История героя: Огонь наших душ

Глава 24. Сны

Некетака

Возвращение в Некетаку прошло для Кьелла чередой коротких и однообразных дней — он просыпался, чтобы съесть приготовленного специально для него жидкого супа, справить все естественные нужды с помощью Делии, самоотверженно бдившей у его постели, подвергнуться очередной болезненной процедуре за авторством Идвин, и снова уснуть. Более-менее в норму он пришёл только тогда, когда впереди показались волноломы Королевской Бухты. Его тело не понесло особых повреждений — пара ушибов от взрыва адровой головы, и только, но конечности слушались Кьелла ещё хуже, чем в тот день, когда он очнулся в трюме «Дерзкого» в компании Эдера. Душа эльфа, кое-как залатанная, уже не грозила расползтись на части, но все ещё была крайне слаба, что выливалось в слабость тела. Гламфеллен смог ходить, применяя самым необычным для себя образом технику усиления ци — он казался себе марионеткой, за чьи нити дергает он сам. Мелкая моторика все ещё была за пределами его возможностей, но его радовало и то, что он мог выбраться на палубу, вдохнуть свежий морской воздух, и полюбоваться на приближающийся город, ставший ему родным.

Он заметил резво движущуюся к «Онеказе» лодочку лоцмана-Заклинателя Воды, едва не выходящую на глиссирование от развитой скорости. Её единственный пассажир не стал дожидаться, пока палубные матросы сбросят ему трап — вспухшая на спокойной поверхности воды волна подхватила его, и забросила на борт джонки, тут же схлынув прочь.

— Видящий из Каэд Нуа! Экера, твое прибытие — радость для меня! — оживление этого аумауа светло-зеленого цвета кожи и среднего сложения выплескивалось через край.

— Видящий из Некетаки, — отозвался Кьелл с улыбкой. — Теперь — только так.

— Что? — не расслышал его Заклинатель. Голос бледного эльфа был слаб, как и его общее состояние. — Экера, это неважно. Королева приказала доставить тебя во дворец сразу по прибытию, и обещала щедрую награду всем, кто поспособствует этому. Я проведу твой корабль быстрее, чем сам ветер нес бы его по волнам, вот увидишь!

Заклинатель не соврал — совсем скоро «Онеказа» пришвартовалась у одного из пирсов Королевской Бухты, Кьелл был передан в ждущие руки дюжих матару, поместивших его в паланкин, и уже скоро бледный эльф стоял пред лицом Онеказы, посреди её сада на крыше.

— Здравствуй, моя королева, — тихо произнёс он. — Я вернулся к тебе, как и обещал.

— Что с тобой, Кьелл? — быстро спросила женщина. Она дернулась было, словно хотела встать, но замерла на месте. Её пальцы крепко сжимали подлокотники малого трона, а фигура замерла в напряженной позе, столь нехарактерной для неё.

— Душа немножко истощена, тело едва слушается, но это ерунда, — улыбнулся гламфеллен. — Дедфайр в безопасности, моя королева. Эотас не причинит больше вреда ни одной душе, — кое-как сняв с пояса чудом переживший все цзянь в синих ножнах, он протянул было его вперёд, но непослушные пальцы не удержали оружие. Меч зазвенел по камням дворцовой крыши, но был сразу же подхвачен одним из слуг.

— Прости мою неловкость, — повинился эльф. — Пальцы как чужие. Этим оружием был повержен Эотас. Оно — мой памятный подарок тебе. Пусть все глупые титулы, вроде «богоборца», будут принадлежать этому мечу. Мне достаточно твоей безопасности, — он бледно улыбнулся. Королева с нечитаемым лицом кивнула держащему меч слуге, и тот поднес ей цзянь. Вынув клинок из ножен, она бросила взгляд на выщербленное и оплавленное лезвие, и вернула оружие слуге, почтительно застывшему рядом с троном.

— Почему твоя душа так сильно пострадала, Кьелл? — все так же ровно спросила Онеказа. — Эотас снова попытался её поглотить?

— Не, от этого я защитился, — ответил гламфеллен. Усталость начинала одолевать его, и тело все больше наливалось тяжестью. — Мне пришлось извлечь из души отзвук Берат, и подождать с лечением около недели. Так что никакой телепатии, пока не вылечусь, извини.

— Кто занимается твоим лечением? — быстро спросила она, но тут же продолжила: — Самое малое, чем я могу тебя наградить — помощь лучших целителей и анимантов Некетаки. Я приглашаю тебя погостить во дворце Каханга, пока они будут уделять должное внимание твоим ранам. Тот целитель, что лечил тебя в пути, может присоединиться к ним.

— Спасибо, — слабо улыбнулся Кьелл. — Буду рад. Честно говоря, я бы не отказался прилечь прямо сейчас, — королева сделала повелительный жест стоящим рядом слугам, и те подхватили эльфа под руки. Он с изрядным облегчением повис на них. На секунду ему показалось, что он видит искреннюю и неприкрытую тревогу в глазах Онеказы, но усталость уже взяла свое, и мгновение спустя он отключился.

***

Кьелл проснулся посреди ночи, вскинувшись на постели так, что довольно болезненно ударился об изголовье. Его сердце колотилось, как испуганная птица о прутья клетки, а дыхание было сбитым и шумным, словно он только что вынырнул после продолжительного заплыва под водой. С немалым удивлением он обнаружил рядом с собой Онеказу, сидящую на его постели. Одетая в ночную рубашку, с повязанными платком волосами, она выглядела встревоженной, даже взъерошенной, словно её поднял пожар. Её левая рука удерживала на лбу Кьелла влажную тряпку, а правая — лежала на его щеке. Пальцы женщины поглаживали лицо эльфа лихорадочными движениями.

— У меня же вроде как кошмар, — с трудом выговорил Кьелл, вымученно улыбаясь. — Тебя в кошмарах быть не должно, ты должна быть только в приятных снах, — она ошарашенно поглядела на него, и нервно рассмеялась, убирая мокрую тряпицу с его лица.

— Ты метался, кричал, — с отсутствующим видом сказала она, и добавила глухо: — Звал меня.

— Меня положили рядом с твоей опочивальней? — удивился гламфеллен. Он понемногу приводил в порядок дыхание, и его бешено колотящееся сердце постепенно успокаивалось.

— Нет, — все так же безэмоционально ответила женщина. — Ты — в другом крыле дворца, и на другом этаже. Экера, я сама не знаю, как услышала тебя, — она запнулась, и добавила с сомнением: — Ты пробудил меня от крепкого сна.

— Пробудил… — задумчиво проговорил Кьелл. Он наконец успокоился, и это спокойствие заставило проснуться память, воспоминания об увиденном им в столь взволновавшем и его, и Онеказу сне. Его ладонь накрыла руку женщины, все еще лежащую на его щеке. Королева не отстранилась — наоборот, наклонилась было к нему, но замерла, когда гламфеллен отнял ее ладонь от своего лица, и опустил на кровать рядом с собой.

— Я помню, как мало ты спишь, — тихо сказал он. — Не волнуйся обо мне, пожалуйста — это всего лишь дурной сон. Я не хочу, чтобы из-за него ты завтра засыпала на ходу.

— Ты уверен, что все нормально? — с непонятной тоской спросила женщина. — Может, мне стоит отправить слуг за целителями?

