История героя: Огонь наших душ

Глава 23. Аннигиляция

Некетака, Королевская Бухта

Кьелл прошелся взад-вперед перед собравшейся на верхней палубе командой, и стоящими чуть впереди матросов ближниками. Предстояло завершить одно неприятное дело, без окончания которого плыть к Пепельной Пасти было бы глупо и вредно. К тому же в дальнейшем притворстве не было смысла - его осторожные прощупывания насчет планов ВТК и Рауатая не принесли ничего, даже с учетом его недавнего демонстративного согласия с оскорбительнейшими предложениями Нирро и хазануи.

Он задумчиво почесал подбородок рукоятью новенького цзяня в выкрашенный синей краской ножнах. Гламфеллен старался носить этот клинок с собой повсюду, давая рабочей руке время привыкнуть к весу оружия. Марихи постаралась на славу - меч был близок к идеалу настолько, насколько это было возможно. Идвин тоже завершила свою работу над клинком на отлично, и пусть несделанной оставалась та ее часть, что была самой опасной и неприятной лично для Кьелла, он уже испытывал некий оптимизм насчет своих шансов против Эотаса. Вздохнув, он все же начал свое обращение к команде.

- Друзья, товарищи, подчиненные. У меня для вас есть две новости. Первая относится самым прямым образом к двоим из моего ближнего круга. Майя, Паллежина, выйдите вперед, пожалуйста, - птичья годлайк и береговая аумауа сделали несколько шагов, выступив из строя. Сузившиеся глаза рейнджера отражали понимание того, что вот-вот должно было случиться. Вайлианка же держалась с привычным отстраненным достоинством.

- Никто, кроме вас, не мог слить Атсуре и Нирро сведения о том, что произошло между мной и королевой Хуана, - решил не миндальничать Кьелл. - Я закрывал глаза на ваши шпионские игры, и на вашу службу двум господам, все это время. Вы обе симпатичны мне лично, и полезны моему делу. Были симпатичны и полезны, до недавнего времени. То, как вы обе обошлись с подробностями моей жизни, что принадлежат лишь мне, и то, какую низость сотворили ваши вышестоящие, получив эту информацию, перечеркивает все мое хорошее отношение к вам. Я больше не нуждаюсь в ваших услугах. Беодул, - кивнул он заранее предупрежденному дварфу, и несколько матросов, повинуясь его коротким распоряжениям, опустили на палубу упакованные вещи женщин.

- Может, передумаешь, командир? - в голосе Майи не было и следа добрых чувств - лишь сожаление. - Зачем хранить верность той, кто выкинула тебя, как старую тряпку?

- Не передумаю, Майя, - спокойно ответил он. - Прощай. Прощай и ты, Паллежина.

- Что, никаких слов о разочаровании? - с горечью спросила птичья годлайк. - Ди верус, у меня есть, что ответить тебе в этот раз.

- Нет, - отстраненно отозвался Кьелл. - Незачем тратить на это время. Удачи тебе.

- Корес, Видящий из Каэд Нуа… нет, из Некетаки, - с грустным смешком произнесла паладин, двигаясь к сходням.

- Видящий из Некетаки, звучит, - безрадостно хмыкнул гламфеллен. - Прощальный подарок удался, Паллежина. Что ж, перейдем к новости, касающейся вас всех, - он проводил взглядом женщин, сходящих с его корабля в последний раз, и обратил внимание на глядящую с ожиданием команду:

- С этого момента, маски сброшены, игры в свободных наемников окончены. Те две разумные, чья верность не принадлежит мне, ушли с моего корабля. Отныне, на нем есть место лишь тем, чья верность - только моя, и, - он грустно вздохнул, - посредством меня, будет принадлежать короне Хуана. Не сегодня-завтра Рауатай и ВТК начнут войну за Дедфайр, войну захватническую и несправедливую. Все то оружие, которым доверху завалена Медная Цитадель, обернется против Некетаки. Все то золото, что старательно копила ВТК, оплатит наемничьи клинки, что повернутся против Хуана. Сегодня, я объявляю свою личную войну всем этим шакалам, змеям, и стервятникам, всему этому зверинцу, прикидывающемуся разумными, и ждущему только удачного момента, чтобы вцепиться в плоть простых жителей Дедфайра, что хотят лишь мира для себя и своих близких. Отныне, все корабли, носящие флаги Рауатая, ВТК, и Принчипи - законная добыча “Онеказы”. Есть ли среди вас те, что не согласны с этим? Пусть все, кто не могут последовать за мной на эту войну, выйдут вперед. Вы будете вольны оставить мой корабль, и идти куда угодно, - он оглядел не двигающуюся с места команду.

- Иррена, - он назвал имя вайлианки, на секунду остановив взгляд на ней, и продолжил, обращаясь к другим знакомым лицам: - Риджере, Балтия, Ваницци, Вичетто, Гальбо, Фоччи, вам есть, что сказать? Как насчет вас, Эмейни, Хароки, Тайро? Кто-нибудь еще? Не стесняйтесь, репрессий не будет, я даже недополученное жалованье выдам уходящим.

- Не говори ерунды, касита, куда я денусь от моего айморо? - фыркнула Иррена, положив руку на широкое плечо Эдера.

- Вы спасли меня там, где моя прежняя команда - бросила, - не отстала от соотечественницы Балтия. - Моя верность принадлежит вам, касита.

- А? Куэ? - немного бестолково отозвался Риджере, просоленный и жилистый матрос, любящий выпить и побузить. - Корабли ВТК - бела пречченте[1], полные суоле, с чего бы мне отказываться их пограбить?

- После всего добра, что я видел от вас, касита, я не брошу вас при первых сложностях, вот мое перла финома[2], - спокойно сказал Ваницци, и со смущением добавил: - Соболезнования случаю с вашей аймора. Надеюсь, вы помиритесь, - Кьелл только головой покачал на эту откровенность, раздраженно прикрыв глаза, и бормоча что-то под нос о неуемных сплетниках.

- Я вроде бы уже прояснила все при наеме, капитан, но повторю, если хочешь - все, что окажется в прицеле моих пушек, будет гореть, - весело отозвалась Эмейни. - К тому же, где мне еще удастся поработать с таким мастером, как Ваницци? Он ведь почти так же хорош, как я! - вайлианец добродушно улыбнулся на эту похвальбу.

Команда высказывалась все смелее, и ни один моряк не выступил вперед, чтобы забрать свое выходное пособие и исчезнуть. Кьелл, растроганный этим единодушием, поднял руку, призывая к тишине, и матросские выкрики понемногу сошли на нет.

- Признаюсь, я слишком тронут вашей верностью, и вашей сплоченностью. Настолько, что если я и дальше буду наблюдать ваши преданные рожи, то постыднейшим образом расплачусь. А поэтому, все вон с корабля, в увольнительную! Беодул, выдай каждому из казны по суоле, и вот вам мой капитанский приказ - пропить выданное полностью, ни медяка не оставлять! - команда взорвалась радостными воплями, и ринулась осаждать дварфа. Тот, впрочем, стоял, как скала, но особого неприятия ограблению своего хозяйства не выказывал - не иначе, проникся моментом.

- Завтра, как только все похмельные тела придут в норму, отплываем на Пепельную Пасть, - обратился гламфеллен к ближникам. - Готовьтесь, кому нужно. Идвин, ты знаешь, что делать, я сегодня с тобой, - эльфийка сосредоточенно кивнула. Ей предстояла самая важная часть боя с Эотасом - последний этап подготовки.

