Лавка страха

Глава 16. Марра

Если честно, после башни, тайного хода и винтовой лестницы обстановка выглядела довольно… разочаровывающе. Письменный стол с компьютером и канцелярским органайзером, кресло, кактус в горшке. Стены покрывали полки с книгами — современные, не такие, как в башне. Единственной интересной деталью был портрет, маскирующий ход, — точно такой же, как тот, через который мы попали на лестницу.

Оскар хлопнул себя по лбу.

— Говорил же, где-то я его уже видел!

— Ты знаешь, где мы? — я повернулся к нему.

— И ты знаешь. — Он кивнул, забрал у Агаты подсвечник и прошагал через всю комнату. Напротив нас оказалась дверь — самая что ни на есть обычная.

Оскар повозился с защелкой и распахнул ее.

— Тадам!

В открывшемся проеме темнели стеллажи и полки, уходящие к потолку.

Это же…

— «Лавка»! — ахнула рядом со мной Агата.

— Она самая, — подтвердил Оскар. — А это кабинет управляющего. Я тут всего пару раз бывал.

Я обернулся к портрету. Кажется, я понял, почему мне так понравились его глаза. Они напоминали бабушкины.

— А это…

— Основатель «Лавки», — подтвердил Оскар.

— Прадедушка, — прищурилась Агата. — Так вот он какой был.

— Значит, это он построил ход в стене… — Я подошел ближе к портрету. — Интересно, а вход в башню спрятал тоже он? И зачем?

Прадедушка на портрете молчал, только строго смотрел на меня, как будто я задал самый дурацкий вопрос в мире. В слабом отблеске свечей он казался живым. Я потянулся, чтобы дотронуться до портрета и убедиться, что он не пошевелится, и понял, что держу что-то в руках.

— Оскар, посвети!

Я положил находку на стол, и мы склонились над ней.

— Книга? Гремлин, где ты ее взял?

Я осторожно отряхнул толстый кожаный переплет от пыли и обрывков паутины, кивнул в сторону хода.

— Ее спрятали за камнем в стене. И это не книга.

Под обложкой оказались пожелтевшие от времени и исписанные мелким почерком с чернильными кляксами страницы. Листы свободно болтались в переплете — большую их часть вырвали. На корешке и краях чернели обгорелые следы — словно они чудом спаслись из огня.

— Это дневник, — выдохнул Оскар.

Я запрыгнул на стол и положил дневник рядом, так, чтобы нам всем было его видно. Бережно разгладил обложку. Странно, но я чувствовал с ним какую-то связь. Агата уселась в кресло, а Оскар согнулся чуть ли не пополам и облокотился на его спинку.

Я открыл первый разворот.

Полина думает, я еду за саженцами. Говорит, книжный магазин здесь никому не нужен. А если заведем яблоневый сад, он нас прокормит, как кормит всех в городе. Особенно теперь, когда у нас есть ребенок. Знаю, что она права, за все эти годы одни убытки. Белла растет, и мы не выкарабкаемся.

— Белла, — прошептала Агата. — Бабушка. Значит, это…

Оскар оглянулся на портрет. А я уставился на дневник. По всему телу прошла дрожь. Словно я не просто читал записи, а сам прадедушка говорил через пожелтевшие страницы, и говорил именно со мной. И хоть я его не знал, почему-то это казалось ужасно важным. Как будто между нами было что-то общее — тайное и только наше.

Знаю, все знаю, но мысли только об одном — а что если найду новые книги. На ярмарку отовсюду товар свозят, вдруг сумею спасти наш магазин. Полине, конечно, не говорю. Будет скандал. Снова брать в долг. Ненавижу. Но одна мысль о том, чтоб отступить, отказаться от магазина…

Что прадедушка думал на этот счет, можно было только догадаться — следующие строчки были жирно перечеркнуты и заляпаны кляксами.

Я перевернул страницу.

Со стороны слова человека с ярмарки звучат как бред. Потому-то я никому о них не рассказываю, даже Полине. Особенно Полине… С другой стороны, что я теряю? Ничего. Оно того стоит. Я должен решиться.

На следующих листах был аккуратно нарисован чертеж нашего дома, точнее только первого этажа и башни, соединенных ходом. Возле первого этажа было подписано «Лавка страха». Внутри прадед начертил стеллажи, кабинет управляющего, кассу — все как сейчас.

— А это что? — я ткнул в непонятное сооружение в углу.

Оскар всмотрелся в рисунок.

— Наш автомат!

Машина, угадывающая твой страх. Теперь меня это уже не так удивляло. Возле рисунка прадед подписал:

Каждый найдет книгу со своим страхом. Вернее, она сама учует хозяина.

— Но как? — Агата перелистнула страницу. — Как он устроен?

Я хлопнул ее по руке и тут же получил тычок в ответ.

