Я едва не извелся за субботу, борясь с искушением немедленно отправиться на озеро, но сумел-таки отложить поездку туда до воскресенья. Приходилось быть очень осторожным: любой необдуманный поступок с моей стороны мог обернуться нежелательными последствиями и даже оказаться опасным.
Джессика наблюдала за мной, пока я загружал в машину поздним субботним вечером свою амуницию и рыболовные снасти, и мы впервые за последние трое суток разговорились.
— Не зачастил ли ты на рыбалку? — спросила она.
— О, при чем тут рыбалка? — возразил я. — Возложу на голову венки из цветов и буду гоняться за нимфами на островках, поросших лесами. Лучшего упражнения для поясницы не придумать!
Она повернулась, чтобы уйти.
— А если еще и поймаешь одну, — добавил я, — век будешь купаться в золоте. — Пусть найдет себе такого мужа, который будет безропотно сносить все ее выходки.
Я провел ночь в своей келье на цокольном этаже и пустился в путь еще до рассвета, позавтракав в ночном кафе при выезде из города и прихватив с собой термос с кофе и сандвичи. С первыми лучами солнца я свернул с шоссе на дорогу к верховьям озера и начал петлять среди деревьев. Ехать приходилось медленно, так как от дороги осталось одно название, и за эти две короткие мили я окончательно осознал всю тщетность своих потуг отыскать что-либо в такой глуши. Просто смешно! Доживи я до двухсот лет — и то мне не преуспеть в столь безнадежном занятии. Вряд ли на этих необъятных просторах и впрямь удастся найти чемодан, да к тому же спрятанный. Нет, это дохлый номер! Клиффордс сам должен отвести меня туда.
«А то как же, — подумал я. — Держи карман шире!» Он, возможно, не наведывался к тайнику вот уже несколько месяцев, и нет ни единого шанса, что отправится туда именно в тот день, когда я окажусь поблизости.
Как же быть? Махнуть на все рукой, отказавшись от борьбы? Нет, должен же быть какой-нибудь способ, и я найду его рано или поздно. Насилу выбравшись из колеи, я спрятал фургон не доезжая до конца дороги. В воскресенье сюда могли наведаться и другие рыболовы, а раз так, то не исключено, что кто-то из них узнает мою машину.
Однако пока на стоянке кемпинга никаких автомобилей видно не было. Я срезал путь, продираясь в чащобе параллельно берегу озера, и вскоре услышал, как зафырчал и наконец завелся лодочный мотор. «Не Клиффордса ли движок?» — подумал я. Выбравшись к воде, откуда был виден длинный прогал перед его хижиной, я заметил какой-то «скиф» с сидящим в нем мужчиной, направлявшийся в верховья озера. Я прошел еще немного и кинул взгляд на бухточку. Точно, лодки не было. Немного выждав для пущей верности, я ощутил себя здесь полным хозяином.
И первым делом посетил сарай. Две пачки десяток все еще были в картонке: видимо, он пока не знает, что двадцатки исчезли. Я положил десятки на место и прошел в хижину, беспомощно озираясь и злясь на себя. Мне уже известно, что деньги не в хижине. И какого же черта ожидаю здесь найти? «Идею, — подумал я. — Надо изобрести какой-нибудь план». Но в голову, как назло, ничего не приходило. Жилище было неопрятным и запущенным, как и в прошлый раз. Грязной посуды стало еще больше; на тарелках виднелись следы сладкой патоки. Я вспомнил, что видел целых три кастрюли с нею, и решил, что он использует патоку в качестве приправы.
Я вышел наружу и направился в обход хижины, время от времени нагибаясь и заглядывая под нее. Она стояла в двух футах над землей, и пространство между сваями прекрасно просматривалось. И нигде никаких признаков, что землю копали. Я даром тратил время: чего ради осматривать хижину снаружи, когда тайник мог находиться где-то в радиусе пятидесяти миль? Может, по той лишь причине, что все остальные варианты казались настолько безнадежными, что не хотелось даже и приступать к ним?
Внезапно мое внимание привлек мусор в пятидесяти ярдах от хижины у самого леса, и я поплелся туда. Там была свалка Клиффордса: небольшая куча пустых жестянок и битой посуды, старые журналы и зола из плиты. Взяв палку, я отгреб весь этот хлам в сторону ровно настолько, чтобы увидеть землю под ним: если вы собираетесь схоронить что-либо в почве, то использовать мусор для отвода глаз — довольно хороший способ, скажу я вам. Но здесь тоже не было никаких свидетельств того, что землю копали. Я потыкал палкой вокруг — всюду то же самое. Тяжело вздохнув, я вновь сгреб в кучу банки и бутылки, приводя мусорную свалку в первоначальный вид. Затем внезапно замер, уставившись на что-то непонятное, попавшееся мне на глаза.
