— Привет, — отозвался я. — Как поживаете?
— Простите, что беспокою, — поспешно произнесла она, — но вы забыли у нас одну из своих рубашек…
— Премного благодарен за звонок. Суньте куда-нибудь, чтобы не мешалась, и в свой следующий приезд к вам я ее заберу.
— Я захватила ее с собой.
— А где вы?
— В Хемпстеде, в аптеке. Мне пришлось отправиться туда за покупками, и я решила рубашку захватить с собой. Я могу оставить ее здесь… или же если у вас найдется несколько свободных минут, то приезжайте сюда и я передам вам ее лично…
Джуэл явно смущалась, с трудом подбирая слова и не зная, как выбраться из этого потока сбивчивых объяснений.
Хемпстед находится в пятнадцати милях к югу от города. Именно там надо съехать с шоссе, чтобы попасть на озеро Джавьер. Глупо, конечно, гонять туда и обратно ради старой рубашки цвета хаки, но мне казалось невежливым так вот прямо заявить об этом. И потом, я, возможно, узнаю еще что-нибудь о Клиффордсе, если переговорю с ней. Сейчас важно получить как можно больше информации.
— Конечно, я непременно приеду, — уверил я. — Огромное спасибо за заботу.
Я оставил вместо себя Отиса и рванул по шоссе из города. Не прошло и двадцати минут, как я уже был в Хемпстеде. В этом поселке с тысячным населением жители в округе занимаются выращиванием томатов. Шоссе проходит где-то на расстоянии полумили, а возле подъездных путей железной дороги находится большой ангар для хранения и упаковки томатов. За ним раскинулся так называемый деловой район. Солнце палило нещадно. Все было тихо и, казалось, погрузилось в дремоту. Я увидел пикап Джуэл, припаркованный у бакалейной лавчонки, а напротив, через улицу, была аптека. Вырулив на свободное пространство за аптекой и вылезая из машины, я неожиданно увидел его.
На тротуаре были фермеры в рабочей одежде, одна или две девочки-подростка в джинсах, но этот один-единственный — явно не принадлежал к числу тех, кто выращивает томаты. Он только что вышел из скобяной лавки на другой стороне улицы и теперь, закуривая, изучал фасады соседних магазинов. На нем была шляпа, серый костюм, а под мышкой он держал тощий портфель. Конечно, это мог быть и торгаш, но даже издалека в нем нетрудно было разглядеть агента ФБР по его настороженному виду и тщательно отглаженному костюму. Не иначе как они и здесь уже установили наблюдение. Оставалось только надеяться, что мой «подкидыш» в автобусе заставит их прошерстить банки в Канзас-Сити или Чикаго. Сейчас же мне стало не по себе.
Я толкнул дверь и вошел в аптеку. Пара допотопных вентиляторов лениво вращалась под потолком, едва разгоняя воздух. Двое мальчишек-подростков, неуклюже развалившиеся на вращающихся табуретах перед фонтанчиками содовой, походили на оплывшие от жары восковые фигуры. В глубине здания был прилавок и отделение для отпуска лекарств по рецептам, а справа за журнальными стендами три переговорные кабинки. Посреди помещения стояли стеллажи с косметикой, конфетами и прочими товарами, рассортированными по назначению. Джуэл из одной кабинки наблюдала за дверью. Увидев меня, она смущенно улыбнулась.
Я приблизился.
— Хорошо выглядите, — произнес я, приветливо улыбаясь.
На ней было миленькое летнее платье с короткими рукавами и кружевным воротом, и помада на сей раз была подобрана удачнее. Узкая голубая лента подхватывала рыжеватые волосы и заканчивалась милым бантом сверху. На вид теперь ей можно было дать от силы лет двадцать, не более.
— Рубашка в этой бумажной сумке, — робко сообщила она. Сумка стояла перед ней на столе с парой небольших свертков и недопитым лимонадом.
— Не возражаете? — осведомился я, присаживаясь. — Я хочу поблагодарить вас, а стоя это делать как-то неудобно.
— О, конечно. — Она смешалась. — Садитесь, пожалуйста. Правда, я тороплюсь.
