Трепещущий лепесток каминного огонька завораживал, отправляя сознание в близкое к трансу состояние. Пламя не разгоралось и не затухало, оставаясь совершенным — давая ровно столько тепла и света, сколько требовалось маленькой уютной детской комнате. Я смотрела в камин почти не моргая, теряя очертания окружающих предметов, лениво перебирая мысли в голове. Вот уже год моя жизнь была абсолютно спокойной, предсказуемой и однообразной. Мне даже казалось, что этот идеальный огонек — это я, запертая в этом доме, в этой детской спальне без попыток вспыхнуть в жаркое пламя.
Камин в комнате наследников был единственным магически заряженным предметом во всем доме. Артефакты стоили дорого и даже мэр нашего города, в доме которого я служила, мог позволить лишь немногие из этих предметов роскоши. Решение потратиться на магическое пламя пришло после пожара, который случился на соседней улице полгода назад и унес жизни двух детей. Рина Кэтрин Морроу уговорила мужа обезопасить комнату столь долгожданных малюток.
Когда я приехала в Трокс, чета уже в течение долгого времени пыталась завести детей. Кэтрин исполнилось тридцать, а к бездетности как в диагнозах местных лекарей, так и сплетнях городского сообщества, ее приговорили уже лет пять назад. Ее муж — рэн Грегори Морроу — являлся отпрыском довольно древнего, но обнищавшего аристократического рода. В отличие от отца, который славился своим мотовством и беспечностью, у Грегори было много амбиций, которые он смог реализовать на военной службе, снискав расположение высокопоставленных лиц королевского двора. Рассказывают, что он спас от когтей вервольфа какую-то знатную даму из фрейлин императрицы. Возможно, это досужие домыслы, однако Морроу получил назначение в провинциальный город Трокс на пост мэра, а также обрел возможность выбрать невесту среди магически одаренных девушек.
Практикующими магами женщины никогда не были, однако они могли быть носителями магического дара, который наследовался детьми. Магия мужчин потомкам не передавалась, однако, будучи проявленной, служила интересам государства: свои навыки представители сильного пола развивали в специальных учебных заведениях, а потом поступали на службу в гражданские и военные структуры. Одарённые девушки же вносились в специальный реестр, обучались семейным премудростям и становились завидными невестами. Есть ли у них магический дар, определяли только после совершеннолетия, однако тех, кто родился в магических семьях, быть хорошими женами и матерями на всякий случай учили заранее.
В богов в Империи не верили, а потому хвалу после рождения одаренных детей возносили не в храмах. За справедливость и несчастья у людей отвечала Судьба. Рэн Грегори много раз взывал к ней, но лишь один раз по-настоящему истово проникся ее благодатью. Это случилось, год назад, когда Кэтрин забеременела двойней. Внезапная беременность казалась настоящим чудом, которое обсуждали в каждом приличном доме Трокса. В женских гостиных дамы шептались, что Кэтрин нашла себе любовника, а в мужских компаниях подшучивали над Грегори — мол, наконец, попал в яблочко. Особо романтичные особы вздыхали о том, как это мило, что чета не растеряла страсть за десять лет брака и все же зачала детей. А я… я подозревала, что инструментом судьбы и косвенной причиной долгожданной беременности рины Кэтрин стала я, Элизабет.
— Лиз! Лиза, — услышала я громкий шепот. Кто-то тряс меня за плечо. — Мэри и Дерек спят давно. Пора уложить их в кроватку. Рина скоро придет поцеловать их на ночь. — Меня вытянула из дремы Полли, курносая чернявая девушка с огромными лучистыми глазами. Она была служанкой в доме Морроу, а также моей близкой, насколько это вообще возможно, и единственной подругой. Глядя спросонья на ее милое личико, я в который раз подумала, что быть свободной от магического дара в нашем мире, пожалуй, награда. Полли копила на свое ателье, выбирала мужа из трех достойных женихов, и не зависела ни от чьих желаний, кроме своих собственных. В человеческих государствах особо регламентировалась только жизнь одаренных женщин, остальные могли выбирать свой жизненный путь сами. И в Крайде, и Фасире, и Намире можно было встретить девушек, занимающихся торговлей, фермерством и даже воинским делом. Конечно, большая часть все же были матерями семейств, но это было следствием не жесткого патриархального строя, а, скорее, выбором более комфортной формы существования.
— Полли, тише. Разбудишь малышей, — зевая предупредила я. Близнецы крепко спали на моих руках, завернутые в ослепительно белые с золотой вышивкой пеленки.
