Мертвый штиль: Женщина из захолустья. Дядюшка Сагамор и его девочки. Мертвый штиль

Глава 3

В этом не могло быть ни малейших сомнений: я уже видел снимки Хайга несколько раз в газетах, а один из них даже красовался на почте на стенде под заголовком «Их разыскивает полиция».

Внимательно просмотрев все снимки, я откинулся на спинку кресла и покачал головой.

— Никогда не видел никого похожего, — сообщил я. — Но не кажется ли вам странным, что еще «горячие» денежки почему-то появились в спортивном магазине? Как-то не вяжется.

Рамси задумался.

— Нам не дано ничего знать наперед. К тому же банкнот мог побывать в нескольких руках, перед тем как попасть сюда.

— Иными словами, личность, которая пользуется этими деньгами, может и не знать, что с ними не все ладно?

— Тоже верно. Вот вы же ведь не знали?

— Полагаю, вы не имеете права посвящать меня в курс дела?

Едва заметно улыбнувшись, Рамси покачал головой:

— Боюсь, что пока не вправе.

Затем он попросил разрешение лично проверить кассу. Естественно, ничего интересного там не оказалось. Мы обменялись рукопожатиями, и он укатил. Наблюдая, как он выруливает на улицу, я чувствовал, что злополучная двадцатка вот-вот прожжет дырку в моем бумажнике. Пришлось терпеть и, сгорая от любопытства, дожидаться, пока выйдет Отис.

— Что же это за двадцатка? — спросил он.

— Не знаю. Но она чертовски «горячая».

— Да уж. Вы не смогли бы устроить больший переполох, даже если бы в качестве депозита подсунули бомбу с часовым механизмом.

— Наверное, она из выкупных денег, — предположил я, — или же была украдена при ограблении банка. Да мало ли что.

Отис повернулся, намереваясь вернуться к себе в мастерскую.

— Классной торговлей мы здесь занимаемся. Клиенты по высшему разряду. Как вы думаете, может, мне следует начать носить в петлице красную гвоздику в знак принадлежности к мафии?

Как только он скрылся в мастерской и принялся за работу, я вернулся в офис, уселся за стол и вытащил из бумажника свою двадцатку, потянувшись при этом за блокнотом, где был записан номер. Номера на обоих банкнотах были не только очень близки, но еще и следовали друг за другом. Один заканчивался цифрами «23», другой — «24».

Я перевернул двадцатку, изучая пятно, и ощутил сильное возбуждение. И на моей двадцатке пятно было того же размера и на том же самом месте. Видимо, банкноты находились в одной пачке, когда эта красящая субстанция — не важно, что именно, — была пролита на них.

Я послюнявил палец и потер им по пятну. На пальце остался след чего-то коричневатого.

Высохшая кровь? Весьма драматично, но неправдоподобно. Кровь более темного цвета, и ее надо было бы соскребать. Это просто пятно. Но как оно сюда попало? Отметка не столь уж бросалась в глаза, однако и на другой двадцатке оказалась точно такая же.

Это могла быть ржавчина, обычная окись железа, попавшая при соприкосновении со ржавым металлом. Раз уж пятна были столь незначительными, значит, они оказались на двадцатках еще до того, как деньги попали в руки подозреваемого. А посему напрашивалось предположение — уж не хранились ли банкноты какое-то время в металлическом контейнере в сыром месте?

Я закурил сигарету и откинулся на спинку кресла. Нет, все это чушь собачья. Сама мысль о том, что Хайг имеет к этому хоть какое-то отношение, была бы просто-напросто смехотворна, если бы не тот факт, что его фотокарточка фигурировала среди прочих. Что и говорить, настоящая головоломка, с какой стороны ни подойди! И еще более восхитительной ее делало то обстоятельство, что Хайг словно бы исчез с лица земли, прихватив с собой сто шестьдесят восемь тысяч долларов.

Мне нужен был предлог, и за десять минут до закрытия магазина он представился как по заказу. Двое рыбаков тормознули возле нас по пути в Санпорт. У них было семь окуней, самый маленький из которых весил фунта три.

— Где? — сразу же спросил я.

— На озере Самнер.

— На живца? Или глушили гранатами?

— Спиннингом. На блесну.

— Хватит заливать, — бросил я. — Это в августе-то?

