— Эта, с вечеринки, — сказал Джерри.
Он стоял во дворе и дрожащим пальцем показывал на виллу у каменоломни.
— Что? — Пер сунул портфель Джерри в багажник.
— Снимал, — сказал Джерри.
— О ком ты говоришь?
— О ней! — Он так и стоял с вытянутой рукой.
— Ты имеешь в виду Мари Курдин? Которую ты видел на вечеринке?
Джерри кивнул.
— Она снималась в твоих фильмах?
Джерри опять кивнул, на этот раз еще более убедительно:
— Шлюха.
Пер сжал зубы. Он уже слышал от Джерри это слово.
— Джерри… не говори так.
— Но свежая, — медленно, почти по складам, произнес Джерри. — Свежая шлюшка.
— Кончай. Мне неинтересно.
Но все же посмотрел, куда показывал Джерри.
Мари Курдин загружала машину — десяток сумок, пеленальный стол, пакеты с игрушками. Пасхальные дни кончились, и они, очевидно, уезжали домой.
Интересно, сколько ей лет? Лет тридцать? Высокая, тонкая… она энергично шуровала в багажнике и что-то кричала мужу в доме — что именно, Пер не слышал. Против воли перед глазами появилась картинка: голая Мари в постели, сверху, как всегда, Маркус Люкас, а рядом Джерри с неизменной сигаретой в зубах.
Не может быть. Пер тряхнул головой и посмотрел на отца:
— Тебе показалось.
Перед отъездом Пер добежал до виллы Венделы Ларссон — поблагодарить за камень и спросить, как она догадалась, где его искать.
Он постучал, но никто не открыл дверь. Пер быстро написал записку:
Большое спасибо за камень! Пер.
Вставил записку в дверную щель и вернулся к машине.
На этот раз они ехали втроем — у Йеспера после каникул начинались занятия, и он возвращался к матери.
Марика жила на вилле на окраине Кальмара. Пер высадил сына, немного не доехав до дома, — не хотел, чтобы Марика встретилась с Джерри.
— Найдешь дорогу? — пошутил он.
Йеспер не улыбнулся шутке. Он перегнулся через сиденье и обнял отца.
— Привет маме, — сказал тронутый Пер. — И учись как следует.
Йеспер исчез. Пер повернулся к Джерри и спросил:
— Видел? Бывают отцы, которых можно обнять.
Джерри ничего не ответил.
— Поехали домой, — вздохнул Пер.
Через два часа они въехали в центр Кристианстада. Джерри спал. Он откинул голову на подголовник и так храпел, что Пер не слышал звука мотора. Он включил радио и услышал старинную нищенскую песенку:
В холодной больничной палате,
Где мрачная смерть сторожит,
На белой высокой кровати
Больная девчонка лежит.
Он в испуге нажал на кнопку.
Улицы казались незнакомыми, но все же он нашел дом и остановился у тротуара напротив отцовского подъезда. Дверь в подъезд была закрыта.
Он выключил двигатель. Джерри тут же проснулся и растерянно заморгал:
— Пелле?
— Приехали.
— Кристианстад? — Джерри закашлялся, осмотрелся и сказал: — Нет.
Что-то ему опять не понравилось.
Пер вздохнул:
— Не нет, а да. Здесь тихо и спокойно. Здесь ты будешь в безопасности.
Джерри замотал головой и показал куда-то пальцем:
— Куда?
Пер посмотрел на подъезд и открыл дверцу.
— Подожди в машине, — сказал он. — Я за тобой приду. Ключ у тебя есть?
Джерри пошарил в кармане пальто и вытащил связку ключей.
— «Принц», — сказал он.
Он просил купить ему сигарет, но Пер только хлопнул дверцей.
Он, не торопясь, пошел к подъезду. Джерри жил в центре, но не в самом дорогом районе. Четырехэтажный каменный дом начала двадцатого века нуждался в ремонте. Из-под крыши на него смотрели каменные головы, похожие на уродливых сов.
Пер открыл подъезд, шагнул в темноту и тут же вспомнил, как входил в сгоревшую виллу. Дым и пламя с нижнего этажа. Обгоревший труп Бремера, женский крик о помощи.
Здесь, во всяком случае, дымом не пахло. Каждый шаг отзывался гулким эхом. Наверх вела спиральная лестница, окружающая цилиндрическую шахту лифта. Круглый лифт был таким же древним, как и дом, не меньше восьмидесяти лет, и Пер предпочел подняться на третий этаж пешком.
