Идиотские слова Оскара так и крутились у меня в голове. С сестрой я даже не разговаривал, просто набрал еды из холодильника и заперся у себя в комнате. Через две двери и коридор я слышал, как Агата сначала стучит барабанными палочками, а потом возмущается маме по телефону, что ее установку до сих пор не привезли и приходится тренироваться на чем попало. Я с мамой говорить отказался. Какой смысл, все равно не поверит.
Я открыл окно нараспашку. Наползли фиолетовые сумерки, но вместо свежего воздуха комнату наполнила тяжелая духота.
— Слишком круто, чтобы быть по-настоящему! — передразнил я Оскара, плюхаясь на кровать. — Просто офигеть как круто, придурок.
Где сейчас ходит та девушка, которую я выпустил? Какое отношение она имеет к произошедшему со всеми теми людьми с треснувшими глазами? Чем она утоляет свой голод? И что она вообще такое? Я вздрогнул.
Если она не могла выйти сама, может быть, на то были причины? И именно поэтому вход в башню спрятали в стене чулана? Но тогда зачем она возвращалась в башню, уж явно не со мной поболтать!
Столько вопросов, и ни одного ответа. Я зажмурился, пытаясь сосредоточиться. Давай же, думай, думай, думай! Рассчитывать больше не на кого.
Но мысли путались и смешивались в какой-то бешеный вихрь, ухватить их становилось тяжело, а открыть глаза — еще труднее.
Тук-тук.
Я резко проснулся. Комната плавала в синей темноте. Я сел на кровати и потер лицо, пытаясь сообразить, сколько сейчас времени.
Тук-тук!
Что-то ударилось о карниз, уже во второй раз. Я соскочил на пол и подбежал к окну.
Меня сразу ослепил свет, направленный прямо в глаза. Я закрыл лицо руками.
— Ой, прости! — охнул с улицы знакомый голос.
Пятно света торопливо метнулось в сторону. Я поморгал, прогоняя блики перед глазами, и посмотрел вниз. На улице стоял Оскар. Одной рукой он держал за руль велосипед, другой направлял на себя фонарик.
— Агатино окно с обратной стороны! — сердито зашипел я.
— Я знаю! — торопливо закивал он. — Пусти меня внутрь.
Вид у него был сумасшедший.
— Ты рехнулся? — вытаращился я. — Знаешь, сколько времени?
Вообще-то, я и сам не знал сколько, но вокруг стояла глубокая тьма и ни в одном из соседних домов не горело ни одно окно.
— Это срочно! — взмолился Оскар и оглянулся по сторонам. — Надо поговорить.
Очень хотелось ответить, что, когда мне нужно было поговорить, он обозвал меня писателем. Но очень уж встревоженный у него был вид.
— Ладно. Иди к двери.
— Ты был прав.
Оскар, как зомби, прошел от дверей и уселся в одно из кресел в гостиной. Я пощелкал выключателем, но электричество снова вырубилось. Я уже начинал к этому привыкать.
— Ты ждал до ночи, чтобы торжественно сообщить мне об этом? — Я зажег несколько свечей в рогатых подсвечниках и скептически уставился на Оскара.
Тень от свечей скользнула по стене, и он испуганно вздрогнул. Его кудрявые волосы стояли дыбом в трех местах одновременно, и — я присмотрелся повнимательнее, — похоже, он приехал сюда прямо в пижаме.
— Она приходила ко мне.
Я упал в соседнее кресло.
— Кто?
Дурацкий вопрос, я и так знал кто.
— Она, — Оскар многозначительно на меня посмотрел и понизил голос до шепота.
Его передернуло. Я вспомнил черные пропасти вместо глаз и тоже вздрогнул.
— Появилась прямо в моей комнате. Я собирался спать, а она… вышла из шкафа с одеждой! Стоит смотрит на меня и улыбается…
— А что потом? — прищурился я. — Ты видел что-то потом?
Оскара передернуло еще сильнее, и он нервно кивнул, глядя в сторону.
— Что, что ты видел?
Оскар сморщился, как будто ему было больно, и отчаянно затряс головой.
— Или рассказывай все, или ты зря приехал. — Я скрестил руки на груди.
Оскар скорчил еще более страдальческую гримасу и нервно затеребил края пижамных шорт, то глядя по сторонам, то рассматривая свои кеды. Я молча ждал.
Он вздохнул, зажмурился и начал рассказывать.
Вечером они поссорились с отцом. Не просто пошумели, а разругались. Оскар застал папу за перелистыванием книг из «Лавки страха» и не успел обрадоваться, что его что-то заинтересовало, как тут же выслушал все, что тот думает об увлечениях сына. И что он забивает себе голову ужастиками, и что пора браться за ум и заниматься действительно серьезными вещами, а не тратить время попусту.
