История героя: Огонь наших душ

Глава 21. Ненависть

Море Дедфайра, близ Некетаки

Обратное плавание, продлившееся даже чуть меньше ожидаемого, не принесло «Онеказе» и ее экипажу ни новых встреч, ни новых схваток. Кьелл закончил очередную картину, названную им «Ностальгия», на которой запечатлел всех близких, друзей, и знакомых Сяо-Фаня, чью внешность смог вспомнить, и огромное полотно заняло одну из стен капитанской каюты. Гламфеллен по-прежнему радовал друзей и команду музыкальными вечерами, расслаблялся вместе со всеми в кают-компании, или изучал морское ремесло — все же, его познания в деле вождения парусных кораблей были весьма поверхностными, и единственным его спасением было наличие рядом опытных моряков — Беодула, Ваницци, Леуки, и многих других, на которых бледный эльф мог опереться при нужде.

«Онеказа» подходила к границам вод Королевской Бухты, отделенным волноломами от открытого моря, когда солнце уже начинало клониться к закату. Едва склоны Некетаки показались вдали, неясное предчувствие кольнуло сердце Кьелла. Он сбегал в каюту за подзорной трубой, и, повинуясь все тому же предчувствию, захватил и верный вещмешок, прятавший в своих недрах множество походных мелочей. Вернувшись на палубу, гламфеллен устремил объектив зрительной трубы на Некетаку, и его сердце словно задрожало в его груди звонящим тревожный набат колоколом — над городом поднимались дымы пожаров. Корабли, во множестве покрывшие собой прибрежные воды, то и дело окутывались пороховым дымом, и в ответ на его белые клубы, далеко в городе вспыхивали новые огоньки, и поднимались новые дымы. Война пришла в Некетаку, успев раньше Кьелла.

Уняв бешено стучащее сердце, тот осмотрел батальную панораму, в которую превратился вид на столицу Хуана, еще раз, пытаясь объективно оценить ситуацию. Кораблей врага, на второй взгляд, было не так много, и они не упорствовали в своем обстреле — то и дело, дымящийся парусник отходил в открытое море, спасаясь от огня береговых батарей. На горизонте были видны корабли, ведущие морские баталии — Хуана сражались, и теснили врага. Но проведя в очередной раз объективом по вершине горы, где устроился район Змеиная Корона, гламфеллен едва из рук трубу не выронил. Горел королевский дворец. Десантные партии врага, неведомо как проникнув вглубь Некетаки, нанесли удар в самое ее сердце.

Сердце же бледного эльфа будто льдом покрылось. Он молча убрал трубу в вещмешок, и повернулся к стоящему на мостике Беодулу. Тот оглядывал дымы и взрывы, пятнающие лик Некетаки, с растерянным недовольством.

— Выживите до моего возвращения, — коротко бросил ему Кьелл, и взметнулся в воздух, летя над волнами в невероятном прыжке.

Отталкиваясь от поверхности моря, он на сверхчеловеческой скорости приближался к городу, подмечая все новые детали постигшего тот несчастья. На улицах шли бои, сразу во многих районах, едва ли не по всему городу. Стража давала бой вторженцам, и давала его успешно. Корабли же, атаковавшие Некетаку с моря, несли очень знакомый бледному эльфу флаг. Перевернутая корона на фиолетовом поле.

Принчипи сен Патрена, Князья без Отчизны. Прихвостни Фурранте и компании, пираты Дедфайра, возомнившие себя государством в государстве, и покусившиеся на правителей Хуана.

«Дерео,” мимолетом подумал эльф. «Вот как эти жалкие трусы, которым сейчас простые стражники дают прикурить, добрались до самой Змеиной Короны. В Некетаке поселились крысы, а я, в самонадеянности своей, не потравил их вовремя. Приручить решил пушистиков-симпатяг, да. Ничего, все исправим, главное, чтобы моя милая была в порядке.»

Беспокойство за Онеказу ножом резануло сердце, но Кьелл титаническим усилием подавил ненужные сейчас эмоции, прибавляя скорости. Он перепрыгнул один из пиратских галеонов, вызвав удивленные возгласы матросов, и продолжил свой безумный бег. Он не замечал, от чего отталкиваются его сапоги, будь то коньки крыш, листья высоких пальм, либо же головные уборы редких разумных, проносясь мимо всего этого едва заметным привидением. Всё его восприятие, и обыденное, и духовное, сейчас было сконцентрировано на самой высокой точке Некетаки — дворце Каханга. Чувства Видящего ощущали там два находящихся рядом друг с другом огонька знакомых душ — один, полыхающий обычно лесным пожаром, сейчас дрожал гаснущей свечой. Другой же, тот, что был ему дороже всего прочего на Эоре, вспыхивал и опадал пламенем костра на бурном ветру. Кьелл уже знал, что именно так выглядит применение сайферских сил.

«Самую чуточку продержись, милая,” отчаянно думал он, перелетая в высоком рывке через фонтаны и мостики Змеиной Короны. Он уже видел доски дверей, ведущих в храм Хилеи на втором этаже дворца, там, где он видел души Онеказы и Аруихи, окруженные множеством других.