— Уверен, — спокойно ответил он. — Кошмар ушел, и я чувствую, что вот-вот опять засну. Врачи подождут до завтра, а вот твой сон — нет. Тебе еще до опочивальни идти, аж в другое крыло. Все в порядке, Онеказа, — он чуть смежил веки, словно насильно удерживая их открытыми.

— Хорошо, Кьелл, — вздохнула она. — Доброй ночи, — она поднялась с его кровати.

— Спокойной ночи, Онеказа, — тихо ответил он. Глянув на него в последний раз, она развернулась и вышла.

Когда она покинула его спальню, Кьелл некоторое время лежал, старательно регулируя дыхание. Он выпроводил любимую женщину, так как каждый взгляд на ее лицо все острее пробуждал воспоминания о жутком сне, от которого она его пробудила. Вспомненный кошмар не уходил у него из мыслей, заставляя ладони трястись, а виски — покрываться потом.

«Не, бред, я бы никогда, ни за что… Что бы ни случилось, я скорее себя порешу,” думал он. «Но почему же эта жуть выглядела так реально? Реальнее устроенных божками бэд-трипов, реальнее краткого видеочата на Мертвой Льдине… И что теперь?» Он попытался рассмотреть ситуацию отстраненно.

«Если есть хоть малейшая вероятность, что этот сон имеет какое-то отношение к реальности, нужно что-то делать. Идти сдаваться в психушку, например, сразу в отдел для буйных, ха-ха. Ладно, с подобными ультра-радикальными решениями не будем спешить. Рассмотрим факты. Я слышал слово ‘Укайзо’ перед каждой из… в каждом из эпизодов этого долбанного снаффа[1]. Архитектура зданий вокруг в принципе соответствовала увиденному в посмертии старины Вингауро о Ватури… кстати, я его так и не познакомил с Онеказой, ой. Но это развлекушки для спокойных времен. Значит, Укайзо. Что мне о нем известно, кроме того, что там — археологическая сокровищница? Атсура его ищет, скорее всего — для Кару, или даже кого выше. Нага ‘хранят о нем знания’, так как там — ‘великая сила’. И вишенка на торте — именно оттуда есть пошли дорогие товарищи из нашего бессменного политбюро, божки собственными персонами. Энгвитианцы устроились под боком у Вингауро о Ватури, вырезали чуть ли не всех древних Хуана, и из их эссенции слепили вот такое вот. Да, не забываем об откровениях Эотаса — предсмертных, ха-ха. Я даже не погордился толком своим эпик вином — едва очухался, так снова какая-то дичь пошла. Значит, в Укайзо — физическое воплощение Колеса Перерождений. Вряд ли эта штука — тупо анимантический девайс: машина, влияющая на весь мир, проработавшая тысячелетия, и задуманная, как вечная, не может быть полностью материальной. Скорее, некий артефакт, имеющий некую связь с механизмом реинкарнации, и божками. Сплошные переменные, да. Слишком много интересов сошлось на утерянной хуановской столице, как для простой свалки древностей. Надо попытаться выяснить об этих интересах побольше. Выздоровею, и снова надену джеймс-бондовский костюм-тройку, тьфу. Врер чиору мне, с тоником, взболтать, но не смешивать. Да, еще странная штука — Онеказа говорила, что я звал ее во сне. Я прекрасно помню этот долбаный кошмар — рад бы забыть, да не выходит, — и там точно такого не было. Хмм… Теперь, когда я об этом думаю, то припоминаю — хоть вид и был от первого лица, даже с туннельным зрением, как в лучших шутерах современности, ни контроля над своими действиями, ни намерения творить всю ту дичь я не ощущал. То, что Онеказа услышала, и проснулась, был не зов, а мои крики ужаса, от того, что в этом сне творилось. Это неплохо, с одной стороны — смирительная рубашка и комната с мягкими стенами отменяются. С другой стороны, неясности только прибавилось. Кстати, как она меня услышала через весь дворец? Может, пресловутая ‘связь душ’? Ладно, надо и правда поспать.»

Кое-как отвлекшись от все еще заставляющего его поджилки дрожать кошмара, гламфеллен успокоил сознание медитативной техникой, и провалился в глубокий сон без сновидений.

***

Следующий день прошел для Кьелла в постели, но при этом — в хлопотах. С самого утра к нему наведалась целая толпа имеющих отношение к целительскому искусству разумных, и большая их часть так и не ушла. Небольшая гостевая спальня на первом этаже дворца, в которой расположился гламфеллен, стала напоминать гибрид алхимической и анимантической лабораторий, настолько ее захламили своими инструментами набежавшие целители. Побывали в спальне Кьелла и посетители. Верные ближники зашли проверить, как устроился их командир, и пожелать скорого выздоровления. Кьелл со смешками потребовал цветов и апельсинов в следующий визит, чего не понял, разумеется, никто. Идвин осталась подольше, консультировать анимантов как по поводу ранений бледного эльфа, так и по уже проведенному лечению, и ее с коллегами ругань, цветистая и усеянная специфическими терминами, порядком подняла Кьеллу настроение. Забежал Аруихи, и гламфеллен, прочитав его пульс, разрешил ему начать практику Искусства Ревущего Тигра, и пообещал уделить ему побольше внимания по выздоровлению. Принц Хуана поежился под многообещающим взглядом бледного эльфа, и спешно слинял. Зашла и Онеказа, найдя в своем традиционно плотном графике время для целых двух визитов. В первый она, спокойная и отстраненная, как и всегда при посторонних, выспрашивала у Кьелла подробности его противостояния с Эотасом. Гламфеллен отвечал кратко и по делу — он не чувствовал в себе желания хвастаться, да и воспоминания о вчерашнем кошмаре все еще заставляли его нервничать при виде королевы. Он хотел сообщить ей о своих размышлениях насчет Укайзо и его важности, но так и не придумал, как: он помнил ее слова о стенах дворца, имеющих уши, а телепатия была для Кьелла недоступна даже на прием — его изорванная душа была неспособна и на такие ничтожные псионические усилия. Он пару раз замечал характерный взгляд королевы, словно ждущей ответа на незаданный вопрос, и едва заметно качал головой, кивая на анимантические машины. Онеказа в конце концов его поняла, и, побеседовав с ним еще немного, откланялась. Во второе свое посещение, королева показалась в дверях, бросив на Кьелла полный тревоги взгляд, и поинтересовалась у докторов его состоянием. При этом, она явно пыталась пообщаться с ним мысленно — гламфеллен ощущал чужое присутствие в своих мыслях, но не более. В ответ он попытался было мысленно передать ей свои соображения об Укайзо — без псионики, просто думая о них четко и громко, — но не заметил в мимике королевы давно подмеченных им признаков чтения мыслей: расфокусированного взгляда и едва заметного шевеления губ. Онеказа удалилась, так и не проникнув в мысли эльфа.

Кьелл ждал ночного сна с долей трепета — увиденное им вчерашней ночью не располагало к оптимизму, но и отступать перед какими-то страхами он не собирался. Когда он успокоил организм медитацией, и провалился в сон, кошмар не повторился. Сегодняшний сон тоже был неприятным и местами жутким, но ни в какое сравнение не шел со вчерашним, превратившим для Кьелла восемь с лишним часов той ночи в полный страдания ад.

