Некетака, Змеиная Корона
Этот день был для Кьелла одним из многих в череде подобных ему деньков последнего месяца. Все это время эльф жил в свое удовольствие — наказывая бандитов под руководством Паора и в компании Рекке, делая вылазки в опасные уголки острова вместе с Вирему, наставляя Аруихи и его гвардейцев, проводя время в компании друзей и, разумеется, уделяя внимание любимой женщине. Лишь одно слегка омрачало безмятежность этих мирных и весёлых дней — редкие тревожные взгляды Онеказы, которые она бросала на своего мужчину, когда думала, что тот не видит.
Сегодня Кьелл успел вытащить Аруихи на короткую утреннюю разминку, совмещенную с фехтовальной практикой — ученик наконец начал демонстрировать успехи, — и посетить с дружеским визитом магическую школу Алота и Фассины, интересуясь успехами юных талантов-аумауа в чародействе и волшебстве. После этого, гламфеллен зашёл было в сад на крыше дворца Каханга, на полдник к королеве, но, к великому своему удивлению, не обнаружил её, взамен натолкнувшись на совершеннейший бедлам, объявший весь дворец.
Пробравшись мимо многочисленных слуг, спешащих неведомо куда, носильщиков, нагруженных самыми разнообразными вещами, и лихорадочно мечущихся среди этого беспорядка чиновников, Кьелл отыскал Онеказу в её опочивальне. Она сидела на стуле, одетая в повседневные одеяния, и служанка заканчивала переплетать ей косички.
— Милая, что за бардак здесь творится? — он чмокнул королеву в щеку и уселся на кровать. — Я наткнулся на троих слуг, несущих твой малый трон из сада на крыше. Они успешно собрали им все углы. Что происходит?
— Всего лишь переезд столицы в Укайзо, таку ароха, — сладким голосом ответила королева, взмахом руки отпуская служанку. — Ничего, достойного твоего внимания, я думаю.
Она подняла со столика одну из повседневных «змеиных корон», разглядывая её на свет.
— Придержи мне волосы, пожалуйста.
Кьелл с готовностью собрал вместе её непослушные косички, попутно поцеловав Онеказу в шею. Женщина аккуратно водрузила корону на голову.
— Неужто переезжаем без подготовки? — удивился он. — Ничего об этом не слышал.
— Подготовка идёт уже месяц, ароха нуи, — приторным голосом пропела Онеказа. В её глазах плясали чертики. — Не беспокойся, если в ближайшее время начнётся что-нибудь сравнимое масштабом — пожар, наводнение, или вторжение, — я обязательно тебя предупрежу.
— Так, — скрестил руки на груди эльф. — Я, похоже, обнаружил ещё одну твою с Аруихи семейную черту, а заодно и новый вид разумных. Первые на Эоре ядовитые аумауа! Брат твой ещё юн, и яда в его клыках маловато, а вот ты его явно копила долго. Сколько лет ты слала старушке Кару корзинки с коики на день утопления их флагмана?
— Экера, каждый год нашего с ней знакомства, — заулыбалась Онеказа. — Даже как-то жаль, что у нас с Рауатаем разорваны отношения.
— Именно, и теперь весь этот яд изливается на меня. Знаешь, — Кьелл встал и с преувеличенной серьёзностью посмотрел на королеву. — У меня появился гениальный план. Нужно открыть в Укайзо посольства. Три штуки как минимум. Пригласим обратно рауатайцев. Выкопаем пару десятков энгвитианских фампиров, из тех, что подревнее и побезумнее. Наловим кристальных пауков потолще. Вот их, — он с серьёзной физиономией покивал, — их и будешь травить. Их не жалко.
— Экера, ну хватит уже, — рассмеялась Онеказа, примирительно поднимая руки, и вздохнув, уже без улыбки сообщила в пустоту:
— Кто же знал, что мимо тебя пройдёт абсолютно вся подготовка к переезду в Укайзо, начавшаяся сразу после твоего триумфального возвращения оттуда. Как только ты доложил мне о своей победе над войсками Рауатая, ВТК, и Принчипи…
Она запнулась на полуслове, упершись взглядом в лицо эльфа. Его застывшие глаза были наполнены болью, а дрожащие губы беззвучно шевелились.
— О, боги, — глухо выдохнула она, и, бросившись к мужчине, судорожно обняла его.
— Прости меня, любимый, прости, я не хотела… Ты так спокойно говорил об Укайзо, даже шутил… Прости, прости… — бессильно бормотала она, сжимая его в объятиях.
— Все-все-все, — раздался его хриплый шепот. — Уже отпустило. Уже все, хорошая моя, — потянувшись к её лицу, он губами собрал с её щек горькие слезинки. — Ты молодец, держишь меня в тонусе своими шутками. А об остальном забудь. Я вот уже забыл, — он усадил ее на кровать и поцеловал. — Что у нас в программе переезда на сегодня?
— Знаешь, — Онеказа прерывисто выдохнула. — Сегодня у меня извинения перед тобой. Как ты любишь говорить, тактильные. Закрой, пожалуйста, дверь.
— Хмм, — пожевав губами, мужчина с улыбкой ответил. — С таким только дурак будет спорить. — И потянулся к дверной ручке.
