Карибские дневники Аарона Томаса, 1798 - 1799

Август 1798

Среда, 1 августа 1798 года

Сегодня утром, пока шли через Виргинский проход, на расстоянии пистолетного выстрела мы увидели более двухсот пеликанов среди мертвой рыбы. Думали сделать по ним залп картечью из карронады, но, прежде чем на корму успели принести запальный шнур, корабль ушел уже слишком далеко.

В полдень заметили три неизвестных корабля с наветренной стороны. В три дня «Конкорд» остановил шхуну, при этом продолжил обстреливать другой корабль, в то же время мы сделали несколько выстрелов по бригу; началась буря. Когда прояснилось, мы увидели, что люди с «Конкорда» спустились в лодки и собираются брать бриг на абордаж, поэтому следом мы взяли на абордаж последний корабль. Все они оказались датскими, а именно: корабль и бриг направлялись с Сент-Томаса в Копенгаген, а на шхуне висело знамя, что она принадлежит датскому королю; она сопровождала корабль и бриг, как я полагаю, до определенной широты, чтобы затем вернуться назад, на Сент-Томас. Более того, я уверен, что это та самая датская военная шхуна, которую мы видели у Форт-Ройала, и о которой я писал двадцатого числа.

Четверг, 2 августа

Капитан обедал на «Конкорде», был на его борту пять часов.

Полдень, остров ван Дайка, SE, 32 лиги.

Пятница, 3 августа

В полдень вновь увидели флот, который шел домой из Вест-Индии. Олин фрегат подошел к нам, чтобы удостовериться, кто мы, но, когда мы ответили на опознавательный сигнал, ушел назад к флоту.

«Конкорд» сегодня сильно ушел вперед.

«Из-за сильного бриза они подняли грот-брамсели, - говорит капитан Харви, - корабль Бартона крепок, как церковь, он знает, какова Чайка, и все же продолжает это делать».

Суббота, 4 августа 1798 года

Полдень, остров ван Дайка, Ю, 119 лиг.

Капитан Бартон обедал у нас на борту и провел часть дня вместе с нами.

В шесть вечера говорили с американской шхуной из Филадельфии, которая идет в Ла Гуиру на испанский берег Америки. Ее имя – «Прихоть Филадельфии», везет муку и лук.

В семь подняли лодку.

«Конкорд» окликнул нас и сказал, что пойдет под парусами (топселями и бизанью) всю ночь.

Заметка на полях: на странице присутствуют беспорядочные финансовые вычисления.

(...пропущена часть страниц...)

Пятница, 10 августа 1798 года

Сундук, полный хорошего белья и превосходнейшей одежды, у которого не нашлось хозяина на французской шхуне «La Invariable», кроме бедного французского негра; подумали, что такое богатство не могло ему принадлежать. Поэтому этим утром капитан забрал всю одежду из сундука в каюту и раздал ее офицерам. Мне достался отличный плащ цвета перца и соли.

В пять вечера – сильный шквал с дождем чудовищной силы. В восемь у меня состоялась долгая и наконец-то дружелюбная беседа с капитаном Х.

Когда я только вошел в каюту, он ощетинился, как дикобраз, приготовив свои колючки, и был готов разить меня по каждому пункту, но после моего получасового объяснения, он начал прислушиваться к правде, и в конце нашей двухчасовой беседы стал послушным, точно голубь, расточая мне дружеские пожелания, как Давид - Ионафану[1].

Ниже часть нашей беседы.

Капитан Харви:

- Очень огорчительный случай произошел сейчас со мной на квартердеке. Трое младших офицеров подошли ко мне и сказали, что у вас есть джин на продажу. Они хотели, чтобы я дал свое разрешение на него; объясните, откуда они узнали, что у вас есть джин на продажу.

А.Т.:

- Я им не говорил. Могу объяснить только тем, что люди, вынужденные столь тесниться в замкнутом пространстве, имеют немного новых тем для разговора, пока ходят в море. Когда появляется хоть небольшая причина для разговора, пусть самая пустячная, любая живая душа на корабле узнаёт о ней.

Капитан:

- Я полагал, что говорил не отпускать никакого джина людям без разрешения с квартердека.

А.Т.:

- Истинно так, сэр. И поскольку младшие офицеры пришли к вам за разрешением до того, как я объявил об этом, вы можете видеть, сэр, что я полностью следую вашим инструкциям на этот счет.

Капитан:

- Прошу, скажите, сколько осталось ящиков джина.

А.Т.:

- Два, сэр. Один вчера забрал мистер Спенс.

Капитан:

- Запишите их на мой счет. Я заплачу вам за них; если корабль вернется домой в октябре или в мае, то, возможно. использую их сам.

А.Т.:

- Они придутся очень кстати для нашего перехода, сэр.