***

Кьелл смотрел на приближающийся борт драккара ратхунов, и на его ревущий боевые кличи и размахивающий оружием экипаж, со странным облегчением. После пяти утопленных рауатайских джонок, битком набитых военными материалами - пушками, аркебузами, порохом, амуницией, холодным оружием, - и двух ограбленных подчистую галеонов ВТК, эти пламенеющие отморозки, несмотря на всю их опасность, были для бледного эльфа передышкой. Во все предыдущие столкновения, случившиеся за время этого плавания, Кьелл выходил впереди абордажной партии, и не сдерживал ударов, сокрушая вражеские экипажи с максимальными скоростью и эффективностью. Он не горел желанием убивать вражеских солдат, но лицемерить, объявив войну и не участвуя в ее сражениях, он хотел еще меньше. Совесть его пока что была относительно спокойна - на войне, как на войне, но все же, смерти рауатайцев и вайлианцев, которых он убивал в абордажных схватках, и чьи корабли отправлял на дно, были ему неприятны. С буйными созданиями Магран все было по-другому: они несли смерть всякому, кто смел приблизиться к святым для их богини скалам, и безропотно принимали свою кончину от рук тех, кто оказался сильнее. Сожалеть об их смерти было все равно, что сопереживать промышленной мясорубке. Живой, агрессивной, гоняющейся за своими жертвами мясорубке. Он оглядел их еще раз - гиганты в три человеческих роста, с пламенными волосами, и кожей - застывшей лавой, они выглядели ожившим воплощением божественной ярости.

“Вот, пожалуйста - самые хардкорные из всех магранитов,” подумал он. “О таких и флюгегехаймен сломается.”

Он рассмеялся, и, поддавшись почувствованному облегчению, заорал, усилив голос при помощи ци, чтобы перекрыть воинственный рев ратхунов:

- Эй, головешки! Который из вас капитан? Вызываю его на поединок! Выходи, если не струсил!

Огненные гиганты даже притихли от этого крика. Едва ли не сразу раздался ответ:

- Кто бросает вызов дочери Магран? Покажись, чтобы я увидела того, кого убью!

Из-за спин могучих детей огненной богини выступила говорившая - огромная дама в обычном для ратхунов глухом шлеме и анатомическом нагруднике. Ее длинные волосы пылали пламенем кузнечного горна; свой массивный меч, длиной в треть грот-мачты “Онеказы”, она удерживала с небрежной легкостью. Команда джонки тем временем закончила подтягивать драккар ближе заброшенными на его борт абордажными крючьями.

- Я здесь! - рявкнул Кьелл, вспрыгивая на фальшборт. - Шлем сними, дорогуша, или тебе лава глаза залила? Пусть твои парни дадут дорогу, я к вам перепрыгну!

- Ну уж нет! - трубно проревела в ответ ратхун. - Я сама взойду на борт твоей жалкой плавучей деревяшки! А когда я закончу с тобой, я займусь и твоим экипажем!

- Когда ты закончишь со мной, тебя твой экипаж по кусочкам собирать будет! - весело проорал Кьелл, все больше отдаваясь этой абсурдной словесной стычке, которая вскоре должна будет продолжиться стычкой рукопашной. Он скомандовал своим матросам и ближникам, что нервно тискали оружие, выстроившись у борта: - Дайте-ка дорогу нашей гостье!

- А не хлипковат ли ты, маленький эльф? - насмешливо спросила ратхун, перешагивая на палубу “Онеказы”. - Таких как ты, на меня десяток нужно! - Кьелл во все горло захохотал на эту двусмысленность. Отсмеявшись, он ответил во всю широту своей любящей простецкий юмор души:

- Не попробуешь - не узнаешь! Может статься это ты запросишь пощады, и побежишь приглашать подружек, чтобы утихомирить мой пыл! Я вот уверен, что смогу разжечь огонь в твоем, - он многозначительно остановился взглядом на ее латной юбке, и продолжил: - большом сердце, а потом, - он снова глянул в пылающие лавой глаза, и подмигнул гигантессе: - щедро его залить!

- Ха-ха-ха! - смех громадной дочери Магран был подобен грохотанию пневматического молота. - Будь ты раза в три побольше, я бы сошлась с тобой в другом поединке, эльф! Мне уже любопытно, чья бы взяла!

- Так мы же вроде и так сейчас сойдемся… А, понял! - засмеялся гламфеллен. - Все, команда мне это нескоро забудет. Мое имя - Кьелл Лофгрен. Обещаю не убивать тебя - очень уж ты подняла мне настроение, - он улыбнулся этой огромной и простой даме почти по-дружески.

- Я - Лувата, - ответила ратхун. - Не могу обещать тебе того же, но я вознесу за тебя молитву Магран, когда дух покинет твое тело. Начнем? - она взяла меч наизготовку, и прикрылась круглым щитом, размером с крышу небольшого дома.

- Начнем, Лувата! - прокричал гламфеллен, и ринулся на свою огромную противницу.

Пусть гигантесса-воин и развлекла его, Кьелл не собирался ее щадить - наоборот, он жаждал сейчас поединка с противником, могущим дать ему отпор, способным заставить выложиться на полную, и позволящим почувствовать себя воителем, а не мясником на бойне. Он уклонился движением корпуса от неожиданно быстрого удара огромного меча, и тараном врезался в свою противницу. Удары его кулаков оставили на гигантском диске щита две глубокие вмятины, прежде чем Лувата отдернула его, и резко выбросила вперед, пытаясь сбить бледного эльфа с ног. Весело смеясь, эльф вспрыгнул прямо на несущийся на него щит, пробежал по нему, и оттолкнувшись от края, прыгнул вперед. Ратхун успела отпрянуть назад, с проворством, которого трудно ожидать от существа столь тяжеловесного, и ее меч с гудением вспорол воздух, норовя сбить Кьелла в полете. Тот без труда ухватился за лезвие, оттолкнулся от него, и снова ринулся в ближний бой. Его кулак ударил в массивный шлем Луваты, заставив тот загудеть громким колоколом, а саму ратхун - ошеломленно затрясти головой. Гламфеллен отступил чуть назад, ожидая, пока его противница придет в себя.

- Хватит с тебя? - спросил он, когда глаза дочери Магран снова сфокусировались на нем. - Мне продолжать, или дать тебе минутку? Подружек тоже можешь позвать, да, - двусмысленности положительно не желали отпускать его сегодня. Вновь засмеявшись, его противница отбросила щит и меч, сотрясшие палубу “Онеказы” своим падением.

- Раз ты так жаждешь моих объятий, эльф, я одарю ими тебя! - и, выставив вперед руки, бросилась на Кьелла сама.

- Вот, одобряю такой пыл! - захохотал он, уклоняясь от ее захвата. - Ладно, поиграли, и хватит! Пора заканчивать!

Он ускорился, огибая несущуюся к нему огромную руку, и во мгновение сократив дистанцию до Луваты, атаковал. Его кулак, сверкнув отблесками золота, врезался в колено гигантессы, за малым не вывернув его назад. Ратхун только зло зарычала, и попыталась достать его ударом массивного кулачища. Кьелл ударил ей навстречу, с такой силой, что руку Луваты швырнуло назад. Она зашипела, держа на весу деформированные пальцы.

Гламфеллен оглядел свою оппонентку - стоящую на одной ноге, берегущую руку, но все так же полыхающую неугасимым огнем яростных глаз из-за личины помятого шлема. Он хотел было предложить ей сдаться, но понял - это только оскорбит гордое создание Магран. Этот бой нужно было закончить максимально убедительно, и у Кьелла для этого были все возможности.

- Я уважаю твое упрямство, Лувата! - он повысил голос так, чтобы его услышали команды обоих кораблей. - Но ты проиграла!