— …А твоя симпатичная головка будет висеть на моем поясе, в компании прочих трофеев, ха-ха-ха! Я бы и поразвлекся с тобой напоследок — не каждый день случится королеву…

Кьелл вынес своим телом дверь храма, срывая одну из створок с петель, и доносившийся до него громкий и грубый голос прервал свою незамысловатую речь. Говорил великанских статей огр, одетый в цвета Принчипи, и опирающийся на ствол корабельной пушки. Его свободная рука тянулась к замершей у статуи Хилеи Онеказе. Женщина глядела спокойно, но её руки были до побелевших костяшек сжаты на рукоятях кинжалов, что она выставила перед собой. Она была без короны — та валялась у ног королевы, рядом с изрубленным, едва дышащим Аруихи. Группа разумных, где-то в пару дюжин числом, отлично вооружённых и разнообразно одетых, окружала правителей Хуана и огра. Пол храма был усеян трупами — как вторженцев, так и стражников-матару. Кьелл осознал всю эту картину во мгновение ока, и чёрная, страстная ненависть начала подниматься из глубин его души, заставляя его верхнюю губу непроизвольно дрожать в намечающемся оскале.

— Так, — с трудом вытолкнул изо рта свое любимое словечко-паразит гламфеллен. Оно ощутилось тяжёлой глыбой, не желавшей покидать горло, как и другие слова, которые он обязан был сказать, прежде чем начать рвать этих разумных на куски. — Дам вам единственный шанс. Сдайтесь и примите заключение. Или умрите, — он почти прорычал это последнее слово, идя вперед, к двум близким ему разумным, и окружавшим их мерзавцам, что были уже мертвы в его глазах. Где-то в начале своего пути он аккуратно снял с плеч вещмешок, в котором были так необходимые сейчас Аруихи медицинские принадлежности.

— Ба, да это же Видящий из Каэд Нуа! Что же ты здесь забыл, один-одинешенек? — оскалил клыки огр. — Парни, его ведь Бенвет заждался в аду! Поможем им встретиться? — пираты ответили согласными выкриками. Достаточно неуверенными и редкими: словно сам воздух дрожал вокруг фигуры бледного эльфа, настолько мощным потоком било во все стороны его убийственное намерение, не ощутить которое мог разве что на редкость толстокожий и невнимательный разумный.

Кьелл не ответил на эту браваду. Он и не смог бы сейчас сказать ничего. Бешеная ярость рвалась из самых глубин его Я. И он выпустил ее на свободу.

Давным-давно, юный практик боевых искусств Сяо-Фань и его старший брат по учёбе Цзин Цзи познакомились с одним из опаснейших воителей Поднебесной. Познакомились, нежданно оказав ему услугу — спасли его дочь из неприятной ситуации. Девушка пригласила братьев по оружию в гости, и Сяо-Фань уговорил своего нелюдимого старшего не отказываться. Обрадованный отец наградил юношей ценнейшим из даров — знаниями. Увы, почти ничего из техник великого мастера не подошло Сяо-Фаню — слишком разными были их база, предпочтения в оружии, и даже характер, но юноша ничуть не огорчался, проводя дни в поместье воителя за общением со спасенной, и наблюдением за тренировками старшего. Искусство Ревущего Тигра, которое старательно перенимал у мастера Цзин Цзи, совершенно не подходило Сяо-Фаню — вплоть до того, что свело бы его с ума, вздумай он начать его практиковать, но общие знания об этом стиле он получил. С тех пор юный практик воинских искусств повидал достаточно подобных стилей — и вволю наслушавшись игры на цитре-цине, с вплетаемыми в мелодию техниками внутренней энергии, и с лихвой натерпевшись атак техникой «беспечного смеха» которую странствующий мастер решил безнаказанно применить на уступающем в силе младшем. Сяо-Фань многое узнал об искусствах, использующих звуковые колебания вместе с ци за время своей жизни. Но сейчас, понимание одной из этих техник пришло к Кьеллу в едином, полном, и абсолютном приступе осознания. Он желал уничтожить своих врагов максимально жестоко. Он жаждал причинить им как можно больше страданий. Это желание, и его ярость, рвались из его души наружу, словно безумный крик. И крик же он издал — дикий, жуткий, подходящий не разумному, но зверю. Крик, что физически ощутимой волной ударил в окружавших статую Хилеи пиратов, и бросил некоторых из них на колени, а других заставил упасть ничком, трясясь от ужаса. Искусство Ревущего Тигра, примененное в полную силу, вселило страх в сердца даже самых стойких из пришедших убивать королеву головорезов.

Он огляделся вокруг в поисках того, что завершило бы его трансформацию. Кривой изгиб сабли, сжатой мертвыми руками лежащего неподалёку стражника, показался ему приемлемым — не идеальным, слишком уж тонким и жалким был этот коготь, но он подходил. Прянув вперёд неслышным, стелющимся шагом, он подхватил саблю, и обратил полный свирепой ярости взгляд на пиратов. И к ним пришла боль.

Движение бледного эльфа по храмовому залу было слишком быстрым, чтобы за ним мог уследить глаз - он словно пропадал из виду на пару секунд, и снова возникал в совершенно другом месте. Проследить же этот путь было достаточно легко - его чёткие линии были отмечены хлещущими во все стороны фонтанами крови, отлетающими прочь обрубками конечностей, и воплями боли и ужаса. Собственные крики эльфа, вспарывающие воздух подобно ударам грома, врезались в его противников — нет, жертв, — отбрасывая их прочь, швыряя на колени, заставляя замереть в вязком бессилии, чтобы в следующую секунду в них врубилось безжалостное лезвие сабли — калечащее, убивающее, оставляющее ужасные раны.