Капитан:

- Никогда больше не приносите никакого джина на борт.

А.Т.:

— Ни в коем случае, сэр. Мне был ненавистен один вид этих ящиков. Каждый раз, когда я видел их, мне чудилась зажженная свеча на бочонке с порохом, хотя я прекрасно знал, что они не слишком горючи и могут разве что подкатиться и ударить по голени.

Капитан:

— Почему вы подвергаете себя угрозе трибунала за неповиновение приказам, касающихся проноса этого джина на борт для перевоза?

А.Т.:

— Я и сам думаю так, сэр, но если вы захотите меня как-нибудь наказать, то это будет действительно тяжко, сэр. Это будет похоже на то, как если бы Его Величество захотел покарать одного из двух своих Архиепископов за жестокое предписание своей епархии решительно повиноваться Десяти Заповедям, поскольку я — лютый враг пьянства, это то, что мне пришлось изучать так долго, и я смею верить, что знаю причину его появления на флоте.

Поскольку за прошедшие пять лет, пока я служил на пяти военных кораблях, мне довелось скрупулезно изучить истинную причину пьянства среди моряков. В моих записях приведены истории семисот пятидесяти шести законченных пьяниц, которых я встретил на этих пяти кораблях. Большинство из них пили джин с колыбели, в Лондоне или каком ином месте, откуда они отправились в море. Мои записи — триста девяносто два листа о пьянстве, его зарождении, развитии, конфирмации и конце, с самой изысканной проповедью о зле выпивки в заключении. Таким образом, я считаю, что собрал больше подробностей о пьянстве и записал больше фактов против него, чем кто-либо ныне живущий. Таким образом, если это утверждение истинно, то я верю, что Бог оправдает меня, как человека, которого с пьяницами роднит только это, и если Бог оправдает меня, то в самом деле, сэр, какой же капитан или адмирал в этом мире сможет меня обвинить?

Капитан:

— Если я решу, что вы продаете джин людям, я буду очень зол.

А.Т.:

— И сие будет справедливо, если я заслужу это, сэр.

Капитан:

— Вы распорядились нанкой, которую купили на Сен-Бартелеми?

А.Т.:

— Да, сэр, и смог бы продать еще сто отрезов, если бы они у меня были.

Капитан:

— Принести нанку на борт — дело более благопристойное, чем принести так много ящиков с джином.

А.Т.:

— Хотел бы я никогда не приносить этого джина, но я так долго был без денег... Мне нужны были деньги.

Капитан:

— И зачем бы они вам были нужны?

А.Т.:

— Купить на них туфли, когда я в последний раз был в Форт-Ройале.

Капитан:

— Для морского перехода?

А.Т.:

— Нет, сэр, не для перехода.

Капитан:

— Тогда зачем вам нужны туфли? Сделать из них сладкий соус?

А.Т.:

— Нет, сэр. Я хотел продать их команде.

Капитан:

— Так это и называется для перехода, и никак иначе.

А.Т.:

— Истинно так, сэр, для перехода. Но я подумал, что вы подразумеваете, будто я хочу их перевезти с Мартиники на Сен-Китс, чтобы продать их в какую-нибудь лавку Бастера. Сейчас они немного дешевле в Форт-Ройале, чем такие же на Сен-Китсе.

Капитан:

— Вы так упрямы, что вас нельзя понять.

А.Т.:

— Тогда вам стоит запастись терпением, чтобы выслушать меня, сэр. С должной признательностью, сэр, я воспользуюсь возможностью поблагодарить вас за все милости, которые вы мне жаловали, и тогда спрошу вас, не будете ли вы так добры указать мне, какие товары я могу продавать команде и каким именно образом?

Капитан:

— Вы можете продавать туфли, платки, рубашки, парусину, чулки, нанку и тому подобное, но вы должны продавать их только в гавани, чтобы люди, которым не нравятся ваши товары, могли купить что-то иное на берегу и таким образом удовлетвориться этим. И никоим образом я не имею в виду, чтобы только вы торговали на корабле. Галантерейщики должны допускаться на корабль со своими товарами, как обычно. И также вы должны продавать свои вещи по низкой цене.

А.Т.:

— Я продаю очень дешево, беру всего шесть пенсов за пару туфель.

Капитан:

— И получаете неплохую выгоду. Немногие сапожники в Англии продают пару туфель за шесть пенсов.

А.Т.:

— В этом есть немного риска, сэр. Каждый человек должен выделить шесть пенсов из двух долларов.

Капитан:

— У вас же нет безнадежных задолженностей, правда?

А.Т.:

— Нет, сэр. Только мистер Кейнс должен мне восемь долларов.

Капитан:

— Он брал в долг или покупал что-то?