— Ой ли! Их и пушкой не разбудишь, когда они с тобой. Именно поэтому рина и ревнует. Я вижу, как она кривится, когда видит близнецов на твоих руках. Но куда она без тебя, этих крикунов только тебе под силу утихомирить. Даром, что не ты рожала. — Полли потянула меня за локоть. — Ты же не младенец, чтобы ложиться спать ранним вечером. В самом деле, клади давай уже детей в кроватку и пошли чай пить. Я сегодня почти решила, что выхожу замуж за Фредди. Дом у него — полная чаша, да целуется как… Пошли расскажу.
Стряхнув остатки сна, я позволила Полли утащить меня из комнаты. Однако далеко мы уйти не успели. Только выскользнули в коридор, как увидели рину Кэтрин, которая, подобрав подол пышной бордовой юбки, приближалась к детской. Мне показалось, что хозяйка дома была несколько взволнована: по крайней мере, на ее обычно бледных щеках появился румянец, что вряд ли объяснялось спешкой. Кэтрин никогда никуда не спешила и, как положено аристократке, не проявляла ярких эмоций. Это, впрочем, было не только требованием этикета, но и соответствовало ее сдержанной натуре. Тем удивительнее было видеть на ее лице признаки эмоционального возбуждения.
— Элизабет, вы уложили детей? Дерек больше не капризничал? Мэри хорошо поела? — проявила она обычную заботу о близнецах. — Я уверена, мой сын вырастет сильным магом, это видно по его взгляду. Он сможет восстановить былое величие рода Морроу. Ах, как было бы здорово представить его императору! — чувство, с которым были сказаны последние слова, выдавали тайное желание Кэтрин о светской жизни, богатстве и о чем-то еще, что она явно не получала в этом маленьком провинциальном городке.
— Я уверена, рина Морроу, что не только сын, но и дочь у вас одарены. Ваш потенциал очень хорош, — потешила я самолюбие взволнованной женщины. На секунду она позволила себе улыбку превосходства, словно ее побег из провинции в столицу уже предопределен. Но затем совладала с эмоциями и, тихо вздохнув, произнесла:
— Да, но это будет так не скоро. Роди я десять лет назад… Впрочем, не буду сетовать на судьбу… её не обманешь. Элизабет, Полли, — обратилась она ко мне и притихшей рядом служанке, — вы нужны мне. В город приехали посланники императора, и муж пригласил их сегодня на ужин. Мы также ждем Фрейзеров и Левингстонов. У нас очень мало времени — я сама только что узнала. Полли, беги на кухню! Элизабет, помоги украсить обеденный зал и гостиную, — рина Кэтрин уже забыла, что так и не зашла в детскую. Она развернулась и начала спускаться по лестнице, не сомневаясь, что мы последуем за ней.
Дом у Морроу относительно небольшой. На втором этаже располагались комнаты хозяев, детская, смежная с ней моя комната и две гостевые спальни; на первом — просторная гостиная, обеденный зал, кухня и комнаты для слуг. В особняке, кроме Полли, был весьма скромный штат прислуги: горничная рины Кэтрин, кухарка, садовник и конюх. Меня год назад наняли как экономку, однако через месяц после моего приезда Кэтрин поняла, что беременна, а еще через семь месяцев, ранее срока, она родила близнецов. Решение сделать меня няней пришло спонтанно. В какой-то из дней, вымотанная криками детей, рина попросила помочь их искупать, так как ее служанка отпросилась на несколько дней, уехав в свою деревню на свадьбу сестры. Изначально аристократка планировала заниматься малышами самостоятельно. Для развития магического дара и в целом для их здоровья считалось полезным постоянно находиться в контакте со своей одаренной матерью, обмениваясь и подпитываясь энергией ее дара. Кэтрин честно старалась быть ответственной, но малыши были очень беспокойными, поэтому на помощь приходили слуги. Рэн Грегори искренне любил Дерека и Мэри, однако ждал, когда они подрастут. В мечтах он водил сына на рыбалку, учил его боевым заклинаниям, а от дочери отгонял назойливых поклонников. Но это все в будущем. Что делать с младенцами сейчас, он не знал, поэтому сочувствовал Кэтрин, но помочь ничем не мог.
С моим участием в жизни близнецов все сложилось в одночасье. Помогая купать их, я каким-то чудом прекратила их постоянный надрывный плач. Сама рина, приходящий лекарь и все домочадцы обратили внимание на эффект от моего приближения к колыбели: близнецы гулили, сучили ножками и ручками, охотно принимали пищу из специальной бутылочки и, главное, больше не плакали. Сначала рина Кэтрин просила меня только укладывать их спать, но постепенно, избавляясь от бремени ежеминутного нахождения рядом с их колыбелью, она доверила мне абсолютно всю заботу о сыне и дочери. Так и сложился каждодневный ритуал: перед ужином я укладывала близнецов, а рина приходила только, чтобы их поцеловать, давая недолгую возможность напитаться ее материнским теплом. Весь этот распорядок казался настолько естественным, что никто даже не пытался упрекать Кэтрин. И только она сама иногда смотрела на меня с некой досадой, словно на живое свидетельство своей материнской несостоятельности.