Едва закончив фразу, он ринулся вперед, коршуном налетев на свою противницу, и осыпав ее шквалом ударов. Примененный им стиль, шаолиньский Кулак Архата, измял нагрудник гигантессы, корежа его кулачными ударами, усиленными короткими всплесками ци, и заставляя ребра ратхун трещать и ломаться. Та пыталась отвечать, достать Кьелла неповрежденной рукой, но его мощная контратака сломала Лувате запястье, заставив ее руку бессильно повиснуть. Гламфеллен завершил свой сокрушительный натиск могучим ударом обеих ладоней, который вышиб из Луваты дух, швырнул ее на палубу, и оставил на ее нагруднике вмятину побольше размером, чем сам Кьелл. Тяжело дыша, бледный эльф подошел к поверженной ратхун, и, ухватившись за личину ее шлема, дернул голову гигантессы к себе. Их взгляды - остывающая лава Луваты, и искрящая весельем синева Кьелла, - встретились.

- Хорошо подрались, а, Лувата? - доброжелательно спросил гламфеллен. - Помочь тебе встать, или кого из команды своей позовешь?

- Почему ты не добил меня, Кьелл? - приглушенно спросила гигантесса.

- Уже забыла? - неподдельно удивился он. - Я же обещал тебя не убивать. Кстати, раз уж я тебя так убедительно поборол, можно попросить тебя кое о чем?

- Что тебе нужно от меня, Кьелл? - все тем же глухим голосом спросила ратхун.

- Самая малость, - ответил он. - Сплавай до Пепельной Пасти, и предупреди своих о моем визите. У них там гостит одно существо, с которым у меня назрел неприятный разговор, и мне не очень хочется пробиваться к нему сквозь всех ратхунов, что там обитают.

- Ты говоришь об Эотасе, - в голосе Луваты слышалось удивление. - Магран говорила с нами. Воины Пепельной Пасти готовятся к сражению с ним.

- Вот и молодцы, - спокойно ответил гламфеллен. - Значит, общий враг должен нас объединить. Как, сплаваешь к своим?

- В этом нет нужды - Говорящие с Огнем из моей команды донесут весть о твоем прибытии быстрее мысли, - голос гигантессы потихоньку набирал силу, а в глазах вновь разгорались отблески кипящей лавы.

- Еще лучше, - удовлетворенно ответил Кьелл. - Вижу, ты уже начала оживать. Как, встанешь сама?

Вместо ответа ратхун приподнялась, опершись на локоть, и, дождавшись, пока Кьелл отойдет в сторону, поднялась, и поковыляла в сторону своего корабля.

- Пока, Лувата! - весело крикнул ей вслед бледный эльф, махая рукой.

- Прощай, Кьелл, - отозвалась та, кое-как перешагивая через борт драккара.

Когда все абордажные крючья были отцеплены, драккар мирно отвалил от борта “Онеказы”, и отправился дальше, наводить ужас на следующего непрошенного гостя Зубов Магран. Кьелл, проводив его взглядом, обернулся к стоящим за его спиной ближникам, что все до единого могли похвастаться ухмылками различной степени ехидства. Не менее насмешливо глядели и палубные матросы, и те из команды, что не были заняты в данный момент. Кьелл обреченно махнул рукой.

- Ладно, разрешаю говорить свободно. Давайте, не стесняйтесь, я же вижу, как вас распирает.

- Вы впечатлили Лувату сверх всякой меры, Кьелл, - начал, внезапно, Алот. - Стоит ли ожидать новых визитов на Зубы Магран, и углубления вашего знакомства? - гламфеллен прыснул на эту реплику.

“Могёт в пошлые каламбуры наш скромняга,” улыбнулся он. “Пират растет. Или от Идвин набрался?”

- Я наконец поняла, почему ты отверг меня, астин мин, - состроила грустную физиономию легкая на помине эльфийка. - Твоя следующая пассия будет из драконов, не меньше.

- Вы дрались, или любезничали, Кьелл? - в притворном удивлении вопросил Рекке. - Я не понял - плохо еще знаю аэдирский, наверное.

- Не сомневаюсь, ухаживания этих существ выглядят именно так, как нам показали Кьелл и его горячая подруга, - оскалился Ватнир. - Она воспылала к тебе жарче, чем полыхали огни в ее волосах, сородич, я уверен.

- Экера, я был неправ насчет тебя, капитан, - не отстал от товарищей Текеху. - Ты отличаешься редкой смелостью и выдумкой в делах любовных. Даже эта храбрая рыбка не рискнула бы сойтись с твоей огненной красавицей в упомянутом ей поединке.

- Надо всегда стремиться к все более высоким и крутым вершинам, Текеху, - наставительно высказался Эдер. - Бери пример с командира. Хотя нет, не бери - не дай боги, ты Эотаса побежишь соблазнять, - он притворно вздохнул. - Ну вот, вы довели меня до богохульства.

- Мое уважение, Кьелл, - заулыбался Константен. - Ты своему слову верен - пообещал распалить в сердце этой огромной дамочки жар, и не подвел. Что ж не залил-то, как говорил? - дварф скабрезно подмигнул.

- Залью, но вас всех и слезами, - сдавленно ответил гламфеллен.

- Могу зачаровать твою одежду на сопротивляемость огню, касита, - подала голос Фассина, содрогающаяся от сдерживаемого смеха. - Хотя нет, не стану. К чему лить воду на фиачес пуитентес[3] ваших отношений?

- Считаю нужным добавить, что Лувата первая начала меня клеить, - с постным лицом произнес Кьелл. - Вы все слышали, как она подначивала меня, говоря, что ее удовлетворят не менее чем десять таких как я. Моя совесть чиста, и все, произошедшее после, я считаю провокацией ратхунов, и лично Магран.

- Да, ее огни ярко горят в тебе, капитан, - проскрипел седой канонир-аэдирец Энгрим.

Команда грохнула хохотом. Моряки продолжили отпускать непристойности, а их капитан, посмеиваясь, прошел к фальшборту, глядя на приближающиеся острова Зубов Магран, чернеющие вулканическим пеплом. Близился последний пункт назначения этого путешествия, важнейшая веха его пути, которая станет для Кьелла ступенькой вверх, либо же надгробной плитой.

“Ну, встретили нас весело, с пошлыми шуточками и дракой в качестве развлечения,” оптимистично подумал он. “Эотас, скорее всего, начнет утомлять меня своей мегаломаньяческой нудятиной про грядущий Рагнарек как воплощение свободы, но теперь у меня найдется терпение хоть немного его послушать без зевоты - эта Лувата выдала мне тот еще заряд позитива. А еще, ратхуны не набегут на нас сразу по прибытию, как алкаши на запах спирта, что не может не радовать. Всех этих здоровяков колотить - никаких кулаков не хватит.”

***

Якоря “Онеказы” погрузились в мутные, исходящие паром воды, и надёжно закрепили джонку в бухте Пепельной Пасти. Неугасающий вулкан, давший острову имя, палил адским жаром, наполнял воздух острова удушливым дымом, и порой издавал гулкий рокот, словно зверь - предупреждающий рык. Ни души не было видно на чёрном песке берега, но острый глаз Кьелла углядел гуманоидные фигуры, серые и неподвижные, у виднеющейся вдали крепости ратхунов. Эотас прошёл здесь, не заметив попыток детей Магран его остановить.

- Ну что, пора? - Эдер со странной для него тоской смотрел на однообразный пейзаж острова, серо-черный с редкими багровыми прожилками. - Настало время встретить лицом к лицу все страхи и сомнения, так?

- Что-то вроде, - Кьелл отвечал с отстраненным спокойствием. Волноваться было поздно - жребий брошен, мосты сожжены, и единственный путь отсюда вёл только вперёд. - Близится момент истины. Концовка долгой истории, - гламфеллен продолжил с толикой светлой грусти: - Мой главный полдень.

- Твой что? - непонимающе нахмурился дирвудец.

- Это выражение значит, что впереди - некое сверхусилие, которое важнее для мира, чем моя жизнь, - с все той же печальной улыбкой сказал эльф. - Я должен остановить Эотаса, и я это сделаю. Во что бы то ни стало.