А.Т.:

— Половину этой сумму брал в долг, на вторую купил чулок, сэр. Но он оставил мне свои платежные листы с Диктатора и Чайки, и на них его прозвище, что странно для помощника мастера. Я задаюсь вопросом, заплатит ли мне по ним Морской Совет, если там его прозвище...

Капитан:

— Дал ли он вам право быть его представителем?

А.Т.:

— Нет, сэр.

Капитан:

— Тогда эти листы стоят не дороже рожек улитки, и вы не получите за них даже карандаша. Позвольте мне повторить вам в последний раз: вы можете продавать людям любую галантерею, но ни капли спиртного. Я знаю, что все люди на корабле будут стремиться подружиться с вами, они будут платить на доллар больше, чем на самом деле стоят вещи, потому что на следующий день они захотят, чтобы вы достали для них полгаллона выпивки. Я предупреждаю вас, вот что случилось с баталером лорда Хау. Когда обманщик появился впервые перед графом, он казался столь честен и трезв, что последний дозволил ему продавать товары команде «Королевы Шарлотты»[2]. Затем тот человек стал канониром, но слабо знал артиллерийское дело и провалился. После этого он открыл галантерейную лавку в Портсмуте, но дело шло кое-как, и он вновь вернулся баталером к сэру Хау и продавал экипажу мелкие товары, как обычно. Однако еще он тайком приносил на борт спиртное и торговал им. Это обнаружилось, и его приговорили к наказанию.

Он сбежал, взяв 400 гиней из своих денег, и захватил еще деньги лорда Хау, и больше никто не слышал ни о нем. Вы можете видеть, что экипаж «Королевы Шарлотты» позволил ему скопить четыреста гиней, а он взамен проносил на борт спиртное, что и стало причиной его падения.

А.Т.:

— Должно быть, он был необразованным и неопытным молодым человеком и не получал ни жалованья, ни вознаграждения от Его превосходительства, если не считать королевского платежа. Люди не могут быть честными просто так; плати человеку хорошо, и он будет счастлив. Чтобы быть честным, нужно не столь много денег. Этим вступлением я подвожу к заявлению, которое хочу сделать, что описанный вами случай ко мне применить нельзя. У меня уже есть все необходимое, и оно уже было, когда я только поступил на флот.

У меня были (есть и сейчас) деньги в ценных бумагах, прежде чем началась война, так что я — не бедняк... Не настолько, чтобы заниматься жалкими и грязными делами, на которые вы намекаете, сэр.

Капитан:

— Какое-то время назад вы упомянули о том, что оплатили счет за товары с Сен-Бартелеми. Как у вас получилось это сделать?

А.Т.:

— Мистер Клайд выписал приказ на нужную сумму Томпсону из Бастера. Когда я в первый раз сошел на берег Сен-Китса, я заплатил Томпсону в долларах монетами.

Капитан:

— Если бы я удостоверился, то почти уверен, оказалось бы, что платеж записан на меня

А.Т.:

— Ни в коем случае, нет. Поскольку в этой сделке я был столь аккуратен в своих действиях, будто бы подозревал, что когда-нибудь мне придется предстать перед лордом Кеньоном и давать показания об этой самой сделке.

Капитан:

— Скажите, кто таков этот лорд Кеньон?

А.Т.:

— Главный судья Его Королевского Суда Королевской Скамьи.

Капитан:

— Вы хотите сказать, что этот казначей Клайд и вы смогли бы достать товаров, которые вы купили на Сен-Бартелеми, благодаря тому, что Клайд взял кредит под ценные бумаги?

А.Т.:

— Да, это так, сэр, поскольку мистер Кинг из Глубокой Заводи с Сен-Китса был там и взял бы мою расписку на 300 фунтов.

Капитан:

— Он мог бы так сделать, записав на мой счет, но не на ваш. И не на счет Клайда, я уверен в этом.

NB. Затем я упомянул о визите к лорду Гейджу[3], адмиралу Маккензи[4] и лорду Эрдли[5], circa La Commisare.

Капитан:

— Это можно выучить в три месяца, всего лишь за полгода нужно приобрести репутацию, как у [C]. Вам лучше бы быть повнимательней и учиться.

А.Т.:

— Я крайне почтительно благодарю вас, сэр. Если я не добьюсь в этом успеха, то мой нынешний план – после окончания войны отправиться в Ливорно посредником при сделках, или остаться здесь и заняться торговлей. Однако скромная независимость дома мне приятней, чем грандиозные планы на чужой земле.