Я наклонился и поднял загадочный предмет. Это был кусок почерневшего в огне металла, небольшой и слегка похожий на ручку от чашки. И тут понял, что это такое. Металлическая угловая накладка фибрового чемодана! Я еще поковырял палкой землю, и вскоре моим глазам предстали части обеих застежек, замок и одно из колец, к которому крепился конец ручки. «Вот и доказательства, — подумал я, — на тот случай, если бы я все еще в них нуждался. Неужели это все, что осталось от знаменитого чемодана Хайга?»
Пожав плечами, я вновь схоронил почерневшие от огня металлические части в куче мусора. Пока проку от находок было немного. Теперь сомневаться не приходилось — он сжег чемодан, но что сделал с деньгами? Я проследовал в густые заросли деревьев и начал кругами прочесывать местность, внимательно глядя себе под ноги.
Около десяти утра я услышал шум его мотора, когда он возвращался с рыбалки. И неожиданно для самого себя вернулся под защиту деревьев. Должно быть, из чистого любопытства. Ведь у этого человека был ключик ко всей этой таинственной истории, а я не знал о нем ничего или почти ничего: раза три-четыре видел его с приличного расстояния, да еще долгую и страшную минуту пристально вглядывался в его задницу, прячась под скамьей. Я с большими предосторожностями выбрал место, откуда мог видеть входную дверь хижины. Убедившись, что густая молодая поросль не только служит надежным укрытием, но и позволяет наблюдать сквозь просветы, я улегся наземь и стал ждать. Из трубы на крыше клубился дымок, и спустя некоторое время в двери показался хозяин, после чего уселся на порог с чашкой кофе в руках. Я по-прежнему не мог хорошенько разглядеть лицо Клиффордса, но у меня создалось впечатление, что он действительно толстячок-коротышка; внушительный ковбойский пояс с кобурой придавал ему нелепый и гротескный вид. Немного погодя он отставил чашку и, крадучись, прошествовал во двор — видимо имитируя походку какого-то героя из вестернов. Потянувшись к кобуре, он выхватил пушку 38-го калибра: неумолимый, с холодными глазами переселенец встретил бандита на улице ранним вечером и успел раньше выхватить оружие. «Получай, ты, знаменитый преступник!» Он повторил свой финт с пушкой несколько раз, практикуясь в искусстве владеть кольтом с тем поистине магическим совершенством, благодаря которому стал бичом правосудия и грозой для отбросов общества. «Ах ты, лысая, маленькая сволочь!» — подумал я.
Наконец Клиффордс вернулся в хижину, а когда опять вылез наружу, то держал в руках журнал. Сев на пороге и поставив ноги на ступеньку, принялся читать. Видимо, на улице было прохладнее, чем в хижине. Клиффордс держал журнал очень близко к лицу, и я заметил на нем очки, на которые наткнулся во время обыска. Судя по всему, острота его зрения была намного ниже минимального стандарта, которому должны отвечать зоркие, как у ястреба, глаза блюстителей порядка, более того, не будь очков, ему вообще не удалось бы прочесть ни строчки.
И тут какая-то смутная идея начала вызревать у меня в голове.
«Обожди-ка! Не петушись, — предостерег я себя. — Постарайся припомнить». На нем не было очков ни тогда, когда я дважды видел его в лодке, ни сейчас, когда он манипулировал пушкой. Очки — это первое, что бросается в глаза, когда встречаешь охотника или рыболова. Выходит, он мог обходиться без них, да и обходился. Возможно, очки предназначались только для чтения? А вот мог ли он читать без них? Я продолжал изучать его, наблюдая, как он едва ли не водит носом по странице, и припоминая, какой толщины были линзы. Вот он, шанс! Меня бросило в дрожь от возбуждения, когда отдельные фрагменты головоломки стали складываться воедино. Он сам приведет меня к деньгам и никому никогда не скажет, что сделал это.