Не больше минуты спустя, в зале храма осталось стоять на ногах всего трое разумных. Все пираты, кроме оторопевшего огра, или были безнадежно мертвы, или медленно и болезненно умирали, лёжа на дворцовом полу. Гламфеллен остановился недалеко от статуи и двух замерших рядом с ней фигур, шумно дыша. Его рубашка, иссеченная пиратскими клинками, превратилась в свисающие ниже пояса лоскуты, но ни единой царапины не окрашивало багровым бледную кожу эльфа — жертвы оказались неспособны ранить хищника. Мышцы его торса дрожали — не от усталости, а от сдерживаемого напряжения. Его верхняя губа приподнялась, подрагивая в злом оскале, открывающем мелкие белые зубы эльфа, а глаза, превращенные полопавшимися капиллярами в алые буркалы зверя, излучали лютую злобу. Медленным, крадущимся шагом гламфеллен двинулся к огру. Спешить было некуда — он хотел, чтобы эта его жертва, самая главная добыча дня, дрожала от ужаса перед смертью. И огр дрожал.

— Кх…ха! Ты расправился с этими слабаками, но со мной так легко не получится! Капитан Гуннурд Бронзовая Борода из совсем другого теста слеплен! — подбадривая себя этими словами, огр, тем не менее, медленно пятился. Его толстые пальцы, дрожащие и непослушные, пытались зажечь фитиль удерживаемой им пушки, но безуспешно. В сердцах швырнув об пол коробочку магического огнива, огр отчаянно заревел и ринулся вперёд, замахиваясь стволом пушки, как дубиной.

Рык, изданный бледным эльфом, с лёгкостью перекрыл вопль огра. Подобно боевому молоту, он впечатался в гиганта, бросив его на колени. Пушка тяжело грохнула об пол, расплескав осколки плитки и надломив перекрытия. А гламфеллен, одним длинным, скользящим шагом оказавшись рядом с огром, нанёс первый удар, немедленно перешедший в следующий, а тот — в ещё один, и ещё множество. Сабля эльфа мелькала крыльями бабочки, лопастями вертолёта, тенью исчезающего миража, пропадая из виду от скорости движений. Рык, наполненный вызывающей смертный ужас ци, звучал почти без пауз, врезаясь в огра безжалостными ударами, что колыхали всю его огромную тушу. Каждый сабельный удар, каждое прикосновение клинка к телу огра вырывало кусочек плоти — кожи, мяса, кости, — и швыряло его прочь. Ярость бледного эльфа не утолила бы казнь менее жестокая, чем Смерть Тысячи Порезов[1], но он не хотел ждать, пока огр истечет кровью. Гламфеллен решил, что вместо этого отвратительная тварь рассыплется мёртвой плотью. Огр же только сдавленно сипел, скованный цепями страха. Кровь и слюна текли по его подбородку — от того ослепляющего ужаса, в который вогнал его бледный эльф, пиратский вожак прокусил себе язык. Но умер он не от кровотечения — его изуродованный труп рухнул на пол совсем скоро, лишившись большей части торса, чьи ошметки жутким узором разрисовывали сейчас стены и потолок храма.

Кьелл брезгливо отшвырнул покрытую кровью саблю, и глубоко вздохнул. Его злость исчезла без следа, и лицо эльфа выражало сейчас только безмятежность с ноткой усталости. Он потянулся, и со вкусом зевнул.

— Вот так-то лучше, — удовлетворенно пробормотал гламфеллен. — Самый отвратный мусор я убрал, а с остальным справятся слуги, — приподняв двумя пальцами свисающий с пояса лоскут, бывший некогда частью отличной шелковой сорочки, он озадаченно оглядел его и с недовольством покачал головой. — Аруихи, ты там живой? Держись, сейчас полечим тебя, — он поднял было ногу, чтобы шагнуть к израненному принцу, когда его остановил панический женский крик.

— Стой! Пожалуйста… не приближайся! Не подходи! — в глазах Онеказы, чьи расширенные зрачки сейчас уперлись в Кьелла полным страха взглядом, стояли слезы.

— Но, Онеказа… моя королева… я же… — бессильно пробормотал Кьелл, совершенно огорошенный этим всплеском со стороны спасенной. — Это же просто воинское умение такое, Искусство Ревущего Тигра, — немного справился с собой он. — Да, оно чуточку страшноватым может быть, но оно все равно что меч или сабля. Я бы никогда в жизни не причинил тебе вреда. Не бойся меня, — он сам не ожидал, насколько умоляюще прозвучат его последние слова.

— Если ты все ещё разумный, а не дикий зверь, Кьелл, ты уйдешь. Прошу тебя, покинь нас, — страх Онеказы, казалось, только рос от каждого сказанного эльфом слова.

— Сестра! Ты что? — в голосе Аруихи, утратившем едва ли не всю свою громкость и силу, сквозило крайнее удивление. — Кьелл спас нас от позора и смерти! В уме ли ты?

— Не надо, Аруихи, — тихо произнёс бледный эльф.

Его пронзил запоздалый укол стыда — он и правда превратился сейчас в дикого зверя, в клочья разорвавшего всех этих разумных, и, похоже, произведшего на дорогую сердцу Кьелла женщину самое неприятное впечатление. Он подошёл к сброшенному ранее на пол вещмешку, вынул из него несколько лечебных зелий, и свой набор первой помощи, и по одному перебросил эти предметы принцу. Онеказа дергалась от каждого его движения, то отводя глаза, то глядя на бледного эльфа с нерассуждающей паникой.

— Не вздумай тут сдохнуть после того, как я тебя спас, ты мне должен теперь, — с грустью произнёс гламфеллен, и добавил: — Прости меня, моя королева, — женщина никак не отреагировала на эти слова.

Кьелл повернулся и вышел из залитого кровью храма, игнорируя что-то говорящего ему вслед Аруихи. Нужно было отыскать выживших защитников дворца, и направить их к королеве. Если во дворце ещё остались вторженцы, нужно было обезвредить их, а потом — двигаться в город, где проделать то же самое. Ему вовсе не улыбалось обнаружить утром, что ещё один отряд пиратов добрался до дворца, и добился-таки успеха в регициде[2].

