Пер открыл глаза и удивился — уже утро. Он лежит в своей постели. А рядом лежит кто-то… наверное, он еще спит.
Сознание возвращалось к нему медленными, мутными волнами. Даже когда он осознал, что это Вендела Ларссон, он все равно не мог поверить, что это не сон. С тех пор как от него ушла Марика, он всегда спал один.
Наконец вспомнил. Накануне, когда дыхание Венделы стало поверхностным и легким, он долго лежал без сна, ожидая привычного визита.
Визита Джерри.
Так было всегда в те немногие разы, когда он засыпал рядом с женщиной. Ему сразу чудился тяжелый запах сигаретного табака, и он точно знал, что его отец где-то рядом, стоит в тени и издевательски ухмыляется.
Но на этот раз Джерри не появился.
В девять часов она проснулась. Пер сварил кофе и поджарил хлеб. Странно, оба словно бы боялись заговорить, чтобы не затронуть какие-то запретные темы, но ни он, ни она не чувствовали никакого напряжения или стыда. У него было такое ощущение, что он знает Венделу много лет.
Но ему надо было ехать к Нилле.
— А могу я побыть у тебя? — неожиданно спросила Вендела.
— Ты не хочешь идти домой?
— Я не хочу встречаться с Максом. Сейчас, по крайней мере.
— Ничего же не было, — напомнил Пер.
— Мы спали в одной постели.
— Мы просто грели друг друга…
— Объясни это Максу.
— Скоро увидимся, — сказала она в прихожей.
— Ты думаешь?
Она бегло улыбнулась.
Он закрыл за собой дверь, дошел до машины, остановился и с силой выдохнул.
Что же произошло? И что бы ни произошло, ведь это была не его прихоть? Это же Вендела так решила, это она пришла к нему… и к тому же они только говорили и говорили… а потом уснули, обняв друг друга.
Как бы то ни было, жизнь осложнилась, и он очень боялся, что эта ночь может как-то сказаться на состоянии Ниллы. Ухудшить.
А вот если он найдет Маркуса Люкаса, ее шансы выздороветь наверняка увеличатся. Почему — он и сам не мог бы объяснить.
Он достал мобильник и позвонил в справочную службу. Трубку взяла молодая женщина.
— Даниель Веллман, — сказал он коротко.
— Какой город?
— Думаю, Мальмё.
Несколько секунд молчания, показавшихся ему минутами.
— Абонент с таким именем не значится.
— А по всей стране?
— Тоже нет. Есть несколько Веллманов, но ни одного Даниеля.
Всю дорогу до Кальмара он думал о Венделе.
В коридоре больницы он наткнулся на пару примерно в его возрасте. Мужчина и женщина медленно шли ему навстречу. Вид у них был совершенно измученный, глаза опущены.
Он увидел в руках у мужчины маленький голубой рюкзачок и понял, кто они. Родители Эмиля, умершего друга Ниллы. Наверное, приехали взять его вещи, а сейчас поедут в опустевший дом.
Все теплые воспоминания минувшей ночи как рукой стерло. Он замедлил шаг, хотел что-то сказать, но так ничего и не сумел из себя выдавить. Они прошли мимо. Пер повернулся лицом к стене и закрыл глаза…
— Привет, Нилла. Как дела?
— Плохо.
За два дня до операции — такое настроение. Она даже не улыбнулась отцу.
— Ты приезжаешь только потому, что должен.
— Нилла! Что ты себе надумала? Нет, конечно…
— Потому что так полагается.
— Нет, — как можно тверже сказал Пер. — Я приезжаю потому, что хочу тебя видеть. Есть масса людей, которых я не навещаю, хотя и должен бы навестить. Но я не хочу их видеть. А тебя — хочу.
— Неправда. Никому не хочется видеть больных.
— Нилла! Ты моя дочь…
Они помолчали.
— Как ты? — повторил он вопрос. — Получше?
— Меня вчера вечером два раза вырвало.
— Но сегодня-то получше?
— Немного… Но медсестры будят очень рано. Здесь почему-то все должны просыпаться в семь, хотя вроде и незачем, только позавтракать. Лекарства дают только в полвосьмого. А завтрак можно было бы съесть и попозже.
— Ну, семь — не так уж рано. Ты же всегда встаешь в семь, когда надо в школу? Я, когда учился в гимназии, вставал в четверть седьмого, иначе не успевал на автобус.
Нилла, казалось, его не слушала.
— Мамина тетя была утром.
— Тетя Улла?
— Да… сказала, что будет за меня молиться.
Она посмотрела куда-то мимо Пера.
— Я хочу, чтобы играли «Нирвану». «All apologies».
— Что значит — играли? Что ты хочешь?
— В церкви, — тихо сказала Нилла.
Наконец он понял, затряс головой и взял ее руку:
— Никто ничего не будет играть… в этом не будет нужды.
— А на похоронах? Сыграют?
Он кивнул:
— На похоронах — да. Когда тебе будет восемьдесят и у тебя остановится сердце на танцплощадке — тогда да. Тогда мы поставим запись «Нирваны». — Он посмотрел на часы. — Скоро придет мама. У нас назначен разговор… с твоим хирургом. Ты его видела?