Как только Клиффордс устал читать и скрылся в хижине, я покинул свой наблюдательный пост и затерялся среди деревьев. Вернувшись к своему фургону, я съел сандвич, выпил кофе, а затем уселся покурить и подумать. Первое, что мне необходимо сделать, — попасть к нему в хижину. И желательно сегодня, ибо это избавит меня от лишней поездки. Я сгорал от нетерпения. Может, удача еще благоволит ко мне и после полудня Клиффордс вновь отправится на рыбалку? Я вернулся на берег озера и стал ждать. Часы тянулись нестерпимо долго. Наконец, после пяти вечера раздался шум заводимого мотора, и Клиффордс на лодке выплыл из бухточки. Он направлялся в дальний конец протоки: должно быть, утром нашел место, где хороший клев. Я продрался через заросли кустов и деревьев и, оказавшись перед его халупой, все еще слышал вдали шум мотора.
Зайдя в хижину, я стал распоряжаться как у себя дома. Окуляры, что были у него на носу, валялись на комоде там же, где и в первое мое посещение. Я быстро подошел к сундуку, смахнул на пол кипу журналов и поднял крышку. Вторые очки тоже были на месте — в верхнем съемном отделении — и находились в футляре. Я вынул их и сравнил обе пары. Насколько можно судить, они ничуть не отличались — и у тех, и у других были толстые линзы, дающие чудовищное увеличение. Тем лучше для меня и хуже для Клиффордса. Я вложил запасные очки в футляр, сунул к себе в карман и закрыл крышку сундука. Оставив другие очки на комоде, я покинул хижину. На обратном пути к машине выбросил те очки, что забрал, в озеро вместе с футляром. Они сразу же пошли ко дну. Я же погнал обратно в город.
Когда я прибыл домой, Джессика куда-то смоталась. «Наверное, ушла в кино», — подумал я. Меня это ничуть не волновало: у нас с ней все кончено — и пусть катится ко всем чертям! Как только я завладею наследством покойного мистера Хайга… Нет, одернул я себя, не так быстро. Пока здесь так сильно припекает и ФБР не поставило крест на всей округе, придется, возможно, залечь на дно месяцев на шесть и переждать.
Я принял душ, побрился, переоделся и затем стал копаться в чемоданах в поисках того, что мне было нужно. Нашел старую фотографию на паспорт и черный бумажник из тонкой кожи, которым пользовался, когда надевал парадный костюм. Что еще? Ах да — кусок чистого пластика. К сожалению, нигде ничего подходящего — тот, что был в моих водительских правах, оказался слишком мал. Ну, тогда придется поискать в магазине.
Я покатил туда. Было уже темно. Я открыл дверь, прошел внутрь, запер дверь, впотьмах пробрался в офис и включил лампу над письменным столом. Закрыл на ставню единственное окошко. Как у нас насчет пластика? И тут меня словно осенило — я прошел в демонстрационный зал и вытащил из ящика коробку с искусственными мухами, насаженными на крючки, одну из тех, что не имели внутри отделений. Достав нож, я срезал днище, слегка закруглил ножом уголки и получил ровный и прозрачный лист размером три на четыре дюйма. Решив, что он слишком чистый, я прошел в мастерскую и начал тереть его мотком тонкой стальной проволокли, чтобы немного поцарапать. Теперь, пожалуй, в самый раз.
Вернувшись в офис, я вырезал окошко во внутреннем клапане бумажника размерами чуть меньше пластика. Затем подложил его под это окошко и приклеил. Все это положил на стол и прижал сверху толстым справочником, чтобы клей схватился покрепче, пока буду готовить идентификационную карточку.
Я никак не мог вспомнить, как в точности она выглядит, а потом до меня дошло, что в этом и состоит ответ на мой вопрос. Какая разница — как выглядит ксива, — главное, была бы фотография и всякие там подписи. Я нашел инвентарную карту, вставил ее в пишущую машинку и напечатал небольшую формочку, удостоверяющую, что мистер… является действительным членом общества «Дочери американской революции»[3] и имеет право приставать к прохожим на улице после соответствующего освидетельствования психиатром. Затем впечатал «Джордж А. Вард» в пропуск после слова «мистер», подписался этим именем в нижнем левом углу и размашисто, но крайне неразборчиво вывел какую-то подпись в правом. Потом прилепил клеем к формочке свою фотографию на специально отведенном для нее месте. «Весьма впечатляюще», — подумал я, критически изучая свое творение. У меня не нашлось ничего такого, что можно было бы использовать вместо печати, но такой пустяк вряд ли мог иметь какое-либо значение. Я обрезал инвентарную карту до нужного размера, втиснул ее под пластиковое окошко бумажника и посадил на клей, размышляя по ходу дела — какое полагается наказание за попытку выдать себя за представителя федеральной власти, пусть даже с такой липой, как у меня. Однако что мне за дело, раз все равно никто ничего не узнает.