Суббота, 11 августа 1798

Воскресенье, 12 августа 1798

Прошлой ночью на судне поднялась суматоха из-за Пэг Робертс, та напилась и ругала всех на чем свет стоит и лезла драться. В полночь помощника хирурга подняли осмотреть сломанный большой палец у одного из моряков; его сломала Пэг, как он сказал, пока он ее отпихивал

В пять вечера этого человека (старого Дана, помощника канонира) вызвал на квартердек капитан Харви и поинтересовался, что за дела творились вчера на корабле. Тот ответил непечатно, и капитан приказал заковать его в кандалы за неуважение к старшему по званию. Уверен, что один из его ответов был, что эта дама путалась прошлой ночью с семнадцатью мужчинами, в то время, как ее муж был на вахте. И если его накажут за эту шлюху, то он ее убьет.

Понедельник, 13 августа

Уильям Дан, помощник канонира, наказан дюжиной плетей за драку с Пэг Робертс (шлюхой Вудкока) в пятницу вечером; наказан морской пехотинец Майкл Берн - девять плетей за то, что прошлым вечером ворчал на лекарство доктора и проч; наказан юнга Скиппер - двенадцатью плетьми по спине, за то, что вчера дал моряку по имени Гэйтер полджилла рому, чтобы тот выстирал ему одежду.

В этом случае есть нечто особое. Юнгам полагается ром, и, если они пьют его, то часто пьянеют. Следовательно, понятно, что они могут поделиться им с теми, кто им постирает и починит одежду, и многие юнги на кораблях продают ром. Но именно этот паренек был высечен за то, что отдал ром моряку, который сделал за него работу. Можно посудить, что наказание это послужит приказом остальным юнгам, что они должны пить свой ром сами и, соответственно, напиваться сами. Что ж, лучшее, что можно сказать: это лишь подстегнет пьянство.

Вчера (и не раньше) капитан приказал всем мичманам давать отчет о дневной работе, пока мы не пристанем к берегу, и отчитаться о ежедневной работе с тех пор, как мы покинули Тортолу. Это настолько ошеломило всех мичманов, что один из них, не ведший счисления пути, предложил капитанскому слуге один джо за бумагу, что висит в каюте капитана и на которой расписана поденная работа. Поскольку за невнимательность мичманов он заставляет их всех все время нести вахту.

В четыре дня Уильяму Дану, помощнику канонира, было приказано встать часовым у питьевого бочонка; вторая часть наказания за нахальное обращение к капитану вчера вечером.

В девять утра капитан отправил только что выпоротого Майкла Берна продолжать свою работу, делать ставни на окна каюты. В ответ тот послал вместе со своим чернокожим слугой записку капитану, что слишком болен, чтобы работать. Последний немедленно ответил, что если Берн не примется за работу, то он засучит рукава и тотчас прикажет вновь его высечь, так как он болен разве что упрямым ворчанием. Майкл Берн отправился работать.

Так много крыс на корабле, что каждую ночь я вижу, как мальчишки выуживают их из трюма, сидя на комингсе у люка в трюм между палубами. С тем же сосредоточенным видом, какой я видел у рыболова на берегу реки

На нить они насаживают наживку, которую обматывают просмоленной паклей. Крыса хватает наживку, и ее зубы застревают в ней, после чего эту тварь можно вытаскивать наружу. Они раскладывают приманку среди канатов, как только стемнеет

Вторник, 14 августа 1798

Широта: --

Долгота: --

Сегодня Хилльярд рассказал мне, что в 1759 году служил на семидесятичетырехпушечном корабле «Белона»[6], и, когда команда получила свои деньги, на борт разрешили подняться женщине, которая хотела продать три бочонка с элем, однако в двух из них был джин. Каптенармус обнаружил обман, выбил у обоих крышку, и жидкость полилась на палубу. Корабль в тот миг слегка накренился, джин потек на подветренную сторону, и когда команда увидела это, то люди легли на живот и выпили столь много, сколько смогли слизать, но пятнадцать или двадцать человек, более проворных и расчетливых, прыгнули за борт и подставили рты под шпигаты, откуда потоком лился джин. Таким образом они наглотались его настолько, что девятеро в три минуты потеряли сознание, пошли ко дну, как медный чайник, наполненный водой, и утонули. Остальных подобрали лодки, но они были так пьяны, что их пришлось поднимать на борт с помощью лебедки.

В пять вечера поднялся довольно-таки свежий ветер, но такой сильный, что брамсели поднимать не стали. Казначей отправился облегчиться в палубный гальюн, который в тот момент был на носу корабля, рядом с камбузом. Как только он сел, сильным порывом ветра камбуз сдуло прямиком на гальюн, и со всей жестокостью удар обрушился на голый зад казначея. Ягодицы и анус оказались сильно изранены, так что казначею пришлось позвать доктора, поскольку ветер силой проник ему в живот.