— Сущая правда, — уверили ребята. — Мы нашли подземный ключ. Вода там настолько холодная…

Тем временем вышел и Отис. Он окинул рыбу обреченным взглядом и перевел его на меня:

— Как долго вы будете отсутствовать?

— Где именно? — вопросом на вопрос ответил я.

— Увы и ах, — произнес он заупокойным голосом.

Озеро Самнер подходило как нельзя лучше, ибо находилось за девяносто миль отсюда.

— Ну раз ты так настаиваешь… Только ради тебя я брошу все и отправлюсь на рыбалку.

— Вы хотите, чтобы и Пит помогал мне?

Пит был его сын. Во время летних каникул он иногда подрабатывал в магазине.

— Конечно, — уверил я и, прошествовав в мастерскую, подобрал себе приличный лодочный мотор мощностью в три лошадиные силы. Я отнес его в свой фургон, где пристроил в задней части салона вместе с канистрой горючего к нему. Затем мы закрыли магазин.

— Вернусь в ночь на вторник или в среду, — пообещал я. — Смотри в оба. Если появится еще одна двадцатка из той серии, сразу же звони в Санпорт. ФБР хочет, чтобы мы вели для них наблюдение. Вот тебе номер одной из купюр.

Я покатил домой. Загоняя фургон на дорожку под дубами, я увидел в гараже «крайслер» Джессики. Стало быть, она уже дома и наверняка вне себя из-за того, что я так непочтительно отнесся к мистеру Селби. «Значит, конец перемирию», — подумалось мне.

Джессика, одетая в какую-то легкую вязаную хламиду, была на кухне, выписывала чек для Рибы за ее работу по дому в течение этого дня. Мне показалось это довольно странным: она, правда, никогда не носила чересчур облегающих одеяний, но при этом не создавалось впечатления, что под ними скрывается примерная ученица колледжа, плоская как доска. Наверное, среди моих предков каким-то образом затесался турок, поэтому я излишне чувствителен к пышным формам и исходящим от них волнам материнской нежности. Она успела побывать в парикмахерской, и ее волосы были уложены и блестели, словно полированный хром. Широкое лицо с полноватым ртом несло на себе печать чисто женской сварливости — и это последнее полностью соответствовало действительности.

Она обратила на мою скромную особу свой голубой взгляд и улыбнулась с убийственной нежностью:

— О! Никак явился домой, дорогой, да еще так рано. А я уж думала, что ты вообще не выберешься сегодня из магазина.

Эта фразочка предназначалась скорее для Рибы, нежели для меня, и сработала, по-моему, на полную катушку. Та схватила чек и заторопилась к черному ходу, не желая попадаться моей половине под горячую руку.

Я открыл холодильник и вынул из него банку пива:

— Меня вынудила приехать пораньше важная причина. Я отправлюсь удить рыбу.

— Какая прелесть! Риба, твой муж часто ездит на рыбалку?

— Да, мэм, — ответила Риба.

— По-моему, просто замечательно, когда у мужчины есть хобби, ты согласна?

— Да, мэм, — согласилась Риба и поспешно удалилась. Ей уже было за сорок, и она давно уяснила, как воюющие стороны обращаются с мирным населением.

Голубые глаза Джессики вспыхнули. Это была, если можно так выразиться, зарница приближающейся грозы.

— Ну и ну! Ты никак не мог оторваться хотя бы на пять минут от своих драгоценных игрушек, чтобы выказать уважение жене, зато готов все бросить и укатить на рыбалку. И как по-твоему, что подумал о тебе мистер Селби?

На этот раз ей вряд ли удастся вывести меня из себя. Я был слишком занят другим, чтобы думать о ней.

— О, он ничуть не возражал против моего отсутствия. Представляю себе, с каким удовольствием он без помех любовался на твои ноги!

Я глотнул пивка и живо представил, как этот ханжа мистер Селби пускает слюни при виде частично открытых его взгляду женских бедер. Этот скользкий тип вечно маневрировал, пока не оказывался в позиции, откуда мог безошибочно поразить цель.

— Мистер Селби — джентльмен…

— Чего никак не скажешь про некоторых из присутствующих, — закончил я за нее. — Ты принесла домой ту бумагу, которую мне надо было подписать?