Проснувшись поутру, гламфеллен почувствовал себя неожиданно хорошо. Встав с кровати, он не ощутил ни слабости, ни головокружения. Даже псионика понемногу откликалась, пусть и чувствовалась пока фантомной болью в давно утерянной конечности. По его просьбе, дежурный анимант провел доскональное обследование, и с удивлением сообщил о почти полном выздоровлении. Затем работник душевно-целительской стези снабдил Кьелла целой сумкой обязательных к приему зелий, и откланялся. Гламфеллен тоже решил прекратить злоупотреблять гостеприимством королевы, и двинулся в сад на крыше — попрощаться.

***

— Тебе что-нибудь нужно, Кьелл? — безмятежно спросила Онеказа. Ее мысли, неожиданно легко уловленные эльфом, были полной эмоциональной противоположностью слов, и накрыли его лавиной тревоги и беспокойства: «Сиделки оставили его? Ему стало хуже? Он испытывает боль, и ему некому было помочь? Чрево Рикуху, я сброшу в Старый Город всех этих нерадивых глупцов!»

«Не надо,” с легкой улыбкой подумал Кьелл, не пытаясь, впрочем, использовать телепатию. Королева озадаченно моргнула — мысль эльфа явно достигла ее.

— Я почти выздоровел, моя королева, — продолжил он вслух. — Мне нет нужды и дальше стеснять тебя. Я чувствую себя прекрасно, и благодарен тебе за помощь. Пусть мне понадобится еще некоторое время на восстановление, скоро я снова буду готов помогать тебе в любых делах, о которых ты только попросишь.

— Хорошо, Кьелл, — с прежним спокойствием ответила она. В коснувшихся его разума эмоциях женщины проглянуло облегчение. — Я обязана наградить тебя за свершенный тобой подвиг, достойный легенд. Ты остановил угрозу, доселе невиданную Эорой. У меня нет награды, достойной сего деяния. Вместо этого, я выполню любую твою просьбу. Проси же, — она сделала приглашающий жест. В ее взгляде мешались стеснение и вопрос, боязнь и ожидание. Она снова была напряжена, пусть и меньше, чем в тот странный день, когда гламфеллен рассказал ей об оскорбительных словах хазануи и канта Ниччезе. Кьелл покачал головой.

— Мне нечего просить у тебя, моя королева. Самая желанная награда за этот бой уже взята мной. Эотас хотел разрушить мир во имя своих безумных идей. Он потерпел неудачу, и Эора продолжит жить. Это — ценнейшая из наград.

«Я попрошу тебя только об одном — не бойся, никого и ничего,” добавил он мысленно. «Мы победили спятившего бога — кто устоит против нас?» Он ободряюще улыбнулся женщине. Она слегка кивнула, и облегчение мелькнуло в ее глазах, смешавшись, как ни странно, с разочарованием.

— Тогда мне все же придется придумать тебе награду, Кьелл, — ответила Онеказа все тем же спокойным тоном. — Я сообщу тебе о ней.

— Буду ждать, моя королева, — чуть улыбнулся гламфеллен. — А сейчас, я все же покину твое общество. До свидания, — он привычно поклонился ей.

— Я буду рада видеть тебя в любое время, Кьелл, — сказала вдруг королева, когда он уже собирался направиться к ведущим с крыши ступеням.

Он с легким удивлением глянул на нее, услышав в голосе женщины некую новую эмоцию, непонятую им, но ее обычная маска безмятежного комфорта вновь устроилась на лице королевы. Кивнув ей, он двинулся все же к выходу из сада. «Что это с ней?» подумал он озадаченно, спускаясь по каменным ступеням лестницы. «Она сегодня просто фонтанирует противоречивыми сигналами. Или случилось что? Хм. Пусть я и не чувствовал от нее страха, как в то наше злосчастное свидание, но что-то странное я от нее постоянно ощущаю. А ведь я не должен ничего от нее ощущать сейчас, да и мыслей читать не должен — псионика по-прежнему на очень долгом КД. Видимо, связь душ все-таки есть. Осталось дождаться мстительных драконов и обиженных богов, как говорил Константен, ха.»

Некетака, несколько дней спустя.

Кьелл устроился на верхней палубе «Онеказы», сидя перед мольбертом на небольшом табурете. В его руках были кисть и палитра, и он периодически наносил аккуратные штрихи на закрепленный на мольберте холст. С холста ему улыбалась Онеказа, одетая в простую белую одежду. Солнце озаряло ее закатными лучами, придавая ей легкое сходство с ангелом христианской традиции, а ветер запутался в складках ее одеяний, обрисовывая фигуру женщины чуть подробнее, чем было бы прилично для целомудренного ангела. Прибойная волна омывала ее ступни — красавица-аумауа словно вышла из морских глубин на свет, и была запечатлена художником именно в этом моменте. Картина казалась завершенной, но Кьелл был недоволен — он находил сходство недостаточным, а красоту изображенной на холсте женщины — неполной. Он даже знал, почему — сдержанность королевы не позволяла ему увидеть весь спектр ее эмоций, а значит, он не мог отобразить их на картине. Он рассчитывал, что вдохновение посетит его, позволив воображению дополнить память, и приводил те детали, чей вид помнил, к идеалу, радуя своего внутреннего перфекциониста.

Гламфеллен ударился сегодня в изобразительное искусство от усталости, моральной и ментальной. Едва оправившись от травмы, что он с Идвин учинили его эссенции, Кьелл взялся за выяснение планов всех враждебных Хуана сил с неподдельными пылом и рвением. Он просеивал разумы всех, до кого мог дотянуться, пусть его порядком ослабшие псионические способности и упали в эффективности. Он пытался следить за всеми персоналиями, имевшими мало-мальский вес в ВТК, Королевской Компании Дедфайра, и преступном мире Некетаки, используя все свои навыки скрытности и цингун. Он даже подумывал захватить и допросить нескольких служащих ВТК, либо же рауатайских чиновников, но подобные методы ему претили. Его усилия не дали результатов — разумы всех, обладающих важной информацией, были защищены, навыки слежки Кьелла оставляли желать лучшего, а отчаяться настолько, чтобы устраивать похищения и допросы, он все-таки не успел. Вместо этого гламфеллен решил отдохнуть, радикально сменив деятельность, и увлеченно марал холст.

— Разве не удобнее было бы рисовать, сидя на твердой земле? — раздался из-за его спины женский голос.

— Рисовать в качку — отличная тренировка координации, глазомера, и мелкой моторики, — ответил он. Гламфеллен услышал шаги неизвестной, но не обратил на нее внимания — прохожие задерживались рядом с ним достаточно часто, порой комментируя его работу. Он отвечал им всем односложно, не желая ввязываться в беседу и отвлекаться от искусства, но что-то в голосе женщины показалось ему знакомым.

— У тебя хорошо получается — эта женщина прекрасна, словно видение, — продолжила его собеседница с нотками смеха в голосе.

— Моя мазня — бледная тень ее реальной красоты, — ответил Кьелл, откладывая рисовальные принадлежности и оборачиваясь. С ним беседовала стройная аумауа чуть ниже среднего для ее вида роста, одетая совершенно не по солнечной столичной погоде — в плащ с капюшоном, полностью скрывающий ее фигуру и лицо. Лишь краешек оранжевого подбородка виднелся из отбрасываемой капюшоном тени. — Тебе что-то нужно, добрая женщина?

— Мне нужна помощь, — отозвалась она. — Говорят, Видящий из Каэд Нуа не откажет Хуана в беде.

— Видящий из Некетаки, и никак иначе, — весело отозвался гламфеллен. — Ты права, не откажу. Заходи на корабль, и расскажи мне о своей нужде.