Он прошел два этажа и стал уже подниматься на третий, как вдруг остановился и замер.
Дверь в квартиру Джерри была приоткрыта.
Поначалу Пер решил, что ошибся. Он посмотрел вниз и мысленно сосчитал этажи. Нет, все правильно. Это квартира Джерри.
В щелку видно, что в квартире темно, по крайней мере в прихожей. И никакого движения внутри.
Он остановился на промежуточной площадке между вторым и третьим этажом и опять прислушался. Все тихо. С улицы глухо доносился шум проезжающих машин.
Он опять вспомнил сгоревшую виллу — там тоже дверь была приоткрыта.
А эта-то почему? Должна быть закрыта.
Тихо и спокойно, сказал он отцу. И безопасно. Теперь он был в этом не уверен.
Страшно? — спросил он сам себя.
Да. Немного страшно.
Он набрал в легкие воздуха и вспомнил про тренировки дзюдо. Попытался найти нужный баланс — сначала ноги, потом живот, спина, руки. Выдохнул и медленно двинулся вверх. Ему почему-то казалось, что в темной прихожей кто-то затаился. Услышал его шаги и затаился.
Три последние ступеньки он преодолел в два прыжка, резко дернул дверь на себя и тут же отскочил.
На него пахнуло табачным дымом. Но запах был старым. Джерри насквозь прокурил всю квартиру.
В прихожей было очень темно. Пер нащупал выключатель и включил свет.
Перевел дыхание и осторожно заглянул в квартиру.
Как будто бы все, как обычно.
Как обычно? Последний раз он был здесь года три назад, и то не больше получаса. На вешалке в прихожей, как и тогда, висели замшевые куртки, желтый пиджак, еще что-то, а на полу стояла пара покрытых пылью лаковых туфель. Джерри, наверное, их не надевал уже несколько лет.
Он сделал еще два шага, остановился и прислушался. Полная тишина.
В большой гостиной пол был застелен большим персидским ковром, а на краю его лежал открытый чемодан.
Чемодан был пуст, но рядом валялось разное дорожное барахло. Марокканские холщовые сумки, пластиковые пакеты и потертые портфели. Содержимое просто-напросто вытряхнули на пол — одежда, бумаги, какие-то сувениры.
Теперь он испугался по-настоящему, но заставил себя сделать еще два шага и заглянуть в следующую комнату.
Он ждал еще большего беспорядка — и ошибся. В углах скопилась пыль, на столе лежали засохшие апельсиновые корки, но картины висели на своих местах. Пер когда-то дарил отцу книги — все его подарки так и стояли на полке. Отец к ним, очевидно, не притрагивался. Он не любил читать.
Налево стоял лакированный комод, копия Гаупта. Пер помнил его с детства, он всегда был заперт, но сейчас все три ящика были взломаны. Кто-то вскрыл их отверткой или стамеской — вколотил инструмент в щель над замочной скважиной и отдавил личинку замка. Бумаги и документы валяются на полу.
Спальня. Жалюзи закрыты, в комнате полутьма — и так же жутковато тихо, как и во всей квартире. Над водяным матрасом картина: написанная маслом обнаженная женщина с невероятных размеров грудью.
Пер опять прислушался. Постель не застелена, одеяла и подушки лежат в куче в одном конце.
Квартира пуста.
Он повернулся и спустился по лестнице.
По улице проезжали машины, мимо него прошествовала, держась за руки, пожилая пара. Все, как всегда. Пер заставил себя успокоиться и подошел к машине:
— Джерри… когда ты уезжал в Рюд, ты дверь запер?
Джерри кивнул и закашлялся.
— Запер на замок, как полагается? Ты уверен?
Джерри опять кивнул. Было очевидно, что вопрос он понял и в ответе уверен. Впрочем, Пер знал, что после инсульта память отца никуда не годилась.
— Дверь открыта. Комод сломан. Думаю, квартиру взломали, если ты сам все это не сотворил.
Джерри молчал. Уронил на грудь голову и молчал. Надо что-то решать.
— О’кей… сейчас мы пойдем наверх и посмотрим, украдено ли что-то. И сообщим в полицию.
Он помог отцу выйти из машины.
— Джерри… — пришла ему в голову мысль. — У кого еще был ключ от квартиры?
Джерри ответил не сразу. Он долго думал, и ответ его уместился в одно слово:
— Бремер.