Карибские дневники Аарона Томаса, 1798 - 1799

Июль 1798 (окончание)

Пятница, 27

На рассвете зашили тело Питера Берда в его гамак вместе с пушечными ядрами в девять фунтов, положили в четырехвесельный ялик; отплыли от корабля на расстояние в два кабельтова и опустили тело на дно.

В 8 утра мимо прошел флот из 70 кораблей к рейду Бастера, где назначена встреча английского флота. В это же время корабль из Мартиники в Ливерпуль «Сара» пришвартовался у мыса Невис. Якорь бросили корабль его величества «Матильда»[1] капитана Мидфорда[2] и одиннадцать американских кораблей.

В 9 утра отправился на берег в зеленом каттере. Спросил, как пройти к Миллзу в поместье Миллза, один человек спросил, не нужна ли мне лошадь, если да, то у него как раз есть одна. К полудню добрался до поместья пешком; мистер Миллз вел себя очень приятно. Видел, как очищают ром, ходил в негритянскую деревню, все их хижины были заперты, потому что негры работали в поле; не было даже ни одного больного или покалеченного, и это доказывает, что с ними неплохо обращаются. Около их хижин лежит никем не охраняемое изобилие различных припасов: куриные яйца, дичь, свинина, ямс, хлопок. Поместье Миллза находится к западу от Чарльзтауна, где я временно остановился.

Поговорил с человеком у колодца. Прогулялся мимо залива, где в 1706 году высадились французы. Срезал росток табака в лавке на краю моря, раздобыл семян этого растения.

Пошел на запад острова. Увидел, что надвигается шквал с дождем, вышел на пляж. Пришлось почти полностью раздеться, снял рубашку, туфли и кюлоты, скатал в сверток, положил на камень в ярде от морского прибоя и сел сверху. Дождь и ветер бушевали восемь минут, после я вытерся носовым платком и оделся. Одежда идеально сухая, если б я остался в ней, она была б похожа на мокрый парус. Этот прием я узнал от турок в Триесте.

В два часа дня вернулся в Чарльзтаун, купил десятиквартовый бочонок с маринованными сосисками (в первый раз о них услышал) за три доллара. Замаринованы они были в Гамбурге. Вдобавок отдал четыре битта[3] за фунт копченых сосисок.

Заметка на полях: Чернокожий юноша показал мне обрыв на южном склоне горы Невис, где стая обезьян как-то связала человека и собиралась сбросить его вниз, и только лишь ружейный выстрел заставил их сбежать.

На берегу встретил джентльмена, говорившего с иностранным акцентом. Он выбрался из лодки, где еще была женщина и двое детей. Он сказал мне: «Я — бедняк, проповедник слова Божьего среди негров. По роду я — немец и веры моравских братьев[4] из Хеферта, — во всяком случае мне послышалось, что он так сказал. — Я покинул Антигуа вчера на «Эбби», которая везет сахар в Ливерпуль; она должна была отвезти меня на Сен-Китс, к моим братьям, но корабль остановился здесь набрать воды. Я заплатил капитану «Эбби» два джо, чтобы тот перевез меня, мою жену и двух моих маленьких детей на Сен-Китс, а тот оставил меня тут. Не знаете ли вы, сэр, какого-нибудь дома, где мне бы дали приют?». Я послал негра, чтобы тот показал ему путь до таверны миссис Кэролс.

Два часа спустя он вновь позвал меня и с кажущейся глубокой искренностью начал рассказывать о своих миссионерских занятиях.

— Сэр, — произнес я, — Я думал, что вы из датчан.

Он не понял меня и сказал:

— Нет, сэр, меня никто не назначал. Но я выполняю дело нашего великого Учителя так, словно был рукоположен в сан.

Я сказал, что он найдет нескольких избранных людей, что посещают церковь Моравских братьев в Бастере на Сен-Китсе, и что они будут к нему добры. Он ответил, что ему так и говорили, потому-то он и хотел посетить этот остров. Затем я рассказал ему о выгодной возможности стать священником на Ангилье (я писал об этом раньше), и островитяне (как я думаю) обеспечат его нужды настолько, что он будет получать двести джо в год.

Он выслушал мой совет и спросил:

— Могу ли я добраться до Ангильи с Сен-Китса?

Я ответил:

— Конечно.

Он заметил, что претерпел немало мук, из-за того, что не так хорошо понимал английский и французский, когда приехал в Вест-Индию три года назад, но с тех пор Господь научил его английскому языку. Он спросил также: много ли здесь обращенных за последнее время, и я ответил, полагаю, да. Тогда он поинтересовался, как меня зовут, а затем добавил, что я был очень добр и дружелюбен.