С ордером было легче. Я взял со стола одну из стандартных форм для ипотеки о финансовой компании, заполнил ее на имя Клиффордса и поставил подпись Уильяма Батлера Йейтса, продемонстрировав еще раз свое умение писать размашисто, красиво и неразборчиво. Собрав обрезки кожи и пластика, оставшиеся после моих манипуляций ножом, я выбросил их в мусорный контейнер позади магазина. Затем вложил ордер и свое рукотворное творение — липовый мандат — в конверт, заклеил клапан, положил в карман и возвратился домой. Джессики все еще не было. Оно и к лучшему: мне не хотелось, чтобы она ломала голову над моим странным поведением.
Только когда я поднялся наверх, чтобы взять чемодан из чулана в холле, и отнес его в спальню, мне стала ясна причина ее столь долгого отсутствия. К подушке на той стороне кровати, что была моей до тех пор, пока я не перебрался в свою берлогу на цокольном этаже, была приколота записка. «Милый жестик, — решил я, — сам черт хитрее бы не придумал. Если бы я так никогда и не увидел эту записку, Джессика была бы не виновата!»
«Просто на тот случай, если это тебя заинтересует, — гласила записка, — я уехала в Санпорт, чтобы провести неделю на побережье. Не забудь вовремя выпроводить свою кошечку. Или кошечек».
Отлично! За исключением Отиса, в магазине, пожалуй, не осталось никого, кто мог бы заметить мои финты или полюбопытствовать по поводу моего странного поведения. А управиться с Отисом мне вполне по силам, хотя задачка и не из легких. Я поставил на кровать открытую кожаную сумку и вернулся в чулан. Выбрав строгий костюм консервативного покроя из легкой ткани, я аккуратно сложил его, отнес вместе с прочими атрибутами в спальню и положил в сумку.
Может быть, у нее там друзья. Какая-нибудь одноклассница, которая вышла замуж за некоего Кляйнфелтера, он подвизается в хлопковом бизнесе и играет на бирже. Окопался на побережье и знай себе плетет паутину. Кого это волнует?
Посмотрим! Белая рубашка, запонки, голубой галстук. Осталось еще место для мягкой соломенной шляпы, чтобы уложить ее, не помяв и не повредив.
Сам Кляйнфелтер, должно быть, пузатый, лысый и способен говорить только о структуре налогообложения. Но Джессика приехала повидаться с миссис Кляйнфелтер. Они вспомнят с ней все эти наивные вечеринки, вспомнят этого урода — мальчишку Роуботтома, у которого уши были как лопухи…
«Дьявольщина, — подумал я. — Что мне за дело, зачем она оправилась в Санпорт и с кем она там? Мы разошлись как в море корабли и даже больше не спим вместе. И она вольна делать все, что сочтет нужным».
В любом случае Джессика не позволит себе зайти слишком далеко. Это не ее стиль. Ну может быть, со слоновой грацией она начнет по возвращении шерстить все в доме в поисках доказательств присутствия каких-то женщин и устроит мне веселую жизнь, но лично себе она не позволит…
Или позволит?
«Ну смотри, глупец: у тебя на нее ушло дней шестьдесят, и ты не пляжный мальчик, с мускулистым телом и пустой головой. Ты тертый калач…»
Но тогда все было по-другому. Сейчас она раздражена, вся кипит от ярости. В ней столько злости, что ей нипочем разнести в пух и прах укрепленный лагерь бойскаутов.
Я уложил одежду и конверт в чемодан, захлопнул крышку и отнес в заднюю часть фургона, где прикрыл парой старых одеял и пробковым спасательным поясом.
Одному в пустом доме не очень-то весело, и я долго ворочался без сна. «Нервы, — подумал я, — то ли еще будет?»
Рано утром я надел дакроновые слаксы, спортивную рубашку из египетского хлопка и покинул дом с непокрытой головой. Позавтракав в городе, покатил к магазину.
Когда явился Отис, я сообщил ему:
— Меня не будет всю вторую половину дня. В Эксетере наклевывается парочка выгодных клиентов, которых надо довести до кондиции, и еще я хочу побеседовать с менеджером по рекламе на радиостанции по поводу тех объявлений, что он пытается нам всучить.