Джуэл была наивна как дитя, которое сунуло пальчик в воду и тут же в тревоге отдернуло. Нет, тому причиной был не я. Всему виной беспросветность ее жизни. Возможно, любой, кто принимает ванну раз в неделю и не чешется на публике, добьется успеха, если возьмет на себя труд восстановить ее веру в свою привлекательность и желанность для мужчин. Джуэл позвонила мне, и клянусь Богом, сейчас этим человеком был я: она еще не осознавала, насколько сильно желает, чтобы ее действительно соблазнили, но была не против вновь ощутить к себе интерес мужчины и прибегнуть к кое-каким женским уловкам, не заходя слишком далеко.
Интересно, ничего не скажешь, но у меня на уме было совсем другое. Если я и начну бегать по чужим женам, то ареной моих любовных подвигов уж точно не станет внутренний дворик Нанна. Эта тупая сволочь в два счета свернет мне башку.
Несколько минут мы вели ни к чему не обязывающий разговор, и когда она начала собираться, я вновь поблагодарил ее за заботу.
— Я провожу вас до машины, — предложил я.
— Благодарю, — ответила она. — Я хотела бы приобрести здесь еще кое-что. Вы подождете?
Джуэл стала обходить стеллажи с парфюмерией и вскоре остановила свой выбор на флаконе душистого жидкого мыла для ванной. Когда она повернулась, чтобы отнести флакон к кассиру, я увидел в двери аптеки мужчину в сером костюме. Он вошел и встал рядом с нами к прилавку, пока продавщица заканчивала обслуживать посетителя. Я замер между фэбээровцем и Джуэл Нанн. Вот он положил свой портфель на прилавок, она же поставила флакон и открыла сумочку.
В эту минуту из-за конторки вышел фармацевт и вопросительно произнес:
— Да, сэр?
Мужчина вытащил небольшие черные «корочки», и я не ошибся! Раскрыл их и объявил:
— Я из Федерального бюро расследований…
Вот тут-то купюра и явилась на свет Божий, ужасный ночной кошмар, остановить который не представлялось никакой возможности. Я увидел ее прежде, чем Джуэл положила банкнот на прилавок, но сделать что-либо был бессилен. На меня словно напал столбняк. Слева приближался кассир. Двадцатка лежала на прилавке рядышком с портфелем.
— …хотел бы побеседовать с хозяином, — продолжал тем временем агент ФБР.
«Он не видел ее», — отметил я. Агент не сводил глаз с фармацевта. Кассир был уже рядом. Я наконец вышел из оцепенения.
— Еще чего! — выпалил я Джуэл и схватил купюру с прилавка. — Уберите ваши деньги. Позвольте мне отблагодарить вас…
Я выхватил у нее сумочку, впихнул в нее банкнот и закрыл. Агент все еще продолжал разговаривать и даже не оглянулся. Можно было перевести дух.
— Но почему, мистер Годвин?.. — начала было она.
— Не будьте глупышкой, — с улыбкой сказал я и выложил на прилавок пятерку.
«Ну а как быть дальше?» Я лихорадочно пытался придумать что-нибудь, пока меня самого бросало то в жар, то в холод. Опасность далеко еще не миновала: купюра по-прежнему оставалась у Джуэл.
— Не надо, — сказала она нерешительно.
— Тс-с, — цыкнул я, улыбаясь. — А что, если, допустим, вы обождете меня на улице и не станете больше препятствовать мне?
— Но почему?
— Сами… увидите. — Я властно взял ее за локоть и повел к двери. Она вышла из аптеки, все еще пребывая в полном недоумении.
Кассир уже завернул флакон и отсчитывал мне сдачу. Агент ФБР и фармацевт удалились в глубь здания. Я быстро осмотрелся вокруг в поисках чего-нибудь подходящего. Тут мой взгляд упал на витрину. Вот то, что надо!
— Я возьму флакончик «Эскапейд», — обратился я к кассиру, — и, пожалуйста, в подарочной упаковке.
Положив коробочку с духами в карман, я вышел из аптеки. Джуэл на противоположной стороне улицы укладывала пакеты и свертки в свой пикап. Подойдя, я поставил флакон с мылом на сиденье и услужливо открыл ей переднюю дверцу. Она забралась внутрь и хотела было что-то сказать.
Я предостерегающе покачал головой и потупил взгляд.
— Послушайте, — тихо произнес я. — На вашем пути домой, в двух милях отсюда, есть узкая дорога, что сворачивает направо в сосновый бор…
— Нет, — возразила она. — Я… я не могу.
Тут я поднял голову — и наши глаза встретились.