— Об этом он не пишет. — Оскар постучал пальцем по дневнику. — Зато смотрите!

На следующем чертеже была башня — шкафы, выход на лестницу, дверь тайного хода. На одном из шкафов была нарисована паутина с черепом посередине — тот самый знак, что был на двери в башню. Я перевернул страницу в поисках пояснений, но не нашел их.

— Он особо не запаривался с объяснениями, — фыркнула Агата.

Оскар пожал плечами.

— Ну, дневник обычно пишут не для того, чтобы его читал кто-то другой…

Я выполнил все условия сделки. Теперь у нас можно купить страшные книги — все, какие только есть. И получить их можно лишь с помощью чудной машины, установленной в магазине. Я назвал его «Лавка страха». Как и поклялся, храню у себ…

Фраза обрывалась на полуслове — дальше шел только черный обгоревший край страницы.

— Наверное, это «у себя», — предположил Оскар.

— Да, но что он хранит?! — Агата нетерпеливо потянулась к дневнику. — Какую сделку он заключил?!

Я перевернул страницу.

…се равно рядом, так что договор соблюден. Полина все еще сомневается, хотя дела уже пошли на лад. Думаю, она просто не верит в меня, как ни горько это сознавать.

— «Се равно»? — нахмурилась Агата. — Видимо, это «все равно». Только вряд ли мы узнаем, о чем это он.

— Какая эта Полина вредная, — заметил я.

— Вообще-то, она твоя прабабушка, — хмыкнул Оскар.

— Ну и что! Это не мешает ей быть вредной!

Мы уткнулись в дневник.

Хотя… она ведь не знает о том, что я заключил сделку. Все еще не решил, рассказывать ли ей. Но главное — человек с ярмарки не обманул! Выполнил свою часть договора. У «Лавки» успех! Мы раздали все долги. Теперь уж точно никакой сад не потребуется. Но Полина все равно чем-то недовольна. Говорит, хорошо ли это — пугать людей.

— Вредная или нет, а говорит почти совсем как ты, — Оскар покосился на меня.

— Не мешай читать, — насупился я.

А мне такие истории представляются необычайно важными. Молва о «Лавке» идет по городам, люди стекаются со всей страны. Некоторые из местных начинают приходить по несколько раз в неделю. Словно они жить не могут без наших книг. Полине это не нравится. Да, это странно, но не выгонять же мне их! Мы снова поссорились. Теперь это у нас случается почти каждый день.

Люди не могут жить без книг из «Лавки» — это как раз то, что происходило сейчас с ходиками. Я знал, как называются такие штуки, не маленький — зависимость. Но разве бывает зависимость от книг?!

Вчера в «Лавке» были иностранцы. Приехали сюда из Неаполя. Как они прознали про наш магазин, да что там, про наш городок? Бьюсь об заклад, такое в Красных Садах впервые. Я и не помнил, чтобы закупал книги на итальянском языке, но автомат выдал им как раз такие…

— Правда, — выдохнул Оскар. — Я много раз пробивал книги на самых разных языках, хотя до этого даже не видел их в «Лавке».

Сегодня во время ссоры сказал Полине, что ни за что не закрою «Лавку». Не только потому, что условия сделки не разрешают, — она так ничего и не знает. Сам не хочу. Это мое дитя, такое же, как Белла.

Я открыл рот, чтобы возмутиться, сказать что-то типа «тоже мне ребеночек». Но не стал. Представил, как какая-нибудь девчонка заставляет меня выкинуть меч, щит, все комиксы «Монстрыцарей». Ага, щас! Прадедушка, похоже, всю жизнь мечтал об этой «Лавке». Может быть, если бы он был жив и если бы здесь не происходила вся эта дичь, я даже смог бы полюбить ее…

Вчера ночью Полина ушла. Дочь ей не отдал. И не отдам ни за что.

Мы с Агатой переглянулись.

— Но бабушка всегда говорила, что жила со своей мамой… — пробормотал я.

— Нам, похоже, много чего не рассказывали, — мрачно ответила сестра.

После этих слов в дневнике были вырваны страницы. Следующие записи шли сбивчивым почерком, как будто прадед или сильно торопился, или сильно нервничал. А может, и то и другое вместе.

Человек с ярмарки велел ни на что не обращать внимания. Я не придавал значения его словам. Кто в наше время верит во что-то… странное? Я и сам себе не верю, когда пишу, что оно реально. Я стараюсь делать так, как он сказал, но ночью снова слышу, как что-то выбирается из башни, а под утро возвращается.

Следом на странице были нарисованы потрескавшиеся глаза с вытекающей из них чернотой. Мы переглянулись.

В городе творятся страшные вещи. Имею ли я к этому отношение? Имеет ли к этому отношение что-то, что я слышу в башне?.. Все началось на следующий день после того, как я услышал звуки. Не хочу в это верить.

Сегодня я узнаю правду.