В четыре дня он с женой и двумя детьми сел на шлюп до Сен-Китса.

В тот день видел в Невисе объявление кузнеца, где тот утверждал, что теперь будет брать пять фунтов в год за подковывание одной лошади и не меньше двенадцати шиллингов за каждый набор подков для рабочих лошадей. Он добавлял: «Такие же условия были приняты еще два года назад на Сен-Китсе, где дороги лучше, чем на Невисе, и, таким образом, моя выгода едва позволит мне содержать семью».

В четыре часа дня вернулся на борт в яле. Вскоре отправился на борт «Софии-Магдалены», корабля из Гамбурга, который привел сюда английский приватир, и часть груза пришла в негодность. Мне говорили, что у капитана есть кое-какие вещи на продажу задешево, но я пришел слишком поздно, и он уже от всего избавился.

Помощник капитана рассказал мне, что в Гамбурге мог содержать хороший дом, семью из жены и троих детей, пить каждое утро кофе на завтрак, к обеду подавать свежее мясо и вина, и легкий ужин без горячих блюд, всего за 28 испанских долларов в месяц. «Если бы я вернулся в Гамбург с тысячью долларами в кармане, — сказал он, — я никогда бы больше не вышел в море». Датчане платят своим морякам на торговых кораблях только семь долларов в месяц.

В пять вечера «Сара», что стояла у мыса Невис, вышла в море варпованием и поэтому прошла в двух кабельтовых от нас.

Когда я вернулся с берега, мичман сказал мне: «Томас, вы славно сегодня пообедали». Тогда я не догадался, что он имеет в виду.

Заметка на полях: Когда я был на борту «Софии», там давили лимоны, чтобы сделать лимонный сок и отвезти в Европу. Лимоны на Невисе стоят дешевле, чем на любом другом острове, где я бывал. За собаку можно получить целую шляпу лимонов.

Как только вошел в каюту, Джек Барбадос воскликнул:

— О, сэр, вы же сгорели на солнце!

Я взглянул в зеркало и увидел, что мое лицо стало огненно-красным, потом перевел взгляд на тыльную сторону ладоней, и увидел, что они тоже красные, словно козырек таверны «Матушка Красный Чепец» в Кентиш-тауне.

И в самом деле, пока я ходил по солнцепеку с 9 утра до четырех дня, солнце сожгло мне лицо, и руки, поскольку я не надел перчаток.

Около семи вечера я почувствовал жгучую боль на тыльной стороне ладоней: она оказалась в точности похожей на ту, которая возникает в кончиках пальцев, когда держишь в руках железо в морозную погоду. К девяти часам мое лицо и пальцы стали красными, как толченый рыжий свинец. Они так чесались и горели, что я отправился к помощнику доктора. Он послал Лэнгема за маслом и рассказал мне, что раз я сгорел на солнце, то нужно смазать маслом лицо и руки.

Поэтому сейчас я кладу перо, чтобы смазать оливковым маслом пораженные места.

Заметка на полях: Сегодня ходил на реку к горячему источнику. Насчитал 79 женщин, стирающих белье в этой реке, которая не длинней, чем (пусто) ярдов. Они были совершенно обнажены, но, как только видели, как я приближаюсь, немедленно натягивали на себя одежду.

Суббота, 28

В восемь утра покинули Невис. Ходили переменным курсом вдоль берега для капитана. В 11 часов подняли паруса. В половину второго бросили якорь у Бастера, и обнаружили там огромный флот, направляющийся в Англию, который отправится в понедельник в сопровождении «La Amiable», «Этруско» и «Неуязвимым».

В три часа дня в госпиталь с флюсом отправили Джона Мюррея, девятнадцати лет от роду*. В восемь лодка вернулась. Мистер Спенс запер Трайпа в каюте — за то, что тот надолго задержал лодку на берегу. Мистер Крэйер, помощник хирурга, который отправился вместе с больным, остался на берегу.

Заметка на полях: *Он умер в воскресенье, 12 августа 1798 года, в госпитале Бастера. На борту корабля остался его брат по имени Эндрю.

Воскресенье, 29 июля 1798 года

В час дня флот поднял якоря. Мы тоже подняли якорь к [пусто] часам, но ходили переменным курсом вдоль берега, потому что ждали капитана, который обедал на борту «Конкорда».