«Никаких больше заигрываний с пиратской сволочью,” отстраненно думал он, идя по коридорам дворца Каханга. «Видишь Принчипи — убей его сразу. Специально охотиться за клевретами Фурранте не буду, многовато им чести, но любое корыто под флагом с перевернутой короной я отправлю на дно. Если надо, я уничтожу этих мух по одной, при помощи верного тапка. А ещё, у нас с Дерео образовался срочный разговор.» Гламфеллен не отклонился со своего пути — безопасность Онеказы была для него важнее всего остального. Голова одного хитрого экс-Принчипи, без сомнений, замешанного в творящемся вокруг кошмаре, подождет пока на его плечах.

***

Оттолкнувшись от высокой волны, Кьелл забросил себя на борт корабля — ничем не примечательной дау под вайлианским флагом, с ничем не примечательным вайлианским названием «Белакальмо», то есть «Кракен». Матросы недоуменно повернулись к взявшемуся из ниоткуда разумному.

Причина, по которой он около получаса гнался за этим корабликом по волнам, сжигая ци в непрерывном исполнении техники Искусства Золотого Гуся, сейчас ощущалась за дверями кормовой настройки — знакомая эссенция души разумного, бывшего Кьеллу искренне симпатичным. До сего дня.

— Выходи, Дерео, — позвал он. — Или мне тебя вытащить?

Посетив логово Дерео под Желудком, гламфеллен обнаружил лишь остывающие угли пепелища. Старый Принчипи сжег все — несомненно, пытался замести следы самым окончательным образом. Несомненно, он боялся преследования со стороны известного ему Видящего. Это не помогло — слишком много свидетелей обитало на Глубинной Улице, слишком спешил Дерео, даже не озаботившись ложным следом, слишком прозрачна была маскировка хромающей фигуры в плаще, эскортируемой знакомыми Кьеллу бандитами. Даже отбыл отставной пират из своей подземной бухты, с помощью подрабатывающих контрабандистскими лоцманами заклинателей воды, разум одного из которых Кьелл просеял, уточняя приметы и курс подобравшего Дерео корабля. Сейчас гламфеллен стоял на его палубе, выкликая человека, которого собирался казнить.

— Давайте не будем вести себя как сельваккос врудос[3], фентре Видящий, — Дерео показался из дверей каюты, тяжело опираясь на трость, и поддерживаемый тревожно глядящим на него юным вайлианцем. — Не вы ли некогда звали меня другом? — он просительно улыбнулся.

— Я совершенно искренне считал тебя им, — ответил Кьелл.

— Гуоно. С чем же вы взошли на борт моего корабля? — Дерео выглядел спокойным, но капли бегущего по вискам против выдавали его волнение.

— Будто ты не знаешь, — отозвался Кьелл. — Не оскорбляй мой интеллект, Дерео, это вторжение не обошлось бы без твоей помощи, — он вздохнул, и спросил, не столько из интереса, сколько желая оттянуть то неизбежное, что вот-вот должен будет совершить. — Почему ВТК вообще начала покушаться на Онеказу? Королева одарила твоих партнеров с легальной стороны бизнеса весьма щедрыми правами в Дедфайре. Многие местные понесли от этих даров ущерб, и много больше невзлюбило за это королеву, а не вас, вайлианцев.

— Местре королева не могла не дать посланцам Республик запрошенное, — скривив губы в нерадостной улыбке, ответил Дерео. Он вполне понимал эту очень прозрачную ситуацию, и был не прочь потянуть время. — Она расплатилась своей щедростью за правильное отношение ВТК к Хуана, за то, что разговор повели наши дипломаты, а не пушки галеонов и аркебузы солдат. ВТК мирно взяла то, что взяла бы так или иначе. Но позже, королева вознамерилась изрядно обесценить усилия ВТК в Дедфайре. Адра — пречченте веллико, прекрасный дар этой земли, ценимый по многим причинам, но она — далеко не все прибыли ВТК, получаемые здесь. Вайлианские корабли везли в Дедфайр великое множество товаров, чтобы прибыть обратно, загруженные адрой и золотом. Теперь, этот ручей поиссяк из-за усилий местре Онеказы II. Огромное количество товаров — предметы обихода, еда долгого хранения, мебель, одежда, инструменты — теперь производится в Некетаке, на этих новых фабриках в Желудке. ВТК саботировала их как могла, но ей удалось лишь доставить королеве пару неприятных минут, не больше. Производства были развернуты, и вайлианский импорт быстро стал ненужен, и нерентабелен. Даже оружие производится местными во все больших объемах. Забавно, — старый бандит пожевал губами, — племя Каханга почти избавилось от одной из своих каст — ведь те ропару, что сейчас работают на фабриках, могут считаться ремесленниками, куару. Бедняков в городе остается все меньше, и их большинство — неприкаянные чужеземцы, — тяжело вздохнув, Дерео продолжил:

— ВТК рассчитывала прекратить этот неприятный процесс, грозящий фатальным падением прибылей, убрав с доски его главный двигатель — королеву. Правь Хуана ее брат, и невзирая на все его усердие, положение дел постепенно вернулось бы на круги своя. ВТК снова стала бы необходима Дедфайру. Кто же мог подумать, — отставной пират с досадой скривился, — что королева найдет в вашем лице столь ревностного и умелого защитника. Говорят, крики убиваемых вами Принчипи были слышны по всей Змеиной Короне.