***
Кьелл стоял на мостике «Онеказы», совсем как в старые добрые времена, и глядел вдаль, опираясь на фальшборт. Женщина, давшая имя осененному славой кораблю, стояла рядом, обнимая Кьелла за плечи. Она королевской волей поселилась в его каюте — офицерской, менее просторной, чем капитанская, некогда занимаемая бледным эльфом здесь же, но им хватало. Гламфеллен погладил сжимающие его плечо пальцы Онеказы, и та мимолетно улыбнулась, погруженная в свои мысли. С недавних пор, они перестали прятать проявления чувств от близких и друзей, тем более, что о них и так уже судачила половина Дедфайра. Эльф оглядел корабли флота Хуана, пенящие морские волны неподалёку. Вояджеры и джонки, галеоны и дау, они везли многочисленных разумных с их пожитками. На кораблях разместились придворные и чиновники, среди которых присутствовали многие знакомые, приятели, и друзья Кьелла.
Переезжали все до единого гвардейцы Аруихи — он ещё долго не отпустил бы их от себя. Переезжал неизменный страж дворцовых ворот Аноа, что сейчас отдыхал в кубрике «Онеказы». Переезжали Паора и Вирему, каждый со своим хозяйством, собираясь обустроиться в новой-старой столице навсегда — первый собирался заняться привычным делом охраны порядка, а второй никак не мог остаться в стороне от посещения местной археологической Мекки. Переезжали Алот, Эдер, и Рекке — первый не мог сдержать свою жажду знаний, и сорвался посетить энгвитско-хуановский памятник старины, бросив дела на Фассину; второй и третий же сопровождали своих шефов — Аруихи и Паора. Переезжали и многие другие, каждый со своим интересом, как, например, капитан Кахуранги, пожелавший находиться рядом со строящейся базой для королевского флота.
Пусть столица Хуана не смогла бы переехать в Укайзо в один присест, Онеказа собиралась возобновить работу своего чиновничьего аппарата сразу по прибытии. Эта заядлая трудоголичка и в пути продолжала бы работать, выслушивая посланцев и диктуя указы, если бы не одна причина, несомненно, веская для неё. Кьелл знал, что причиной был он, вернее, одолевавшие его все чаще приступы вины. Душевная боль эльфа отступала без следа в присутствии любимой, и та твёрдо вознамерилась не оставлять своего мужчину одного, окружив его эгидой своей заботы.
Кьелл смотрел на горизонт с ожиданием — вот-вот должны были показаться древние шпили и башни утерянной и вновь найденной столицы. Он ощущал некий мандраж от прибытия туда — не боязнь, нет. Это чувство было сродни испытываемому им волнению, когда он ступил на камни ратхунской цитадели, направляясь к ждущему его Эотасу. Как и тогда, он намеревался встретить свой страх лицом к лицу.
В небе над Ондриной Ступой не было видно ни облачка — его бескрайнюю синеву уже долго не омрачали тучи. Как недавно узнал Кьелл, высадившиеся в Укайзо после битвы за столицу Заклинатели Воды и жрецы Ондры, при живом участии Текеху и за малым не плясавшей от радости Идвин, разобрались с источником окружающих Укайзо штормов. Им удалось отключить бури Ондриной Ступы, и только их — огромная анимантическая машина на вершине одной из башен города, сейчас оцепленной караулом матару, продолжала работать, поддерживая природные катаклизмы в неведомых уголках Эоры.
Через час, пролетевший быстрокрылой птицей, флот бросил якоря в древней бухте. Возвращение Хуана в их древнюю столицу, возвращение заслуженное, триумфальное, и давно ожидаемое, словно вступление хозяев в достроенный дом, началось.
***
На камнях бухты Укайзо лежала круглая и плоская подушечка, на которой сидел на коленях Кьелл. Рядом высилась небольшая каменная стела с надписями на вайлианском, рауатайском, и аэдирском. Перед ней стоял столик с жаровней, рядом с которой устроился деревянный стакан с ароматическими палочками. Еще на столике уместился небольшой кувшинчик рисового вина, и одинокая рюмка. Эльф был в простой белой одежде, белая же повязка лежала на его лбу. Рядом с ним догорали вырезанные из бумаги кружочки. Заморачиваться с копированием вайлианских и рауатайских монет он не стал, просто нарезав кругов. В конце концов, это был его ритуал.
Неподалеку раздались спешные шаги группы разумных. Кьелл и не пошевелился.
— Что ты делаешь? — раздался голос, знакомый Кьеллу, и любимый им. В нем довлели тревожные интонации. — Я нигде не могла тебя найти. Стража сказала, что ты пошел к бухте, и я боялась, что…
— Дай мне минутку, — тихо сказал он. — Я закончу, и все тебе расскажу.
Бумажные монеты превратились, наконец, в тонкий пепел, которым лениво играл бриз. Подойдя к столику, гламфеллен наполнил вином из кувшинчика рюмку, выпил часть и широким круговым движением вылил остальное. Вино пролилось на камни и частично смешалось с бумажным пеплом, превращаясь в неаккуратную грязь. Следом Кьелл взял несколько ароматических палочек и, затеплив их огнивом, повернулся к стеле и, встав на колени, отвесил ей три земных поклона-кэтоу, держа зажженные палочки перед собой. Потом он установил палочки в жаровне, и опять проделал три кэтоу. Закончив с этим, он снова наполнил рюмку и повернулся к Онеказе. Она взволнованно смотрела на него. Неподалеку с невозмутимым видом стояли двое матару — ее сопровождающие.