Нилла сложила руки на груди:
— Д-да… он заходил вчера вечером. От него пахло табаком.
Через пятнадцать минут Марика и Пер сидели рядом за столом. Пер вспомнил слова Ниллы — от врача и в самом деле пахло табаком.
Сосудистый хирург Томас Фриш из Лунда был примерно ровесником Пера. «Фриш» по-немецки означает «здоровый» — это ли не хороший знак? Глаза у него были усталыми, но лицо покрывал загар, который иначе как здоровым и назвать было нельзя. От него исходила эманация уверенности и спокойствия.
— Это не рутинное вмешательство, — предупредил он, — даже очень не рутинное. Совсем не рутинное. Но вы можете нам верить. У нас очень хорошая, опытная и спаянная команда.
Он открыл ноутбук и стал комментировать возникающие на экране картинки, стараясь объяснить, в чем заключается операция.
Пер делал вид, что слушает, но ни слова не понимал. Больше всего ему хотелось бы уткнуть лицо в руки и так и просидеть до конца этого разговора. У него было слишком живое воображение — он представлял на месте этих рисунков живую, исхудавшую Ниллу.
Томас Фриш — пилот. Ему вменено в обязанность доставить пассажиров живыми к месту назначения. Но его-то самого на этом самолете нет — если что-то пойдет не так, он рискует только своей репутацией. С этой точки зрения хирург похож скорее на Бога, чем на пилота, подумал Пер.
— Мы знаем, что вы делаете все, что от вас зависит, — сказала Марика.
— Каждый день. С утра до вечера. А иногда и ночью.
Он улыбнулся и пожал им руки.
Они вышли из комнаты. Пер попытался представить — какими словами утешали врачи родителей Эмиля?
Пер остался на ланч с Ниллой и с Марикой, но никто почти не притронулся к еде. Он попрощался с дочерью и пошел к лифту. Марика вышла его проводить — такого ни разу еще не было. Может быть, общее горе немного сблизило их.
— Ты не опоздаешь?
— О чем ты говоришь…
— Когда ты придешь?
— Как можно раньше.
— Ты ведь боишься…
— А ты не боишься? Ты тоже боишься… Но я приду.
За его спиной с легким жужжанием открылась дверь лифта. Он дружески обнял бывшую жену, и она ответила тем же.
Она сменила духи. Тело ее показалось ему очень хрупким. Плечи внезапно задрожали.
Так они и стояли обнявшись, пока она не справилась с приступом слез. Сказать ему было нечего. Любви больше не было. Осталось немного нежности.
Он обнимал Марику и думал о Венделе.
Он вышел из вестибюля и тут же заметил мальчишку в синей куртке с черным рюкзаком за спиной. Он устало брел с автобусной остановки. Странно, Пер не сразу узнал собственного сына.
— Привет, Йеспер. — Пер делано откашлялся — у него дрожал голос, и он не хотел, чтобы Йеспер это заметил. — Уроки кончились?
Йеспер кивнул.
— Иду Ниллу проведать…
— Очень хорошо. Она обрадуется. Ее завтра оперируют, мы только что говорили с хирургом. Он, похоже, мастер своего дела.
Йеспер опять кивнул. Не сказав ни слова, прошел мимо Пера, но сразу обернулся:
— А вы с дедушкой доделали лестницу?
— Лестницу? — Пер с трудом вспомнил, о чем спрашивает Йеспер. — Да… лестница почти готова.
— Хорошо… — Йеспер замялся и добавил: — Это я ее сломал.
— Ты имеешь в виду… когда она обвалилась?
Йеспер уставился в землю:
— Я хотел сам ее достроить, пока ты ездил за дедом… а она обвалилась.
— Ничего страшного… хорошо, что не на тебя. — Пер засмеялся. — А я-то думал, это тролль постарался. Наш сосед Герлоф говорит, они там живут, тролли. В каменоломне.
Йеспер посмотрел на него, как на сумасшедшего.
— Шучу… — успокоил его Пер и быстро добавил, чтобы не проговориться, что деда больше нет: — Когда приедешь на Эланд, обязательно достроим, все вместе. И Нилла будет помогать, когда вернется.
Он произнес слово «вернется» с нажимом, словно старался передать сыну всю оставшуюся у него самого надежду.
— О’кей.
Они обнялись. Йеспер ни слова не сказал о Нилле, так что Перу так и осталось неясным, верит ли он в выздоровление сестры или сомневается. Йеспер поправил рюкзак и двинулся к вестибюлю.
Не успел он сесть за руль, в кармане засуетился мобильник.
— Добрый день, — произнес приветливый женский голос. — Это Ребекка из похоронного бюро. Мы выбрали две возможные даты для церемонии.
— Какой церемонии?
— Для похорон. — В голосе прозвучало удивление. — Для похорон Герхарда Мернера. Либо во вторник двенадцатого мая, либо в четверг четырнадцатого. В обоих случаях время одинаковое — два часа дня. Что вам больше подходит?
— Не знаю… — Пер заставил себя собраться. — Наверное, четверг…
— Очень хорошо. Я заказываю четырнадцатое. Хороших вам выходных!