— Любовь — страшная сила, Дерео, — отстраненно кивнул Кьелл. — Я удивлен, что ты не понял положения дел после моих поисков Спатта Ругиа.

— Аймо[4]? Эккози, при чем тут это? — в удивлении приподнял брови Дерео. Кьелл, вздохнув, покачал головой.

— Я люблю Онеказу, и уничтожу любого, кто посмеет вредить ей. Я же предупреждал тебя в прошлую нашу встречу, хоть и не закончил — слишком спешил убить посягнувшего на мою любовь, — гламфеллен холодно посмотрел на бывшего пирата.

— Тондери. Безумие, — пораженно вытаращился на него Дерео. — Подумать только… Ди верус, я считал вас дельцом, наемником, чей клинок купила местре королева, но такое и в голову мне не пришло… Что же, — его лицо приобрело мрачную покорность судьбе. — Если вы сражаетесь за свою аймора, то нет смысла взывать к вашей жадности, и нашей былой дружбе. Делайте то, зачем пришли, но, пер компланка, оставьте мою команду в живых.

— В живых? О чем ты, зио[5]? — недоуменно спросил пирата поддерживающий его юнец. — Этот баццо здесь, чтобы убить тебя? Принчипи! Протежжере вуорс аймикос[6]!

— Каллосте[7]! — рявкнул Дерео, отвесив юнцу пощечину. Тот зашипел, обиженно глядя на старика. — В трюм, постенаго, и не показывайся наружу до самых республиканских берегов!

— Но зио, твоя нога… — юноша попытался возражать, но был прерван неожиданно сильным толчком в грудь от Дерео.

— Апреттаре, юный глупец! — под яростным взглядом старого Принчипи, молодой вайлианец заторопился в сторону каюты.

— Вы великодушный разумный, фентре Лофгрен, — поспешно и горячо заговорил Дерео. — Оставьте жизнь этому юнцу, не обращайте внимание на его несдержанность. Вам не нужно опасаться венжьятта[8], у него нет ни сил, ни возможностей навредить вам. Я — в ваших руках, а все эти разумные — в руках вашего благородства. Не откажите мне в этой последней просьбе, фентре.

— Жизнь твоего племянника вне опасности, пока он сам не выбросит ее на ветер, — тускло поглядел на него гламфеллен. — Но ты прав, пора заканчивать. Умри с миром, — сгусток ци, поразивший Дерео в мозг, прервал жизнь старого пирата быстро и безболезненно. Он осел на палубу, и беспокойство так и не сошло с его морщинистого лица.

— Зио, нет! Реччепта аик[9], баццо! — пистоль в руке юноши, стоящего в дверях каюты, грохнул и выплюнул клуб дыма, и палубные матросы «Белакальмо» ахнули, но вовсе не от впечатления меткостью юнца. Кьелл, все так же равнодушно глядя на труп Дерео и его разъяренного племянника, вертел в пальцах свинцовый шарик — так и не долетевшую до него пулю.

— Ваше счастье, что вы не идете под флагом Принчипи, и что я слишком устал, чтобы разбираться, кто из вас пират, а кто нет, — безразлично бросил он. — Я предупрежу вас один раз — если любой из вас попадется мне на корабле с перевернутой короной на флагштоке, он закончит так же, как и этот юнец, — его рука вскинулась в обычном, казалось бы, указующем жесте, но одновременно с ним племянник Дерео рухнул на палубу, суча ногами и хлеща кровью из рваной дыры в горле. Пуля, брошенная рукой Кьелла, прошила его шею насквозь.

Не задерживаясь больше, гламфеллен повернулся и спрыгнул на воду. Ему предстоял пеший путь обратно в Некетаку.

«Как говаривал дедушка Ленин, капиталисты плюс триста процентов прибыли равно любые преступления,” меланхолично думал он, перепрыгивая через волны. «Ради денег Онеказу порешить хотели. Чем ВТК лучше гопарей из подворотни? Масштабом, вестимо. Хм, а ведь это я породил эту дурную вражду своим неумным прогрессорством… Нет. Я, скорее, вскрыл нарыв, который и сам бы лопнул рано или поздно. Деляги из ВТК проявили бы себя позже, но вряд ли с меньшей жестокостью, не будь меня и выросших из моих маловнятных идей мануфактур.»

Гламфеллен отбросил самобичевательские мысли, и грустно хмыкнул пришедшей в голову нелепице: «Интересно, нашёлся бы в закромах Дерео некий радикально чёрный меч, принадлежавший особам королевской крови?» Он прибавил скорости, желая поскорее добраться до теплой постели. Этот день, с его волнениями и разочарованиями, начинал утомлять его все больше.

***

«Мне стыдно,” размышлял Кьелл, усевшись на кровати комнаты, снятой им в одной из таверн Змеиной Короны. Ему отчаянно хотелось спать, но ещё больше хотелось привести в порядок растрепанные мысли. «Я отдался Синь Мо перед лицом любимой женщины, и теперь она видит во мне безумного зверя. Не, те недоноски получили по заслугам, особенно огромный урод, поднявший руку на Онеказу. Вернись я во времени в момент до того, как я начал их убивать, то мало что бы поменял. Но как быть с тем, что моя ненаглядная теперь меня боится? Может, все-таки удастся объясниться с ней? Напрошусь на аудиенцию завтра, или послезавтра, и попытаюсь все прояснить. Но даже если получится, я, похоже, порядком охладил наши отношения. Вот беда…» Его нерадостные думы прервал скрип отворившейся двери. Гламфеллен удивлённо повернулся к вошедшему… к вошедшей. Онеказа, одетая в простое платье матару, с волосами, прикрытыми платком, стояла в двери, кусая губы и отводя глаза.