— Хочешь? — он протянул ей вино. — Твое любимое.
Та машинально приняла емкость, и столь же машинально ее осушила, казалось, и не заметив, что пьет. Ее лоб все так же прорезали складки тревоги.
— С тобой все хорошо? — выдохнула она, пристально глядя на него. Кьелл грустно улыбнулся.
— Я, кажется, знаю, как я выглядел в тот день, когда я вернулся с Мотаре о Кози, и увидел тебя раненной и изможденной.
— О, ты тогда выглядел ужасно, — ответила она с вымученной улыбкой. — Я даже хотела было отдать приказ своим сиделкам, чтобы они занялись тобой.
— Вот-вот. Не волнуйся так. Ты не отходила от меня надолго с того самого случая в Некетаке, во время переезда. Когда ты упомянула убитых мной вайлианцев, рауатайцев, и Принчипи, и мной снова овладела вина, — Онеказа, глухо охнув, дернулась было к нему, но он остановил ее, подняв руку.
— Я не могу словами выразить, как я ценю то, что ты делала для меня. Ты стала моим спасательным кругом в той пучине душевной боли, в которой я тонул. Но я не могу быть твоим бременем. Это попросту неприемлемо, — Он с легкой улыбкой покачал головой. — Поэтому я провел несколько ночей в медитации, пытаясь разобраться, наконец, в своих эмоциях. Надо было поступить так с самого начала, сразу после битвы за Укайзо, но, — он виновато улыбнулся, — я слишком увлекся тобой, нашей близостью, и всем тем счастьем, что ты мне дарила, и в результате проморгал зарождение Синь Мо.
— Синь Мо? — спросила женщина, с трудом произнося звуки чуждого языка. — Что это?
— Внутренний демон, — Кьелл потер лоб. — Чудовище, которое на самом деле я сам. Мои слишком сильные чувства, извращенные и задушенные моим их неприятием, — он бессильно усмехнулся. — Мой самый страшный враг. Ты видела моего Синь Мо в день, когда тот огр тянул к тебе лапы, извергая гнусности из своего грязного рта. Я тогда стал едва ли не другим разумным, той версией себя, которой не хотел бы быть. Его видел Спатта Ругиа, мерзавец, посягнувший на твою жизнь. Я простил их обоих — и Спатта Ругиа, в тот момент, когда он испустил дух, и глупого огра, когда он превратился в тонкий слой мяса на стенах храмовой залы. Я простил, — он указал на каменную стелу, — и этих разумных, и себя вместе с ними. Во время медитации ко мне пришло озарение, — пожевав губами, он приблизился к Онеказе и взял ее за руку. Она сжала его ладонь в ответ.
— Я уважал этих разумных за их стойкость, но никак не мог отпустить. Не мог отпустить ни свою вину за их смерть, ни свою злость на них, за то, что они предпочли смерть бегству. Злость на их ненужное геройство, отравившее меня ядом бессилия, породившее моего Синь Мо. Я долго раздумывал об этом, а потом прекратил. И в пустоте бездумья и отрешенности ко мне пришел ответ — чтобы разрешить эту проблему, избавиться от этого переросшего в вину уважения, и отпустить их, мне нужно всего лишь… — он улыбнулся и пожал плечами. — …Отпустить их, и отдать им их уважение. Я использовал зримое воплощение этого действия — ритуал, так как этот Синь Мо слишком уж долго грыз мою душу. Я выказал этим разумным свое уважение, поставив здесь, в месте нашей битвы, их духовную табличку, — он кивнул на каменную стелу. — Прочти, — попросил он ее.
— «Духовная табличка[1] воинов Рауатая, Вайлианских Республик, и Принчипи сен Патрена, павших в битве за Укайзо. Их путь был ложен, но сердца оставались полны отваги до последнего вздоха,” — прочла надпись Онеказа.
— Это еще и немножечко мемориал, — с извиняющейся улыбкой произнес Кьелл. — Надеюсь, ты не возражаешь — враги, как-никак.
Она только помотала головой, глядя ему в глаза.
— Я проводил их в последний путь со всеми положенными почестями, — продолжил он. — Я ношу по ним траур, — он указал на свои белые одежды и повязку, — но не буду носить его долго. Моя душа полностью исцелилась, — гламфеллен улыбнулся, светло и спокойно. — Нет прошлого — оно исчезло, и не имеет надо мной власти, нет будущего — я творю свою судьбу сам. Есть только здесь и сейчас, есть только Я, — он заглянул в изумрудные глаза Онеказы, в которых истаивали последние искорки тревоги, и, нежно улыбнувшись, добавил, — и ты.
