Кровавый разлом

63

Утром перед Вальпургиевой ночью Пер проспал до девяти, но голова все равно была тяжелой. Он услышал громкое тиканье часов в кухне и посмотрел, не вставая, в окно на огромное серое небо. У него появилось чувство, что в мире и нет ничего и никого, кроме этого гигантского, мрачного свода.

Двадцать четыре часа.

На улице холодно и ветрено. Как же заставить время идти побыстрее? Перемотать пленку вперед? Хорошо бы… перемотал, а операция уже закончилась.

В десять он позвонил Ларсу Марклунду.

У следствия ничего нового не было, зато у Пера было: он рассказал, что нашел Маркуса Люкаса, его настоящее имя было Даниель Веллман. Он умер от СПИДа.

Марклунд помолчал.

— Что вы хотите сказать… что Веллман уже был болен, когда снимался в этих фильмах?

— Этого я не знаю… — Перу представились стройные ряды юных красивых девушек, исчезающих в темном ельнике, — но такая возможность не исключена. Я говорил с еще одним Маркусом Люкасом, он тоже снимался у отца. Он говорит, что делал в студии отца и Бремера сексуальные сцены с полутора сотнями юных женщин. Даниель Веллман, думаю не меньше. Не предохраняясь.

Марклунд опять помолчал.

— Группа высокого риска… — сказал он наконец. — Этих девушек придется искать.

— Несколько имен у меня есть, — сказал Пер. — Некоторые живы, а кое-кто уже умер.

— А как вы думаете, ваш отец и Бремер были в курсе… что Веллман болен?

— А вот этого я не знаю. Джерри никогда об этом не говорил.

— И с вопросами мы опоздали…

Пер услышал, как на компьютере Марклунда защелкали клавиши.

— Да… вот, я нашел Даниеля Веллмана. Вы правы, он умер больше года назад. В феврале.

Пер покосился на желтую записку Бремера, лежащую рядом с телефоном.

Даниела.

— А можно через вас проверить еще один отключенный телефон?

— Да… нет… впрочем, давайте.

Пер продиктовал телефон.

— Узнайте, пожалуйста, чей это номер.

Напряженное молчание.

— Мне не надо ничего узнавать. Этот номер фигурирует в следствии.

— И кому же он принадлежит?

— Ее звали Джессика Бьорк.

— Она погибла при пожаре, — сказал Пер.

Марклунд все время делал паузы — видно, боялся сказать что-то лишнее.

— Откуда вы знаете?

— Нашел бумажку с ее номером на квартире Бремера. Джессика тоже работала на них… они называли ее Даниела.

— Она уже с ними не работала. Мы говорили с ее приятелями. Она перестала этим заниматься семь или восемь лет назад.

— А почему тогда у Бремера был ее номер? И что она делала в студии?

— Да… мы работаем над этими вопросами… — Опять молчание. — Спасибо за помощь. Я дам о себе знать, если будет что-то новое, но вам не следует в это ввязываться, Пер. Расслабьтесь и наслаждайтесь весной на Эланде. Договорились?

— Я и так этим занимаюсь… каждую свободную минуту, — сказал Пер и повесил трубку.

Оставалось двадцать три часа.

Он вышел на улицу. В тучах кое-где появились узкие голубые прочерки.

Он прошел мимо виллы Венделы. «Ауди» не было, шторы на окнах задернуты, зато во дворе другой виллы стояла машина. Первый раз за несколько недель. Семейство Курдин приехало отпраздновать Вальпургиеву ночь.

Маркус Люкас. Джессика, Джерри, Бремер…

Его преследовали имена покойников. Он пошел на юг по прибрежной дороге. Асфальт кончился, дальше шел крытый утрамбованным щебнем проселок. Над берегом стояли заброшенные рыбачьи каменные сараи. Пустой пролив, и ни души кругом. Он миновал деревню. У кемпинга стоял большой щит с объявлением, что празднование Вальпургиевой ночи назначено на вечер — с костром и хоровым пением. На берегу уже лежала большая куча хвороста.

Знал ли Джерри?

Перу не хотелось об этом думать. Неужели отец знал о болезни Веллмана и все равно позволял ему работать? Или Ганс Бремер?

Он посмотрел на часы и подумал о Нилле — он гулял больше часа. Было уже десять минут первого.