— Дворец сейчас чистят и чинят после пиратского нападения, — отсутствующим голосом сказала она, — но мне нужно было тебя увидеть. Стражники отыскали тебя, по моему приказу. Я войду?

— Конечно, — растерянно отозвался Кьелл, и добавил, прежде чем осознал свои слова: — Прости. Я должен был сдержаться. Я не дикий зверь, честно. Прошу тебя, не бойся меня.

— Это я должна просить у тебя прощения, Кьелл, — она прошла внутрь и остановилась на середине комнаты. С трудом подняв на него взгляд, она вымученно улыбнулась, тут же отвернувшись. — Я не понимаю, что со мной происходит. До сих пор, ты вызвал во мне лишь приятные чувства, но сейчас я даже думать о тебе не могу без страха. Я стыжусь, не понимаю, и не контролирую этого…

— Стоп! — Кьелл, осознавший, наконец, смысл происходящего, возбужденно вскочил с кровати. Онеказа отшатнулась, сжавшись и мелко дрожа. Видя это, он с некоторым трудом успокоился, и заговорил с ней, медленно и негромко. — Милая, я — редкостный дурак, и все это время ты находилась во власти неконтролируемого страха исключительно по моей вине. Прости меня за это. Сейчас я все исправлю, но тебе нужно будет пару минут потерпеть мои прикосновения, хорошо? — женщина судорожно кивнула, так и не подняв на него глаз. Впрочем, теперь, когда Кьелл понял, что с ней происходит, его стыд и грусть уступили место жажде действия.

— Сядь, пожалуйста, вон на тот стул, — продолжил он все так же тихо и размеренно. — закрой глаза и отвернись от меня. Постарайся думать о чем-нибудь приятном. Мне нужно будет взять тебя за руку, но попытайся не обращать на это внимание, хорошо? — женщина, коротко кивнув, подошла к стулу и опустилась на него, скованная и напряженная, крепко зажмурив глаза.

Она рванулась было прочь, когда он прикоснулся к её запястью легчайшим из прикосновений, но удержалась на месте, дрожа, как натянутая струна.

«Хорошо, что чтение пульса ци не имеет ничего общего с обычным измерением сердечного ритма,” отрешенно подумал он, старательно вслушиваясь в прерывистое и хаотичное движение энергии по меридианам королевы. «Разве что самые удобные для этих действий точки совпадают. Иначе хрен бы я чего прочитал у моей трепетной лани.»

Его подозрения подтвердились — он и правда был самым прямым образом виновен в эмоциональных всплесках Онеказы.

— Искусство Ревущего Тигра — таинственная и сложная мистическая практика, — заговорил он тихим, убаюкивающим голосом. Нужно было выяснить все детали состояния женщины, прежде чем начинать лечение, и это требовало более продолжительного чтения пульса, а значит, нужно было хоть немного ее отвлечь. — И, как бывает с подобными вещами, понимания ее принципов недостаточно для ее применения, а успешное ее применение — не всегда результат понимания ее принципов. Это искусство обращается к древним, первобытным ужасам разумных, идущим из той глубины веков, когда наши предки были слабы и суеверны. Тигр, хищник, мало с тех времен изменившийся, до сих пор внушает разумным если не страх, то опасение, а его рык способен заставить дрогнуть даже храброго воина. Искусство Ревущего Тигра, и особая энергия, присущая ему, многократно усиливает этот страх, превращая его в слепую, безрассудную панику. Самые сильные практики этого искусства способны повергать армии могучих бойцов, заставляя их сердца разрываться от ужаса. Сегодня, я впервые за все свои жизни применил это искусство, осознав его в единой вспышке просветления. Мои эмоции, моя воля, все мое естество так хотело разорвать, уничтожить, стереть в прах поднявших на тебя руку мерзавцев, что понимание Искусства Ревущего Тигра, самого удобного способа выпустить наружу всю мою ярость, пришло ко мне в считанные секунды. Но я слишком мало знаю о нем, — виновато признался он, — и случайно задел тебя. Аруихи тоже, наверное. Я исцелю тебя, изгоню весь этот чужой страх из твоего разума. Есть только одна неприятная деталь, — он поднялся и отступил к стене, давая женщине время отдохнуть от его присутствия и прикосновений, должных сейчас повергать ее в бесконтрольный ужас. То, что она не пыталась инстинктивно убраться подальше от источника этого страха, говорило о ее поистине железной воле.

— Большинство разумных Эоры очень уязвимы к техникам вроде Искусства Ревущего Тигра из-за неразвитости их энергосистемы, и ты, увы, не исключение. Вызванный им страх слишком силен в тебе. Для того, чтобы очистить тебя от него, мне придется тебя парализовать, и погрузить в сон. Ты веришь мне? — спросил Кьелл. Его уверенный голос успешно прятал его собственный страх, боязнь того, что она может ответить отрицательно и уйти, и тогда он не сможет больше видеть ее, не бередя засевший в ее меридианах осколок ужаса.

— Я верю тебе, Кьелл. Сделай то, что нужно, — ответила она, и ее голос, твердый и уверенный, дрогнул лишь в самом конце фразы.

— Спасибо, Онеказа, — со вздохом облегчения сказал гламфеллен, и, медленно и спокойно подойдя к ней, мягко коснулся точки под ее левой ключицей. Глаза королевы начали закрываться.