***
Корабли немногочисленной эскадры Хуана следовали за «Онеказой», на которой в этом походе держал флаг прославленный флотоводец Кахуранги. Он находился на мостике джонки, не мешая, впрочем, капитану Беодулу командовать кораблем — как многие повоевавшие солдаты, капитан Кахуранги ценил отсутствие необходимости действовать, и берег силы для нужного момента. Сейчас он вполголоса общался с Кьеллом, обсуждая возможные варианты участия легендарного Видящего из Некетаки в предстоящем сражении. Сам бледный эльф был готов на все, от разрубания вражеских ядер в полете при помощи верного меча, до атаки на пиратский флот в одиночку, и Кахуранги, добродушно посмеиваясь, умерял его пыл.
Сам Кьелл, настоявший на своём участии в этой операции, рассчитывал убить в ней, помимо множества недобрых разумных, ещё и двух зайцев — выяснить судьбу симпатичного ему разумного, и сохранить как можно больше жизней моряков Хуана. Он проводил взглядом капитана Кахуранги, отошедшего пообщаться с группкой представителей их достаточно неожиданных союзников. Вайлианское семейство Валера прописалось в Некетаке давно и настолько прочно, что даже выдворение чужеземцев во время скоротечной войны за Укайзо не смогло их сковырнуть. Пусть Валера и были эмигрантами из Вайлианских Республик, вполне официально работавшими на ВТК, все меняло их семейное дело — Валера снаряжали морские охотники, что топили пиратские корабли и обороняли судоходные пути. После весьма недружелюбного разрыва короной Хуана договоров с ВТК, и последующего исхода Компании, Валера остались без нанимателя, но не без работы — их хлебом стали щедро раздаваемые короной награды за головы пиратских капитанов. Поднакопив жирка на успешно выполненных контрактах, дополнив их деньгами с продажи призов, и растряся семейную мошну, Валера сумели снарядить неплохую флотилию, ведомую капитанами, приобретшими боевой опыт в борьбе с пиратами. Именно галеоны и дау этой флотилии сейчас резали форштевнями волны рядом с хуановскими вояджерами. Их участие в данной операции было само собой разумеющимся, ведь флот короны шёл к Даннажу, и собирался навсегда сковырнуть этот полный пиратской заразы гнойник.
А ещё семейство Валера прислало на флагман эскадры Хуана троих представителей, для координации действий, и одним из них, к удовольствию Кьелла, оказался его давний знакомец Зили Валера. Гламфеллен вспомнил радостное узнавание на юношеской физиономии Зили, с которым воодушевленно поздоровался, едва представители Валера взошли на борт «Онеказы», и узнавание оторопелое на лицах двух других молодых вайлианцев — пусть они и не знали Кьелла лично, но слышали достаточно сплетен о Видящем из Некетаки, чтобы узнать его в лицо, и поразиться знакомству их родственника с живой легендой. К облегчению Кьелла, это узнавание вылилось лишь в чуть более уважительное обращение, а Зили же и вовсе принял предложенную Кьеллом приятельскую манеру разговора.
«Даже не ожидал встретить когда-нибудь этого бро по гитаре,” подумал гламфеллен с усмешкой, дружески кивая поймавшему его взгляд Зили. Тот помахал ему рукой и продолжил разговор с Кахуранги. «Может, устроить с ним гитарный бэтл как-нибудь? Годик назад у него уже хорошо получалось,” продолжил отвлеченные размышления бледный эльф. «Не, не буду. Если проиграю — будет позор-позор. А если победю, то победа будет не моя, а Чингона, Тито и Тарантулы, Гектора Акосты, и прочей латиноамериканщины. Нехорошо на чужих придумках выезжать. Лучше просто сыграю с ним дуэтом вечерком.» Он перевел взгляд с Зили, и его двух родственников — Орсо и Мартино, — что все общались с Кахуранги, на стоявшую неподалеку от вайлианцев магическую поддержку эскадры Хуана. Для обеспечения атаки на Даннаж, Онеказа расщедрилась на лучших Заклинателей Воды. Один из них был, разумеется, сам гильдмастер — порядком заматеревший и прибавивший в силе, Текеху прочно оккупировал первую строчку негласного рейтинга силы среди магов воды. Двое других же… Кьелл невольно заулыбался, вспоминая знакомство с ними.
— …Здорово, дружище, — он пожал руку Текеху. — представишь мне собратьев по мистическому искусству?
— Экера, — с готовностью ответил тот, демонстрируя голливудской ширины и акульей зубастости улыбку. — Познакомься, Кьелл, это Маата, — он кивнул на немолодую Заклинательницу, ответившую на взгляд Кьелла добродушной усмешкой, — и Дараку, — означенный аумауа чуть склонил голову.
Маата, худая, желтокожая, и улыбчивая, была одной из тех женщин, чье жизнелюбие сохраняет молодость их духа на неопределенно долгий срок. Заметно пожилая — многочисленные мимические морщины с готовностью выдавали это, — она держалась вполне бодро. Что ее движение навстречу бледному эльфу, что пожатие ее ладони, крепкое и уверенное, своей энергичностью пристали бы скорее бойкой юнице, чем даме в возрасте.
Ее собрат по гильдии, Дараку, плотный и широкоплечий, держался с солидным достоинством, самую малость переходящим в напыщенность.
— Приятно познакомиться, Маата, — вернул женщине улыбку Кьелл, и повернулся к ее согильдейцу.
— Дараку, Дараку, — преувеличенно наморщил лоб он, игнорируя протянутую для пожатия руку Заклинателя. — Где же я о тебе слышал?