— Пожалуйста, — попросил я. — Я только хочу поговорить с вами. Всего лишь, клянусь вам!
Она смешалась. Ей хотелось бы, но по законам «мыльных опер» подобный сюжетный поворот непременно сопровождают устрашающей концовкой, а по ходу действия облекают в трагические тона.
— Не спешите с ответом, — продолжил я. — Просто подумайте над моим предложением. Оно абсолютно безопасно. Мне чертовски надо перекинуться с вами парой слов. Если вы будете там — отлично, если же нет — что ж… — Тут я развел руками и пошел к своей машине. Джуэл отъехала.
Я закурил сигарету и обождал минут пять. Вытащив бумажник, я тщательно проверил его содержимое, дабы убедиться, что там есть двадцатка. Их оказалось целых три. Выбрав самую новую и хрустящую, сунул ее в карман брюк вместе с духами.
Выехав из поселка, я свернул на дорогу к Джавьеру. Лучше бы Джуэл была в условленном месте, ибо если ее там не окажется, то мне надо будет придумать что-то еще, и притом быстро. В следующий раз она вытащит двадцатку где-нибудь в радиусе ста миль, и ФБР тотчас накроет ее. Кстати, откуда у нее этот банкнот? Ведь я трижды заглядывал в их коробку с наличкой. Возможно, банкнот все это время находился в сумочке Джуэл? Такое мне просто не приходило в голову.
Я доехал до развилки и свернул. По сути дела, здесь были две колеи, ведущие в густой сосновый бор. Я миновал поворот, за которым была небольшая полянка возле ручья, и, не увидев там ее пикапа, понял: дело дрянь. Она не пожелала выполнить мою просьбу и свернуть с шоссе. Желая убедиться окончательно, я вылез из машины и осмотрел внимательно обе колеи. Никто не проезжал здесь вот уже много дней. Я проклял женщин за их несговорчивость и извращенное представление о мужчинах. Что ей втемяшилось в голову? Неужели она думает, что я насильник?
Надо было на что-то решаться, и немедленно. Я остановился и прислушался. Позади меня громыхала машина. Я глубоко вздохнул. Этим женщинам всегда надо все драматизировать!
Джуэл остановилась, и я подошел к ее машине.
— Я вернулась, — сообщила она. — Конечно, не следовало бы. Но уж если всего один раз…
Я открыл дверцу и уселся за руль, а она подвинулась, уступая мне место. В лесу стояла полная тишина. Джуэл уставилась в ветровое стекло. Я коснулся кончиком пальца ее подбородка и начал поворачивать ее голову, очень медленно и нежно, пока она не оказалась напротив. С минуту я молча смотрел ей в глаза, затем скользнул взглядом по лицу и тихо произнес:
— Я все знаю и сам.
— Нам не следует этого делать.
— Разумеется. Я женат, вы замужем, и мы оба несвободны. Но я просто должен сказать вам — раз уж это наша единственная встреча, — что вы очень хорошая и милая. И еще вы очень красивая.
— Вы и правда так думаете?
Я едва заметно улыбнулся:
— А вы думаете иначе? Странная вещь, но, когда зазвонил телефон, я думал о вас. Представляете, каково мне было снять трубку и услышать ваш голос?
— Признаться, я надеялась увидеть вас вновь. Ужасно, не правда ли?
— Вовсе нет, — успокоил я ее.
— Нет, ужасно, Барни.
Откуда, черт возьми, ей известно мое имя?!
— Звучит не слишком-то весело.
— Зато честно, — возразила она. — И незачем себя обманывать.
— Вы, конечно, правы. Это чистое безумие, с какой стороны ни посмотреть.
— Мне лучше уехать.
— Прямо сейчас?
— Да, — ответила она. — Да! Пожалуйста…
— Хорошо, — неохотно согласился я. — Но сначала я хочу подарить вам кое-что.
— Не стоит…
— Тс-с, — прервал я. — Это сущая безделица, и она вас ни к чему не обяжет. Я положу ее к вам в сумочку, и если муж начнет спрашивать, притворитесь, что нашли ее по чистой случайности. Но, возможно, вы вспомните меня, когда будете пользоваться ею.
Я взял сумочку с сиденья.
— Закройте глаза, — потребовал я.
Джуэл подчинилась. Я открыл сумочку. Двадцатка все еще лежала там, отдельно от перетянутых резинкой денег. Я быстро вытащил ее и заменил той, что была у меня в кармане. Затем опустил туда коробочку в подарочной упаковке, закрыл сумочку и положил ей на колени.