Перед тем, как мы ушли, нам выплатили деньги за «La Intrepite», французский приватирский шлюп, захваченный 12 мая у Сен-Бартелеми. Каждый из матросов получил четыре доллара и восемь битов, мне досталось всего двадцать.

В девять вечера подняли паруса в направлении к [пусто] вместе с «Конкордом».

Понедельник, 30 число

В девять утра заметили конвой, в полдень догнали его, в два часа вошли в залив сэра Фрэнсиса Дрейка между Круглым и Имбирным островами. В четыре часа бросили якорь у Тортолы, весь флот расположился в разных гаванях залива.

В пять часов капитан корабля «Невис» из Бристоля, следующего с этим конвоем из Невиса в Бристоль, Чарльз Мэйс, поднялся к нам на борт, чтобы попросить нас взять негра и мулата, которые спрятались на его корабле, желая убежать от своих хозяев на Невисе.

В шесть часов обоих привели на борт и заковали в кандалы. Негр был юношей лет семнадцати. Рассказал, что его отец и мать — негры Соленой Воды (так называют тех негров, которых привезли через океан из Африки). Я спросил его, что заставило его убежать.

— Сэр, — сказал он, — скажите мне одно, вы бы убежали от хорошей жизни? Мой хозяин давал мне четыре пинты кукурузы в неделю, он не возит припасов, поэтому не может кормить нас так хорошо, как те прекрасные джентльмены; которые так делают, ему слишком дорого платить за еду. Плохое обращение, сэр, заставило меня сбежать, ведь есть джентльмены, которые дают девять пинт зерна в неделю, а мой хозяин дает своим неграм только четыре. Мое имя — Робин, и я принадлежу мистеру Генри Диксону из Индейского Замка на Невисе. На прошлой неделе у негров был выходной, и я отправился на корабль продавать сладости. Как только я узнал, что он собирается отходить, внезапное решение сбежать осенило меня, поскольку лучше быть свободным, чем рабом. Поэтому, когда они начали готовить корабль вчера утром к отходу, я спрятался в трюме, а этим вечером очень проголодался и вышел на палубу. Вот только я не думал, что корабль будет останавливаться до Англии где-то еще. Но он остановился здесь, и меня поймали…

Единственное отличие истории мулата в том, что он является собственностью, то есть рабом своей сестры, живущей на Невисе. Он — ее сводный брат, но сестра и сама — масти[5]. У них один белый отец, но разные матери: она родилась от белой женщины (конечно, свободной), он — от рабыни-креолки. Отец умер, не оставив распоряжений о его судьбе, и он перешел во владение своей сводной сестры.

Перед тем как пробило одиннадцать, доктор и канонир напились. Капитан послал за канониром в его каюту, поскольку с пушками было что-то не то. Тот вошел и тут же упал напротив ближайшей пушки. Капитан послал ему испепеляющий взгляд и вышел прочь, оставив канонира выбираться из каюты своими собственными силами.

В девять вечера мистер Гилберт Тэйлор, помощник мастера, канонир, мистер Фитц, казначей, доктор, мистер Крэйер, помощник хирурга — все они были пьяны.

Капитан Рейнольдс с «Этруско» должен был отвезти домой некую леди, которая ехала из Англии в Ост-Индию, чтобы повидаться с мужем. На острове Святой Елены она получила известие от Спенса, что ее муж умер, и повернула назад. На обратном пути она попала в плен к французскому приватиру, и тот отвез ее в Гваделупу. Там ей удалось освободиться, и ей было приказано возвращаться домой на «Этруско». Но капитан Рейнольдс сказал, что не возьмет ее на борт, если она не согласится спать с ним весь обратный путь.

Заметка на полях: Спросил, почему рупор пахнет так сильно. Оказалось, по причине, что лейтенант … использует его вместо писсуара, чтобы облегчаться от мочи с квартердека через одну из орудийных амбразур прямо в море.

Вторник, 31 июля 1798 года

Днем «La Amiable» подал сигнал конвою выходить в море. В два часа дня подняли якорь, на закате покинули Тортолу, прошли сквозь Виргинский проход следом за флотом.

[1] HMS “Matilda” (1798)

[2] На самом деле фамилия капитана – Митфорд. Генри Ревери Митфорд. В дальнейшем Томас пишет ее правильно.

[3] Название этой монеты произошло от обычая резать серебряный доллар на кусочки (bits)

[4] Моравские братья или Моравская церковь – религиозная церковь, традиционно относящаяся к протестантизму. Известна своей широкой миссионерской деятельностью

[5] Масти – человек, в котором одна восьмая крови принадлежит черной расе, а семь восьмых – белой.