Среда, 15 августа 1798

Широта: --

Долгота: --

Капитан послал слугу к офицеру на вахте, чтобы тот придерживался к ветру и не уваливался под него. Слуга поднялся на палубу и сказал, что капитан желает, чтобы офицер придержал ветры. «Благослови меня Боже, - ответил тот, - но я порчу воздух так тихо, что, думаю, вряд ли капитан может меня слышать. О, я понял! Я стоял у светового окна его каюты. Я не подумал об этом. Прошу передай капитану мое глубочайшее уважение и заверь его, что меня вряд ли можно будет теперь застигнуть за этим делом». Слуга вернулся и сообщил, что мистер П. очень сожалеет о произошедшем и постарается больше не допускать подобного. Затем последовало пояснение, и закончилось это маленькое происшествие общим смехом.

Этим утром, когда капитан открыл крышку умывальника, оттуда выпрыгнула огромная мышь; капитан разбушевался. Как он говорит, прошлым вечером она разродилась шестью мышатами прямо на его горшке с помадой для волос, а вчера утром подобного ещё ничто не предвещало подобного.

Четверг, 16-е

В 4 дня бросили якорь в реке Барбуда, в четырех милях от форта. «Конкорд» встал рядом с подветренной стороны.

Пятница, 17 августа

На рассвете отправились на берег в шестивесельном каттере, с капитаном Харви, мистером Роу, мистером Уайтингом и мистером Карлью. Высадились на Барбуде у форта. По пути на берег миновали несколько опасных скал. Между ними море сильно волновалось, но больших бурунов не было. Поднялся к Замку, прошелся по всем негритянским хижинам. Позавтракал у мистера Хука, управителя поместья. На завтрак было свежее масло с Барбуды. Пообедал с мистером Хуком отбивными из диких коз, жареным ягненком и рыбой. Видел черепашьи пруды и как юные негритянки ловят черепах. Купил гвоздики, она же ямайский душистый перец, который растет здесь в изобилии. Негры называют его ягодами лавра.

Весь этот остров принадлежит семье Кодрингтон из Дарблая в Глостершире. Он почти так же велик, как и Антигуа, но, поскольку почти полностью окружен опасными рифами и потому представляет собой немного ценности, то на острове нет других плантаторов, кроме единственного владельца. Он не выращивает ни хлопка, ни сахарного тростника, ни какао, земля нужна ему лишь для того, чтобы разводить скот на сене и маисе.

На острове двести семьдесят негров, и все они живут в месте под названием Замок, кроме одного человека, что обитает в форте, и четверых в Горах. Среди них лишь четверо белых, а именно: мистер Коллинз, главный управляющий, который спит с мулаткой-рабыней по имени Рейчел, мистер Хук, второй управляющий, вместе со своей белой женой и тремя детьми, а также мистер Томас (мой однофамилец), надсмотрщик. Мистер Томас получает 60 фунтов стерлингов в год. Мистер Хук больше. Он провел пять лет в этом поместье учеником у управляющего и платил за это 20 фунтов в год. Раньше он был офицером морской пехоты.

Здесь хороший парк, огороженный стеной, чистые дорожки. Когда я прошел мимо скота, многие животные смотрели на нас тяжело и мрачно; я упомянул об этом мистеру Хуку, и тот объяснил, что причина в том, что мы – белые, а белых они видят редко, так что он даже слегка удивлен, что они на нас не бросились.

Позже я увидел большую обезьяну, привязанную во дворе у мистера Коллинза. Когда чернокожий мальчик показывал мне ее, она внезапно схватила камень и кинула в него. Я поинтересовался, отчего она так сделала, и негритенок сказал: «оттого, что она увидела, как со мной говорит белый человек».

О пещере Дарби на этом острове. Большая лагуна, которая была когда-то заливом, образовалась во время ночного урагана, когда ветер подхватил лодки ловцов черепах и закупорил ими проход. О корабле Его Величества «Грифон»[7], что разбился на этом острове в 1759 году, следуя за фонарем негра, который охотился на крабов.

О Роу на неисправной упряжке; об их приручении дикого быка, которого запрягли вместе с домашним и повернули в парк.

О множестве диких кошек, которые в свое время спаслись с затонувших кораблей у наветренной стороны острова.

Об огромном количестве диких оленей, овец, кабанов, дикого скота и мулов, которые заблудились в лесу.

О том, что они поставляют на Антигуа триста двадцать кордов[8] дров, по цене 6 долларов за корд.

О том, что на острове 20 000 овец.

О различии между рабами в отчете управляющего.

О большом доме на Кокосовом мысу; местные зовут его Горами или Терральтасиммо.

О первом завещании мистера Кодрингтона, который подтвердил, что ни один его наследник не получит во владение этот остров, пока не проживет здесь по меньшей мере пять месяцев за всю свою жизнь.