— Хорошо, — милостиво отозвалась она, проходя по сходням.

Во время очередного ее шага из-под полы плаща показалась ее ступня, обутая в сандалию — легкую и открытую, с искусственным цветком водяной лилии на ремешке. Кьелл недовольно нахмурился, шагнул навстречу женщине, и бесцеремонно приподнял край капюшона. На него глянули смеющиеся изумрудные глаза Онеказы.

— Ты что здесь делаешь? — сердито зашипел он, позабыв о приличиях — беспокойство за нее взяло верх и над вежливостью, и над всеми теми сложными чувствами, которые он ощущал с недавних пор, глядя на дорогую его сердцу женщину. — Забыла про Спатта Ругиа? Забыла про налет Принчипи? А если твои враги еще раз попытаются? А если они следили за тобой от самого дворца? Пойдем скорее внутрь, ты здесь у всех на виду! — Он ухватил ее за руку, и спешно повел к кормовой надстройке. Королева инкогнито лишь тихо рассмеялась.

— Ты совсем как Аруихи — он ни в какую не желал меня отпускать, — весело сказала она, проходя за Кьеллом внутрь капитанской каюты. — Стоило большого труда от него улизнуть.

— Он, между прочим, прав, а ты — нет, — все еще сердито высказался гламфеллен. — Что бы не вызвать меня во дворец запиской, если жаждала пообщаться?

— Меня одолело любопытство! — засмеялась она. — Экера, я до сих пор не видела твоего победоносного корабля, названного в мою честь, — она продолжила, чуть посерьезнев: — А еще, я перестала доверять большести разумных из тех, что заполняют мой дворец. Мне нужно поговорить с тобой, Кьелл, и поговорить тайно.

— Могли бы увидеться вечером, на крыше, как раньше, — ответил бледный эльф уже спокойнее, разжигая фонари, чтобы не беседовать в темноте. За его спиной раздался шелест одежды — Онеказа избавлялась от плаща.

— Даже этому способу нет больше доверия, — ответила она, и вдруг издала восхищенный вздох: — Матерь Нгати, что это? Откуда это?

— Ты о чем? — непонимающе отозвался Кьелл, оборачиваясь к ней.

— Об этих великолепных картинах! — воскликнула она, подходя к одному из висящих на стенах полотен в простых рамках. — Что это за существа? И кто эти странные воины? — с восторгом вопросила она, указывая на футуристическую батальную сцену. На ее переднем плане вполне узнаваемый — правда, лишь для жителей Земли XXI века, и то далеко не всех, — Каспер ван Дьен строчил из штурмовой винтовки по арахнидам, что накатывались на позиции десантников приливной волной.

— Так, выдуманные создания из выдуманной истории, — пожал плечами он. — Я написал эту картину, ностальгируя по одной из прежних жизней. Тех, не-эорских, я рассказывал тебе о них.

— Экера, ты рассказывал недостаточно, — зачарованно произнесла женщина. — Это все — твои работы? Я, признаться, не очень рассмотрела тот мой портрет, что остался на палубе, но эти картины прекрасны. Похоже на руку лучших вайлианских мастеров-реалистов, но манера совсем другая, а уж сюжеты… Зачем ты скрывал этот талант?

— Да не скрывал я, — отозвался Кьелл. — Весь корабль знает. Кстати, о портрете, — он выглянул наружу, и рявкнул: — Эй, Хароки, Петера! Занесите мольберт ко мне! И аккуратно — если испортите картину, можете забыть о зарплате надолго! — снаружи раздалось шевеление. Вскоре названные матросы внесли мольберт в каюту, и, откозыряв, тишком скользнули обратно, не показав никакой реакции на присутствие в капитанской каюте королевы Хуана.

— Я как живая, — восхищенно прокомментировала принесенный холст Онеказа. — Словно в зеркало смотрюсь. Экера, ты поразительно талантлив, Кьелл.

— Не хвали меня за эти картины, — со смущением отозвался он. — Этот талант не мой — даренный. Подозреваю, Берат залатал мою потрепанную Эотасом душу частичкой эссенции некоего умелого художника. Я не заслуживаю похвалы за мастерство, взлелеянное кем-то другим.

— Хорошо, — с улыбкой ответила женщина, — но восхищаться твоими картинами я просто не могу прекратить, — она вдруг лукаво глянула на него. — Ты не писал автопортретов? Было бы любопытно взглянуть.

— Где-то там есть я, — он указал на занимавшее большую часть одной из стен полотно, изображающее множество людей.

Несомненным центром композиции была примечательная троица: высокий юноша со стянутыми в хвост черными волосами, рыжий парень в распахнутом на груди халате, рассеянно жующий травинку, и хитроглазая девушка с забавной прической в виде двух узлов, напоминающих ушки то ли медвежонка, то ли кошачьего. Длинноволосый юноша глядел серьезно и уверенно, рыжий — с ленивой иронией, девушка же весело смеялась. Все трое были выписаны с великим тщанием и вниманием к деталям. За их спинами, чуть поодаль, за круглым каменным столом с игровой доской, что была щедро усеяна черными и белыми фишками, сидело трое седых старцев — двое были похожи своими длинными бородами и свободными одеждами, третий же, с коротко стриженной бородкой, выделялся черной повязкой на глазу. Все трое добродушно улыбались, поднимая исходящие паром пиалы. Рядом с ними стоял, гордо выпрямившись, мужчина, видом подобный демону — золотистая кожа и пара крутых рожек во лбу выделили бы его в любой толпе. Лицо его было, впрочем, открытым и приятным. Поодаль, двое сошлись в тренировочном поединке — деревянная сабля скрестилась с таким же мечом. Мечник, моложавый мужчина с тонкими усиками и бородкой клинышком, спокойно смотрел в глаза своему оппоненту, свирепо скалящемуся детине с растрепавшимися львиной гривой волосами до плеч, черными с проседью. Еще дальше стояли трое старцев с бритыми головами, в сходного покроя одеждах — аристократически выглядящий старик с полуприкрытыми глазами, могучий длиннобородый дед с фигурой тяжелоатлета, и жилистый пожилой мужчина с пытливым взглядом. На картине поместилось великое множество лиц и фигур, даже грозовые тучи на фоне складывались в жесткий, неприятный лик с полными злой гордыни глазами.

— Здесь нет бледных эльфов — одни люди, — отозвалась Онеказа. — Ну, и вот этот, рогатый.

— Он тоже человек, — ответил Кьелл, подходя ближе. — Его изменила практика мистического искусства, обычное дело в том мире. Вот он я, — он указал на приютившегося в углу картины мужчину могучих статей, с неожиданно грустным выражением на суровом лице. Его правую руку держала фигуристая дама с печальными глазами, а слева устроилась озорно улыбающаяся девушка с примечательным родимым пятном на щеке.

— Одна из твоих прошлых жизней, — уверенно сказала Онеказа. — Та, где ты был человеком в мире людей. Экера, ты был просто огромен — не меньше аумауа. Не поэтому ли ты… — она не договорила, бросив на эльфа игривый взгляд.

— Нет, я влюбился именно в тебя потому, что ты прекрасна и умна, — грустно улыбнулся Кьелл. — Давай все-таки о делах. Что у тебя случилось?

— Как ты, возможно, помнишь, назревает война, — посерьезнела королева. — Стало известным поле ее первого сражения. Точнее, цель этого сражения, что пройдет на воде и на суше. Укайзо.