Он повернул назад. Не доходя до каменоломни, он свернул направо и зашел к Герлофу. Они не виделись уже неделю, а за это время много что произошло.

Герлоф сидел в саду. На коленях у него было одеяло, а на столике, рядом со старой толстой тетрадью, стоял поднос с едой. Его надо бы постричь, подумал Пер, но он был не в том состоянии, чтобы предложить свои услуги.

Герлоф поднял голову и кивнул.

Пер тяжело сел на стул.

— Меня почти здесь и не было, — сказал он. — Но к празднику народ, похоже, собирается.

— А то… Костер-то будут жечь?

— Похоже на то. Кое-какой хворост на берегу я видел.

— Кое-какой хворост? Я тебе тогда расскажу, как раньше делали. Собирали по всей деревне смоляные бочки… негодные, те, что за зиму полопались, и громоздили друг на друга. А на самый, значит, верх — бочку, тоже смоляную, только полную… и поджигали! Смола в бочке плавилась, текла вниз… Огненный столб аж до самого неба. Его с континента было видно… Вся нечисть разлеталась, кто куда.

— Старые добрые времена, — вздохнул Пер.

Они помолчали, потом Пер продолжил:

— У вас все в порядке, Герлоф?

— Не сказать, чтобы все… а у тебя-то как?

— Тоже не сказать… но надеюсь, будет в порядке. Завтра утром дочку оперируют.

— Хорошо… оперируют — значит, это правильно.

У Пера перехватило горло. Почему он здесь, почему не в больнице у Ниллы?

Почему, почему… потому что он трус.

— Маркус Люкас умер, — сказал он тихо.

— Прости… кто умер?

И Пера словно прорвало. Он рассказал о Маркусе Люкасе, которого на самом деле звали Даниель Веллман, о его болезни, как он звонил Джерри и Бремеру, просил денег… Перу показалось, что Джерри боится Маркуса Люкаса, на самом деле никакой опасности не было, тот просто был тяжко болен, да и в живых-то его уже не было: умер год назад.

Так кто же установил зажигательные бомбы в студии, кто виноват в смерти Ганса Бремера и Джессики Бьорк? Кто взял у Бремера ключи и проник в квартиру Джерри?

И самое главное — кто был за рулем машины? Кто сбил Джерри, сбил намеренно, чтобы убить?

Герлоф внимательно слушал, потом вдруг поднял руку:

— Мне про это нечего сказать.

— Нечего?

Герлоф помолчал.

— Я всегда любил всякие непонятные загадки… пытался разгадать, только к добру это никогда не приводило.

— Что вы хотите сказать? Чему может повредить решение загадки?

— Чему?.. Расскажу-ка я тебе про еще один пожар. Давно это было… тут, рядом, лет сорок назад. На хуторе, малость к северу от Стенвика. Коровник сгорел… и коровы сгорели, и все, что там было. Ну я, значит, и поперся на пожарище… вся деревня поперлась, не только я — любопытство, понимаешь. Но я сразу заподозрил неладное… Там воняло прогоревшим керосином… а нагнулся, смотрю — след от сапога, а где каблук — царапина, знаешь, как от плохо вбитого гвоздя. Ну, думаю, не иначе как Башмачника Паульссона работа.

— Башмачника Паульссона?

— Был здесь такой… если есть на свете плохие сапожники, так он у них наверняка был чемпионом. Хуже сапожника в жизни не видывал… — Герлоф помолчал. — Я взял да и показал полицейским. Они, конечно, нашли, чей сапог. Не надо было показывать.

— И кто это был?

— Сам хозяин… — Герлоф кивнул в сторону каменоломни. — Генри Форс. Отец нашей соседки, Венделы Ларссон.

— Отец Венделы?

— Ну да… он все свалил на сына, а я все же думаю, что сам и поджег. Странно… они почти всегда поджигают собственные дома… или знакомые, на худой конец. Что-то там такое в голове у них, у поджигателей.

Пер вспомнил печальные глаза Венделы… она показала ему дом, где она росла, и сказала что-то насчет одинокого детства.

— А почему вы жалеете, что подсказали полиции? Пироманы[7] — опасный народ.

— Да знаю, знаю… Но семью-то я погубил. Генри так после того и не оправился.