- Ты и вправду собрался драться с ожившей статуей размером с гору, - в голосе блондина звучала печаль. - И даже оружие припас, - он кивнул на цзянь в синих ножнах, удерживаемый Кьеллом в правой руке. - Пусть оно и сгодится Эотасу как зубочистка, не больше.

- Его должно хватить, - уверенно ответил гламфеллен. - А если все же не хватит… Похоронишь меня в Некетаке? - он грустно улыбнулся.

- Не говори ерунды, - возмутился Эдер. Он явно хотел сказать что-то бодрое, обнадеживающее, может быть, даже, отпустить одну из своих колкостей, но вместо этого замолк, поникнув лицом.

- Не буду, - рассмеялся бледный эльф. - Это я так. Как я уже говорил Онеказе, я иду побеждать, а не умирать. Сам-то как? Ты ведь эотасианец. Что думаешь насчет предстоящего нам ультимативного акта богохульства?

- Эотасианец… - Эдер задумчиво повертел в пальцах свой старый медальон, носимый им с самого Дирвуда - дешевую медяшку с вычеканенным символом Утренних Звёзд. - Наверное, все же нет, - он вдруг сорвал медальон с шеи, и резким движением метнул его в воды бухты. Тот блинчиком заскакал по волнам. - Насмотревшись на дела Эотаса, я не узнаю в нем то мудрое и доброе божество, о котором слышал на храмовых службах, и от отца. Они явно имели в виду кого-то другого, - дирвудец безрадостно усмехнулся. - Можно сказать, у меня образовался кризис веры.

- Это бывает, - сочувственно кивнул эльф. - Если захочешь напиться вдрызг, чтобы муки веры не донимали - я тебя поддержу, - блондин добродушно фыркнул. Кьелл продолжил, посерьезнев:

- И знай, я тоже считаю тебя братом. За все эти годы, ты был мне им не меньше, чем братья родные.

- Тоже? - Эдер чуть подался назад, удивлённо распахнул глаза, и, смущенно крякнул. - Э… я, вроде, ничего такого не говорил.

- Не говорил, - кивнул Кьелл добродушно. - Но твоя белобрысая башка для меня прозрачней хорошего вайлианского стекла, и без всякой псионики. Что, скажешь, я не прав?

- Ну… прав, - дирвудец озадаченно улыбнулся, - младшенький, хе-хе. На сколько ты там лет меня старше?

- Чуть меньше десятка, - задумчиво отозвался бледный эльф. Он наблюдал за готовящими шлюпку матросами, и корабельными магами, что окутывали лодку защитными заклинаниями, должными предохранить и её, и пассажиров, от вулканического жара.

- Расскажи про своих братьев, - неожиданно попросил Эдер. - Надо же мне знать, с кем ты меня ставишь в один ряд.

- Ну, про Йорана ты уже слышал - женское белье на голове, помнишь? - друзья улыбнулись. - Он раздолбай почище меня, но незлой. А вот второй мой брат, Витар… на кулачках он тебя одолеет влегкую, да. Ему однажды выпало сойтись с белым медведем, имея в руках только мездровальный нож. Он забил этой твари руку в пасть по локоть, не меньше, и достал-таки своей ковырялкой до мозга. Мама слезами ревела, когда он приперся на следующий день, весь подранный, и начал толковать о месте, где закопал трофей. Стоит такой - кровь капает, мама криком давится, папа челюсть на пол уронил, - и говорит: надо, мол, снарядить сани, там мясо пропадает, - Кьелл ностальгически усмехнулся.

- Я, если помнишь, тоже со всяким сходился, - с лёгкой обидой отозвался Эдер. - Драконы там, эотены. Нечего подвергать сомнению мою кулачную способность из-за какого-то медведя.

- Ты просто не видел наших медведей - они в холке ростом с доброго аумауа, - весело ответил гламфеллен. - Одна беда с Витаром - серьёзный слишком. Вечно ходил с постной рожей. За три десятка с лишним лет я так и не узнал, что его смешит.

- Напоить его пробовал? - спросил дирвудец с ухмылкой.

- Два раза, - печально кивнул бледный эльф. - В первый он меня перепил влегкую. Во второй я каких только трюков не использовал - и жира китового заранее глотнул, и под стол кружку выливал, когда мог - все равно свалился, а братец ни в одном глазу. Ужас просто, - он фыркнул, глядя вдаль.

- Не думаешь повидаться с семьёй? - нарочито спокойно спросил Эдер.

- Как ты тогда, после Таоса? - улыбнулся эльф. - Не, мы простились. Они отпустили меня, а я - их. Что зазря ворошить прошлое?

- Чтобы помнить? - с неожиданной грустью отозвался дирвудец. - И хорошее, и плохое. Это ведь самые твои близкие разумные, что бы ни случилось.

- Я помню их, - со спокойной улыбкой отозвался Кьелл. - Как вживую. Моя семья - всегда за моей спиной, и всегда меня поддержит, где бы они ни были. Но самые мои близкие разумные - вы. Ты, Алот, Константен, Текеху, и все остальные. Это другое, не так, как с семьёй. Приобретенные связи, а не даренные. Они, если крепки - ценнее.

- Ну, как скажешь, младшенький, - засмеялся Эдер.

“Может, и правда побрататься с этим обалдуем?” полусерьезно задумался эльф. ”Возьму пример с лучших людей эпохи Троецарствия, ага. Третьим Аруихи пригласим, он - вылитый Чжан Фэй. Эдер сойдёт за Гуань Юя, хоть наш блондин и не тщеславный гордец. Я, так уж и быть, побуду Лю Бэем. Махнём по пиале дайбо, закусим коики, и смешаем кровь, все честь по чести. Хотя нет, я тогда буду вынужден попытаться узурпировать власть в Дедфайре, а на Онеказу я ни за что не покушусь.”

- Кого возьмёшь с собой? - нарушил тишину Эдер.

- А? - непонимающе обернулся к нему Кьелл, все еще не вынырнувший из своих размышлений о побратимстве. - Что?

- На остров кого возьмёшь? - терпеливо спросил дирвудец. - Только не говори, что ты в одиночку туда собрался.

- Ну, Ватнира, наверное, - пожал эльф плечами. - У него, как ни странно, получше с целительством, чем у Текеху. Пожалуй, тебя с Алотом тоже. Если все нормально пройдёт, драки не будет.

- Не будет, говоришь, - недоверчиво глянул на него Эдер. - А пятым кто? Мы обычно впятером в поле выходим.

- Идвин, конечно, - как о чем-то, само собой разумеющемся, ответил гламфеллен. - Пусть поприсутствует при триумфе своих анимантических достижений… или их провале, но понадеемся на лучшее.

- Ты уверен? - нахмурил дирвудец пшеничного цвета брови. - Она, все-таки, больше учёный, чем боец.

- Алот её прикроет, если что, - отмахнулся эльф. - И потом, сегодня она мне нужна. Драки, опять же, не должно быть. Давай, сбегай за всеми, раз уж допытываешься - шлюпка почти готова.

- Сделаю, о мой лорд, и, одновременно, братец, - осклабился Эдер и двинулся на нижнюю палубу.

***

Цитадель ратхунов не выглядела бы ни приветливой, ни уютной и без учиненных Эотасом разрушений - сработанная гигантами из дикого камня, и железа грубой ковки, она выглядела бы логовом стереотипного злодея даже без текущей под железными квадратами половиц лавы. Сейчас, когда ее просторные залы и коридоры, с теряющимися в вышине потолками, были пусты, стереотипно-злодейского вида крепость выглядела так, словно пережила атаку не менее стереотипного героя, порушившего все, что он не смог утащить. Устроивший здесь бардак герой, разумеется, не щадил своих противников - пепельно-серые трупы ратхунов встречались тут и там, застыв, словно изваянные безумным скульптором монументы. Пройдя очередной поворот, Кьелл и компания, наконец, наткнулись на живые души - двое огненнобородых гигантов возвышались рядом с массивной железной дверью.