— Прекрасно, — заметил Отис. — Может, вам удастся накрутить коммерческий ролик с песней. Вот послушайте: «Навесной мотор для лодок — это крик «ура» из глоток!» Ну как?
— Да, рекламщик из тебя, прямо скажем, неважнецкий. Ты забыл самое главное — спонсора. Вот как надо: «На Годвина субмарину захватите синьорину».
— Когда надо зарыдать?
— Заткнись, это еще не все: «Она у Годвина в порту в жизнь воплотит свою мечту…»
— У нас нет субмарин.
— Только потому, что их никто не спрашивает.
— И у нас не порт, а магазин.
— Тем лучше — народ валом повалит, хотя бы из-за любопытства. Учись, пока я жив. А теперь, приятель, по коням!
— Ваша взяла, — сдался он, — мое дело — железки!
И Отис поплелся в мастерскую.
Утро тянулось невыносимо долго. Я сгорал от нетерпения и жаждал поскорее приступить к осуществлению своего плана. Около одиннадцати зазвонил телефон, когда я, как назло, был у себя в офисе. Отис же как раз за чем-то выходил и поднял трубку.
— Это вас, босс! — окликнул он.
Я вышел. Он кинул на меня лукавый взгляд, но от комментариев воздержался. Повернулся и демонстративно, как мне показалось, поспешил удалиться.
Звонила Джуэл Нанн. Если она и впредь будет названивать, то мне придется держаться рядом с телефоном.
— Как поживаете? — спросил я. — Вы не выходите у меня из головы.
«Но почему? — недоумевал я. — За каким дьяволом она мне сейчас понадобилась?»
— Хочу поблагодарить вас за тот флакончик духов, — в ответ произнесла она.
— Где вы сейчас? — поинтересовался я, прекрасно зная и так, откуда она звонит.
— В Хемпстеде, в аптеке. Пришлось еще раз приехать сюда с поручениями…
Сначала я хотел было распрощаться с ней, но затем спохватился и сказал:
— Послушайте, почему бы нам не встретиться?
— Не-ет.
— Это займет всего минуту.
— Ну-у… Нет-нет, вы просто не сможете…
— Но я хочу вас видеть… — Я оборвал фразу, а затем сменил пластинку. — Подождите. Как долго вы там пробудете?
— Совсем немного… Я должна ехать в Эксетер.
— О, — разочарованно произнес я. — А у меня в двенадцать важная встреча. Вот уже месяц я ее добиваюсь. И все же…
— Нет, я хотела всего лишь поблагодарить вас.
— Не стоит благодарности. Вы заслуживаете гораздо большего.
— Прощайте! — сказала она и положила трубку.
Отис пораньше отправился на ленч, и пока он отсутствовал, я положил пустую двухгаллонную канистру для бензина в заднюю часть фургона под одеяла, проверив в то же самое время, на месте ли разводной ключ. Когда он вернулся, я набил портфель макулатурой о лодках и отбыл.
— Присматривай за всем, — распорядился я. — Меня не будет до самого закрытия.
Я гнал машину в Хемпстед, срезал там путь, выскочив на шоссе 41, и оказался в Экстере через полтора часа. Я знал, что Джуэл где-то впереди и едет в то же самое место, поэтому мог только надеяться, что не натолкнусь на нее по дороге или в городе. Припарковавшись на площади, я начал наносить визиты, стараясь делать все по пути и по возможности быстро. Один из перспективных клиентов был адвокат, но сейчас он отсутствовал, и я оставил кучу брошюр его секретарше. Другой — оптик Джулиус Берг — был так занят, что я сократил визит к нему до пяти минут, после чего отправился к «служителю эфира».
Мы спорили по поводу коммерческого ролика около двадцати минут, и я заявил ему, что заберу эту муру домой, так как мне необходимо несколько дней, чтобы полностью дозреть. Он был молодым, неопытным — совсем недавно со студенческой скамьи, — и пока переводил мою речь на литературный язык, я успел смотаться. Забираясь к себе в машину, я заметил Джуэл, идущую по улице с пакетами и свертками в руках. Выглядела она прекрасно — молодая, стройная, симпатичная. К счастью, меня Джуэл не заметила.
Я выехал из города. Было двадцать минут третьего. Если все пойдет как задумано, то в ближайшие четыре часа я стану счастливым обладателем более ста тысяч долларов.