Наверное, было бы разумно красться по коридору, прислушиваясь к каждому шороху. Но это было просто невозможно — ждать, замирать, принюхиваться и прислушиваться! Я отскочил от Агатиной комнаты, вслепую промчался по коридору и ворвался в чулан, захлопнув за собой дверь.
Луч фонарика странным образом померк, как будто темнота здесь гасила его свет. Бледно-лимонный луч еле-еле указывал дорогу к дальней стене. Тьма словно стала осязаемой — чернота сочилась из-под ног, вытекала со всех сторон и капала с потолка.
— Ты принес меч.
Шепот раздался раньше, чем я добрался до стены. Я дернулся и врезался в погнутое велосипедное колесо, зачем-то хранящееся в чулане.
— Он поможет? — Я потер ушибленное колено и наконец подошел к дальней стене.
— Ненадолго, — в шепоте прозвучало сожаление.
И почти сразу же в коридоре раздались чавкающие звуки.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, о чем я спросил. Это был плохой ответ.
— Тогда помоги ты! — Я в отчаянии уставился на стену. — Выйди и помоги мне!
Печальный вздох.
— Не могу.
Из-за двери донеслось хлюпанье слюной. Я обернулся и почувствовал, как в чулан медленно заползает вонь, а у меня леденеют пальцы. Стало трудно дышать.
— А еще говоришь, что друг!
— Я не могу выйти, — в шепоте зазвенели странные нотки. — Если меня не выпустить.
Я лихорадочно осмотрел стену.
— А кто может тебя выпустить? Я… Я могу?!
Повисло молчание. Я осторожно коснулся стены и тут же отдернул руку. Стена обжигала, и непонятно, жаром или холодом.
Чавк. Чавк.
Что-то стояло уже прямо за дверью чулана.
— Ты можешь, — шепот наконец зазвучал снова. — Если захочешь.
Я приблизился к стене.
— Что для этого нужно сделать?!
— Ничего особенного, — прошелестел ответ. — Просто захотеть.
Позади раздался скрип. Я обернулся — дверь в чулан была приоткрыта.
Чавк.
Оно вошло внутрь.
— Я хочу!.. — у меня сорвался голос. — Я хочу выпустить тебя.
Едва я успел договорить последнее слово, как со стеной стало что-то происходить. Из обоев начала сочиться густая жидкость, похожая на кровь, только черная. Она собиралась в ручейки, которые образовали на стене высокий прямоугольник. Как будто вход.
— Проведи по линиям своим мечом, — выдохнул шепот.
Я открыл рот, чтобы сказать, что меч просто игрушка, он не разрежет стену, ничего такого, но что-то заставило меня промолчать.
Просто старый дом не превращается в место охоты чудовищ ночью. Просто набитая хламом комната не скрывает в себе бесплотные голоса. И просто игрушка не останавливает монстров, пусть даже ненадолго.
Наверное, больше ничего не бывает «просто».
— Хорошо.
Я пристроил фонарик на стопку хлама так, чтобы он светил на стену, и перехватил меч обеими руками. Ладони липли к рукояти. Я повел мечом по чернеющему контуру на стене — вверх, так высоко, как смог дотянуться на цыпочках, вправо и вниз, до самого пола.
Обои зашелестели, заскрипели и с тяжелым вздохом упали к моим ногам. В открывшемся прямоугольнике в бледном луче фонарика вместо стены оказалась дверь. Она была из дерева, очень, очень старая, но без единой щели. На двери был выжжен странный узор, будто паутина. В самой ее середине был выпуклый железный череп. Под ним чернела замочная скважина.
— Твой меч, — шепот звучал нетерпеливо.
Я опустил взгляд и остолбенел. На острие меча появилась резьба. Скважина в двери засветилась красным.
— Ключ, — выдохнул я.
Я поднес меч к двери. Острие беззвучно вошло в замочную скважину, словно его притянуло магнитом. Рукоять вдруг обожгла мне ладонь, я вскрикнул и выпустил ее. Меч задрожал и принялся быстро-быстро крутиться сам по себе, проворачивая ключ в двери. У меня закружилась голова. Не знаю, сколько раз он повернулся, а потом замер так же внезапно, как начал вращаться.
— Возьмись за ручку и открой дверь, — в шепоте прозвучали голодные нотки. — И ты выпустишь меня.
Я протянул руку.
У меня вдруг засосало в животе. Это точно хорошая идея?
Совсем рядом жадно чавкнуло. В нос ударил запах гнили.
Я заставил себя не оборачиваться и взялся за череп, очевидно служивший ручкой.
Все тело, от кончиков пальцев до пяток, пробило не то жаром, не то холодом. Я потянул дверь на себя. Она оказалась тяжеленная и не хотела поддаваться. Я ухватился двумя руками, потянул сильнее, оперся на пятки и налег всем весом.
Петли застонали, будто от тысячелетней боли.
И дверь открылась.