- Привет, я - Кьелл Лофгрен, - помахал им рукой гламфеллен. - Лувата должна была предупредить обо мне.

- Батор примет тебя, Кьелл Лофгрен, - пророкотал один из великанов. - Проходи, - он взялся за толстую цепь, что сделала бы честь якорной, и без видимого усилия потянул.

С визгом, скрипом, и высекаемыми из косяков искрами, железная воротина, что пришлась бы ко двору в наружной стене любого людского замка, а здесь бывшая скромной дверкой в межкомнатной перегородке, поползла вверх. Компания прошла под этим триумфом кузнечного искусства над здравым смыслом, нервозно поглядывая вверх - никто не желал задерживаться в этом дверном проеме. Металл двери скрывал обычную, в общем-то, картину потерпевшего поражения и зализывающего раны отряда, с поправкой на божественность и околобожественность сторон конфликта. Не все души ратхунов были высосаны Эотасом, словно банка пива страждущим с похмелья синяком - некоторые понесли ранения, достойные божественной ярости, и переносили их с приличествующим творениям Магран стоицизмом. У одного из лежащих гигантов отсутствовала добрая треть грудной клетки, открывая блестящие металлом ребра, и текущую по венам жидкость, что сияла жаром расплавленного золота; великан, впрочем, не выглядел обеспокоенным своими ранами, грозно зыркая на пришельцев сквозь смотровые щели шлема. Те создания Магран, что пострадали меньше - потерявшие конечность, к примеру, или же зияющие проникающими ранениями, из которых сочилась пылающая кровь, - и вовсе спокойно двигались по этому импровизированному лазарету, занимаясь своими делами.

Пройдя под еще одной металлической махиной двери, друзья оказались в помещении, выглядящем на фоне сурового минимализма остальной цитадели где-то даже симпатично. Освещенное текущими по стенам лавовыми ручьями и стоящими тут и там жаровнями, с полом, украшенным стилизованным изображением языка пламени, оно выглядело царством первозданного огня. Статуя Магран, высящаяся у дальней стены, доминировала над залой. Сработанная не менее основательно и тяжеловесно, чем всё в этой обители физической силы и простоты, она, тем не менее, была несомненным произведением искусства - черты каменной богини дышали грубой мощью, а тело выглядело застывшим в движении. Среди ратхунов явно встречались художники немалого мастерства.

Храм Магран не был пуст - у видневшегося у подножия статуи алтаря замерла без движения группа гигантов, из которых лишь один прореагировал на звук открывшейся двери. Этот ратхун, великан среди великанов, вооруженный моргенштерном, чья рукоять сгодилась бы на бушприт галеону, был одет с претензией на представительность: броню его покрывали гравировки с огненными мотивами, шлем, более фигурный, чем у соплеменников, увенчивали декоративные крылышки, а могучие бицепсы, каждый с тройку Кьеллов толщиной, были украшены медными браслетами.

- Ты - Кьелл Лофгрен, эльф? - пророкотал он ожившей лавиной. - Я - батор Эркон. Ты не нужен здесь. Как только вернется брентис, мы нанесем свой удар, перед которым не устоит даже бог. Я, мои воины, и избранная Магран, восседающая на послушном ее воле драконе - мы уничтожим вторгшегося в обитель богини осквернителя!

- Угу, - кивнул бледный эльф. - Удачи, и все такое. Как к Эотасу пройти? Расскажи, где тут к нему дорожка, и мы пойдем себе.

- Мятежный бог - у адрового столпа, - ответил батор. - Проникнуть к нему возможно лишь через этот храм. Торк Битактен откроет путь, и вознесет нас к месту последней битвы. Нужно лишь дождаться брентис, что владеет им.

- Ясно, - ответил Кьелл меланхолично. - А чем сейчас брентис занята?

- Священница лично оглашает волю Магран нашей крылатой союзнице, древнему дракону Джадаферлас. Дракон обязана отплатить за наше гостеприимство, и сразить вместе с нами подлого вторженца! - грохнул ратхун, и продолжил тише: - Брентис не торопится покинуть драконье логово.

- Зная драконов, брентис выволакивает сейчас неблагодарную ящерицу наружу за хвост, а та - жалуется и дрыгает лапами, - грустно вздохнул гламфеллен. Батор издал громогласный смешок.

- Джадаферлас и правда обленилась на дарах ратхунов. Лучше бы ей поторопиться, иначе она первая познает ярость верных Магран воинов!

- Давай я ее потороплю, - предложил Кьелл. - Где там ее лежка?

- Снаружи цитадели, в пещере, что в стене вулкана, - ответил Эркон. - Берегись лавы, эльф, ее там в изобилии, а ваше племя прискорбно хрупко.

- Ага. Ладно, Эркон, мы быстро - за брентис, и обратно. Увидимся, - махнул ему рукой гламфеллен.

- Я и мои воины останемся здесь, Кьелл, - пророкотал батор. - Мы будем готовиться к битве с богом, ожидая вестей от брентис.

***

Причина отсутствия брентис обнаружилась в глубине логова дракона. Труп священницы, изломанный и разорванный на части, валялся неподалеку от груд золота и магических побрякушек, что типичная представительница драконьего вида тащила в свое гнездо с увлеченностью сороки.

- Да, называется, справилась с маленькой, чтобы на большого не лезть, - хмыкнул бледный эльф. - Неблагодарность этой драконицы чернее здешнего пепла, да.

- Кто тревожит покой Джадаферлас? - волна драконьей телепатии прокатилась по пещере, пролившись на мысли компании обжигающей магмой. - Очередные глупцы, явившиеся требовать чего-то именем богов?

Истекающая лавой каверна в дальней стене пещеры полыхнула жаром пуще прежнего. Кьелл поморщился - пусть их маги зачаровали экипировку отряда на совесть, а присутствующий рядом Алот периодически обновлял чары, сдержать всего поистине адского жара, источаемого вулканом, магия не могла. Друзья потихоньку варились в собственном поту.

“Вот бы эта Джада-и-так-далее оказалась морозным драконом,” с тоской подумал гламфеллен. “Но, глядя на обстановку ее гнездышка, шансы на такую радость не выше шанса на джекпот в лотерею.”

Обитательница пещеры тем временем показалась на свет, породив еще одну волну горячего воздуха. Покрытая ноздреватыми и угольно-черными наростами, с пылающей адским багрянцем шкурой, Джадаферлас казалась плотью от плоти вулкана, его лавовым сердцем, решившим вдруг прогуляться вовне пылающей горы. Клубы черного дыма вырвались из ноздрей-расщелин на драконьей морде, и лавовый дракон обратила свое внимание на нежданных гостей.

- Что это? - насмешка пронизывала ментальный шепот чудища. - Свежее мясо, само прибывшее ко мне на зуб, да еще и принесшее новые безделушки в мою сокровищницу?

- Не, мы за торком Битактен, - терпеливо ответил Кьелл. Ему было плевать на драконьи эгоизм и подлость - пусть ратхуны сами разбираются со своей питомицей. Его ждал Эотас. - Заберем его, и покинем эту печку. Он ведь вон на том трупе, да?

- С чего бы мне отдавать тебе что-либо из моей сокровищницы, маленький эльф? - с бесплотным смешком вопросила драконица. - Торк – мой по праву, и когда я пожру его силу, мое пламя запылает еще ярче.

- Угу, или ты им подавишься, - меланхолично ответил бледный эльф. - Вряд ли Магран понравится поедание ее божественных артефактов. Давай лучше мы его быстренько отнесем обратно ратхунам, а?

