Четыре месяца прошло. Нет, не совсем – девяносто четыре дня. До ровного счета еще двое суток. Он точно это знал. А как иначе, если любезнейший дядя каждый день сообщал, сколько времени осталось до присяги… не его. С каждым месяцем дядя казался все более одержимым.
В тот день Ксайрон хорошо подготовился: по городу перемещался осторожно, часто менял направления. Он бы точно заметил слежку. Но никто за ним не шел ни по улицам, ни по крышам. Тем удивительнее стало нападение в доме профессора. Хорошо спланированное нападение – это не агатары, уверенные в его неопытности и дезориентации из-за огня.
Профессора вывели из строя сразу и ворвались в дом. Их было четверо, еще по двое стояли под каждым окном. Шансов в закрытом пространстве ему не оставили. Даже будь у него Кэтас на руке, ситуация бы не сильно изменилась – коготь разве что помог бы устранить еще одного-двух таоми. Вот только за дверью на такой случай стояли другие члены стаи. И правильно ведь все рассчитали по составу – большим числом они бы мешали друг другу внутри дома, а переносить бой на улицу нельзя, прибежит городская стража. По магии они тоже все правильно сделали: защитили себя амулетами против псионических ударов, от остального их закрывал мощный купол стража стаи.
Три месяца Ксайрон сидел в клетке с запорным браслетом на руке, в вечных порезах от кнута и без возможности полностью распрямиться. Первое время он ощущал себя марафонцем, которого сбили с дорожки за несколько шагов до финиша. От злости мышцы сводило (или от неудобной позы?), не на дядю – на себя, что не предусмотрел, даже не подумал о столь дерзком нападении. Только позже пришло понимание, как его вычислили – профессор Рувин устроил скандал в академии. Оказалось, что почти все знали, ради чего он оставлял пост посреди учебного года. А они-то наивно полагали это тайной. Еще один просчет. Но теперь нужно искать выход.
Только для побега Ксаю не оставили ни единого шанса. Казалось, Хорлан предусмотрел все. Не удивительно – он старше и опытнее. У Ксайрона, конечно, есть преимущество в виде знаний кэтаса, но клетка и постоянный контроль превращали его в ничто.
С него не сводили глаз круглые сутки, надсмотрщики сменяли друг друга каждые два часа и пускали в ход кнут при малейшем намеке на подозрительные телодвижения.
– О, вас я еще не видел, – он приветливо помахал рукой новой паре. – Вы провинились, что ли?
– Заткнись.
– Всю неделю одни и те же лица, а тут вы. Как… оххх… – продолжил было Ксай ёрничать дальше, но в ушах внезапно зашумело. Он обхватил руками готовую разлететься на куски голову и завалился на бок, закрыл глаза со стоном.
– А ну сел прямо! – прикрикнул один из надсмотрщиков и щелкнул кнутом.
Реакции не последовало.
– Я сказал «сидеть»! – таоми, мужчина с круглым лицом с ямочкой на подбородке, со всей силы ударил кнутом Ксайрона.
Но он только вздрогнул и застонал сильнее – перед глазами мелькали картины чужой жизни.
Вот он идет по деревне. Вот заходит к кузнецу – они давно знакомы.
– Привет, – слышит он чужой разговор. – У меня мало времени. Найди способ передать записку в замок – это срочно и важно. Это про княжича.
– Конечно. А случилось что? – удивленный кузнец берет записку и прячет в карман.
– Нет времени, …, просто передай срочно, – шум в ушах не позволяет расслышать имя кузнеца.
– Ай как не хорошо, – кузнец и таоми резко поворачиваются и видят Хорлана. – Ты предал меня, мой друг. Я понимаю, что это племянник тебя надоумил, но что поделать.
Темнота.
– Привет, дед, давно не виделись, – таоми заходит в кузню и обнимает мужчину.
– Какой же я тебе дед, – смеется тот, вытирая руки о фартук. – Давненько ты не заходил. Какими судьбами?
– Да так, проездом. Слушай… – мнет записку в кармане, но вытаскивает пустую руку, вытягивает кинжал из ножен и передает кузнецу. – У меня тут кинжал затупился, заточи как ты умеешь, а.