О чернокожем докторе и его лавочке.

О тех двоих, что каждое утро обходят весь остров в поисках обломков кораблекрушения, от Кокосового мыса до встречи у форта.

О промысле ловцов черепах, которые дважды в неделю обходят остров, чтобы найти черепашьи яйца и их детенышей, негритянке, которая толчет зерно, о камне с кефалью, об охотниках, о грабителях, вызывавших кораблекрушение, и пр.

Суббота, 18-е число

На рассвете подняли якорь и ушли с Барбуды. Встали у Невиса и послали на берег лодку с письмами. Тем же вечером бросили якорь на рейде Бастера. Пакетбот «Картре»[9] ждал нас, чтобы мы проводили его на Тортолу, но ушел вместе с двумя приватирами. На этом пакетботе была миссис Ньюинс вместе с дочерью; они из Розо на Доминике. Они едут в Англию, мистер Беркли передал мне, что она вспоминала меня

В последний раз этот пакетбот был на Тортоле 18 апреля и в тот же день отплыл в Англию, так что с тех пор он успел побывать в Европе и вернуться.

Воскресенье, 19 августа

Был на берегу, по приглашению мистера Додриджа навестил его дом. Вернулся на борт в каноэ вместе с Анно.

Прибой очень хорош. Весь день тихо.

Жену боцмана после пушечного выстрела сослали на берег за пьянство. Долгая свара боцмана и офицеров из-за нее.

Положил на свой счет у Деннистауна, Маклохлена и Томпсона 223 доллара, на всякий особый случай.

(Заметка на полях: капитан Х. вернулся вчера на борт очень поздно. Утром Дайс поинтересовался у лейтенанта Спенса, когда тот вернулся. «О, - ответил Спенс, - очень поздно. Он был мрачен, как черт, и сразу же бросился вниз…»)

Понедельник, 20 августа

На рассвете подняли якорь. Встали в дрейф. Послали шлюпку на берег, поскольку юные Беркли и Паско провели всю ночь на берегу. В семь утра шлюпка вернулась, и оба юнги тут же были отправлены на топ мачты, пока корабль дрейфовал.

Вместе с ними вернулась и жена боцмана, чтобы попросить забрать свою одежду.

Наполнили ветром паруса и отправились в путь. Миновали Невис. В четыре пополудни прошли в трех милях от Редондо с подветренной стороны. Заметил бриг «Реквием»[10], который шел в гавань ставить новую фок-мачту вместо той, что повредилась несколько дней назад.

В девять вечера мистер Дайс, офицер на вахте, спустился в кают-компанию, чтобы выпить грога, и после того, как просидел там полчаса от своего вахтенного времени, послал на палубу Черного Бена, чтобы взглянуть, как там погода наверху.

Вторник, 27* августа 1798

Видели сегодня сопровождение мелких кораблей. Подняли наш флаг, они на него ответили. Они держали курс на подветренную сторону Невиса; конвой из примерно сорока кораблей на Тортолу.

В час дня прошли близко к Монсеррат.

Когда я в последний раз сходил на берег в Сен-Пьере, 22 июня, в ялике были два брата: Эндрю и Джон Мюрреи.

- Если капитан Харви покинет «Чайку», - так сказал Джон, - и перейдет на Санта-Маргаретту, то я пойду с ним, но мой брат Эндрю – ни за что. Никогда не хотел бы быть там, где брат.

Прошел всего пятьдесят один день после этого разговора, тот самый Джон лежит в могиле, и, разумеется, его брата там нет.

Тот же парнишка Джон Мюррей в тот день заметил, как я разглядываю могилы на побережье Сен-Пьера, и удивился:

- И как вы не боитесь ходить между ними; тут же столько гробов и оголенных черепов над землей, вы можете подхватить какую-нибудь болезнь.

Этот бедный малый, находившийся в расцвете своей юности и прекраснейшем здоровье, и подумать не мог, что всего лишь через пятьдесят один день также будет лежать прахом на острове Сен-Китс.

Заметка на полях: Корабельный кок намеревается делать горячие рулеты каждое утро (сразу после того, как испечет рулеты для капитана) и продавать их команде. Перед тем, как его высекли, он быстро привязал к животу решетку и после пяти ударов попросил капитана привязать такую же и к его спине.

О мой Господь, храни во мне

Боязнь Тебя, любовь к Тебе,

Священный трепет, верный путь,

Доколе ветру должно дуть.

Не дай мне, Господи, солгать,

Обманом сердце запятнать.

Пусть рвет и мечет капитан,

Пусть пьет запоем лейтенант,

С гулящей девкой разбитной

Хулит святое за вином.

Воздай же по заслугам им!

Гордыня – грех, и полон ею флот.

Так жить нельзя, но каждый ли поймет?

