Сад у соседок был огромным, с кучей яблонь, цветов и кустов малины. Повсюду пахло чем-то медовым и жужжали пчелы. В другой раз я бы обязательно захотел попробовать ягоды, но сейчас было совсем не до того.
Я подумывал уйти и запереться у себя в комнате, но тут из дома вышла Виолетта Иванна и сразу направилась ко мне. Я приготовился выслушать лекцию о манерах и мрачно отвернулся, ковыряя кроссовкой землю.
— Ты не поможешь? — Виолетта Иванна улыбнулась и протянула корзину. — Одной не справиться со всеми этими яблоками.
Я вздохнул. В конце концов, она ни в чем не была виновата.
— Ладно, давайте.
Мы пошли вдоль яблонь. Она показывала на яблоки, я срывал их и складывал в корзину. Некоторые Виолетта Иванна пропускала.
— Нет-нет, этому деревцу еще рано. А вот здесь в самый раз.
Я потянулся на цыпочках.
— Высоко.
Виолетта Иванна заговорщически оглянулась.
— Ты же любишь лазить по деревьям?
Я улыбнулся.
— А разве можно?
— О чем Галя не узнает, то ей не повредит, — с хитрым видом кивнула Виолетта Иванна, и я засмеялся. — Давай скорей, пока никто не видит!
Я мигом влез на дерево и спустился с целым ворохом яблок, которые сложил в футболку на животе.
— Наш секрет, — Виолетта Иванна подмигнула, складывая их в корзину.
— Откуда вы знаете, что я люблю лазить по деревьям?
Она помедлила и грустно улыбнулась.
— Бабушка все время о вас писала, об Агате и о тебе. Как ты любишь приключения и рыцарей, как ты участвовал в настоящем детском рыцарском турнире, а она болела за тебя…
Я тогда четыре раза подряд промазал, стреляя из лука по мишени, а бабушка меня утешала. После турнира мы поехали и купили меч и доспехи «Монстрыцарей». Ни у кого в школе таких еще не было.
В горле встал ком, и я торопливо потянулся к следующей яблоне.
— Нет-нет, — остановила меня Виолетта Иванна. — С нее не надо.
Я оглядел огромное дерево. Оно было все покрыто отборными красными яблоками — крупными и глянцевыми, как рисуют в мультике. По сравнению с ним, остальные яблони выглядели скромнее. Я непонимающе уставился на Виолетту Иванну.
— Почему?
Она задумчиво скрестила руки на груди.
— Интересная история с этим деревом. Яблок на нем больше, чем на остальных, и появляются они раньше, и созревают быстрее. При этом совсем не портятся. Но есть их невозможно — совершенно горькие.
Закатное солнце подсветило дерево оранжевым. Это выглядело как кадр из фильма.
— А такое красивое, — удивился я.
— Порой внешний вид обманчив, — заключила Виолетта Иванна.
На сад наползали сумерки. Небо окрашивалось в темно-синий, и в него врезался красный шпиль нашей башни. Я мрачно кивнул. Иногда нужно просто поверить в самые странные вещи, даже если они кажутся глупой фантазией. Но, очевидно, взрослые не способны это понять.
Я так и сказал маме дома на кухне, когда она пыталась помириться перед сном и пожелать спокойной ночи. На секунду мне показалось, что она поняла — я не шучу — и готова меня выслушать. Но в следующее мгновение она разочарованно покачала головой и ушла в свою спальню.
— Доигрался, — хмыкнула Агата.
Я схватил какую-то книжку, валявшуюся на кухонном столе, и треснул ее по голове.
— А-а-а! — заорала сестра и замахнулась, но я увернулся. — Гремлин, убью! Мама!
Я отпрыгнул от нее подальше и рванул вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Агата бежала следом. Я промчался по коридору, влетел в свою комнату и захлопнул дверь прямо перед носом сестры.
— Открой сейчас же, хуже будет! — Агата принялась ломиться в дверь, но я навалился на нее спиной.
— Ага, щас!
— Я тебя не просто прибью, я тебя…
— Так! — из коридора донесся мамин голос. — Прекратили все разборки, мне завтра рано вставать.
— Это все он начал!
— А я закончу. Я сказала, разошлись по своим комнатам.
— Ну, погоди, гремлин, завтра вдвоем останемся, — пообещала через дверь Агата и добавила громче, для мамы: — Ты даже не слушаешь, это несправедливо!
Ее ботинки протопали по коридору, и с размаху бухнула дверь. Потом послышался мамин вздох, и ее дверь тоже закрылась.
Я прошел в комнату и плюхнулся на кровать. И как меня только угораздило родиться в этой семье?! Никто меня не понимает. Вот бабушка бы мне поверила… Я поморгал, прогоняя слезы.
— Ну и пусть вас сожрут, раз вы все такие тупые.
Конечно, я не хотел этого на самом деле. Но я так сильно злился, что в эту секунду мне казалось, что я действительно этого хочу.
В открытое окно доносилось пение ночных птиц, пахло какими-то сладкими цветами или фруктами. Я вдруг понял, что что-то держу в руке, и опустил глаза — книжка. Та, которой я треснул Агату. Я сел в кровати и повертел книгу в руках, рассматривая ее со всех сторон: «Исповедь невидимки».
Книга была явно из «Лавки страха». Перед глазами мелькнуло воспоминание — Оскар и Агата около автомата. Наверняка сестра опустила монетку, и он привел ее к этой книжке! Небось, предвкушала, как устроится с ней и будет читать всю ночь! Я мстительно хмыкнул и открыл книгу. Полистал страницы туда-сюда — ни одной картинки! Бумага была пожелтевшей от старости, и обложка выглядела потертой. Скукота! Я рассеянно провел пальцем по выпуклому корешку…
— Ой!
Я выронил книгу и уставился на палец. Его пронзила резкая боль, точь-в-точь как когда полоснешь ножом. Но кожа была целехонька, не то что пореза, даже царапинки не видно. Я посмотрел на книгу. Она упала раскрытой обложкой вверх. По корешку расплывалось темное пятно, которого еще секунду назад там не было, я был готов в этом поклясться. Пятно покрыло весь корешок, а потом впиталось в обложку и исчезло. Корешок стал таким же, как был.
— Что за…
В комнате погас свет. Пение птиц оборвалось, как по щелчку. Воздух из окна стал более влажным, а сладость запаха усилилась до приторной. Меня начало подташнивать. Я сморщил нос: в нем вдруг проступили нотки гнили и сырости.
Я замер, как будто тело налилось чем-то тяжелым.
Чавк. Чавк.
Звук доносился не из коридора.
А из-под моей кровати.