Устраивала ли меня такая жизнь? Немного тяготила. Должность экономки давала возможность, не сожалея, в любой момент покинуть гостеприимный дом Морроу, а вот привязанности к детям я совсем не хотела. Увольняться я не планировала, но как повернётся жизнь завтра, предсказать не могла.
Проходя по широкому холлу, я посмотрела в большое старинное зеркало, которое было предметом гордости рины Кэтрин. Оно принадлежало роду уже несколько столетий и представляло собой единственное непроданное фамильное достояние Морроу, за исключением нескольких женских драгоценностей. По раме вилась искусная вязь рисунка, а отражающая поверхность казалась гладью ночного озера в неярком свете луны. В зеркале я увидела невысокую худощавую женскую фигуру в чопорном сером платье с гладко зачесанными и собранными в тугой пучок русыми волосами. Я посмотрела на себя, не узнавая. Даже родовая магия зеркала не была способна вернуть мне хотя бы на мгновение былое сияние беззаботной юности, утерянное вместе с семьей и родным домом. В свои восемнадцать лет я казалась себе «прожившей жизнь» — нежное свежее личико контрастировало с мудростью и всезнающим взглядом моих темно-серых глаз. Богатый жизненный опыт лишал каких-либо иллюзий и не позволял надеяться на спокойное и счастливое будущее. Однако сейчас я была в безопасности. А это самое «сейчас» последнее время было единственным критерием оценки моего существования. Серое платье, серые глаза, почти серые волосы. Кому-то может показаться унылой моя серая жизнь. А я наслаждалась тем фактом, что уже год спокойно пряталась в доме Морроу, добывая при этом средства к существованию. Я жива, неузнанна и сыта.
В гостиной уже была горничная рины Кэтрин Бритта. Ввиду небольшого штата слуг, она периодически выполняла работу по дому. Сейчас служанка смахивала невидимую пыль со стола, расстилала скатерть и расставляла на ней столовые приборы. С Бриттой наше общение ограничивалось несколькими фразами в день — я иногда просила её помочь с детьми. Женщина была немногословной, замкнутой и держалась в стороне. Я всегда удивлялась, почему рина Морроу выбрала её в горничные. Впрочем, руки у Бритты были ловкие, а прически и наряды хозяйки говорили сами за себя. Кроме того, похоже, она умела разбираться в людях. Каким-то образом, при всей своей деревенской простоватости, именно Бритта почувствовала во мне аристократку, а не представительницу среднего сословия. Это ощущалось в её отношении — она всегда обращалась ко мне на «вы».
— Бритта, рина Кэтрин сказала помочь тебе. Что мне делать?
— Я управлюсь сама, не стоит беспокоиться. Разве что вы можете расставить цветы в вазы, — не отвлекаясь от работы, буркнула Бритта.
Я огляделась по сторонам и увидела большую корзину со свежесрезанными розами. Что ж, это занятие действительно мне под силу. Я взяла один ослепительно белый цветок за длинный стебель и поднесла к лицу. Его аромат был восхитительным и будоражил воспоминания о детстве. Сад вокруг нашего родового поместья никогда не был до конца ухоженным: фигурно подстриженным газонам мать предпочитала естественную красоту. Розы не были её любимыми цветами; она всегда отдавала предпочтение полевым, которые, по её словам, обладали самым нежным ароматом. Однако розы были единственными садовыми цветами, чей запах у герцогини не вызывал головной боли, поэтому им позволяли расти. Часто, играя с сыном конюха, мы забирались в их колючие заросли.
Ой! Я укололась шипом и завороженно наблюдала, как на кончике указательного пальца появляется красная капля. Перевернула руку и проследила за полетом кровавой росинки в корзину с цветами: она попала на лепесток одной из роз, расплывшись по нему фигурным пятном. Красное на белом. Клякса напомнила мне очертания какого-то зверя. Наклонилась рассмотреть, но вздрогнула, услышав громкий голос Кэтрин, дающей указания кухарке. С усилием вернулась в реальность и, слизнув остатки крови с пальца, наконец, приступила к облагораживанию комнат.
