20 Из пришедших на поклонение в праздник были некоторые Еллины. 21 Они подошли к Филиппу, который был из Вифсаиды Галилейской, и просили его, говоря: господин! нам хочется видеть Иисуса. 22 Филипп идет и говорит о том Андрею; и потом Андрей и Филипп сказывают о том Иисусу. 23 Иисус же сказал им в ответ: пришел час прославиться Сыну Человеческому. 24 Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода. 25 Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную. 26 Кто Мне служит, Мне да последует; и где Я, там и слуга Мой будет. И кто Мне служит, того почтит Отец Мой.
В детстве, каждую осень, я принимал участие в сборе каштанов. Мы внимательно следили за тем, как зреют и начинают осыпаться каштаны — это происходило на рубеже сентября и октября. Обычно при падении зеленая колючая оболочка лопалась, а если нет, мы ее надрезали. Внутри прятался темно–коричневый орех, яркий, красивый, сантиметра три в диаметре. Красивые штучки, гладкие на ощупь, приятные на вид. Можно собрать лучшие образцы и выложить их рядком на полочку, но детям, конечно, это и в голову не приходило. Мы прокалывали свои «орешки» посередине, продевали узловатую нитку и начиналась битва за выживание, точь–в–точь как у Дарвина. Раскачав свой орех в воздухе, мы обрушивали его на орех противника, и так снова и снова, пока слабейший не разлетится в куски. Ничья или победа по очкам не предусмотрены — слава или смерть. Победитель вступал в очередную схватку.
Лишь один раз за все детство я поступил с плодом каштана так, как это предусмотрено природой. Выбрал самый лучший — большой, блестящий — и не понес его в школу для очередной битвы, а посадил его в землю. Выкопал ямку, подсыпал песку, полил водой и воткнул семя так глубоко, как только мог. Честно говоря, я боялся, что зря израсходовал отличный орех, однако весной появился тоненький росток, а через год — уже молодое деревце. Прошли годы, я давно не бывал в тех местах, но если никто не покусился на него, теперь там уже выросло большое дерево, которое в свою очередь по осени покрывается плодами каштана.
Эту картину имеет в виду Иисус, хотя поначалу его слова кажутся странными. На прямой вопрос он как бы и не отвечает. Андрей и Филипп сообщили ему, что некие «Еллины», то есть чужеземцы, хотят его видеть. Эти «Еллины», очевидно, признавали Бога Израиля, являлись на празднества, совершавшиеся в его честь, что–то знали о том, как Бог спасал народ в прошлом и какие обещания дал на будущее. Казалось бы, Иисус должен ответить: «Отлично! Ведите чужеземцев сюда, я с ними побеседую». Вместо этого он рассказывает некую притчу о семени и растениях, о жизни и смерти, о господине и рабах. Почему? Что он хочет этим сказать?
Наиболее полный ответ мы получим в следующем эпизоде, в стихе 32. Там Иисус скажет о том, как он привлечет к себе все народы, когда будет вознесен от земли. Иными словами, если уж Еллины пришли к нему, если они хотят получить во всей полноте благо от той миссии, которую он послан выполнить в мире, то его ответ на желание Еллинов — довести до конца свою миссию, исполнить тот подвиг, который поручен ему Отцом. Только таким странным и неожиданным образом нееврейский мир, мир «Еллинов» (большая часть тогдашнего мира говорила по–гречески, почему не–евреи назывались Еллинами) сможет, как и задумано Богом, прийти к Иисусу. Тогда язычники не просто «увидят» его, о чем они просят в данный момент, но «придут к нему», привлеченные могущественной любовью Бога, привлеченные в общение с Ним и новую жизнь.
Вроде бы не относящиеся к делу слова Иисуса о падающем в землю и умирающем зерне — это начало глубокого и полного ответа. Здесь Иоанн начинает приоткрывать перед нами главную тайну — каким образом Бог спасает мир смертью Иисуса. Намеки мы уже слышали, начиная с первой главы и совсем недавно, в 11:52. Смерть Иисуса уподобляется севу, смерти зерна. На совершенно другом уровне происходит та же трагедия, которая в малых масштабах совершилась, когда маленький мальчик решился зарыть в землю свой лучший каштан и навеки простился с ним. Трагедия обернется торжеством: торжеством жертвенной любви Бога, той любви, которая готова взглянуть в лицо смерти и одолеть смерть. Только добровольным принятием смерти одолевается смерть, жертвой не только ради Израиля, но и ради всего мира, обозначенного здесь словом «Еллины».
Скрепляющий этот отрывок стих 23 свидетельствует о том, что мы достигли того момента, к которому направляло нас все евангельское повествование. «Мое время еще не пришло», сказал Иисус Марии в 2:4. «Никто не схватил его, потому что его время еще не пришло», продолжает Иоанн в 7:30. Но теперь Иисус знает, что его время пришло: все приготовления завершились, и великое событие, кульминационный момент жертвы и освобождения, должно состояться. Тот факт, что уже и чужестранцы ищут его в Иерусалиме, служит для Иисуса знаком, как служит для нас знаком первый весенний лист — мы знаем, какое число на Божьем календаре. Обратного хода нет. Иисус пойдет навстречу этому моменту и приготовит его символическими действиями (глава 13), особым учением (главы 14–16), а главное, молитвой (глава 17).
И каждая веха на этом пути убеждает: Иисус говорит не только о себе. То, что он должен сделать, он совершает уникальным образом, в одиночку противостоя силам греха и смерти, чтобы всем остальным людям уже не пришлось делать этого, но вместе с тем он прокладывает путь, по которому его «слуги», его последователи пойдут за ним. Вероятно, и это — часть вызова и призыва, обращенного как к своим, так и к «Еллинам». Если они действительно хотят «увидеть» его, если хотят узнать его и понять, что он им несет, то должны быть готовы к тому, что их «посеют», как зерно, то есть что придется рискнуть всем, служа ему.
Образ «посеянного зерна», как мы знаем из Римлянам 6, помогал ранним христианам понять, как мы «умираем со Христом» в крещении и вере. Грозный вызов — но с ним сопряжено обещание: «И кто мне служит, того почтит Отец мой». Наивысшая «честь» для каштана заключается не в том, чтобы побить все другие орехи, а в том, чтобы сгинуть под землей и вернуться уже деревцем. Этот образ необходимо включить в число тех мощных евангельских притч и картин, которые Иоанн выкладывает перед нами для нашего служения, веры и молитвы.