Больше всего Оскар хотел заорать, что он никогда — никогда, слышишь, никогда — не будет хирургом, потому что это просто не его. Что он будет, по крайней мере надеется и попытается, писать такие же ужастики, чтобы другие забивали себе ими головы. И что если отцу это не нравится, то… Что тогда, он не знал. Все это кипело внутри, как обжигающий суп, но наружу так и не прорвалось. Оскар просто не решился открыть рот и дать этому супу вылиться, как не решался уже много раз. Поэтому он просто ушел к себе в комнату и хлопнул дверью.
Вот тут-то и появилась она.
Оскар посмотрел девушке в глаза — или на то, что у нее было на их месте. И вдруг почувствовал, что не может ни моргнуть, ни отвести взгляд. Две черные пропасти затягивали воронкой. Как бывает, когда стоишь на краю водопада и смотришь вниз, на воду, а она тянет тебя к себе. На долю секунды все расплылось, а потом девушка исчезла. Вместо нее в комнате стоял отец Оскара. Но не было ни стука, ни даже открывающейся двери. Он просто появился там.
Это был он и не он одновременно. Как будто что-то надело на себя его лицо, как маску.
— Сейчас мы тебя исправим, сынок, — сказал отец Оскара и улыбнулся.
— Что? — Оскар испуганно оглянулся, пытаясь понять, куда делась девушка.
Он повернулся обратно — каким-то образом отец уже сидел рядом с ним на кровати.
— Это быстро, — он улыбнулся еще шире и протянул ему лаковую деревянную коробочку. — Потерпишь.
Крышка коробочки медленно открылась, как у музыкальной шкатулки. Все внутри кричало не смотреть, но Оскар как зачарованный потянулся, чтобы заглянуть внутрь.
Там, на бархатной подушке, лежал человеческий мозг. Серый и похожий на пожеванную жвачку.
— Модель «Стандарт». Все станет хорошо и просто, — ласково улыбнулся отец. — Будешь думать как положено и жить как надо. Как все.
Оскар попытался отпрянуть, но не смог. У него не получалось пошевелить ни рукой, ни ногой, а мозг в коробочке завораживал, не давая отвести от себя взгляд.
— Пару надрезиков, и готово. Твой в помойку, этот поставим, делов-то, — радостно продолжал его отец. — И наконец-то с тобой не будет проблем. Все поймешь. Шрам, конечно, останется, но ты же мужик.
Оскар краем глаза увидел, как в его руке блеснул скальпель. Отец придвинулся вплотную, одной рукой ухватил его за плечо. Но даже если бы он не держал, Оскар не мог бы пошевелиться. Скальпель сверкнул у самого уха, и…
— И?! — не выдержал я.
Оскар таращился в никуда круглыми глазами, и губы у него были почти что белые. Он поморгал и медленно перевел взгляд на меня, как будто забыл, что я здесь.
— Помнишь, мы говорили сегодня, кто чем хочет заниматься?
— Что ты хочешь писать страшилки, — кивнул я. — А не врачом быть.
Оскар закивал, обхватив себя за плечи.
— Честно, когда ты рассказал нам все тогда, в башне, я тебе позавидовал. — Он смущенно глянул на меня. — Пришел домой и вытащил тетрадку, в которой писал…
— Свои ужастики?!
— Ну, это громко сказано, — промямлил Оскар. — Решил, ну, решил попробовать.
Я нетерпеливо заерзал.
— Круто, круто, но что там с мозгом-то?! — Я подозрительно прищурился. — Стоп. Если ты сейчас скажешь, что выдумал это…
— Нет! — вскрикнул Оскар и тут же прикрыл рот ладонью. — До такого мне не додуматься.
Он тяжело вздохнул.
— Тетрадка лежала на кровати. Когда он… полез ко мне со скальпелем, я увидел ее, увидел то, что писал. И вдруг как будто очнулся. Дернулся, даже на скальпель наткнулся! И тут все стало как будто прозрачным — отец, и коробка, и скальпель, — и сквозь них снова появилась она.
— Тетрадка?
— Да нет же, девушка!
Он нервно поежился.
— Только у нее аж все лицо перекосило от злости! А потом бац — и исчезла.
Прямо как в башне. В раздумьях я поболтал ногой, пиная кресло.
— А твой отец?
— Тоже пропал. И коробка, и скальпель. Как будто и не было ничего. — Оскар наклонился ближе к пламени свечей. — Я сразу вспомнил, что ты говорил и что мы видели. Выбрался из дома, на велик, и сюда.
Я потер лицо руками и принялся ходить вдоль кресел. Сидеть на месте было уже невозможно.
— А по дороге заглянул к отцу, — продолжил Оскар. — Он храпел, как паровоз. Такой… обычный, понимаешь? Как будто это и не он там был… со скальпелем и мозгом…
Я вдруг замер от жуткой мысли и схватил со столика подсвечник.
— Посмотри на свет!
Оскар поднял глаза. Они были темными, но обычными, карими, без трещин или черноты. От облегчения я чуть не уронил свечи на пол.
— Они нормальные. — Оскар понял, что я проверяю. — И я все думаю почему.
Я открыл рот, чтобы спросить его, и застыл с открытым ртом. За спиной Оскара между кухней и гостиной мелькнула тень.
Там кто-то был.