Через полчаса, благодаря нашим с Бриттой общим усилиям, зал и гостиная выглядели чуть более празднично и были украшены в сдержанном аристократическом стиле: серебряными подсвечниками и вазами с белыми и нежно-розовыми цветами. В обеденном зале на столе сверкала хрустальная посуда и натертые до блеска приборы. В гостиной по всему периметру были расставлены мягкие диванчики и столики с напитками и бокалами, чтобы гости могли с удобством общаться, разбившись по помещению на небольшие группы. Надо отдать должное Кэтрин: вкусом она обладала. Каждый предмет интерьера она подбирала лично. Благодаря ее стараниям дом был лишен кичливой роскоши — он выглядел очень уютно и одновременно говорил о принадлежности хозяев к высшему сословию.
Ещё раз оглядев зал и гостиную и убедившись, что все безупречно, я направилась на кухню, где, как я предполагала, сейчас шла подготовка к ужину и, возможно, требовалась моя помощь.
О, да! На кухне жизнь кипела. Наша кухарка, дородная крикливая женщина по имени Фрида, мешала какое-то ароматное варево на плите, периодически отвлекаясь на нарезку мяса. Не останавливая кипучую деятельность, она успевала причитать, что ничего не успевает. Полли же раскладывала бисквитные пирожные на многоярусную подставку с таким сосредоточенным лицом, как будто это был не десерт, а боевые снаряды.
— Лиза, ты знаешь, ради кого мы так суетимся? Не помню, чтобы ради Фрейзеров и Левингстонов хозяйка доставала свой лучший сервиз. Видать, это императорские посланники так её взбаламутили. Рэн Грегори лично заходил на кухню, чтобы взять из погреба ту самую бутылку, помнишь? Которая дорогая и к которой нельзя прикасаться. Я буду обслуживать гостей за столом: нанять приходящую прислугу не успели, а Бритту хозяйка назвала неуклюжей. А если я суп разолью? А если тарелку переверну? — Полли тараторила, не переставая, обретя в моём лице благодарного слушателя. Её глаза горели предвкушением. Оно и понятно — к нам в приграничный городок приехали столичные аристократы из ближнего круга самого императора.
— Ты справишься! Главное, на гостей не смотри в упор! Они, скорее всего, сильные маги и не любят этого.
Я была рада что меня в гостиной на ужине не будет: встречаться с людьми императора Кристиана Морона желанием не горела. Узнать меня вряд ли могли. Прошло достаточно много времени: когда я была во дворце последний раз, мне было всего восемь лет. К тому же, на отца я была мало похожа, больше пошла в мать, которая не любила светскую жизнь, а потому не успела примелькаться. Но все же рисковать не стоило.
Факт прибытия людей из столицы не удивлял. Разного рода инспектора приезжали к нам постоянно. Они контролировали торговлю, которая велась между провинциями, и состояние военных гарнизонов, обеспечивающих безопасность границ. Правда, последняя война произошла около двух сотен лет назад, и мы уже забыли, что это такое, воюя сейчас в основном с бедностью и собственными пороками. Официально Империя Морон находились в состоянии тотального мира со всеми соседями, поэтому явных угроз не существовало. Однако в нескольких сотнях ли на юге находилось королевство Ширтад, с которым у нас были нейтральные, но не слишком близкие отношения. Естественной границей между Империей и Ширтадом было море. Однако, этот факт мало успокаивал, так как, по данным разведки, у южан были хорошо развиты портальные технологии.
Трокс, несмотря на небольшую численность населения, является очень оживленным портовым городом. Он расположен на юге столичной провинции Крайд, в небольшом заливе, и выполняет роль приграничного форпоста — буквально через пару ли на восток начинается территория вервольфов. Я не зря выбрала именно этот городишко: в нем очень легко затеряться, и при необходимости несложно покинуть. Вариантов, где поселиться после побега с матерью, у меня было несколько, но мама решила, что прятаться нужно на виду. Поэтому мы остались в Крайде, но покинули столичный город Камперу.
Империя Морон состоит из пяти провинций, которые ранее были отдельными государствами. Крайд находится по середине Империи и является ее административным центром. На западе от него располагаются два бывших человеческих королевства — Намира и Фасира, которые в основном занимаются сельским хозяйством и поставками продуктов во все города Империи. На востоке с Крайдом граничат союзы кланов двуликих — Ровен и Лиссин. Первый населен вервольфами, второй — кошачьими перевертышами. Выход к морю по южной границе есть у Ровена, Крайда и Фасиры, поэтому при желании в эти провинции можно добраться как по земле, так и по воде. Я оставляла за собой возможность сбежать куда-нибудь, если почувствую опасность, но не хотела уезжать далеко, беспокоясь о матери.