Пер кивнул. Он понял ход мыслей Герлофа, но ему не хотелось продолжать разговор о смерти и несчастьях.

Он поднялся:

— Надо ехать в больницу.

Он сказал это только чтобы оправдать свой уход, но вдруг понял, что именно так и должен поступить. Ехать в больницу и провести с Ниллой весь вечер и всю ночь. Его страх — вовсе не оправдание.

— Буду думать завтра о тебе, — сказал Герлоф, — о твоей дочке.

— Спасибо…

Пер вышел со двора и увидел, как в нескольких метрах от дороги, на краю каменоломни, Кристер Курдин сажает дерево.

Курдин выпрямился и сделал пару шагов к Перу:

— Я слышал про вашего отца, Герхарда… Что это было — дорожное происшествие?

Пер остановился:

— Да… он умер в Кальмаре… Что вы сажаете — яблоню?

— Сливу.

— Хорошо… сливу — это хорошо.

Говорить больше было не о чем. Пер совсем уже собрался идти дальше, но Курдин его остановил:

— Не хотите зайти на минутку?

Пер засомневался, но кивнул. Время по-прежнему тянулось невыносимо медленно. Пройдя вслед за Курдином через калитку, он покосился на часы — без пяти три. Тик-так, тик-так.

— Приехали на ведьмин праздник? — спросил он.

— Вот именно… — улыбнулся Курдин. — В воскресенье уедем, и тогда уже до лета.

Пер огляделся. Мебели и украшений было совсем немного, зато вся гостиная была буквально набита электроникой — телефоны, громкоговорители, какие-то загадочные, обмотанные кабелями черные и серебристые ящички. Еще два десятка разноцветных кабелей змеились по полу. На столе — два больших компьютерных дисплея. Похоже, Курдин с женой занимались еще и музыкой: в углу стоял большой звукорежиссерский стол для микширования звука.

— Чашку кофе?

— Нет, спасибо…

У выходящего на каменоломню окна стоял черный кожаный диван с низким мраморным столиком. Курдин пригласил Пера сесть.

— Пиво?

— С удовольствием.

Надо еще будет вести машину, но стакан пива ничего не меняет.

Кристер вернулся из кухни с двумя стаканами светлого пильзнера:

— На здоровье.

— На здоровье.

Пер отпил два глотка и поставил стакан. Он никак не мог сообразить, с чего начать разговор.

— Вы давно женаты?

— Мы с Мари? Нет, не так давно… Чуть больше двух лет… Но живем вместе уже пять.

— А где? В Стокгольме?

— В Гётеборге. Я кончил Чалмерс[8] и поступил на фирму… Но сам я из Варберга.

— А ваша жена?

— Она из Мальмё.

Пиво было довольно крепким, и Пер почувствовал, как тревога за завтрашний день стихает и душа согревается под теплым одеялом алкоголя.

— Между нами, соседями, — спросил он, — что вы думаете о Максе Ларссоне?

Кристер состроил кислую гримасу:

— Ларссон? Похоже, он правый…

— В каком смысле?

Курдин усмехнулся:

— Не в политическом, конечно… он просто из тех, кто должен быть всегда прав. Он не сдастся, пока все не признают его правоту. Вы же видели, какая забитая у него жена, Вендела…

Пер предпочел пропустить это замечание мимо ушей.

— А вы читали его книги?

— Нет… но я послушал, что он говорит, и прекрасно могу себе представить, что за советы дает он в своих книгах.

— Плохие?

— Во всяком случае, упрощенные. Нельзя стать хорошим человеком, прочитав психологическое руководство. Для этого нужен жизненный опыт… хорошим человеком можно стать только методом проб и ошибок.

Пер подумал и кивнул — это правда. В этот момент скрипнула дверь, и появилась Мари Курдин с малышом, весело выглядывающим из ременной сбруи на животе. Она не сразу их заметила — они сидели в дальнем углу, да и к тому же против света.

— Алло! — крикнула она. — Есть кто дома?

Кристер встал и пошел к ней.

— Привет дорогая, — сказал он. — А у нас гость.

Перу показалось, что Курдин обрадовался приходу жены, словно бы ему хотелось поскорее прервать неприятный разговор. Но если Пер ему несимпатичен, зачем он тогда вообще пригласил его в дом?