Не скрыться людям с глаз Твоих,

Коль свален ворох слов худых.

Но будь к ним добр, ведь каждый миг

Им вольно ждать прощенья лик.

Я каждый день молю о том,

Что Ты пойдешь иным путем

И скажешь им: «Не множьте грех,

Чтоб славно прожить целый век

С Господним именем живым!»

Среда, 22 августа 1798

Хирург, канонир, секретарь капитана и мистер Тилдерсли этим вечером пили грог в каюте секретаря. После того, как они сильно напились, вспыхнула общая ссора, которая кончилась тем, что хирург пнул канонира под зад, а остальные из компании вытолкали его в свою собственную каюту.

Разбирательство, кто жарил бифштексы на камбузе сегодня вечером во внеурочное время.

Четверг, 23 августа 1798

В десять утра начали преследовать неизвестный корабль. В три дня он остановился, оказался французским приватиром «Буонапарте»[11] из Гваделупы, восемь пушек, семьдесят два человека на борту.

В час на горизонте появился «Конкорд», присутствовал при захвате.

Полдень. Долг.: 61-38, шир.: 18-12, восточная оконечность Сен-Бартелеми - 74 мили к югу и 64 - к западу.

Французские пленники говорят, что, если бы «Конкорд» не перерезал им путь, мы бы не захватили их, и через три часа они были бы на Сен-Бартелеми. Это правда, поскольку в полдень поднялся легкий ветерок, и я думаю, что шхуна получила бы преимущество перед нами.

Пятница, 24 августа 1798 года

Прошли Антигуа и Монсеррат. На закате солнца - у Жемчужного камня, или, как его еще называют, Головы Англичанина*. Видели несколько небольших кораблей, пока проходили мимо Гваделупы.

*Как рассказал мне один из пленников, Голова Англичанина называется так, потому что на этом месте произошла стычка между французским и английским фрегатами. В этом сражении английский капитан показал такую трусость, что его люди перехватили у него командование. После того, как захватили французский фрегат, англичане отвезли голову своего капитана на берег, водрузив на вершину горы. Отсюда произошло название – Голова Англичанина.

Прошлой ночью кто-то украл кусок сыра из мешка Бутчера, пропало примерно два шиллинга ценой в половину английского пенса из мешка плотника Бойе, и девять джо квартирмейстера Николса были украдены прямо из сундука мистера Гилберта Тэйлора, помощника мастера. Сундук стоял в каюте Тэйлора. Николс говорит, что, должно быть, Тэйлор их и забрал.

За обедом кап. Х. поносил капитана Бартона за то, что тот не упомянул о «Чайке» в докладе Адмиралу о «Le Café dePont,» хотя «Чайка» и «Конкорд» захватывали его вместе и разделили добычу. Предположил, что Бартон повторит это с «Буонапарте». Ворчал, что Б. отправил пленников к себе на «Конкорд» и тут же приказал перевести их на борт «Чайки».

Суббота, 25 августа 1798

Прошли Доминику. Показалась Мартиника.

Х. сказал, что Падре и все прочие обвиняют его в том, что он выплатил команде призовые деньги капитана Генри, поскольку капитану Генри было обещано, если он расскажет правду, кому принадлежит груз, то получит деньги за перевозку из стоимости груза, и это решение было обжаловано. Спенс так грязно и смачно обругал Х. за эти делишки, что тот распорядился не давать ни ему, ни доктору наливки после обеда. Все за столом поносили Риверса и Кинга, секретарей Колина Томпсона, наших агентов.

Воскресенье, двадцать шестое

Вышли из бухты Форт-Ройал. На рассвете увидели небольшой и незнакомый корабль, что шел к нам. Но как только он оказался на расстоянии, когда можно было как следует рассмотреть друг друга, то изменил курс и пошел прочь от нас, подняв паруса. В шесть утра мы подняли паруса и начали погоню, в семь корабль поднял французское знамя, перешел на весла и всячески пытался уйти.

Мы стреляли по нему картечью и ядрами до половины девятого, тогда они опустили флаги и сложили паруса. Это оказалась французская шхуна “La Fortune”, вооруженная шестью легкими вертлюжными пушками (четыре они выбросили за борт во время погони). На борту оказалось двадцать два человека, все они с Гваделупы, кроме одного, который оказался с острова Дескада. Забрали пленников на порт, взяли шхуну на буксир и пошли к заливу Форт-Ройал.

Эта небольшая шхуна в свой последний поход взяла богатую добычу, когда на каждого из команды пришлось по две с половиной тысячи долларов. Эта шхуна не принесет больше сорока джо на Мартинике, но французские пленники сказали, что была бы она в Бастере на Гваделупе, то ее можно было б продать за сто пятьдесят, потому что она - как раз тот корабль, какие предпочитают французы, чтобы мешать нашей торговле. Капитан шхуны говорит, будто на Гваделупе такая шхуна стоит больше, чем судно водоизмещением в триста тонн. Так сильно они зависят от приватирства.

