в готовности Иисуса исполнить все ради вящей славы отчей. Он уже прошел большую часть пути, он приготовил почву для новой вести, он проповедал волю Отца и замысел спасения мира, неужто теперь он отступится и попросит изменить этот план? Смущенное сердце знает, какая опасность ждет впереди, но знает также, что лишь посредством этой жертвы, а не с помощью компромисса, уклонения от опасности, слава Отца воссияет во всем мире. «Отче! прославь имя твое!»

На эту молитву отвечает гром. Отец прославил свое имя, он уже сделал это, в немыслимом земном служении Иисуса, в его чудесах и подвигах любви. И теперь Отец еще более прославит свое имя. Будь послушен, следуй по своему пути, бди.

Он прославит свое имя, ибо те, кто узурпировал Божье правление в мире, кто превратил закон в издевательство, возложив его ярмом на бедных, а себя превознося как царей, господ и даже богов, — все они будут осуждены. «Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон». Таких слов ждали сотни тысяч людей. Именно так должен был, по их мнению, говорить Мессия. Сейчас он призовет наточить мечи и возглавит нападение на римский гарнизон, охраняющий подступы к Храму.

Только все вышло не так. Иисус — не такой Мессия, на какого они рассчитывали. Да, он собирался ниспровергнуть земные царства и установить царство Божье, однако эта победа — иного рода. Он будет «вознесен» — на высоком столпе, как змей в пустыне (3:14–15). Так будет спасен мир. Так будет прославлен Бог, истинный Бог, Бог неоскудевающей любви. Меч не прославит Творца, но любовь прославит — жертвенная, самоотверженная любовь.

Разумеется, стоящие рядом не могут понять Иисуса. Они и раньше–то не понимали, особенно в той повести, какую излагает Иоанн. Автор этого Евангелия (или те люди, которые послужили источником этого текста) много раз становился свидетелем утомительных споров между Иисусом и иудеями, споров, в которых антагонисты не могли и не хотели понять слова Иисуса. Предание гласило, что Мессия будет править вовеки (в конце концов, именно это сказано в Библии, достаточно заглянуть в 2 Цар 7:13–16). Что же это за темные намеки на смерть Иисуса, что это за «Сын Человеческий», который будет «вознесен» (3:14; 8:28)? Иоанн показывает нам не только разочарование Иисуса: вновь его слушатели подступили вплотную к правильному истолкованию — и вновь промахнулись далеко мимо цели. Иоанн показывает нам, что ученики тоже оставались в растерянности: что такое сказал Иисус? Каково значение его слов?

В тот момент Иисус дает им лишь один ключ: он вновь заводит разговор о свете и тьме. Свет еще какое–то время побудет с ними, надо изо всех сил держаться за него, ходить в свете, веровать в него. Этот совет касается и нас.

Загрузка...