— Так, — гламфеллен сосредоточенно глянул на нее. Вызванная намеком королевы печаль отступила, прогнанная деловым настроем. — Я совсем забыл рассказать тебе о самых разных вещах, связанных с Укайзо. Рауатай имеет там интерес, и Эотас направлялся именно туда. Там, оказывается, находится часть механизма Колеса Перерождений.

— Это интересно, но вряд ли имеет отношение к делам земным, к чаяниям и стремлениям разумных, что скоро сойдутся в битве за право обладать нашей древней столицей, — тронула подбородок Онеказа. — Рауатай ищет в Укайзо уздечку для несущихся по их скудной земле штормов — бури Ондриной Ступы, что скрывают древнюю столицу, схожи с рауатайскими силой и постоянством. ВТК жаждут все больших сокровищ, и все более крепкой хватки на горле Хуана, а удачное расположение Укайзо, вкупе с его легендарными богатствами, могут дать им и то, и другое. Принчипи либо союзны ВТК, либо хотят основать собственное владение, защищенное от прочих сил Дедфайра. До недавних пор, местонахождение утерянной столицы было секретом ото всех, включая меня, но ты, Кьелл, раскрыл мне этот секрет, с помощью карты древнего острова-убежища. В тот вечер, когда ты спас мне жизнь, — легкая улыбка тронула губы королевы, но тут же исчезла, отогнанная недовольством, — карта была похищена. Тайна стала известна Принчипи, а от них — ВТК. Как на неё наложил свои лапы Рауатай, мне неведомо.

— Купили у пиратов копию, — предположил гламфеллен. — Новая Кровь Принчипи работает с подчиненными Атсуры, они могли договориться. Среди пиратских вожаков есть жадные и недальновидные разумные, что вполне могли польститься на сиюминутную выгоду.

— Экера, звучит вполне резонно, — грустно кивнула Онеказа. — Ныне все эти силы готовятся к рывку сквозь шторма, к попытке достичь Укайзо и поднять над ним свой флаг. Все они собирают воинов в своих твердынях, и ищут союзников. Я — не исключение, — она просительно улыбнулась, глядя на Кьелла.

— Я с тобой, до конца, — без единого сомнения ответил он. — Каков план Хуана?

— Пока есть лишь наброски плана, — задумчиво ответила женщина. — Флот Хуана направит свои корабли к Ондриной Ступе, и даст бой чужеземным силам, пытаясь остановить их. Если это не удастся, нам придётся высадиться в городе, и сойтись в сражении с чужеземцами. Аруихи поведёт наши силы, и я тоже думаю отправиться — королеве будет уместно вести в бой свой народ…

— Нет. Ни за что. Не смей, — с лихорадочной горячностью перебил её Кьелл, подступив ближе, и сжав её ладони в своих. — Я запрещаю тебе. Даже и не думай об этом, и Аруихи не позволь, и всем близким тебе…

Он запнулся на половине фразы, сжав зубы и прикрыв глаза, и продолжительно выдохнул. Отпустив удивлённо глядящую на него женщину, он продолжил, уже спокойнее:

— Прости, я забылся. Я не могу приказывать тебе, конечно же. Могу только просить. Давай я расскажу с начала? Это грызет меня изнутри с самого моего прибытия в Некетаку.

— Конечно, — непонимающе отозвалась она.

— Помнишь ту ночь, неделю назад, когда мне приснился кошмар, а ты меня разбудила? Я ещё выставил тебя чуть ли не сразу? — женщина неловко засмеялась.

— Экера, это трудно забыть. Не ожидала я, что ты выскажешься об этом так откровенно…

— Чего ходить вокруг да около, когда ты сама лезешь зверю в пасть? — сердито ответил Кьелл, но тут же, тяжело вздохнув, продолжил: — Извини. Больная тема. Так вот, в ту ночь мне приснился не просто кошмар, а самый ужасный из возможных кошмаров. Даже так: той ночью случились худшие восемь с лишним часов мой жизни. Тот сон выглядел поразительно реальным, сродни насланным богами видениям. И в нем я видел твою смерть, снова и снова. Магия, клинки, призванные существа — там было все. Раз за разом, ты умирала… — он сжал зубы что было сил, словно не желая выпускать следующие слова на волю, но все же продолжил, с болью глядя на Онеказу:

— …От моей руки, — королева охнула, неверяще глядя на него. Гламфеллен продолжил, бессильно улыбнувшись:

— Точнее, я словно смотрел глазами твоего убийцы… всех твоих убийц. Я не звал тебя тогда, а кричал от ужаса, и бессилия остановить этот кошмар. Я и прогнал тебя потому, что не мог смотреть на тебя без страха в тот момент, страха, что каким-то образом мой кошмар просочится в реальность, — он поглядел на неё, прикусив губу, и продолжил с усталой грустью:

— Я опасался, что увижу то же самое и следующей ночью, но решил встретить этот страх лицом к лицу. То, что я увидел, было ненамного лучше — там были смерти Хуана. Аруихи, Руасаре, много знакомых мельком матару, даже тот пухлый дворцовый стражник, с которым я познакомился недавно — Аноа, кажется… И великое множество других аумауа, незнакомых. Это повторялось каждую ночь с тех пор, — он прикрыл глаза и с силой потер виски. — Я видел смерти самых разных разумных. Вчера была очередь Рауатая — Кару с подчиненными. И знаешь, во всех этих снах было кое-что общее: прежде чем начать умирать, все увиденные в них говорили об Укайзо.

— То есть, ты хочешь сказать… — королева не закончила свою фразу.

— Именно. Укайзо принесёт смерть тем, кто высадится на его берегах. Пейзажи, виденные мною в этих снах, тоже не оставляют простора для сомнений. Я общался с беспокойной душой, жившей во времена древней империи, и она показала мне, как выглядела утерянная столица. Я видел именно Укайзо, и смерть великого множества разумных на его камнях. Потому и прошу тебя — не приближайся к нему, и не пускай в него дорогих тебе разумных. Я отправлюсь туда с войском Хуана, прогоню оттуда захватчиков, выясню, что же стало причиной моих видений, и только тогда… — он тяжело вздохнул, и замолк, утомленный выплеснутыми эмоциями.

— Если я не пущу в Укайзо всех, кто дороги мне, то тебя мне придется остановить прежде многих, едва ли не всех, — медленно сказала женщина, внимательно глядя на Кьелла.

— Спасибо, Онеказа, — он улыбнулся с усталой благодарностью. — Я ценю эти слова, очень. Но мне придётся туда сплавать. Во-первых, своей смерти я так и не увидел. Во-вторых, скажу без ложной скромности — я справлюсь с любой тамошней угрозой. Мои боевые товарищи помогут, если что. И, наконец, мне нужно туда. Я должен встретить свои кошмары лицом к лицу, и победить их, — он продолжил, улыбаясь с вымученной бравадой:

— В конце концов, я целого бога поборол, что мне какое-то древнее проклятие, и кучка жадных глупцов?

— Ты думаешь, Укайзо проклят? — беспокойство в голосе королевы и не думало уходить.