— Экера, мое искусство породило множество великолепнейших скульптур, что украшают улицы Некетаки, — непонимающе, но с ноткой польщенности отозвался тот, — а моя сила отправила на дно немало вражеских…
— Точно! — воскликнул гламфеллен, прерывая его хвастливую речь. — Давным-давно, ты оскорбил действием соседскую девочку, заставив ее плакать. Пусть она с тех пор выросла в гордую и прекрасную королеву Хуана, а слезы ее давно высохли, они все еще стучат в моем сердце, — его тон приобрел печальную торжественность. — Настал час расплаты, Дараку, расплаты, что так долго искала тебя, и наконец нашла, — эльф сосредоточенно кивнул, и нарочито медленно шагнул к Заклинателю.
— Видящий, я не понимаю… — в замешательстве начал говорить тот.
Он не закончил свою фразу — правый кросс Кьелла, выданный эльфом от всей широты его нежно любящей Онеказу души, послал Дараку в нокдаун, заставив того неловко брякнуться на палубу, и судорожно схватиться за лицо со стоном боли. Гламфеллен не применял внутренних техник — здесь было достаточно поставленного удара.
Разумеется, эльф не стал бы бить Заклинателя за детские обиды королевы — это было бы слишком абсурдно даже для него, некогда обвиненного друзьями в намеренном несении безумия в мир. Истинная причина была в другом. Не так давно Кьелл выяснил окольными путями — от Текеху, на одной из вечерних посиделок их компании, — что некогда у Дараку была интрижка с Онеказой, и что в последнее свое посещение столицы Заклинатель, во время аудиенции у королевы, делал той донельзя прозрачные намеки на возобновление отношений. У Хуана подобное было не просто в порядке вещей, а более чем распространено, и ни один аумауа-островитянин не увидел бы в действиях Дараку ничего предосудительного. Кьелла же наглые поползновения этого… бывшего в сторону его женщины порядком возмутили. Он не сомневался в Онеказе — ее чувства к нему были проверены такими испытаниями, что Дараку рядом с ними не тянул даже на мелкое происшествие. Но, наткнувшись на этого самодовольного типа, он не смог удержаться от того, чтобы малость подрихтовать ему лицо.
«Немного по-детски это все выглядит, но мне ведь не больше девятнадцати по людским меркам,” думал гламфеллен, довольно глядя на дело рук своих, а именно, наливающийся цветом синячище под глазом Дараку. «Самый возраст для того, чтобы разбивать носы таким же юнцам, соревнуясь за внимание симпатичных девчонок, и распушать потом хвост перед этими самыми девчонками, ага.» Он подошел к понемногу приходящему в себя Заклинателю, и протянул ему руку.
— Хватит валяться, Дараку, не так уж и сильно я тебя стукнул, — добродушно произнес он. — Воздаяние нашло тебя, так что я уже все простил и забыл. Можем даже выпить мировую, — широкая улыбка эльфа почти не несла насмешки.
Дараку поднялся сам, игнорируя протянутую ладонь эльфа. Он просто-таки кипел от злости, и его напряженное лицо и сузившиеся глаза выглядели воплощением едва сдерживаемой угрозы. Выглядели бы, если бы один из этих глаз не начинал заплывать. Последнее придавало физиономии Заклинателя некую комичность.
— Я вызываю тебя на поединок, Видящий, — отрывисто бросил он. — До первой крови — я не хочу лишать Онеказу верного и полезного слуги.
— Да ну? — Кьелл приподнял брови в вежливом удивлении. — Ты сейчас серьезно? Не, я не то, чтобы против, но учти: если мы таки подеремся, я ведь и второй глаз тебе подобью. Даже больше, — он с нарочитой сосредоточенностью принялся перечислять: — Мне придется подбить тебе второй глаз, сломать нос, и выбить несколько зубов. Ты так хочешь обзавестись прорехами в улыбке? Я ведь отнесусь к твоему вызову со всей серьезностью, и меньшего эта серьезность не позволит, — в его глазах стоял все тот же вежливый вопрос.
— Я бы не стала, Дараку, — подала голос Маата. Заклинательница, напротив, не скрывала насмешки. — Экера, против последнего существа, сошедшегося в поединке с Видящим, ты как-то не тянешь, извини.
— Черт, и правда, — с преувеличенно заботливым выражением на лице почесал нос гламфеллен. — Спасибо, что напомнила, Маата, мне не хотелось бы давить на моего оппонента авторитетом былых побед. Давай я дам тебе фору? — обратился он к все пышущему злобой Заклинателю. — Сразимся, скажем, на поверхности моря. Как, хочешь? — вежливый интерес все не уходил из его голоса. Дараку, не ответив, резко развернулся и зашагал прочь.
— Что это было, Кьелл? — серьезно спросил Текеху. — Ты намеренно унизил и взбесил одного из сильнейших моих Заклинателей. Зачем?
— Объясню предметно, друг мой, — с ленивым добродушием ответил эльф. — Если ты вдруг слегка сойдешь с ума, и выскажешь, скажем, Иррене, что твоя любовь вся до капли принадлежит ей, и что ты готов в любой момент стать штормом в ее море, Эдер не ограничится тем, что подобьет тебе глаз, будь уверен. С Константеном и Фассиной — та же история. Алот до рукоприкладства не опустится, но вполне может подпалить тебе задницу, если полезешь к Идвин. Можно сказать, это давняя и уважаемая традиция среди чужеземцев, — он запнулся, с недоверием глядя на Текеху, на чьем лице поселилось донельзя глупое выражение.