— Это наш сосед, Пер Мернер.

Улыбка на лице Мари Курдин мгновенно исчезла.

Кристер чмокнул жену в щеку, она ответила… но как-то неестественно. Они словно разыгрывали для него спектакль.

— Все нашла, что хотела?

— Да… Купила еще и чайные свечи.

— Замечательно.

Пер поболтал стаканом с пивом. Пена не исчезала.

Что он, завидует им, что ли? Курдин — счастливая молодая семья в шикарной вилле…

Мари коротко кивнула Перу, взяла малыша на руки и исчезла за одной из дверей — наверное, в спальню.

Джерри сказал: она у меня снималась.

Кристер Курдин вернулся к столу и улыбнулся.

Пер не ответил на улыбку, в голове у него вертелся вопрос, и он прикидывал, как его половчее задать.

— Вы были знакомы с моим отцом? — спросил он наконец.

— Нет… почему вы решили?

— Он был известен как Джерри Морнер, а вы назвали его Герхардом. Настоящим именем.

— Разве?

Пер пристально посмотрел на него:

— Вы мне звонили?

Кристер молча смотрел на него.

— Кто-то звонил… думаю, отцу, но трубку взял я, — медленно сказал Пер. — Сразу после вечеринки… Позвонил и включил звуковую дорожку к какому-то из фильмов Джерри. И еще раз.

Курдин некоторое время молча, но не отводя глаз, смотрел на Пера, потом повернулся и крикнул через плечо:

— Дорогая?

— Да?

— Можешь выйти на минутку?

Стук каблуков по полу. В гостиной появилась Мари Курдин:

— В чем дело?

— Он знает, — сказал Кристер Курдин.

Мари посмотрела Перу в глаза.

— Ты снималась у Джерри с Маркусом Люкасом?

Мари дернулась:

— Нет, конечно.

Она помолчала и хотела что-то сказать, но Кристер ее опередил:

— Ее младшая сестра.

— Сара… — тихо сказала Мари. — Ей было только восемнадцать… снялась в одном фильме, заразилась и умерла три года назад. Несмотря на все тормозящие препараты. Она догадывалась, где она подхватила СПИД — на съемках. Мне она сказала, но никому больше… ей было очень стыдно.

Пер опустил голову. Все встало на свои места.

— Значит, вы позвонили отцу… хотели ему напомнить.

— Я узнала его… на этой вечеринке. Узнала еще до того, как он вывалил свои журналы.

Пер не мог заставить себя посмотреть ей в глаза.

— Джерри сказал, что он вас тоже узнал… вы, наверное, были очень похожи… Вы и Сара…

Мари промолчала.

Он посмотрел в стакан. Ему показалось, что слишком уж сильно он опьянел от одного стакана. Что это за пиво? Его вдруг охватили подозрения — а вдруг Курдин всыпал что-то в его стакан, пока был на кухне?

А у этого Курдина… нет ли у него, часом, красного «форда»?

Может быть, это он заманил Джерри на виадук в Кальмаре?

Он поставил стакан на стол и медленно встал. У него были еще вопросы, но чересчур уж кружилась голова.

— Вам надо идти?

Пер молча кивнул. В ушах у него звенели веселые девичьи голоса.

— Вот именно… мне надо домой.

Они с удивлением смотрели на него, и Пер чувствовал себя идиотом, но голоса не унимались. Вдруг он услышал голос Джерри: иди домой, Пелле.

Он осторожно сделал шаг — ничего. Идти он мог почти нормально, но начал задыхаться — ему показалось, что он опять находится в горящей студии Джерри, и ясно почувствовал запах горелого человеческого мяса.

Они почти всегда поджигают собственные дома, вспомнил он слова Герлофа. Значит, это Джерри поджег студию. Или Ганс Бремер. Или он сам, Пер Мернер, блудный сын…

Он пошел к выходу, но на пороге обернулся:

— Не думаю, чтобы Джерри… не думаю, чтобы он знал все это. Он даже не знал, что Маркус Люкас болен СПИДом. Мне очень жаль, я тоже ничего не знал… да что теперь, все уже мертвы… — Он не мог смотреть им в глаза. Последнее, что он сказал: — Простите меня.

Замок не сразу поддался, но в конце концов ему удалось выйти на воздух.