— Не знаю, — отозвался он. — Надеюсь, что нет. Быть может, причина моих видений — раны моей души. Возможно, мои способности Видящего как-то изменились из-за всей той чужой эссенции, что залатала мои повреждения, или из-за близости к умирающему богу. Может, Эотас мстит мне из-за Грани? — он слабо усмехнулся. — Как бы то ни было, я не могу остаться в стороне. И потому, что не могу игнорировать ту угрозу тебе, что несёт захват Укайзо, и из личных, насквозь эгоистичных причин. Ничего, — улыбнулся он чуть бодрее. — Одолеем эту напасть, и сможем передохнуть.

— Я и не сомневалась, что ты начнёшь рваться в бой впереди всех, — грустно усмехнулась Онеказа, — и приготовила подарок, что поможет тебе, — она потянулась к своему плащу, лежащему на одном из рундуков, и извлекла из его складок длинный прямой меч в белых ножнах. Небольшая гарда оружия была украшена изображением Рикуху — угря с двумя пастями, хуановского божества смерти и перерождения. Традиционные мотивы Хуана украшали также и ножны, и навершие рукояти.

— Прими его, — королева протянула цзянь Кьеллу, и горько улыбнулась, — мой рыцарь. Пусть он сбережет твою жизнь.

— Спасибо, — удивлённо отозвался гламфеллен, беря оружие из рук женщины. — Это моя награда за Эотаса?

— Это подарок, я же сказала, — в её взгляде промелькнула ирония. — Оружие, достойное тебя. Марихи повторила форму меча, которым ты сразил бога, но из лучшей стали, что могут купить деньги. Аркемир зачаровал его со всем возможным усердием.

— Королевский подарок, не меньше, — Кьелл извлек меч из ножен, и щелкнул ногтем по лезвию. То издало музыкальный звон. Гламфеллен спрятал клинок обратно в ножны, и отложил его, довольно улыбаясь. — Мне даже отдариться нечем. Как-то не случалось добыть достойных королевы подарков в последнее время.

— Подари мне несколько твоих картин, — предложила Онеказа с улыбкой. — Они более чем достойны.

— Забирай хоть все, хоть сейчас, — просто ответил эльф. — И те, что висят на этих стенах, и остальные — мне все равно их некуда девать.

— Остальные? — округлила глаза женщина. — Ты где-то прячешь ещё несколько шедевров?

— Не прячу я, — вздохнул гламфеллен. — Сказал же, некуда их девать. Не в кубрике же развешивать? Они вон в том шкафу хранятся, — он указал на вместительный шкаф в углу.

Королева, быстро подойдя, распахнула дверцу, и ахнула.

— Их здесь десятки! Экера, если все они так же великолепны…

— Просил же, не хвали, — с сердитым смущением перебил её Кьелл.

— Хорошо, не буду, — засмеялась она. — Я просто заберу их все, как ты и предложил. Устрою картинную галерею во дворце.

— «Онеказу, выходящую из морской пены» я так и не закончил, — поспешно добавил гламфеллен. — Её не забирай.

— Выглядит вполне законченной, — снова глянула на портрет вдохновившая его.

— Выглядит, но не является, — вздохнул эльф. — Ладно, допишу её сейчас, там пара мазков осталась. Благо, ты — перед глазами, — он зажег дополнительные фонари, и указал женщине в центр каюты, очищая палитру и заново смешивая краски. — Встань вот тут, пожалуйста, где света побольше.

— Хорошо, — Онеказа с чуть удивлённой улыбкой замерла, где он просил. — Мне нужно как-то позировать? Вспомнить тот вечер, быть может?

— Нет, тебе нужно… тебе нужно… Обожди секунду, — он отложил кисть, и подошёл к ней, внимательно вглядываясь в её лицо. Вдруг, он с сосредоточенной физиономией поднес руку к лицу женщины, и сильно надавил пальцем на её щеку, точно в середину одного из тёмных пигментных узоров.

— Что ты делаешь? — глаза королевы округлились, а губы приоткрылись в сильнейшем удивлении.

— Вот, то, что надо, — удовлетворенно улыбнулся гламфеллен, и, метнувшись обратно к мольберту, споро заработал кистью. Онеказа ошарашенно наблюдала за ним. Через недолгое время, эльф отложил кисть, довольно улыбаясь.

— Теперь она закончена. Ты вечно держишь лицо, и я вижу твоё искреннее удивление так же редко, как снег в Дедфайре. Без него оставалась незавершенность, — он повернулся к своей музе, и сделал приглашающий жест. — Взгляни.

— Экера, ты был прав, — удивлённо оглядела портрет она. — Лицо выглядит совсем по-другому.

Женщина на холсте глядела на зрителя со все той же лёгкой улыбкой, но сейчас эта улыбка словно расцвела эмоциями — радостью, хитринкой, капелькой смеха. Это небольшое изменение словно преобразило всю картину, добавив ей глубины.

— Я и правда выгляжу так… — Онеказа не закончила свою фразу, задумчиво добавив: — Я не вижу этого в зеркале.

— Ты намного красивее, чем любая картина может передать, — ответил с грустной улыбкой Кьелл, понявший её незаданный вопрос. — Я никогда не смогу забыть тебя, даже если бы и захотел, — и продолжил, печальнее: — Как не смогу забыть тот вечер.

— Прости меня, Кьелл, прошу тебя, — вдруг сказала женщина, отвернувшись.

— За что? — удивлённо ответил он. — Я не видел от тебя зла, и не держу на тебя никаких обид. Все нормально, Онеказа, тебе не за что просить прощения.

— Хорошо, — вновь повернувшись к нему, она скованно улыбнулась. — Я пришлю слуг за картинами, и дам тебе знать, когда флот Хуана выступит в поход. Если у тебя будет хоть какая-то нужда, тебе достаточно сказать мне о ней.

— Угу, скажу, если что, — кивнул он ей. — Знаешь, я был рад увидеть тебя сегодня, но все равно, не рискуй так больше, хорошо? Может, проводить тебя до дворца, или охрану выделить?

— Не беспокойся, Кьелл, Некетака — все ещё мой город, — ответила она с улыбкой. — Сопровождающие ждут меня на пирсе. И, если нам не доведется увидеться до твоего отбытия, прошу тебя снова — вернись. Не нужно умирать на дальних берегах, я никогда не попросила бы тебя об этом.

— Вернусь, конечно, — задумчиво ответил он. — Другого ответа от меня не жди. Не беспокойся, я справлюсь, — он продолжил, глядя, как женщина надевает плащ. — До свиданья, Онеказа.

— Увидимся, Кьелл, — её улыбка была почти такой же открытой, как и до их разрыва.

Когда королева вышла, гламфеллен уселся на рундук, и некоторое время смотрел в стену каюты. Он не солгал Онеказе — её неожиданный визит не вызвал в нем ни капли того тягостного чувства, что пробуждали в нем и мысли о королеве, и те немногие встречи с ней после их неудачного свидания. Наоборот, её присутствие в кои-то веки доставило ему радость, пусть и с малой толикой грусти.

«Что-то она расклеилась малость от моих признаний и комплиментов под конец,” рассеянно думал он. «Если бы она не отбрила меня недвусмысленно и неоднократно, я бы даже подумал, что ещё не все потеряно. И бояться меня она прекратила, к тому же. А ещё, она усылает меня на бой кровавый, святой и правый. Даже ковыряльник новенький подарила.» Он с интересом извлек из ножен преподнесенный Онеказой цзянь, и проделал несколько базовых приёмов из разных стилей. И тело, и меч, легший в руку, как родной, с легкостью отзывались на прилагаемые усилия.