- Ты глуп и смешон, маленький эльф, - пламя вырвалось из драконьей пасти, погнав на Кьелла еще одну волну жара. Тот раздраженно скривился, стирая пот со лба, и размазывая по нему черную грязь, порожденную вулканическим пеплом. - Пожалуй, я съем тебя последним - ты повеселишь меня своими бреднями еще немного.

- Похоже, ошибался ты насчет драки, командир, - ухмыльнулся Эдер, вытаскивая саблю. - Но хотя бы твой юмор и личные качества по достоинству оценили.

- Ну, тебя вообще съесть хотят, - устало ответил гламфеллен. - Давай-ка побыстрее тут закончим, у нас полно дел.

- Ты забываешься, ничтожная букашка! - драконица взревела, и плюнула сгустком жара.

В следующий миг события рванулись вперёд спущенными с цепи гончими. Эдер бросился на перехват огненного плевка, и заорал от боли, когда подобная магме слюна дракона растеклась по его верному щиту, и раскалила докрасна клинок попавшей под удар сабли. Магия Ватнира объяла дирвудца спасительным холодом, подавляя пламя, и тут же сменилась исцеляющим светом. Вихрь наколдованных Алотом снежинок накрыл товарищей, отгоняя иссушающий жар драконьего выдоха. Идвин, напрягшись, вливала эссенцию в Ментальные Путы, заставившие драконицу замедлиться мухой в паутине. Кьелл же убрал за спину цзянь в синих ножнах, и взлетел в высоком прыжке над головами компаньонов, стремясь достигнуть чудовищной башки Джадаферлас, все источающей жар.

“Если мы затянем этот бой, я точно сварюсь,” раздраженно думал он. “Лучше потрачу полчасика на целительную медитацию, чем лишнюю минуту в компании этой ходячей микроволновки.”

Ци наполнила его меридианы, на мгновение затмив весь жар, испускаемый и лавой, и драконицей, и вырвалась из сложенных ладоней бледного эльфа порывом яростной бури. Кьелл ударил энергетическим потоком, как копьем, моментально превратив пылающую огненной яростью голову драконицы в обугленный кратер, и распахав ее шею едва ли не по самую грудину.

“На этот раз, никаких воскрешений,” зло подумал он, опускаясь на камни пещеры. Туша Джадаферлас рухнула рядом с каменным грохотом.

- Эдер, ты там как? - обернулся он к другу. - Можно поздравить с ровным загаром?

- Сабля пропала, - грустно ответил дирвудец, глядя на верный клинок, превратившийся в лужицу металла. - Она была со мной с самой войны.

- Новую купишь, - отозвался эльф, направляясь к изуродованному трупу ратхунской брентис. - Вон, подбери что подороже из драконьего барахла, и пойдем. Больше стычек точно не будет, до самого возвращения на корабль, - ему под ногу попалась какая-то неудобно-скользкая железка, и он раздраженно пнул ее. Неведомый кусок металла отскочил от каменного бугорка, и зазвенел по полу пещеры.

- Идвин, отлично справилась, молодец, - продолжил он, наклоняясь над одной из рук мертвой гигантессы. Напрочь оторванную конечность обвивал широкий и массивный браслет, выглядящий раскаленным докрасна, но, к великому счастью Кьелла, не источающий жара. Гламфеллен кое-как стащил торк с мертвой руки. - Без твоей псионики эта печка на ножках из меня бы еще пару галлонов пота выжала, прежде чем лечь отдыхать, - продолжил он, и, выпрямившись, повернулся к товарищам. Его встретили озадаченные взгляды.

- Что? - устало поглядел на них Кьелл. - Да, я знаю, у меня вся рожа в пепле. Некогда прихорашиваться, нам пора.

- Ты нарочно, винкона? - приподняла бровь Идвин. - Пинаешься тем самым “что подороже”, да еще и нужным нашему здоровяку именно сейчас? Или твои ноги попирают самое дорогое во всех ситуациях?

Кьелл нашел взглядом лежащую сейчас у ног Эдера железку, что так неудачно попалась ему под ноги ранее. Та оказалась искусной работы саблей, с сияющим магией лезвием, и корзинчатой гардой, стилизованной под птичий скелет. Дирвудец, очнувшись от ступора, нагнулся, поднял оружие, и с непроницаемым лицом вложил его в ножны.

- Я начинаю думать, что предположение Эдера о вашей, Кьелл, способности сеять вокруг себя гротеск и безумие содержит долю правды, - отрешенно заметил Алот. Ватнир, моргнув, рассмеялся на эту сентенцию.

- Сабля умерла, да здравствует сабля, - безразлично махнул рукой гламфеллен. - Нашлась замена, и хорошо. Нравится обновка, Эдер?

- Больше всего мне понравилось, как ловко и вовремя ты ее пнул в мою сторону, - ухмыльнулся в усы дирвудец. - А если я пожалуюсь на жару? Пнешь мне бутылку холодного пива?

- Это к Ватниру с Алотом, они с холодом на ты, - ответил бледный эльф. - Пойдем, нас Эотас заждался.

***

- Привет, Эркон, - махнул Кьелл вождю ратхунов. Огненные гиганты все так же ожидали часа битвы в храме своей создательницы. - Плохие новости - твоя ручная дракониха прикончила брентис. Нас тоже съесть хотела, но мы оказались ей не по зубам. Вот торк Битактен, - он протянул ратхуну светящееся алым кольцо артефакта. Тот принял браслет, кажущийся в его ручищах изящным женским аксессуаром. - Откроешь нам дорогу к Эотасу?

- Избранная Магран погибла? - в рокоте голоса батора звучало недоверие. - Тогда мне нужно собрать больше воинов. Иди вперед, если хочешь, Кьелл, - он протянул артефакт обратно. - Просто положи торк на алтарь, и путь откроется.

- Угу, спасибо, - кивнул тот. - Мы пошли тогда, - и он двинулся было к алтарю, как огромная статуя Магран, кажущаяся живой в пляшущих по ней тенях, шевельнулась, пробужденная к жизни не иллюзией, но божественным присутствием.

- Видящий, - каменные глаза богини засияли, а голос, казалось, сотряс весь остров. - Уходи. Пепельная Пасть просуществует еще полчаса, не больше. Потом я взорву вулкан. Эотас злоупотребляет моим гостеприимством.

- Вот уж нет, - раздраженно ответил гламфеллен. - У меня есть что сказать Эотасу, и я ему это выскажу. Впрочем, за полчаса управлюсь, - он положил торк на алтарь.

Пол святилища содрогнулся, двинувшись вверх - пространство перед алтарем оказалось гигантским подъемником. Компаньоны спешно вступили на поднимающуюся металлическую плиту, что начала постепенно набирать скорость, оставляя внизу и огненную богиню, и ее могучих детей. Кьелл устало опустился на платформу, начиная цикл целительной медитации. Пусть его энергоканалы и были утомлены использованием Разящего Удара Шести Меридианов меньше, чем ожидал гламфеллен, дурная инициатива Магран изрядно сократила доступное ему время отдыха.

“Взрыв вулкана - это мощно,” отстраненно думал он, не отвлекаясь от энергетических манипуляций, “но Эотас явно его не боится - иначе не вломился бы сюда так нагло. То, что Магран делает сейчас - не более чем угрожающие позы, и громкие слова. Вот жеж, хреновы божественные самураи - без колебаний выбрали смерть, что Римрганд, что гонящая меня прочь Магран,” с тоской подумал Кьелл.

Далеко в вышине, в конце колоссального тоннеля, проделанного в склоне горы, виднелось то и дело заслоняемое клубами чёрного дыма небо, и массивный подъемник все вернее приближал друзей к нему. К вершине огненной горы, и адровому колоссу, что ожидал там Кьелла.