– Эт я мигом, – посмеивается тот.
Сквозь скрежет металла о камень слышится неторопливый разговор, потом таоми забирает кинжал и уходит.
Темнота.
Таоми стоит перед воротами кузни. Мнет записку в руке. Качает головой, разворачивается и уходит.
Темнота.
Другая деревня. Невыносимая жара. Таоми подходит к курьеру и просит передать записку в замок срочно, говорит, что это сведения о княжиче. Курьер кивает и скачет дальше – таоми возвращается в лагерь.
Темнота…
Боль во всем теле, не только в голове. И крик, такой громкий, что хочется потерять сознание, да только не дают осторожные касания влажной ткани на спине.
Осознание настоящего вернулось не сразу. Кричал дядя, распекая того самого круглолицего таоми за то, что начал сечь Ксайрона, когда началось видение. Таоми пытался оправдаться, говорил, что не знал, не понял и вообще выполнял приказ. Ксай мрачно улыбнулся и назначил его своей первой жертвой. В конце концов, три шанса из четырех выжить у мужика было. И один из них даже удачный для Ксая. Теперь он знал, что делать дальше. Вот только одного взгляда вокруг хватило, чтобы понять, как мало из этой стаи останется в конце – белые тени стояли за спиной каждого, одни ближе, другие дальше. И даже на плече дяди лежала эфемерная белая рука. И на плече жнеца стаи, что постоянно был рядом с дядей, словно заменял тень.
– И предсказатель, и кэтас, – Хорлан возник возле клетки, от чего рука, обрабатывающая раны, дрогнула. – С таким набором ты хочешь стать князем. Тебе стиггаром остается стать для полного комплекта.
Ксайрон хотел сказать, что староват для стиггара, но очередное прикосновение невидимой руки к ране превратило слова в глухой стон.
Стиггарами называли эльери, подвергшихся опасной и сложной операции по восстановлению магического баланса. После нее эльери оставался жить, но менялся – не внешне, даже не физически. Операция высвобождала потенциал, при этом запирала эмоции – эльери продолжал все чувствовать, только не видел больше смысла показывать эмоции окружающим. Лишь самые близкие видели улыбку, слышали смех или брань от него, остальные считали его едва ли не машиной. По этой причине операцию проводили только детям, пока они еще не сформировались, не научились полностью контролировать свою магию – им проще было принять новых себя. Если же взрослый терял контроль над магией, ему ничем не могли помочь.
– На что ты надеешься, мальчик, – продолжил Хорлан с издевкой, не дождавшись ответа. – Предсказателю ладно, но кэтасу не позволят сесть на трон.
– Это моя судьба, – еле слышно ответил Ксайрон.
– Судьба? Тебе это предсказали? Может, ты сам увидел?
Тут княжич замолчал. Впервые с момента пробуждения в спальне маркизы Морганы он задумался, действительно ли такова его судьба? То единственное предсказание себе говорило, что он вернется после гибели отца, но не обещало ему титула князя, это он додумал сам. Так, может, действительно ему не суждено занять место отца после столь долгого плена, после рабства? Нет-нет, встряхнулся Ксайрон, больше некому. Ксантар тень, Мэллар наследовал дяде со стороны матери, Хорлана отверг еще дед века назад. Кто еще? На кого намекает принц?
– Молчишь? Ну, молчи. Позаботься о нем, – приказал Хорлан лекарю и ушел.
Жнец постоял еще с десяток секунд с задумчивым видом и пошел следом.
После этого случая хлысты не исчезли из рук надсмотрщиков. Да, они теперь понимали, как поступать в случае видения, но все равно находились те, кто бил и без намеков на побег, просто по велению души. А он разговаривал с ними, уговаривал то одного, то другого таоми дяди выпустить или хотя бы дать знать в замок, где искать. И начал с того круглолицего с ямочкой.
А матушка и брат искали – постоянные переезды и перелеты ясно говорили об этом. Его то везли по лесным дорогам в телеге, то грузили на сокола для полета через полкняжества, то перемещали порталом в какой-то пустынный уголок, где только палящее солнце и плеск моря.