«Помнят руки-то,” удовлетворенно отметил Кьелл, снова откладывая меч. «Не особо хочется учинять ещё одну резню, как в Кривой Шпоре, да и ВТКшники с рауатайцами виноваты лишь дурными амбициями своих шефов. Но раз уж я взялся быть рыцарем своей дамы, придётся канонично скататься до Гроба Господнего, и прирезать энное количество сарацинов во славу ей. Тем более, наши враги будут резать нас только в путь. Они уже или признались в этом стремлении, как Атсура, или и вовсе наглядно его продемонстрировали, как ВТК и пираты. Ладно, покончу с этим всем вот, и можно будет уходить на покой. Правда, что ли, свою школу открыть? Не, для начала надо имеющегося ученика натаскать. Кстати, а не зайти ли мне к нему?»

***

— Учитель, — изобразил поклон Аруихи, не вставая. — Я еще четверть часа буду занят, — он кивнул на лежащий перед ним свиток, на желтоватой поверхности дощечек которого сиротливо чернели всего несколько букв. — Это дело не терпит отлагательств. Может, к сестре пока зайдешь?

— Мы с ней поговорили совсем недавно, — отозвался гламфеллен. — Ни к чему мне ее снова беспокоить. Давай тогда я вернусь через эти пятнадцать минут, а то нехорошо получается — я обещал уделить тебе внимание недавно, а ты до сих пор не лежишь пластом от усталости… ой, — он с притворным смущением прикрыл рот ладонью. — То есть, нуждаешься в моих мудрых наставлениях, да-да! — он хитро поглядел на собеседника.

— Экера, мне очень трудно поверить иногда, что ты, с твоими вечными насмешками, сражал гигантов, драконов, и даже богов, — с усталым удивлением покачал головой принц, и тут же добавил: — Учитель. Я говорю это со всем уважением, — и хитро ухмыльнулся.

— Угу, все так, — покивал Кьелл. — Самое главное мое умение — подшучивать над всем подряд, — ты перенял удивительно быстро. За остальным дело не станет. Ладно, вернусь через четверть часа, — он махнул принцу рукой и вышел.

Кьелл направился в тот самый сквер, где давным-давно беседовал с Нетехе, а еще раньше — впервые в своей эорской жизни взял в руки мандолину. Он не рассчитывал на какие-либо встречи или общение, и хотел всего лишь помедитировать малость, как следует нагрузив меридианы, но когда дружелюбно улыбнувшийся синекожий аумауа приглашающе махнул ему рукой, он, кивнув в ответ, подошел к нему и устроился рядом на каменной скамейке.

— Видящий из Каэд Нуа, приветствую вас, — этот разумный встретил бледного эльфа с искренней радостью. — Я — Вирему, работал вместе со знакомой вам Нетехе. Я давно хотел с вами познакомиться, но все как-то не удавалось — дела, — его лицо, сухощавое, с редкими волосами, подчистую проигравшими бой возрасту и седине, приняло извиняющееся выражение.

— С недавних пор — Видящий из Некетаки, Вирему, — улыбнулся гламфеллен. — Меня зовут Кьелл Лофгрен, приятно познакомиться, — рукопожатие аумауа было крепким и костистым. — А где сама Нетехе? Работает, как всегда?

— Вы не слыхали? — на лицо Вирему наползло огорчение. — Она мертва. Убита во время атаки Принчипи. Она по привычке работала допоздна, а когда пираты ворвались во дворец, решила запереться в своей комнате, — он печально вздохнул. — Кто же знал, что одной из банд этих мерзавцев понадобится ее скромный склад древностей… Ее убили, а ее находки — разграбили и сожгли.

— Скверно, — печально скривился Кьелл. — Соболезнования, Вирему. Вполне возможно, что я за нее отомстил — я тогда принес достаточно жертв духам павших Хуана, — гламфеллен холодно улыбнулся. — Ну а если нет, скоро мне выдастся такая возможность.

— Да, слухи о ждущих нас испытаниях — у всех на языке, — безрадостно кивнул историк. — Но давайте поговорим о чем-нибудь менее грустном. Например, о вашей смене титула. Отчего она?

— Ну, это просто, — хмыкнул эльф. — Каэд Нуа давно разрушен Эотасом, а Некетака успела стать мне домом, роднее которого, разве что, Белое Безмолвие, да и то ненамного, — он бросил задумчивый взгляд на дворец Каханга.

— Как я слышал, за ваш замок вы тоже отплатили сполна, — во взгляде Вирему проглянуло благоговение. — Не поведаете ли мне подробности? Для истории, разумеется. Потомкам будет очень важно знать все из первых рук.

— Ну, если для истории, — вздохнул Кьелл. — Но чтобы без преувеличений, ладно? Только сухие факты.

— Разумеется! — горячо заверил его тот, выуживая из висящей на спинке скамьи сумки свиток и письменные принадлежности. — Я запишу ваши слова как можно точнее, и если и буду обрабатывать, то лишь из необходимости. Могу даже представить результат вам, для правок.

— Не, я вам верю, Вирему, — отмахнулся гламфеллен. — Давайте начнем. Я не смог бы победить Эотаса без помощи моей соратницы и подруги, анимантки Идвин — именно в ее исследованиях и был ключ к самой возможности этой победы…

***

Через пятнадцать минут Кьелл завершил рассказ и простился с обрадованным историком, только что закончившим запечатлевать для потомков первичный источник о победе над божеством. Бледный эльф ощущал дискомфорт — хвастовство, если не в шутку, претило его натуре, но отказать искренней просьбе увлеченного своим делом разумного он не смог.

«Лучше, наверное, так, чем читать потом о себе небылицы, придуманные на основе слухов,” со смущением думал он, двигаясь к кабинету Аруихи. «И, в конце концов, этот Вирему — придворный историк Онеказы, а не мой. Пусть превозносит руководящую роль партии, то есть, королевы, в победе над Эотасом. Тем более она меня действительно и вдохновляла, и обеспечивала, ха.» С этой позитивной мыслью он отыскал-таки принца, вытащил его во внутренний двор, и устроил ему подробнейший экзамен.

***

— Экера… я думал, ты шутил… про лежать пластом от усталости, — взмыленный, запыхавшийся Аруихи согнулся, опираясь на колени.

— Выпрямись, ученик, — довольно ответил Кьелл. — Так дышать будет легче. Ну, что сказать, техники ци, в общем, обнадеживают. А вот с фехтованием успехи скромнее, да. Тренировки в гром и молнию устраивал?

— До сезона дождей еще полгода, — принц немного отрегулировал дыхание, и теперь стоял прямо, и не выглядел загнанной лошадью. — А до него погода будет солнечной и жаркой.

— Ладно, наверстаешь, — махнул рукой бледный эльф. — С теорией у тебя порядок, практикуйся, и осознаешь все, что нужно. Пока я буду в городе, можешь слать за мной, если непонятно чего будет — подскажу, объясню. С первой формой же тебе все ясно теперь?

— Экера, — кивнул тот. — Это фехтовальное искусство — невероятно. Твои слова о непобедимой гвардии уже не кажутся мне преувеличением.

— Ну, сабельные техники Громового Удара — неплохой стиль, но не более, — ответил эльф. — Сабля — не мое оружие, ну вот совсем, так что по-настоящему мощных стилей я не знаю. Другое дело, что тебе она подходит отлично. Может, свой стиль со временем выдумаешь, — он с улыбкой хлопнул Аруихи по потному плечу. — Кстати, ты мне напомнил. Пора бы тебе заняться набором учеников.