— Все готово? — спросила она.
— Почти, — отозвался я, после чего обхватил ее лицо ладонями и нежно поцеловал в губы. — Теперь все.
Она прижала свои ладони к моим и открыла глаза.
— Не надо, — прошептала она.
— Знаю. Но ничего не мог с собой поделать. Вы так прекрасны и невинны, ну совсем как спящий ребенок…
«Заткнись, похотливый лицемер. Ты же заполучил свою двадцатку! Неужто хочешь заполучить и чужую жену в придачу?»
— Я… Я должна ехать, Барни.
— Ну, пожалуйста! Еще минуту.
— Нет! Прощайте, Барни!
— Хорошо. — Я поцеловал ее вновь, и она слегка вздрогнула. Обняла меня и на миг тесно прижалась, а потом отстранилась.
— Выходите, — произнесла Джуэл, словно борясь с собой.
Я и сам не хотел так легко отступаться, особенно после прошлой ночи, когда принял решение держаться от жены подальше, и мне стоило больших трудов убедить себя, что соблазнять Джуэл никогда не входило в мои планы. Однако раз я затеял этот спектакль, надо доигрывать роль благородного рыцаря до конца. Довольно неохотно я вылез из машины и закрыл дверцу.
— Мне нельзя искать с вами встречи?
— Нет, — ответила она. — Я вам не доверяю.
— А вам хотелось бы верить мне?
Она ничего не сказала в ответ, развернула пикап и покатила прочь, даже не оглянувшись.
Когда шум от ее колымаги стих вдали, я вытащил двадцатку из кармана. Она была в точности такая же, как две другие, — новехонькая и замаранная по краю. Вспомнив, что банкнот лежал на прилавке, почти под носом у агента ФБР, я невольно содрогнулся.
Щелкнув зажигалкой, я поднес язычок пламени к уголку двадцатки и стал наблюдать, как она горит. Затем растер пепел в порошок, высыпал в колею и забросал сверху песком. После чего сел в машину и поехал обратно в город.
Когда я вернулся в магазин, у меня в офисе был Рамси. Он выглядел спокойным и держался безукоризненно вежливо, да и визит его носил чисто формальный характер, но в отличие от нашей первой встречи, теперь я начал его бояться.
Какой толк напоминать себе, что я не совершил никакого преступления, кроме как утаил информацию, в чем меня едва ли можно уличить по той простой причине, что об этом никто не знает. Тем не менее он меня пугал. И не столько сам Рамси, сколько его вопросы.
«Но почему?» — ломал я голову. Что же такого особенного в этом следователе — пусть даже изощренном и поднаторевшем в своем деле, — что вызывает страх, когда те же самые вопросы, заданные кем-то другим, привели бы только к скуке и раздражению. Ответ всплыл в голове сам собой и на первый взгляд граничил с абсурдом: да просто потому, что он умеет внимательно слушать.
В этом безумном мире, где два миллиарда людей тянут лямку по шестнадцать часов в день, человек, который выслушивает ответы на свои вопросы, действительно пугает. Рамси внимает вашим словам, оставаясь совершенно невозмутимым. Он поглощает сказанное вами в пугающей тишине и с безразличием зыбучих песков, засасывающих в свои бездонные глубины неосторожное животное с неотвратимостью рока. Бесполезно пытаться запутать его спустя шесть месяцев, ибо он помнит все сказанное вами в первый раз. И в самом конце доконает вас с помощью обычной арифметики. Нетрудно состыковать два ответа. А вот попробуйте-ка состыковать целую тысячу?
Мне вдруг подумалось, что магнитофон мог бы произвести тот же самый эффект. Ан нет! Все дело в нашем восприятии. В двадцатом веке никого не удивишь машиной, какие бы она ни вытворяла чудеса, но человек по-прежнему гораздо больше говорит сам, нежели слушает. Когда он этого не делает — мы нервничаем!
«Ну, — подумал я, борясь со своими страхами, — я все еще могу взять над ними верх. Просто потому, что существенно опередил их в своих поисках».
Впрочем, уже через несколько минут после того, как он встал, торжественно пожал мне руку и произнес: «Мы ценим ваше сотрудничество, мистер Годвин», — меня вновь одолели сомнения. Один из нас был олухом. А в ФБР олухов не держат.