38 После сего Иосиф из Аримафеи — ученик Иисуса, но тайный из страха от Иудеев, — просил Пилата, чтобы снять тело Иисуса; и Пилат позволил. Он пошел и снял тело Иисуса. 39 Пришел также и Никодим, — приходивший прежде к Иисусу ночью, — и принес состав из смирны и алоя, литр около ста. 40 Итак они взяли тело Иисуса и обвили его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают Иудеи. 41 На том месте, где Он распят, был сад, и в саду гробница новая, в которой еще никто не был положен. 42 Там положили Иисуса ради пятницы Иудейской, потому что гробница была близко.
Верблюда звали Михаэль. Он и его хозяин терпеливо дожидались у стен Иерусалима. Дневная экскурсия завершилась, и в группе нашлась женщина, хотевшая посмотреть что–нибудь еще. Вместе с ней я отправился на переговоры с владельцем верблюда, одним из множества арабов, что крутятся возле священной столицы в надежде заработать на пропитание. Не успели мы опомниться, как он подтолкнул нас обоих вверх и усадил между горбами верблюда, после чего похлопал свою скотинку по плечу и крикнул: «Аллилуйя»
Верблюд, до тех пор смирно лежавший на земле, поднялся, повернул морду назад, чтобы понять, почему ноша оказалась такой тяжелой, но хозяин уже потянул его за узду и повел вниз по улице. На каждом шагу он снова и снова выкрикивал «аллилуйя» (совсем другие восклицания вертелись у нас на языке, когда мы качались из стороны в сторону, в ужасе цепляясь за седло). Мы добрались до конца улицы, развернулись и возвратились к тому месту, с которого отправились в путь. Под очередное «аллилуйя» верблюд снова лег, и мы сползли с его спины.
— Почему ты все время кричишь «аллилуйя? — спросил я владельца, расплачиваясь за прогулку.
Он прижал губы к моему уху и шепнул мне:
— Потому что я люблю Иисуса.
Внезапно меня откинуло в первое столетие нашей эры. «Тайный от страха иудеев», от страха перед недоброжелательством евреев, перед враждебностью собственных сородичей, воинственных и непримиримых мусульман. Теплая волна узнавания накатила на меня, я крепко сжал руку этого тайного христианина и вложил в нее еще несколько шекелей. Его верблюд, его аллилуйя — единственно доступный для него способ славить Иисуса под стенами Иерусалима…
На это же место, под стены Иерусалима, пришли Иосиф с Никодимом, принесли все, что могли отдать Иисусу. Сто «фунтов» дорогих благовоний, примерно 80 фунтов или тридцать с небольшим килограммов, если пересчитывать на современные меры. В сто раз больше, чем потратила Мария, когда умастила Иисуса в Вифании (12:30, а ведь тогда ученики возмущались лишними расходами. Такое количество (и, добавим, такие роскошные благовония) требовалось для похорон царя. Вероятно, так и понимали ситуацию Иосиф и Никодим: они бы подписались под словами «царь Иудейский», которые Пилат приказал надписать над головой распятого, но для них это не было насмешкой. Если у Израиля когда–либо имелся настоящий царь, это был Он — и никто другой.
До сих в Евангелии Иосиф не упоминался. По другим сообщениям, он располагал собственной гробницей; из слов Иоанна следует, что этой гробницей воспользовались потому, что она оказалась поблизости. Но он выделяет другой момент: этой гробницей никогда еще не пользовались, он особо подчеркивает это в стихе 41. Он заранее предусматривает аргументы, которые могут возникнуть у скептиков, когда он перейдет к продолжению этой истории: а что, если гробницу попросту перепутали, если вышла ошибка?..
Нет. Гробница была совершенно новой. Ошибка невозможна.
С Никодимом, как напоминает нам Иоанн, мы уже знакомы (3:1–10; 7:50–52). Прослышав о новом и необычном наставнике, он явился к нему ночью и последовал один из тех развернутых диалогов, которые Иоанн неоднократно приводит в своем Евангелии. В той беседе Иисус объяснил, что такое новое рождение от воды и духа. Развивая эту идею, он сослался на пример Моисея, прибившего к столпу в пустыне змея, чтобы видевшие его избегли смерти, и сказал, что Сын Человеческий подобным же образом будет вознесен, чтобы все, верящие в него, получили жизнь вечную (3:14–16). Затем он говорил о людях, которые творят зло и потому боятся света, и о тех, кто поступает праведно и потому любит свет, ведь на свету обнаруживается, что их дела сделаны «в Боге» (3:19–21).
Итак, в тот вечер незадолго до наступления темноты Никодим пришел к месту казни. Повествование сосредотачивается на нем, хотя и ненадолго: тело надо похоронить до заката, пока не наступила суббота. На этот раз Никодим отважно выступает вперед. Его верность Иисусу созревала постепенно, с того часа, когда он заступился за Иисуса на основании закона и был высмеян коллегами (7:30–31), до этой минуты, когда ничего не рассчитывая приобрести и рискуя всем, он отдает последний долг непонятному, позволившему себя казнить царю.
Как мы уже видели в главе 11, где речь шла о Лазаре, погребальные обычаи того времени существенно отличались от наших. Умерших не клали в гроб, не кремировали. Гробницей служила выдолбленная в скале пещера, такие пещеры во множестве обнаруживаются археологами. Требовалась достаточно высокая пещера, чтобы внутри могли повернуться люди, укладывающие труп, но вход делали маленьким, высотой чуть больше метра. По обе стороны от входа вырубали полки.
На создание такой пещеры уходило много времени и труда, так что люди рассчитывали использовать их неоднократно. Полки служили для того, чтобы укладывать на них тела, каждое на свое полку, но вполне могло случиться так, что очередного покойника принесут раньше, чем предыдущий полностью разложится. Чтобы смягчить тяжелый запах из гробницы, тела умерших обматывали в ткань, пропитанную большим количеством благовоний. В промежуток между погребениями пещеру защищал от грабителей большой и тяжелый круглый валун, который несколько человек с усилием подкатывали к ее входу.
Когда от трупа оставались одни кости, их собирали и складывали в особый сосуд (оссуарий). Эту урну с прахом хранили в глубине погребальной пещеры или переносили в другое надежное место. Таким образом, в отличие от современных ритуалов, похороны проходили в два этапа с разрывом в несколько месяцев, а то и лет.
Конечно же, Иоанн рассчитывает на то, что сейчас мы припомним, как в последний раз стояли у гроба. Остановившись перед пещерой, где был положен Лазарь, Иисус заплакал (11:35), но когда камень откатили прочь, не появилось дурного запаха или иных признаков разложения (11:41). Ждите, пытается сказать нам Иоанн. Пройдите со мной через тот субботний день, через это печальное испытание тишиной. Ждите, пока не минует этот длинный, этот последний день. В седьмой день Бог отдыхал, упокоился в этот день Иисус. Но вся книга была об этом — о новом творении. Ждите дня восьмого.