«Это будет вызовом моим целительским умениям,” отвлеченно размышлял Кьелл, с максимальной аккуратностью устанавливая иглы в нужные точки на теле женщины. «Убрать враждебную ци, не повредить меридианам, таким же тоненьким, как и у всех эорских бедолаг, да и постэффекты вылечить бы не помешало, все же ее нервы изрядно истрепало от этого случайного френдли-файра. Все мои навыки мастера техник ци здесь пользы не принесут, все привычные упрощения и уловки будут бесполезны. Впору порадоваться, что я внимательно слушал доктора Шэня, не уклонялся от практики в лечении, проведенном по всем правилам, и ничего не забыл из моих уроков.»

***

Он закончил, спустя не менее чем полчаса, и извлек последнюю иглу, вытирая со лба пот. Ци Искусства Ревущего Тигра удалось изгнать полностью, и физическое состояние дорогой его сердцу пациентки было приведено в норму. В определенный момент тихо посапывающую Онеказу пришлось переложить на кровать, чтобы дотянуться до всех нужных акупунктурных точек, и сейчас она мирно спала, избавленная от навеянных страхов. Ее рудиментарные меридианы выдержали и акупунктуру, и пущенную Кьеллом в ход технику переливания ци, так что здоровье женщины не должно было ухудшится. Бледный эльф позволил себе немного полюбоваться разгладившимися чертами ее лица.

«Может, пусть поспит?» подумал он. «Ей нужен отдых после лечения, тем более что я, по всем канонам, использовал ресурсы ее организма. Не, как-то все же не очень будет ей здесь оставаться,” и он легонько тронул ее за запястье. Изумрудные глаза женщины открылись, полные кристально-чистой безмятежности, сонно моргнули, и остановили взгляд на лице эльфа. Ее губы тронула легкая улыбка.

— Все получилось, Кьелл? — тихо спросила она, медленно вставая с кровати.

— Все отлично, — не смог сдержать ответную улыбку он. — Выспишься, и завтра будешь полна энергии.

Онеказа встала, глядя на него с неуверенной радостью. Ее усталость была заметна невооруженным глазом, но ее движения были легкими и четкими, когда она шагнула к нему и коснулась сперва его плеча, а следом — шеи, скользнув пальцами выше и остановившись на его затылке. А потом она неожиданно прижала его к себе, сдавив в крепких, не слабее борцовского захвата, объятиях.

Кьелл был ниже Онеказы ростом на полторы головы. Стоя перед ней и не поднимая взгляд, он смотрел бы прямо на высокую грудь женщины. К ней он и оказался прижат со всей неженской силой изящных рук королевы.

— Ты спас мне жизнь, а я даже не поблагодарила тебя, Кьелл, — ее горячий шепот шевелил волосы где-то на макушке бледного эльфа. — Спасибо тебе, таку ароха, спасибо. Я очень хочу остаться с тобой сегодня, но чувствую, что вот-вот свалюсь в обморок от усталости. Ты же не в обиде? — она чуть отстранилась и внимательно посмотрела ему в глаза.

Кьелл был занят тем, что боролся с одолевающими его смущением, вожделением, и радостью. Его организм среагировал вполне естественно на жаркие объятия женщины, которую он любил и желал, и кровь бурным потоком отлила от мозга, щедро прилив к его противоположности. Запах прекрасной аумауа — смесь аромата цветочных притираний и чего-то еще, резкого, но невероятно притягательного, — кружил ему голову, а сердце, казалось, стремилось вырваться из груди.

— Дойдешь хоть? — все же ответил он, хрипло и с трудом выговаривая слова.

— Снаружи меня ждет паланкин, — улыбнулась Онеказа. — Если что, посплю в нем. Мы скоро увидимся, Кьелл, — ласково коснувшись его щеки, она повернулась и вышла.

«Дайте мне холодный душ,” подумал гламфеллен, прерывисто выдохнув. «Нет, дайте мне мелко накрошенную Мертвую Льдину. Ау, Римрганд, помоги своему блудному подданному, ничто меньшее меня сейчас не охладит.»

— Ты объяснился с сестрой? — в комнату Кьелла кое-как протиснулся не менее неожиданный гость — второй из королевского семейства. — Экера, я так и не понял, чем ты ей не угодил. Огра со стен долго оттирать будут, но она никогда раньше не волновалась о подобных мелочах.

— Ты-то чего приперся? — реальность все еще отказывалась возвращаться к Кьеллу. — Тоже болеешь? До завтра подожди.

— Болею? Экера, я чувствую себя великолепно! — Аруихи отказывался замечать и бесцеремонность бледного эльфа, и попытки себя выпроводить. — Я словно хорошенько потренировался в воинских искусствах, выпил добрый стакан дайбо, провел ночь с веселой красоткой, и как следует выспался, и все это — одновременно! Звучит безумно, не так ли?

— Так, стоп, — что-то в словах принца заставило Кьелла собраться. — А ну двигай сюда, быстро, — не дожидаясь реакции собеседника, он резво подошел к принцу и, насильно усадив его на стул, что еще недавно служил сиденьем Онеказе, вцепился в запястье аумауа.

— Твоя наглость сегодня не знает границ, друг мой, но мне слишком хорошо, чтобы беспокоиться об этом, — добродушно улыбнулся принц, пока Кьелл старательно вчитывался в его пульс.

— Аруихи, — серьезно посмотрел на него гламфеллен, — тебе когда-нибудь говорили, что ты — гений?

— Была пара льстецов, но они и сами себе не верили, — пожал плечами тот. — Ты это к чему?

— Лучше бы они верили, — деловым тоном ответил бледный эльф. — Твои меридианы сейчас переживают бурный и плодотворный рост, источник, пусть и невеликий, сформирован и полноценен, а ци сама собой циркулирует, подстегивая развитие твоей энергосистемы, и все это — из-за капельки моей силы, оставшейся в твоих меридианах после сегодняшней стычки. Сомнений нет, ты — гений техник внутренней энергии.