Недели сменялись месяцами, а Ксайрона все никак не находили, что не удивительно – Хорлан знал все приемы охотников слишком хорошо и предугадывал каждый ход брата и матушки. Но Ксай не сдавался. Слишком многое стояло на кону. И пусть червячок сомнения поселился в сознании, но не стал поводом опускать руки. Сначала нужно выбраться, а после в честном поединке определять, кто и чего достоин.
Ксайрон говорил с надсмотрщиками об истории, приводил примеры того, как падали Дома, когда во главе становился не тот, кто должен был. Напоминал о традициях, что только на арене претенденты выясняют отношения. Взывал к чести и гордости – они же эльери, так почему поступают низко и подло, почему не думают своей головой и лишь бездумно выполняют приказы?
Несколько раз у Ксайрона получилось достучаться до тюремщиков. Когда первый из них, тот самый круглолицый – Ксай и имени его не узнал – исчез и не вернулся, к клетке подошел Хорлан, уселся на походный табурет и уставился на племянника с осуждающим видом. Жнец стоял рядом, как и всегда.
– Ты убил моего таоми, Ксайрон, – печально заявил он.
– Я никого не убивал, я тут сидел, – невозмутимо ответил княжич.
Он уже знал, как пропал его благодарный слушатель, и не удивился появлению дяди. О гибели эльери сожалений Ксай не испытывал – знал, что скорее всего подписывает ему смертный приговор. К тому же считал его врагом. Однако слова Хорлана удивили.
– Но его кровь на твоих руках, это ты ему внушил мысли о предательстве.
– На мне браслет, дядя, я не могу пользоваться магией.
– Не передергивай, мальчишка! – прикрикнул принц. – Ты говорил с ним, ты убедил его пойти против меня!
– Но его выбор был слушать, – Ксай оставался спокоен, сейчас он не обращал внимания на боль в порезах от кнута. Зато с удовлетворением следил за тем, как все более мрачным и задумчивым становится лицо жнеца. – И твой выбор был нанести ему удар. И твой выбор был посадить меня в эту клетку и приставить его ко мне. Он был бы жив, если бы не твои решения, дядя. Если бы не твоя трусость…
– Что?! – Хорлан вскочил, табурет отлетел в сторону. – Ты меня называешь трусом?! Меня, кто загнал стольких драконов, называешь трусом?!
– Да, дядя, – княжич даже не вздрогнул, когда принц перешел на крик, и продолжил спокойно, почти скучающе. – Ты боишься меня, потому и держишь тут. Боишься выйти на арену и сразиться честно.
– Честно? – принц расхохотался. Что-то истеричное послышалось в этом смехе. – Смотрители подыгрывают наследнику, там нет ничего честного!
– Ты ошибаешься. Вспомни историю. Восемьсот третий год десятой эры – не так давно, кстати, – наследник Дома Калейн проиграл своей кузине и стал принцем, а она стала княгиней и Дом…
– Я помню эту историю! – еще больше разъярился Хорлан. – И не заговаривай мне зубы, мальчишка! Выкинешь такое еще раз и…
– Что? Убьешь меня? – выгнул бровь Ксай. И мельком заметил, как жнец отошел на шаг, словно рядом с принцем стало неуютно.
– Нет, убивать тебя я не буду. Я выпущу тебя после венчания. Посмотрим, как ты будешь драться с князем в полной силе, – в его глазах блеснуло торжество. – Выкинешь такое еще раз, придется сделать так, чтобы больше ты не смог говорить.
– Испуга-а-ал, – протянул издевательски Ксайрон. – И рот ты мне затыкаешь, потому что я прав. И ты знаешь это. И да, я выйду против князя в полной силе.
– Заткнись!
Он знал, что калечить его никто не будет, это считается самым жестоким убийством. Магия течет по телу вместе с кровью, но если кровь после ампутации можно остановить, то истечение магии нет, а без нее эльери не живут. Даже дети, рожденные без магии, что случается крайне редко, умирают, как только перерезается пуповина. Так что если Ксайрона заставят замолчать, это будет очень и очень болезненно, если дядя не придумает что-то другое. Только боль его не пугала, он пережил ее слишком много в рабстве у маркизы Ингрид.