***

- Видящий. Наконец-то ты здесь. Я ждал тебя, - в реальности, голос Эотаса подавлял ещё сильнее, чем при общении сквозь эмпиреи.

Друзья стояли на каменной галерее, с которой открывался вид на циклопических размеров адровую колонну, и сравнимого с ней гиганта, стоящего рядом. Ладонь Эотаса лежала на поверхности столпа, и эссенция, медленно и словно нехотя, выходила из тускнеющей адры колонны, и втягивалась в тело древнего энгвитского конструкта. Голова гиганта, сияющая божественным светом, была обращена к Кьеллу. Звёзды, словно сошедшие с небес, усеивали его чело, и ослепительные реки энергии продолжали их, увенчивая божество блистательной короной. Радость и восхищение вдохновляла эта картина. Вдохновляла бы, не будь Кьелл подготовлен предыдущими беседами с божеством-разрушителем. Он только поморщился, поднимая псионические барьеры, и отсекая разум от вторгшихся в него чужих чувств.

- Эотас… - пораженно прошептал Эдер. - Боже мой…

- Эдер, мой блудный сын, - радость и всепрощение омыли присутствующих приливной волной. - Отбрось все печали и сожаления. Ты присутствуешь при рождении нового мира.

Кьелл ощутил злость и раздражение. Его названный брат не заслуживал, чтобы его разум обманывали столь грубо, столь нагло. Он потянулся свой волей к дирвудцу, и закрыл его мысли псионической броней, не менее прочной, чем стальные доспехи Эдера. Взгляд блондина прояснился.

Гламфеллен обернулся, проверяя состояние других своих товарищей. Они справились сами - Идвин, держа руку на плече Алота, прикрывала их обоих; Ватнира хранила божественная сила его отца, окутывающая годлайка едва заметными отблесками снежно-белых оттенков.

- Поговорим о твоём новом мире, Эотас, - обратился он к своему божественному визави. - Ты обещал, что расскажешь мне все. Я здесь, и я готов слушать, очень внимательно.

- Ты и сам понял многое, Видящий, - одобрение бога было едва ли не вещественным. - Мир без богов - вот к чему я стремлюсь. Война Святого была моей робкой попыткой открыть разумным глаза на природу богов, на их ненужность. Но слишком многие, даже в рядах верных, вставших за плечом моего сосуда, предпочли закрыть глаза на правду, предпочли подчиниться слепо, склониться перед властью богов. Я понял тогда, что боги въелись слишком глубоко в плоть Эоры, пустили корни слишком обширные, чтобы изгнать их одним лишь раскрытием истины об их природе. Я понял, что должен выкорчевать источник их силы. Я уничтожу Колесо Перерождения.

- Разве его можно уничтожить? - механически спросил Кьелл. - Столпы адры - лишь проводники, да и присутствуют они везде.

- Колесо Перерождения - не менее вещественно, чем адра, - ответил Эотас покровительственно. - Здесь, в древних землях Дедфайра, за стеной штормов Ондриной Ступы, лежит утерянный град Укайзо, колыбель богов. Взяв от столпа Пепельной Пасти все, что необходимо, я отправлюсь туда. Древний механизм, ведающий движением душ, будет уничтожен, а вместе с ним - и источник силы богов. Без подпитки эссенцией разумных, они ослабнут, утратят свою божественность, и уйдут. Либо же они переродятся в нечто новое, что займёт свое место в новом мире, не как вечный и бессмертный угнетатель, но как часть его, естественная и гармоничная.

- А разумные? - все так же бесцветно и машинально спросил Кьелл. - Что будет с их душами, неспособными перерождаться?

- Эору ожидают тёмные времена, - в уверенный тон бога проникло сожаление. - Разумные будут вынуждены бороться за свое существование, бок о бок со слабеющими богами, либо же и вовсе сами. Но этот путь - путь достойных, созидающих свое будущее. Я верю, разумные Эоры способны его пройти.

“Да, дела,” Кьелл ошарашенно замер, впечатленный этими откровениями. “Таос, с его массовыми убийствами младенцев, по сравнению с Эотасом - ребёнок в песочнице. Это не просто геноцид. Эта хрень потенциально опустошит планету. Все равно, что атмосферу убрать, и сказать - давайте, милые мои, стройте защитные куполы с рециркуляцией воздуха под ними, я в вас верю, ага. Зато ваши коррумпированные правительства, никак не могущие найти общий язык, исчезнут. Перемрут, да. Тотальное уничтожение как инструмент социальной реформы.” Он покачал головой, с трудом осознавая весь масштаб задуманного чудовищем, смотрящим на него сквозь адровые глаза древнего конструкта.

- Ты убьешь миллионы, если не всех, - немного справился с собой он. - Кризис Пусторожденных, распространенный на весь мир, уничтожит Эору. Нанесенный тобой вред слишком сложно будет исправить, если вообще возможно - энгвитские знания давно утеряны. А разумные, разобщенные, медленно вымирающие от постепенного обездушивания мира, теряющие надежду, глядя в бессмысленные глаза своих детей, что милостью твоей будут избавлены от всяких следов разумности, в лучшем случае просто доживут свой век. Они даже не поймут, что происходит - мало кто увидит совершенное тобой злодейство своими глазами, а тем, кто увидит - не поверят, сочтут их выдумщиками, обманщиками, безумцами. Остановись. Если ты и правда желаешь разумным добра, не убивай их.

- Тебе нужно верить, Видящий, - непоколебимая уверенность звучала в голосе воплощенного божества. - Верить в смертных, их силы, их амбиции, и пытливый ум. Они способны на много большее, чем считают мои божественные братья, и чем считаешь ты. Отбросив оковы божественного гнета, они одолеют любые преграды, и покорят вершины, что были недоступны им прежде. Да, их ожидают трудности, но трудности закаляют, и я верю, что преодолев их, разумные Эоры станут лишь сильнее.

- Ты веришь?! - закричал Кьелл, ощущая отчаяние от непробиваемости этого божественного психопата. - А что-нибудь, кроме веры, у тебя есть? Ну хоть что-нибудь, кроме слепой, ничем не подкрепленной веры? Что-то, способное оправдать безжалостное убийство мириадов невиновных? Энгвитианцы учинили свою массовую резню, породившую богов, зная, что делают - их безумный план был основан на всем их опыте управления эссенцией. А что есть у тебя? Вера в смертных, что толкает тебя на массовое убийство? Надежда на их способность вытащить мир из божественных масштабов катастрофы? Любовь к ним, которая совсем не мешает тебе нести им века боли, и, в потенциале, окончательную аннигиляцию? Одумайся!

- Ты не ошибся, Видящий, хоть слова твои и полны горечи, - в голосе Эотаса звучали доброта и сожаление. - Именно вера, надежда, и любовь ведут мной. Их достаточно, чтобы не отступаться от сего великого плана, какие бы силы ни противостояли мне. Я не стал бы бросать разумных в предстоящий им водоворот трудностей, не будь моя вера в их силы непоколебима, моя надежда на их выносливость - сильна, а моя любовь к ним, что способна на любые жертвы - абсолютна. Я не покину древний Укайзо, претворив в жизнь свой план - все мои силы до капли уйдут на его выполнение. Но я встречу свой конец с радостью - знание о том, что разумных ожидает свобода и процветание, дороже моего бессмертия.

- Подумай хотя бы о всех тех жизнях, что сломают твои действия, - выдохнул гламфеллен. Поддержание псионической защиты давалось ему все тяжелее, и свинцово-тяжелая боль, поселившаяся внутри, все нарастала. Но он не мог не попытаться убедить Эотаса оставить свой безумный план, один последний раз. - Миллионы детей, что никогда не вырастут, бездушные. Миллионы родителей, хоронящие этих детей. Подумай о них, прошу.