После этого было несколько клякс, жирных перечеркиваний и пятен, кажется от пролитого вина.

Жизни всех этих людей на моей совести. Теперь я знаю точно. Из башни вышла Василиса из третьего дома, которую позавчера похоронили. Вернулся под утро малыш Илюша. У обоих из них вместо глаз было черное нечто. Илюши сегодня не стало.

— Это не легенды, — прошептал Оскар. — Все то, что я слышал, — вот оно. Происходило на самом деле. И сейчас…

Он сглотнул и коснулся своих глаз, как будто ожидал увидеть черный след на руке.

— Все нормально. — Агата направила свет ему в лицо. — Ничего там нет.

Ничего не стоит этого, даже дело всей жизни. Я пытался разорвать сделку, но ничего не вышло. Я не знаю, как остановить это. Это я во всем виноват. Простите меня, простите. Я не знал, что так будет. Нет. Такому нет прощения.

Дальше текст был словно переписан из какой-то книги.

Имя этого древнего существа — Марра. Его истинный образ неизвестен никому из живущих, ибо оно принимает обличье последней поглощенной им жертвы. Выпущенная на свободу, раз в десять лет Марра подменяет самую сильную мечту человека его самым темным страхом. Сама же пожирает мечту, высасывая душу человека и оставляя опустошенную оболочку, что заполняется тьмой и вскоре умирает. Жертву Марры можно узнать по черным трещинам в глазах — зеркале души. Трещины расширяются, и чернота вытекает по мере приближения несчастного к своему концу.

Марра. Перед глазами встал образ девушки с хищной улыбкой и безднами в глазах. Так вот как тебя зовут.

— Десять лет назад тут ничего такого не было, — слабо заметил Оскар. — Такое я бы не забыл.

Ее появление приносит с собой удушающую жару, и по мере роста числа жертв Марры воздух раскаляется все сильнее — пока она не уйдет на покой для следующей охоты. Но как и всякая тьма, Марра бездонна, и нет предела сожранным ею жизням.

— Удушающая жара, — я многозначительно посмотрел на Оскара с Агатой и побарабанил пальцами по дневнику. — Впервые за шестьдесят лет.

— Спасибо, а то мы не догадались, — с сарказмом заметила сестра. — Что там дальше, руку убери!

«Лавка страха» помогает Марре набираться сил во время ее анабиоза.

— Что-биоза? — я поднял взгляд на Оскара.

— Спячки, — вздохнул он. — В нашем случае этих десяти лет, пока Марра не выходит на охоту.

— Что там дальше? — нервно потребовала Агата.

Через страницы книг, сквозь глаза своей добычи, она видит мечты и страхи каждого. Книги работают как нити паутины, ведущие жертв к своему создателю. И все это функционирует как единый живой организм, питая одно.

— Марру, — прочитал я шепотом.

Но она никогда не насытит свой вечный голод. Марра — это воплощенный страх, посему уничтожить ее нельзя. Подобно пучине, она будет засасывать мечты людей, лишая их воли и заставляя идти на дно. Вот какое чудовище я привел в наш город.

— В смысле «нельзя уничтожить»? — у Оскара дрогнул голос.

— Значит, ее не убить, — мрачно хмыкнула Агата. — Потрясающе.

Я перевернул страницу.

Я не могу вернуть все назад, не могу отменить сделку, не могу уничтожить это исчадие. Но я сумею запереть его. Я должен. Ради Беллы. Через десять лет эта тварь не выйдет наружу. Никогда, ни при каких обстоятельствах, что бы ни происходило, Марра не должна быть освобождена.

Записей после этого не было, и страниц тоже. Все, что от них осталось, — жалкие клочки обгоревшей бумаги у корешка и задняя обложка дневника с пятнами гари.

— Очень в духе гремлина — отыскать то, что нельзя, и выпустить на волю, — припечатала Агата.

Она нервно надувала и лопала пузырь жвачки. Я впервые не знал, что ей ответить.

— Что-то произошло на той ярмарке, — задумчиво произнес Оскар. — Ваш прадед заключил сделку…

— С дьяволом? Кто был этот человек с ярмарки?!

— Не знаю кто. Неважно. Вряд ли тот человек еще жив. Но ваш прадедушка явно подписался держать у себя эту Марру и давать ей пожирать людей. В обмен на успех «Лавки страха».

Я сердито уставился на Оскара.

— Он не подписывался на Марру, ясно же, его обманули! Он даже не знал о ней.

Оскар вскинул руки.

— Ладно, ладно!

— А когда понял, в чем дело, попытался ее запереть, — протянула Агата. — И у него получилось — судя по тому, что такого больше не происходило. До сих пор.

Я чувствовал на себе взгляды сестры и Оскара и не решался поднять глаза.

Марра никогда не должна быть освобождена. Никогда не должна быть освобождена… Что же я натворил!