— Я не понял ничего из того, что ты сейчас сказал, — с непониманием воззрился на него аумауа. — И подозреваю, что гений бы понял, в отличие от меня. С тобой все нормально?

— Со мной все прекрасно, — широко улыбнулся гламфеллен. — Если бы я был тщеславен, я бы сейчас плясал, радуясь тому, что смогу обучить такой талант. Искусство Ревущего Тигра, что я применил в храмовом зале, помнишь? Ты можешь его изучить. Даже больше, оно тебе идеально подойдет — ты у нас импульсивный, но совестливый добряк, относящийся к жизни легко, а значит его практика тебя и не изменит почти. Я сам его не практикую — я, как и твоя сестра, привык контролировать эмоции, а не отпускать их на волю, но преподать его тебе вполне смогу. В пару к нему, я дам тебе хороший фехтовальный стиль для сабли. Сабельные Техники Громового Удара подойдут. Сейчас я запишу для тебя все необходимые начальные упражнения, но начинай их только через пару дней, когда твои внутренние преобразования устаканятся. То есть, как только перестанешь чувствовать себя одновременно пьяным, размявшимся, и отдохнувшим, — не прекращая говорить, Кьелл поспешно заполнял значками аэдирского добытый из вещмешка чистый свиток.

— Нгати милостивая, — недоверчиво покачал головой аумауа, — это что же, я смогу криком сшибать с ног разумных?

— Лучше, друг мой, лучше, — довольным тоном пробормотал эльф. Он аккуратно вырисовывал внизу свитка простенькую диаграмму движения ци. — После должных тренировок, ты будешь сшибать своим криком драконов. А еще, ты обязательно возьмешь учеников — их глупые вопросы помогут тебе полнее понять свою силу, а твое инстинктивное понимание позволит им избежать ошибок в практике. Фехтование я вам всем поставлю, так уж и быть. Скоро у короны Хуана будет непобедимая гвардия, с тобой во главе. Как, рад? — закончив со свитком, он передал его принцу. Тот аккуратно его принял.

— Рад, хоть и не совсем понимаю, что к чему, — ответил аумауа. — Но от подобного дара откажется только редкостный глупец. Я сделаю все, как ты говоришь, Кьелл. Ха, встретившись с тобой, я даже и не думал, что ты будешь обучать меня воинским искусствам.

— Я тоже, хотя будь я внимательнее, мог бы и углядеть твой талант пораньше, — довольно улыбнулся гламфеллен. Проблема безопасности Онеказы только что решилась радикально, что было для него подобно сброшенному с плеч тяжелому камню. — Нет, ну насколько же этот день вдруг улучшился за какой-то неполный час!

— Это ты из-за беседы с сестрой говоришь? — Аруихи, все же, был весьма понятлив, когда дело доходило до материй приземленных. — Она от тебя выходила спокойная и довольная, хоть и с ног валилась.

— Ага, — рассеянно ответил Кьелл. — Подскажи, что значит «таку ароха»?

— Она настолько откровенна с тобой? — улыбнулся принц. — Ну, я не то чтобы удивлен. Так Хуана может обратиться только к той или тому, кого любит, — пояснил он в ответ на удивленный взгляд Кьелла. Тот почувствовал, как кончики его ушей наливаются жаром.

— Вот если бы еще она прекратила отговариваться от моих попыток увидеть ее с глазу на глаз, — в замешательстве пробормотал он. — Я до сих пор не смог поговорить с ней наедине, без какого-то срочного дела, висящего над душой, — пожаловался он собеседнику, не особо понимая, что и кому говорит. Услышанная им новость смутила его ненамного меньше недавних обнимашек. Аруихи, впрочем, отнесся к его откровениям достаточно лояльно.

— И из-за этого ты так долго держался порознь с ней? — покачав головой, он развел руками. — Чужеземцы! Чужеземцы и их дурные условности никогда не перестанут меня удивлять. Экера, сегодня ты щедро меня одарил, так что помогу и я тебе, по-дружески, — принц широко ухмыльнулся, и повернулся к двери. — Жди от меня посланца завтра утром.

— Эй, стой! — гламфеллен спохватился, когда огромный аумауа уже протискивался сквозь тесноватую для него дверь. — Чем поможешь, как? Ты чего затеял?

— Завтра все узнаешь, спи пока, — отмахнулся Аруихи и вышел.

Кьелл ошарашенно потер виски. В предложении принца было рациональное зерно — пора уже было этому долгому и утомительному дню закончиться. «Ладно, Скарлетт О’Хара, подумай об этом завтра. Обо всем этом,” сдался он, улегшись на кровать, все еще хранившую тень запаха его любимой женщины — цветы и что-то еще, неуловимо-приятное. «Слишком много впечатлений, волнений, и откровений для одного дня, ага.» Сон сморил его едва ли не в ту же секунду, как голова эльфа коснулась подушки.

Примечания

[1] Смерть Тысячи Порезов — древнекитайская казнь. Жертву многократно режут, и та умирает от потери крови.

[2] Регицид — цареубийство.

[3] Сельваккос врудос (вайл.) — грубые дикари.

[4] Аймо/Aimo (вайл.) — любовь.

[5] Зио (вайл) — дядя.

[6] Протежжере вуорс аймикос (вайл.) — защитите своих друзей.

[7] Каллосте/calloste (вайл.) — заткнись.

[8] Венжьятта/Vengiatta (вайл.) — вайлианская вендетта.

[9] Реччепта аик/Reccepta aic (вайл.) — получай.