Понедельник, двадцать седьмое

Лавировали у входа в бухту Форт-Ройал. На рассвете приблизились к оконечности Сен-Люши, видели два холма Сахарная Голова.

Вторник, двадцать восьмое

Бросили якорь в бухте Форт-Ройал. «Принцу Уэльскому» пришлось остаться в бухте Мертвецов из-за ураганных месяцев. Ни единого корабля в бухте, кроме «Кианы» и Праздника[12].

Среда, 29 августа 1798 года

«Принц Уэльский» под адмиральским флагом ушел в бухту Мертвецов, чтобы переждать ураганные месяцы. Реи и стеньги сняты, и все крепко закреплено на случай урагана.

Англичане называют это место бухтой Мертвецов, потому что так много моряков гибнет здесь при швартовке. Бухта находится на южной стороне бухты Форт-Ройал.

Вчера вечером в бухту вошел пакетбот «Честерфилд» из Англии. В последний раз он отправлялся из Бастера в Европу 18 ноября 1797 года; я был на его борту. Все очень дорого: за бочонок картошки, в котором нет и 150 фунтов, они просили двенадцать серебряных долларов, а тамошние офицеры были чересчур дерзки.

Был сегодня на берегу в Форт-Ройал, взял на берег двух черных свиней в гичке, продал их мистеру Стэплтону за один фунт стерлингов против фунта веса. Вместе они весили 219 фунтов, и я выручил 10 фунтов стерлингов и 19 шиллингов. В прошлом марте обе этих свиньи стоили 8 долларов, и они стали такими большими и толстыми, что мы не смогли их убить на борту.

Купил синей нанки; каждый отрез по пять ярдов, 18 долларов за дюжину отрезов.

Из-за новых законов о золотых монетах на Мартинике обнаружил, что джо не будет стоить восемь долларов, если только не равен весу восьми пенни. Большая часть джо теперь не дороже семи долларов.

Четверг, 30 августа 1798

Провел весь день на борту, читал лондонские газеты, прибывшие с последним пакетботом: Стар, Сан и Морнинг Пост; правда, самая новая из них датирована первым июня этого года.

Когда был вчера на берегу, стоял на площади лицом к церкви и заметил новую таверну, которой не было в последний раз, когда я бывал здесь.

Меня мучила жажда, потому я зашел в заведение и попросил стаканчик пунша. Мне принесли его; но, увидев скверную обстановку и отсутствие всякого желания у местных слуг услужить, я поинтересовался, сколько стоит пунш, прежде чем притронуться к нему. Мне ответили, что его цена - полдоллара. Тогда, сказал я, я не могу его пить, не могу позволить себе заплатить два шиллинга и еще шесть пенсов за джилл жидкости, которая стоит всего три пенса. С этими словами я вышел прочь.

Боцман заперт в своей каюте за то, что покинул вчера доки, будучи на посту. Х. говорит, что будет судить его военным судом.

Пятница, тридцать первое

Был на берегу, вернулся перед завтраком. Провел день на борту за чтением газет. В пять вечера пришел «Конкорд» с пленниками на борту. Он захватил шхуну французского приватира с тех пор, как мы расстались.

[1] Дружба между Давидом и Ионафаном в Ветхом Завете считается примером идеальной дружбы

[2] HMS “Queen Charlotte” (1790)

[3] Лорд Гейдж – вероятно, будущий адмирал Уильям Холл Гейдж (1777-1864), сын знаменитого участника Войны за Независимость и бывшего губернатора колониального Массачусетса Томаса Гейджа

[4] Адмирал Томас Маккензи (1753-1813), не путать с однофамильцем адмиралом Томасом Маккензи (Фомой Фомичом Мекензи, 1746-1786), служившим на русском флоте

[5] Сэмпсон Эрдли, первый барон Эрдли (1744-1824)

[6] HMS “Bellona” (1760). Вероятно, Хилльярд ошибся с датой.

[7] HMS “Griffin” (1758). На самом деле он разбился в 1761

[8] Корд – мера объема, равная примерно 3,5 м3

[9] «Cartaret»? У Томаса – «Cataret»

[10] Здесь Томас допустил ошибку, вероятно, из-за записи на слух – бриг “Requim” (как в дневнике) на самом деле носил французское имя “Requin” («Хищник»). Построен в 1794 году, захвачен Британией в 1795. HMS “Requin” (1795)

[11] Частная шхуна «Buonaparte» (1798)

[12] Название корабля написано неразборчиво