Хорлан еще постоял, раздувая ноздри и сверкая глазами, и ушел, так и не найдя, что еще сказать. Жнец ушел следом. И больше Ксай его не видел. Зато через несколько дней дядя обвинил племянника и в его исчезновении – мол, это он настроил лучшего друга против него.
– Ты сам его против себя настроил, – с насмешкой ответил Ксайрон. И получил удар кнутом.
После ухода дяди ему оставалось прикрыть глаза и успокоиться. В очередной раз он представил, как вспарывает когтем грудную клетку этому выродку, и задышал ровнее. А после горько усмехнулся.
До сих пор Ксай не желал никому смерти так сильно, как родному дяде. Ту же маркизу Ингрид он убил не из мести, а из необходимости, иначе она нашла бы его. Он наблюдал за боем Ханифа и Тамоа Марэ, желая смерти последней тоже не из мести за отца, но лишь ради того, чтобы никто больше не стал жертвой ее подлости. Но вот смерти принца Хорлана Ксайрон желал всей душой. И желательно от своей руки.
Похожий разговор повторился еще дважды. И каждый раз дядя не слышал его доводов, и каждый раз заканчивался словами «еще раз и».
Но после исчезновения третьего таоми, когда другие начали смотреть мрачно, он все же выполнил угрозу и надел на Ксайрона намордник. И еще без малого месяц прокатал в клетке подобно дикому зверю. Конечно, Ксай пытался начинать говорить во время кормежки, но за подобные попытки его оставляли голодным.
А сегодня его привезли в какую-то крепость, уже ночью. Месяц перед этим стал самым нервным для его пленителей за все время странствий. Таоми вздрагивали от каждого шороха, Хорлан постоянно их подгонял и срывался на малейшую оплошность. Под конец отряд почти перестал останавливаться на привалы. Пространственный маг ставил порталы тут же, стоило накопить минимум для этого сил. И еще одно изменение – отряд перестал летать на соколах, теперь в их распоряжении остались только лошади и перемещение сквозь пространство.
Что-то случилось, не без удовольствия заметил Ксайрон. Может, матушка придумала новую стратегию?
Так или иначе, посадили его в камеру, где можно не только вытянуться во весь рост, но даже ходить! Правда, всего на три шага в каждую сторону, но и это простор после постоянно скрюченной позы. И камеру выделили сухую и довольно теплую. Во всяком случае в тех обносках, в какие превратилась одежда, он не мерз.
Как только кровоток восстановился, Ксайрон начал искать способ сбежать. Но остановился уже через несколько минут – какой смысл, если осталось всего два дня? Вряд ли его держат возле Мейталаса. Даже если удастся выбраться, он не успеет добраться до арены вовремя. Неужели все кончено? Неужели ему не дадут и шанса узнать, прав он или судьбой предназначено другому возглавить Дом Фаронар?
Еще и дядя. Каждый день он подходил к клетке и сообщал время до присяги нового князя – пять… четыре…
– Чудесные новости, дорогой племянник, – с прибытием в крепость Хорлан стал веселым и жизнерадостным. – Послезавтра все закончится и ты выйдешь на свободу!
– Здорово, – сердце Ксайрона тревожно сжалось, но на лице продолжала играть беспечная улыбка, что так бесила дядю. – Раз у нас осталось так мало времени, к тому же я уже вряд ли добегу до Мейталаса, даже отпусти ты меня сейчас, может, расскажешь, почему мы вдруг остановились? Мне казалось, что тебе так нравится в дороге.
– О, ты бы знал, какие эльери тебя ищут, ух. Только найти все равно не могут, – самодовольно хохотнул Хорлан. Он встал перед решеткой камеры, заложил руки за спину и внимательно смотрел на племянника, перекатываясь с пятки на носок, словно бы ждал от него чего-то. – Ну и чтобы дальше не могли, мы тут и спрятались. Тут точно не найдут. Они тут уже были, – доверительно добавил он.
– Значит, мы в твоем форте, – догадался Ксайрон.
