29

Герлоф сидел в саду. Великая пятница, день, когда Иисус умер на кресте. Когда он был маленький, Великую пятницу отмечали ничегонеделанием. И ему тоже запрещали играть в игрушки, слушать радио. Даже громко говорить нельзя было, не то что смеяться. Разрешено было только тихо сидеть на своем стульчике.

И теперь, в старости, он отмечает Страстную пятницу точно так же, сидя на стульчике, но никакого внутреннего протеста он в себе не ощущает.

Скоро приедут дочери и внуки с западного побережья. Собственно, ему было чем заняться — у него был заказ на очередной кораблик в бутылке. Ему даже обещали заплатить за эту работу. Но сегодня все-таки выходной, к тому же он не мог оторваться от дневников жены.

Не надо было в них даже заглядывать.

Он с трудом поднялся и пошел в дом, чтобы принести следующую тетрадь. Вернулся, уселся на стул и открыл наугад.

Знакомый аккуратный почерк.

Сегодня 16 июня 1957 года.

Вечером была жуткая гроза, мы с девочками сидели наверху и смотрели. Молния ударила в пролив три раза, так что даже искры в воде были видны. Герлоф все проспал, ему не привыкать к грохоту. Там у них на море все время что-нибудь грохочет.

Герлоф поднял голову и закрыл глаза. Он вспомнил эту грозу, он не спал. Она началась еще в сумерках. С юга мгновенно надвинулась тревожная сизо-розовая мгла. Беспорядочные шквалы, то теплые, то по-зимнему ледяные, сотрясали дом. По темному небу пробегали судороги раскаленных добела молний, и в их двойных вспышках можно было различить только стеклярусные вертикальные нити в сплошной стене дождя…

Вчера он ездил на велосипеде в Лонгвик, купил новую рыболовную сеть и сразу поставил. В пять утра встал и пошел проверять. Двадцать пять камбал и пять больших окуней. Я их потушила, получилось очень вкусно.

Лена и Юлия утром видели косуленка, говорят, перескочил через дорогу и исчез в лесу.

А сегодня этот бедный вдовец, Генри Форс, продал на бойню последних двух телят. В два часа за ними приехал грузовик из Кальмара. Так что всего-то и осталось у него, что три коровы. Их пасет дочка, Вендела. Грустно, конечно, но деньги-то нужны.

Тут уж Элла права, подумал Герлоф. У отца Венделы Ларссон всегда было с деньгами туговато. Несколько тощих коров, да и луг не особенно. К тому времени их маленькая выработка уже не могла состязаться с большими каменоломнями на материке. Каменотесы нищали изо дня в день.

Он перевернул страницу.

Сегодня 27 июня 1957 года.

Давно не писала. Время идет так быстро, дел полно, а дни бегут и бегут. А иногда и писать неохота.

Настоящее лето, жарко и солнечно.

Герлоф что-то там перестроил на своей барже, и теперь пошел в Кальмар — опять надо проходить техосмотр. И девочек с собой взял. А мне в деревне и одной неплохо. В Боргхольме есть кружок кройки и шитья, но меня что-то туда не тянет. Они там в основном сплетничают — кого сегодня нет, о том и сплетничают. Сегодня, должно быть, мне косточки перемывают.

Полно фазанов слетелось. Одни петухи — наверное, к курам присматриваются. Тут уж глаз да глаз — не дай бог, снюхаются.

Этот бесенок опять приходил. Я ему дала овсяных печений и лимонаду. Он такой подвижный, вертится все время, ни секунды на месте не стоит, но кто он и откуда — молчит как рыба.

Надо бы его искупать. А волосы длинные, нечесаные — никогда таких не видела.

Герлоф настолько зачитался, что даже вздрогнул, услышав шум: к дому подъехала машина. Он торопливо закрыл дневник, сунул под одеяло и принял безмятежный вид. «Вольво» въехал во двор.

— Привет, дедуля! Мы приехали!

— Добро пожаловать! — крикнул Герлоф и помахал рукой. — С Пасхой вас!

Из машины появились Лена с младшей дочерью и Юлия с приемными сыновьями. Они начали выкладывать на траву сумки и чемоданы.

Все. Прощай, покой. Вся родня собралась. Внуки наскоро пообнимались с дедом и пошли в дом. Тут же включили телевизор или, может быть, радио — во всяком случае, двор заполнили звуки рока из открытого окна.

Герлоф опять вспомнил Великие пятницы своего детства.

— Как ты, папа? Все тихо-гладко? — Юлия положила руку ему на плечо, нагнулась и поцеловала в щеку.

— Все тихо-гладко, — сказал Герлоф. — И здесь тихо-гладко, и во всей деревне… Новые соседи приехали… ну, эти, у каменоломни.

— Симпатичные?

— Ничего. — Он вспомнил журнал Джерри Морнера и постарался вспомнить подходящее слово. — Оригинальные, сказал бы я.

— Надо пойти поздороваться?

— Не обязательно… я был вчера у них на вечеринке. Этого хватит.

— Значит, только мы — и все?

Герлоф кивнул. У него была еще одна родственница в Марнесе, внучатая племянница Тильда. Но она недавно нашла нового парня, и сейчас ей было не до Герлофа.

— И чем ты здесь занимаешься?

— Сижу вот… Мысли думаю.

— О чем ты думаешь мысли? — засмеялась Юлия.

— Так… ни о чем.

— Хочешь встать? — Она протянула ему руку.

Герлоф улыбнулся и покачал головой. Вставать ему сейчас не хотелось.

— Посижу пока.

Рано или поздно надо будет поговорить с дочками о дневниках матери. Может быть, они что-нибудь знают о странном посетителе. О бесенке… или как его назвала Элла? Бесенок?

Загрузка...