— Ты что, и правда приставал к суженой Эдера? — оторопело спросил он. — Или к константеновой подружке? Нет? Очарование нашей анимантки вскружило тебе голову? Или же и вовсе… — он всмотрелся в годлайка с пристальным интересом. — Текеху, не говори мне, что ты с Дараку схож больше, чем мне хотелось бы. Если так, то тебе совершенно точно жмут зубы…
— Он не делал откровенных предложений королеве, Видящий, — спешно выступила на защиту гильдмастера Маата. Заклинательница не скрывала широкую усмешку. — Должно быть, это была одна из других упомянутых тобой женщин.
— Твои зубы в безопасности, друг мой, — облегченно вздохнул эльф. — Во всяком случае, пока про твои подкаты не узнает Эдер. Или Константен. Или Алот. Скажи мне по секрету, к кому же тебя угораздило полезть?
— Я… у меня осталось незаконченное дело, Кьелл, — сконфуженно выпалил Текеху и спешно ретировался.
— А к тебе он приставал, Маата? — зачем-то спросил все еще пребывающий в легком оторопении гламфеллен.
— Экера, последний раз он делал это сегодня утром, Видящий, — рассмеялась женщина.
— Ага, узнаю друга Текеху, — моргнул эльф. — Кстати, просто Кьелл, без титулов, хорошо?..
Гламфеллен помахал обратившим на него внимание Заклинателям. Текеху рассеянно кивнул в ответ, Маата блеснула дружелюбной улыбкой, Дараку раздраженно отвернулся. «Тоже развлечение,” оптимистично подумал эльф. ”Раз уж я не взял с собой мольберт, придётся дополнять игру на гитаре троллингом всяких бывших. Благо, недолго осталось — пираты вот-вот развлекут нас кровавой битвой.» Он задумчиво поправил висящий у пояса цзянь в белых ножнах. Ему не удалось отчистить лишь самую малость крови с полированного дерева, да Рикуху на гарде все скалился окровавленными зубами, но Кьелла это волновало мало. Он принимал то, что выбранный им путь не обходится без кровопролития, и свыкся с памятью обо всей пролитой им крови. Меч, которым он сражался за любовь и новую родину, больше не вызывал в нем болезненных эмоций.
— Пиратская эскадра прямо по курсу! — доложил впередсмотрящий. Им сегодня был старый знакомый Кьелла, Красавчик Элиам. — Вижу девять парусов!
— Передний пират несёт флажковый сигнал — приглашение на переговоры, — отметил Кахуранги, чья зрительная труба, сделанная вайлианскими мастерами, уже позволяла ему разглядеть такие детали.
— Я схожу, не возражаешь? — положил руку на его плечо гламфеллен. — В крайнем случае, просто утоплю это корыто, — командующий эскадрой отстраненно кивнул: он явно не видел большой пользы в беседах с теми, кого корона повелела уничтожить.
— Не забирай всю славу себе, Кьелл, оставь и нам немного, — со смешком бросила ему Маата.
— Славы тут на всех хватит, — задумчиво отозвался тот, спрыгивая на волны.
Он заскользил над водой, едва касаясь морской пены подошвами сапог. Мили расстояния между эскадрами не стали для него препятствием — он преодолел их в считанные минуты. «Шесть дау, три шлюпа,” отметил он. «Поиздержались что-то пираты — экономический кризис, фьючерсы дешевеют, Доу-Джонс падает, все дела. Единственное, что стало доступнее для них в Дедфайре нынче — ядра и картечь из пушек наших друзей Валера, с доставкой, ага. Занятно, как эта вайлианская семейка мало того, что порядок у Хуана защищает, так еще и приподнялась на этом. И формирования дедфайрского сообщества крутых уокеров не допустила, ага. Хотя шляпы у Валера тоже очень, очень, весьма.» Он с улыбкой вспомнил великолепный головной убор, носимый Орсо.
Пиратский флагман — ладно скроенная дау, обшитая красным деревом, материалом прочным, лёгким, и дорогим, — все приближался, и вскоре Кьелл, оттолкнувшись от поднятой форштевнем пирата волны, запрыгнул на его бушприт, и, подтолкнув себя о ванты, приземлился прямо на мостик, перед двумя стоящими на нем примечательными разумными.
— Не думал, что именно тебя пошлют по наши души, Кьелл, — спокойно обратился к эльфу один из них, крепкий темнокожий человек в пластинчатой броне. — Мы — не такая уж и крупная рыба.
— Я сам вызвался, — отозвался гламфеллен. — Здорово, Мер, — он шагнул к пиратскому главарю, и протянул ему руку. Капитан Тревисило с лёгким удивлением пожал её.
— Прежде чем мы начнём переговоры, о которых так уважительно просят флажки на ваших стеньгах, проясни для меня кое-что, — пристально поглядел на него Кьелл, и его воля накрыла пирата чувствительнейшей слуховой мембраной, устремила на него острые взгляды мириадов глаз, проникла в течение эмоций по его синапсам. Гламфеллен был готов отделить правду от лжи без малейшей ошибки. — Имел ли ты отношение к рейду на Некетаку?