Конечно, это же так просто – спрятаться там, где уже искали. Простая психология – зачем возвращаться туда, где знаешь, что искомого нет. Неужели никто не догадается? Но ведь…
– И как же ты собираешься успеть на арену, если мы в неделе пути от Мейталаса? Порталом? – уточнил он. – Это не добавит тебе очков перед великим князем – он не любит, когда разрывы делают без особых оснований.
– Ты до сих пор думаешь, что я собираюсь стать князем? – расхохотался дядя. – Нет-нет, я уже стар для этого. Нет, Велина выйдет на арену. Конечно, она девушка, но очень талантливая. Я бы хотел, конечно, чтобы это был Дарлан, но у него оказались другие планы.
– Дарлан? Велина? Кто это? – не понял Ксай.
– Ты даже не знаешь! Это мои сын и дочь!
– Я знал, что у тебя есть дети, только никогда не видел их и имен не слышал, – пожал плечами Ксайрон. – Только вот она же ничего не сделала, ее никто не знает. Маги не пойдут за ней, дядя. Она никто.
– Она не никто! Она моя дочь! – загремел Хорлан на весь подземный этаж. – Через два дня ее имя узнают все! Она приведет Дом Фаронар к славе!
Ксайрон нахмурился. Он знал только, что если Ксантар займет трон, Дом Фаронар падет. Потому и стремился домой с уверенностью, что сам должен принести присягу Дому. До этого момента ему и в голову не приходило, что это может быть кузен или кузина. Но что-то тут было неправильное… Что-то… да! Он же сам ответил на свой вопрос.
– Нет, дядя, – от улыбки кожа на сухих губах лопнула и показалась капля крови. – Никто не примет неизвестно кого – ни маги, ни волшебники. Глас народа, дядя. Ты сам его инициировал. Графы не выкрикнут имя твоей дочери, потому что не знают его. Ламрины тоже.
– Они увидят ее на арене и все поймут! – фанатично выкрикнул принц.
– Нет, дядя. Народ Ильмариса увидит только очередную претендентку на трон. Кого-то из младших ветвей Дома. Они не знают ее, она ничего не сделала для них.
Ксайрон продолжал мрачно улыбаться, не замечая крови. Теперь он понял, где Хорлан допустил ошибку.
– Ты сделал?! – парировал принц.
– Пятьдесят лет – небольшой срок для эльери, дядя. Я делал достаточно еще тогда. Меня должны помнить.
– Ты кэтас!
– Но я не замарал себя предательством. Ты же позоришь Дом Фаронар, дядя, – спокойно и уверенно сказал он. – Ты инициировал Глас народа – глупо и недальновидно. Ты даже не можешь контролировать процесс после побега из замка. Откуда тебе знать, что сейчас творится на местах? Ты обижен на своего отца – он не тебя сделал наследником. На брата – он тебя победил. Ты хочешь видеть своего отпрыска на троне. Зачем? Почему не сам, если все равно будешь стоять у нее за спиной и шептать на ухо? Ты врешь самому себе. Очнись, дядя. Посмотри, сколько жизней ты уже загубил! Сколько преступлений совершил против тех, кому вроде как хочешь добра. Ты точно хочешь сделать лучше народу Ильмариса? Может, ты все же больше хочешь власти? Власти любой ценой, дядя. Именно это ты делаешь сейчас. Народ очнется после твоих курильниц. Поймет, как именно пришла к власти новая княгиня. И будет кровь. Дядя. Или же исход. Большой исход из княжества. Ты не понимаешь этого? Мы не люди. Мы эльери. Мы не проглатываем такого. Ты ответишь за свои преступления вне зависимости, стану князем я или твоя дочь. И еще вопрос, примет ли ее присягу великий князь. Думаешь, он ничего не узнает?
– У него не будет выбора. Времени не осталось на…
Хорлан хотел сказать что-то еще, но сверху раздался непонятный шум.
– Там что еще такое?!
С этими словами он исчез из круга света перед камерой, но Ксайрон еще какое-то время слышал его шаги по коридору. И на подземелье опустилась абсолютная тишина, нарушаемая только дыханием пленника и шорохом соломы, когда он шевелился.