— Чему я их буду учить? — недоуменно спросил принц. — Я и сам лишь прошелся по верхам твоего мистического искусства.

— Как я говорил тебе раньше, ты будешь учить их Искусству Ревущего Тигра, — спокойно ответил гламфеллен. — А на уроках фехтования у тебя прибавится партнеров. Но не надейся спихнуть их на меня, они будут именно твоими учениками. Просто их обучение начнется раньше, чем закончится твое, — он хитро улыбнулся.

— Но разумно ли это — незнающему обучать неведающих? — сомнения не покидали лица принца.

— Ну, на деле, вы все будете обучаться у меня, — пожал плечами Кьелл. — Но вот в чем штука… начни я объяснять все то, что ты так живо воспринял сегодня за какие-то минуты, кому-то менее талантливому, он живо затащил бы меня в такие дебри вопросов, что мое и без того скудное понимание этих искусств зашло бы в тупик. У тебя же этой проблемы не будет. Быстро ответил, по каким узлам и меридианам движется ци при исполнении основной атаки Искусства Ревущего Тигра, техники Тигриного Рыка?

— От даньтянь до цзыгун, и выход из тяньту[2] и рта, все очень просто и напрямик, — с удивлением ответил Аруихи.

— А если в тяньту чувствуются боль и давление, с ощущением полупроницаемой пробки? — с каверзным видом вопросил гламфеллен.

— Подать больше энергии в даньтянь, и преодолеть ее силой, — как о чем-то само собой разумеющемся ответил принц, и озадаченно нахмурился: — Погоди-ка, ты мне этого не объяснял. Откуда я это знаю?

— Ты это не знаешь, ты это понял, — довольно засмеялся Кьелл. — Мне было достаточно объяснить тебе общие принципы, и ты, пользуясь ими, и своими ощущениями от «правильности» и «неправильности» движения ци, вывел все нужные закономерности. Они пока что лежат у тебя в подсознании, смутным пониманием правильного пути, которым ты инстинктивно идешь. Вопросы, подобные моему, вынесут это знание на поверхность. Потому-то любой известный мне мастер отдал бы левую руку за ученика вроде тебя — твой талант любую школу обессмертит, — Аруихи только головой покачал, глядя на него с неверием. Концепция инстинктивного понимания все не желала укладываться в его голове.

— Будь я тщеславен, я бы объявил новичков именно своими учениками, но поручал бы работу с ними тебе — обычная практика, вообще-то, — продолжил гламфеллен. — Но я, во-первых, славы не жажду, а во-вторых, хочу, чтобы именно ты наработал авторитет у своих будущих гвардейцев. Мне незачем, да и твой авторитет станет моим — я же тебя обучал, как-никак. Ты, главное, не тушуйся, — он ободряюще улыбнулся все еще недоверчиво глядящему на него аумауа. — Это проще, чем кажется — даже у такого раздолбая, как я, получилось.

— Получилось что? — раздался за спиной бледного эльфа женский голос.

Стоял поздний вечер — упражнения Кьелла и Аруихи затянулись, продолжаясь до темноты, благо факелов и магических светильников вокруг было в достатке. За все это время никто не побеспокоил их, и урок продолжался без единой помехи. Поэтому, для Кьелла стало изрядным сюрпризом появление на сцене нового действующего лица. Он удивлённо обернулся к подошедшей Онеказе, что с интересом взирала на Кьелла и брата — раздевшихся до пояса, покрытых потом, и держащих оружие: эльф — тренировочную саблю, а его ученик — боевую. Особенно часто взгляд женщины останавливался на торсе Кьелла.

— Мое обучение, сестра, — ответил принц, подходя ближе. — Как ты нас нашла?

— Экера, ваши крики были слышны по всему дворцу, особенно твои, брат, — улыбнулась королева. — Здравствуй, Кьелл.

— Здравствуй, Онеказа. Не спится? — кивнул он ей.

— Как раз направляюсь в опочивальню, — ответила она, подавив зевок. — Я и не знала, что ты чему-то обучаешь брата.

— Он еще не прожужжал тебе все уши своими успехами? — удивился гламфеллен. — Молодец, ученик, хвалю, скромность к лицу любому воителю.

— Благодарю, учитель, — издевательски оскалившись, с преувеличенной торжественностью поклонился принц. — Кьелл обучает меня боевому искусству, которым он уничтожил посягнувших на наши жизни пиратов, сестра. Искусству Ревущего Тигра, — он выговорил название своей мистической практики с немалым пиететом. Гламфеллен с некоторым волнением заглянул в лицо Онеказы — он все еще помнил о том ее страхе, и опасался, что эти слова пробудят в ней неприятные воспоминания.

— И что, ты должен ненавидеть своих противников? — с легким интересом спросила женщина. Ее лицо было абсолютно безмятежным, как и ощущаемые Кьеллом поверхностные эмоции. Это принесло ему изрядную долю облегчения.

— Для меня нужное чувство, скорее, азарт, — серьезно ответил Аруихи. — Как азарт охоты.

— Понятно, — женщина глянула на брата с легкой иронией. — Было бы забавно, если бы ты, для разнообразия, научился обуздывать эмоции, а не отдаваться им.

— За этим — не ко мне, — с улыбкой встал на защиту ученика Кьелл. — Ты и сама могла бы дать ему в этом пару уроков.

— Только если доблестный принц соизволит их принять, — усмехнулась она. — Что ж, мужчины, оставлю вас и ваши мужские дела. Доброй ночи, Кьелл, Аруихи.

— Спокойной ночи, Онеказа, — кивнул ей гламфеллен.

Этот краткий разговор вышел настолько домашним и уютным, что его посетило желание обнять женщину на прощание, или же и вовсе чмокнуть ее в щечку. Эльф даже поймал себя на том, что уже сделал шаг вперед. Чувствуя легкое недовольство собой и своими порывами, он остановился. Онеказа, бросив на него удивленный взгляд, развернулась и двинулась ко входу во дворец.

— Доброй ночи, сестра, — пожелал в исчезающую в дверном проеме спину Аруихи, и с долей раздражения обратился к Кьеллу:

— Вы так и не разобрались между собой?

— Мы разобрались между собой уже давно, со всей возможной окончательностью, — удивленно ответил тот. — Ты это к чему?

— Ни к чему. Амира с вами обоими, — махнул рукой принц. — И вообще, это ты мой учитель, и должен наставлять меня, а не наоборот.

— Угу, — рассеянно ответил Кьелл, все еще под впечатлением от внезапно нахлынувшего чувства задушевности и комфорта. — Кстати, об учениках. Я ведь не просто так разговор о них завел. Ты начнешь набирать их как можно скорее. Завтра, — он с легким злорадством оглядел вытянувшееся лицо Аруихи.

— Э… и с чего начать? — озадаченно воззрился тот на эльфа.

— О, — Кьелл заговорщически улыбнулся. — Мы начнем именно с того, что выявило твой талант. Для начала, в столице. Потом тебе придется немного попутешествовать, да. Учти, тебе понадобится минимум два десятка юношей, в возрасте от двенадцати до восемнадцати, с достойного уровня способностями…

Примечания

[1] Снафф — жанр фильмов про убийство людей, где актеров на роли жертв убивают взаправду.

[2] Тяньту — акупунктурная точка на горле.