- Они и не покидали моих мыслей, Видящий, - ответил Эотас со спокойствием скалы. - Забота о них, и обо всех разумных - то, что движет мною.

- Что ж, ты не оставляешь мне выбора, - безмятежность, поселившаяся в голосе Кьелла, словно отражала таковую в словах бога. Он извлек из вещмешка цзянь в синих ножнах, и медленно опустил ладонь на рукоять. Его пальцы по одному сжали фигурный металл. - Прощай.

У истоков каждой победы лежит знание о противнике. Кьелл всегда старался, по заветам Сунь-цзы, знать себя, знать врага, и знать обстоятельства их боя. Со знанием сил и уязвимостей разумных проблем не было - они давно были изучены Кьеллом. Незнание противника на Поко Кохара едва не привело к трагедии, и гламфеллен пытался впредь избегать подобных случаев. Эотас поначалу казался неуничтожимым и неуязвимым, и каждая новая деталь, что выяснял о нем Кьелл, словно бы подтверждала это впечатление. Но гламфеллен знал - если противник не имеет уязвимости, таковую можно создать. Воспоминания о ее подготовке молнией промелькнули в мыслях Кьелла за миг до кульминации, за миг до того, как цзянь покинул синие ножны, за миг до того, как смертный попытался сразить бога.

…Началось все на непримечательной цепи островов неподалёку от Хасонго, островов, практически полностью опустошенных гигантским кристальным пауком. Тварь разъелась до размеров едва ли не больших, чем у приснопамятного порокоа, а её эссенция, душа магического существа, была сравнима с душами древних драконов. Бой с ней был труднейшим из всех сражений, через которые прошёл Кьелл на Эоре - мало того, что он вышел на этот бой один, так ещё и противника было необходимо оставить в живых, чтобы выполнить задумку Идвин. Кьелл сломал все ноги паучихи, и, использовав одну из оторванных конечностей, пробил чудовищу брюхо, распарывая его паутинные железы, но тварь жила, дав им все необходимое время.

- …Нам придётся ждать здесь три недели? - спросил тогда Кьелл, и его собеседница ответила:

- Нет, винкона, нам придётся ждать, пока матросы не подтянут кабель. Помнишь ту штуку, на которую так жаловался Беодул, ту, что занимает треть трюма? Она - массив батарей, промежуточный этап нашего эксперимента. Сейчас мы извлечем из паучка эссенцию, заполним ей батареи, и я смогу начать работать над сжатием.

- …Какую форму мне придать твоему оружию победы, Кьелл? - Идвин продемонстрировала ему кристалл адры размером с два человеческих кулака, тусклый и бесформенный, но необыкновенно чистый. Капитан Таэник с “Палубы Диковин” не подвел - достал именно то, что нужно. - Я видела, ты сражаешься без оружия. Может, перчатка, или толчковый нож?...

- Меч, - ни секунды не сомневался гламфеллен. Пусть он брал клинок в руки лишь единожды в своей эорской жизни, он знал почему-то: именно этим оружием он сразит врага вернее всего.

- …Все готово, - длинная, черная спица в руках Идвин не выглядела примечательной, не казалась содержащей силу, способную уничтожить божество. Но довольная улыбка анимантки говорила об успехе.

- Теперь надо сделать из этой штуки меч? - оглядел её творение Кьелл.

- Не совсем. Эссенция, даже кровожадного монстра, нейтральна. Качества, вроде ядовитости, вязкости, либо же температуры, ей сообщают намерения.

- Это основы сайферского искусства, - непонимающе ответил Кьелл. - Зачем ты мне их пересказываешь?

- Затем, винкона, что воткни ты эту заготовку в Эотаса сейчас, он всего лишь плотно покушает. Мы с тобой пытаемся убить бога, сородич. Для такой задачи ничего слабее божественного намерения, способного придать эссенции нашего оружия смертоносность, не подойдёт.

- У меня как раз есть такое, - улыбнулся Кьелл. - В самой середке души засело. Отзвук силы целого бога смерти. Злобненький такой, чёрный, и колючий.

- А ведь это подойдёт! - анимантка, задумавшись на мгновение, просияла довольством. - То, что ты не родился с ним, как годлайки, должно сделать извлечение возможным. Только надо начинать сейчас - после такой обширной потери эссенции, тебе потребуется долгое восстановление.

- Нет, - чуть поразмыслив, ответил Кьелл. - Берат может посчитать, что я пытаюсь избавиться от поводка. Мы извлечем отзвук в самый последний момент, и сделаем это в изолированной камере. Когда мы поместим отзвук в накопитель, он будет надёжно защищен его экранированием. После этого, у нас будет неделя-другая, чтобы выполнить наш план до того, как Берат решит вновь подергать за поводок.

- И ты хочешь сражаться с богом, пока твоя душа будет истекать эссенцией из огромной раны? - недоверчиво прищурилась эльфийка.

- Адровые зелья замедлят распад, - почесал подбородок мужчина. - Ну а после боя я рассчитываю на тебя. Соберешь меня обратно из обломков, моей душе не впервой.

- Учти, я не целитель, - алые глаза женщины строго глянули на него. - И я не одобряю этого безумия.

- Другого плана все равно нет, - развел руками Кьелл. - Не дрейфь, Идвин. Прорвемся.

- Хотелось бы мне быть такой же уверенной, как ты, винкона, - вздохнула она.

Кьелл вовсе не чувствовал уверенности сейчас, в этот решающий миг. Но страха и сомнений тоже не ощущал - он просто сделает, что должно, и будь, что будет. Его надорванная душа напряглась, творя из всей доступной эссенции псионические щиты, что прикрыли его, пусть и на время, надёжной эгидой, непробиваемой для посягательств Эотаса. Гламфеллен коротко выдохнул, и бросился вперёд, оттолкнувшись от бортика каменной галереи, летя прямо в гигантское лицо, на котором медленно проступало удивление. Он одним слитным движением вырвал цзянь из ножен и нанёс удар, прямо в громадную переносицу. В самую сердцевину истинной сущности Эотаса. Клинок меча, на секунду вспыхнувший ярче солнца, прошёл сквозь божественную адру, не встречая сопротивления - простейший прямой укол, общий для многих стилей, отточенный еще Сяо-Фанем за многие часы тренировок, и дополненный максимально мощной техникой усиления из комплекса Золотой Рубашки, сконцентрировал на острие цзяня силу, которой мало что могло противостоять. Меч прошил адру, погрузившись вглубь эссенции Эотаса. А затем раздался взрыв.

Вопль погибающего бога прозвучал скрежетом железа о железо, растянутым во времени звуком бьющегося стекла, криком чего-то бесконечно чуждого и неживого. Прозвучал, и затих.

Обезглавленный адровый гигант медленно тускнел - души истекали из него, стремясь к все ещё соприкасающейся с ним адровой колонне.

Кьелл, который чудом не был сброшен ударной волной вниз, в падение, что окончилось бы сродни прыжку самоубийцы с небоскреба, лежал на плече из адры и меди, и чувствовал себя полностью разбитым. Он отдал этой безумной атаке всего себя - его тело, ци, и душа были истощены до предела, а эссенция медленно утекала из разбереженной псионическими усилиями раны. Он слабо улыбнулся - как-никак, он победил. Можно расслабиться немного.

Он почувствовал, как его аккуратно подхватили крепкие руки, услышал взволнованный женский голос, и небо перед его глазами сдвинулось - его куда-то несли. В его поле зрения вдруг вплыла голова батора Эркона, уважительно склоненная. Кьелл услышал голос ратхуна, подобный далекому грому:

- Пусть не болят твои раны, Богоборец.

Примечания

[1] Бела пречченте (вайл.) - большой подарок.

[2] Перла финома (вайл.) - последнее слово.

[3] Фиачес пуитентес (вайл.) - ярко горящее пламя.