— Все, кто имели к нему отношение, или в земле, или кормят рыб, Кьелл, — грустно усмехнулся Тревисило. — Это решение стоило Фурранте жизни, и не принесло удачи никому. Я остался в Даннаже тогда, как и все мои разумные.
— Отлично, — расслабился гламфеллен. — Что остался, конечно же. Ладно, давай поговорим о делах наших скорбных, и о том, что ты хотел сказать командующему флота Хуана.
— Мы готовы предложить выкуп за отход королевской эскадры от Даннажа, Богоборец, — встряла стоящая рядом с Мером Тревисило женщина, элегантно одетая, и носящая роскошную вайлианскую шляпу с пером. — Мы одарим и вас лично, очень достойным образом, — она льстиво улыбнулась.
— Кто эта вайлианка? — немедленно задрал нос Кьелл. Он помнил пиратку, и её пренебрежительное отношение к себе во время давней беседы с Советом Капитанов. То, насколько поменялись её манеры, стоило ей оказаться в положении просящей, немало его позабавило.
— Моё имя — Чиара Золотой Плавник, Богоборец, — льстивым тоном ответила женщина. — Когда Консуало мес Каситас ещё существовал, одно из его кресел было моим.
— Это не значит для меня совершенно ничего, — отбрил эльф, делая ещё более напыщенную физиономию. — Во-первых, Чиора, ты недостаточно важная персона, чтобы быть достойной моего внимания, — сквозь подхалимское выражение на лице женщины проглянула трусливая злоба, быстро скрывшаяся, впрочем, под прежней угодливой маской. Пусть ни демонстративное пренебрежение Кьелла, ни умышленное коверканье ее имени не доставили Чиаре удовольствия, она прекрасно понимала свое уязвимое положение. — А во-вторых, ты назвала меня самым раздражающим из моих титулов. Поэтому помолчи, пока я буду говорить о важных вещах с моим приятелем Мером Тревисило. Или ты хочешь, — он согнал с лица всю дурашливость, и посмотрел в лицо пиратки с холодом во взгляде, — чтобы я начал уничтожение пиратской заразы с тебя? — Чиара сникла, отступая в сторону.
— Давай начинай, что ли — ты на этом корыте хозяин, — приглашающе кивнул темнокожему капитану Кьелл.
— Мне мало что есть тебе сказать, — пожал плечами пиратский вожак, скривив задумчивую физиономию. — Пусть Чиара и надеялась купить еще сколько-то времени покоя для Даннажа, ты вряд ли на такое согласишься — это была бы невыгодная сделка для Хуана. К тому же, я видел флаги c белыми волнами на синем поле на мачтах идущих в вашем строю кораблей, — он тоскливо сморщился. — Валера от нас точно не отстанут, даже если флот Хуана почему-то уйдет без боя. Я надеялся купить право прохода для своего корабля, в худшем случае — для себя. Что скажешь, Кьелл? — Тревисило глядел все так же спокойно.
Пусть обрисованные им же самим перспективы были весьма пессимистичны, он не собирался рвать волосы на голове, либо же подхалимничать и умолять. Это укоренило симпатию Кьелла к этому разумному еще глубже. Подобные фатализм и спокойствие пред лицом кажущихся непреодолимыми обстоятельств импонировали ему, и как воителю, и как одному из гламфеллен.
— Не, не получится, — медленно покачал головой бледный эльф. — Онеказа приказала уничтожить всех пиратов, что окопались здесь, и я ее приказание выполню. Сегодня, все пиратские корабли утонут, а Даннаж сгорит. Но, — продолжил он с улыбкой, глядя на напрягшегося темнокожего пирата, — может случиться так, что я спасу с этого корабля одного капитана, моего давнего знакомого. Этот разумный терпеть не может пиратство и пиратов, не в последнюю очередь потому, что головорезы из Принчипи утопили его корабль, прикончили его экипаж, а его самого держали в плену ради выкупа. Ну а я, конечно же, не могу не выручить из пиратских застенков моего приятеля, вольного торговца по имени Мер Тревисило, — он с широкой улыбкой оглядел пиратского вожака, на лице которого проступало облегчение пополам с весельем. — Как думаешь, может такое случиться?
— Предашь нас, Тревисило? — злобно взвизгнула Чиара, судорожно хватаясь за рукоять заткнутого за пояс пистоля. — Ляжешь под королеву и ее дружка? Поведешь себя, как неблагодарная тварь без капли верности? — вайлианка дрожала от переполняющей ее злости пополам с отчаянием.
Мер Тревисило с безразличным выражением на лице шагнул к ней, и будничным жестом протянул руку к подрагивающей от бешенства пиратке. Та внезапно обмякла, и осела на доски палубы. Между ее ребер торчала рукоять стилета, и фиолетовый камзол вокруг этого нежданного аксессуара стремительно покрывался багрянцем. Глаза Чиары Золотой Плавник, из которых медленно утекала жизнь, глядели на мир с изумленной обидой.
— Вот так штука, — с наигранным удивлением произнес темнокожий капитан. — Пиратскому пленнику, сражаясь за свою свободу, удалось прикончить одного из главарей этих ублюдков. Удача благоволит ему, не так ли, Кьелл?
— Угу, бывает же, — тот с удивленной полуулыбкой оглядел умирающую Чиару, и обернулся к Меру. — Переоденься-ка во что попроще, пленники не одеваются в вайлианский бархат и латную рауатайскую броню. Все твои цацки, — он кивнул на золотые ожерелья и кольца капитана, — отдай мне, и корабельную казну тоже — объявлю их своими трофеями, и передам тебе потом. Да, и позови свою команду — спасу их от смерти, отправив на каторгу, так уж и быть.
***
Вскоре, команда пиратской дау собралась на палубе, удивленно глядя на двоих разумных, стоящих на мостике. Капитан их корабля, обычно франтовато одетый и защищенный верной броней, сейчас щеголял драной рубахой и грязными штанами, ранее использовавшимися не иначе как в качестве половой тряпки. В свою очередь, вещмешок Кьелла, стоящего рядом с растерявшим лоск пиратом, изрядно потолстел. Гламфеллен шагнул вперед, оглядывая пиратов — просоленных убийц и грабителей, вселяющих ужас в сердца мирных купцов Дедфайра. В его глазах плескалось холодное презрение — если эти разумные не отправятся отрабатывать нанесенный ими вред тяжким и неблагодарным трудом, он без колебаний прервет их жизни.
— Слушаем сюда, висельники! — рявкнул он. — Отсюда, у вас есть два пути. Первый — вы грузитесь в шлюпки, плывете до флагманской джонки флота Хуана, и тихо-мирно сдаетесь на милость капитана Кахуранги. Второй — сдохнуть. Если кто-то из вас меня не знает, пусть ему расскажут знающие, я не буду тратить на это время. Скажу вам одно: всех, кто вздумает сделать что-то, кроме безропотной сдачи в плен, я казню лично, — он положил руку на черен меча. — Времени на раздумья у вас нет. Шлюпки на воду, немедленно, или я начинаю.
Он приготовился рвануть цзянь из ножен, и примерился к первому ряду пиратов — они очень удачно стояли для проведения по ним приема, не имеющего пока названия, из стиля Меч Души, что лишил бы голов как минимум пятерых. Кьелл порядком разочаровался в своих навыках запугивания после Укайзо, и не особо рассчитывал на успех сегодня.
Экипаж дау внезапно пришел в движение. Матросы поспешно бросились по сторонам: одни — к шлюпкам, закрепляя на них тросы для спуска на воду, другие — на ванты, кладя корабль в дрейф. Гламфеллен обернулся к спокойно глядящему на лихорадочную работу своих подчиненных Меру Тревисило.
— Что? — спросил тот, встретив удивленный взгляд эльфа. — Ты думал, мои моряки захотят подраться с Видящим из Некетаки, что в одиночку вышел против тысячи и победил? Они ребята отчаянные, но не сумасшедшие. Пойдем, нам сейчас спустят ялик, — он двинулся к борту, с которого уже был сброшен трап.
***
— Не боишься, что я снова соберу банду головорезов, и встану на кривую дорожку, Кьелл? — полусерьезно спросил Мер Тревисило, работая веслами. Он и бледный эльф старательно гребли, гоня по волнам маленький ялик в сторону хуановской эскадры.
— Не, если ты вдруг немного сойдешь с ума, и устроишь подобное, я буду вынужден тебя найти и утопить, от стыда за собственную доверчивость, — весело отозвался гламфеллен. — Но у меня хорошее предчувствие. Я попрошу Онеказу отозвать награду за твою голову, так что ты даже сможешь остаться в Дедфайре, и заняться, чем хочешь. Ну, кроме пиратства, конечно, — он чуть подтабанил правым веслом, ставя нос ялика против волны. Соленые брызги щедро окатили его спину.
— Скажи, Кьелл, то, что болтают про тебя и королеву — правда? — вдруг спросил Тревисило недоверчивым тоном, не прекращая налегать на весла. — Я думал было поначалу, это все байки, но больно уж они похожи друг на друга.
— Чертовы сплетники, — раздраженно плюнул Кьелл. — Вот кто мой самый страшный враг, хуже буйных богов и вражеских армий.
Вскоре пассажиры всех шлюпок с дау Мера Тревисило были подобраны «Онеказой». Антипиратская эскадра незамедлительно развернулась в боевой порядок, и обрушила дружные пушечные залпы и поднятые Заклинателями Воды волны на корабли Принчипи, которые, лишившись своих лидеров, не продержались долго. Оставив за кормой горящие обломки последних защитников Даннажа, корабли под флагами с трехлепестковой руной, в компании кораблей под сине-белым стягом, начали бомбардировку главного оплота пиратов в Дедфайре. Башни фортов, хижины бедноты, пышные особняки наживших богатство неправедным трудом — все горело и рушилось под чугунным градом, снова и снова отправляемым пушками королевского флота, и его союзников.
Примечания
[1] Духовная табличка — маленький домашний алтарь для духа умершего, деревянная табличка с именем мертвого и, опционально, парой хвалебных эпитетов. Совсем не то, что учинил Кьелл, на самом деле.