— Я же сказала тебе, что она должна быть заверена нотариусом, — огрызнулась моя половина.

— Поэтому ты и обошлась без меня. Клянусь Богом, это послужит мне хорошим уроком: в следующий раз, поджав хвост, опрометью побегу к хозяйке по первому ее зову.

— Просто тебе нравится унижать меня, вот и все!

— Нет, — возразил я, — как говорится, бес попутал! Я действительно был очень занят и забыл, как именно выскакивать из коробочки, когда ты нажимаешь кнопку…

— Ты меня утомляешь.

— Вот и отдохни. Я отправлюсь на озеро Самнер и пробуду там до среды.

Она обдала меня холодным взглядом:

— Уилеры будут у нас вечером, чтобы сыграть в бридж. Но тебя это не касается, верно?

— Пусть остаются дома и собачатся без нас, — хмыкнул я. — Неужели для этого нужен дополнительный стимул?

Джессика круто повернулась и вышла из кухни с величественным видом, какой бывает у сатаны в преисподней. Я же допил пиво и спустился на цокольный этаж. Оставшись один, я тут же забыл о размолвке и прочих житейских мелочах, вернулся мыслями к таинственным банкнотам, и рой всевозможных догадок закружился в моей голове. Знала ли миссис Нанн, что деньги «горячие»? Вряд ли. Тогда как они к ней попали? И почему сразу две двадцатки? В раздражении я отмел все вопросы. Ни на один из них не было ответа, и я только попусту тратил время, ломая голову. В общем, я в темпе начал собирать соответствующие причиндалы: спортивную сумку с рыбацкой одеждой и бритвенными принадлежностями, коробку со снастями, спиннинг, мазь от комаров и постельные принадлежности. В запасах провизии и кухонной утвари необходимости не было: Нанн содержал там нечто вроде столовки наряду с тремя старыми хижинами, лодками и моторами, сдававшимися напрокат.

Побросав все это в фургон, я вырулил со стоянки, затем свернул на Мэйн-стрит и направился к северу в сторону озера Самнер. Джавьер раскинулось на юго-западе, и, таким образом, мне предстояло сделать порядочный крюк, чтобы попасть туда, но когда начинаешь лгать, то надо быть последовательным до конца.

На окраине города я остановился у станции обслуживания. Хозяин станции Уэнделл Грэхем был заядлый рыбак и частый посетитель нашего магазина.

— Счастливый, дьявол, — заявил он. — Озеро Самнер, говоришь? Я слышал, что там раздолье для нашего брата-рыбака.

— Я дам вам знать, — пообещал я.

Отъехав от города на девять миль, я свернул на местную дорогу, ведущую на юг. Через двадцать миль она сливалась с 41-м шоссе, идущим на север. Это шоссе огибает густой лес и проходит неподалеку от озера Джавьер.

Когда я свернул на 41-е шоссе, на трассе было всего несколько машин. Только один раз на подъеме я смог разглядеть глухую низину на западе, хотя само озеро никоим образом не просматривалось. Оно разделялось на множество бухточек, которые не были видны из-за леса. В конце спуска находился плохо огражденный S-образный изгиб, где за последние три года нашли свою гибель пять человек. Я машинально снизил скорость, невзирая на то что дорожное покрытие было сухим, исподволь заметив белые кресты на обочине, поставленные дорожным департаментом в тех местах, где машины сошли под откос по каким-либо причинам. У меня мелькнула какая-то мысль, но опасное место кончилось и я перестал ломать голову.

Пятнадцать — двадцать минут спустя я снова свернул направо, съехал с шоссе, и вырулил на проселочную дорогу, которая, отчаянно петляя в низине, вела к озеру. Солнце уже зашло, и в лесных зарослях сгущались сумерки. Когда фары высветили казенные почтовые ящики и старый дорожный знак справа, я снизил скорость и вырулил на пыльную колею, ведущую на север сквозь давным-давно заброшенное поле, отданное на откуп сорнякам и ядреной крапиве. Немного погодя так называемая дорога пошла вниз через лесную чащобу, где в темноте порхали светлячки.

Чуть позднее я миновал старый фермерский дом, притулившийся неподалеку. В окне поблескивал слабый свет керосиновой лампы. Затем я пересек поток — рукав озера — по расшатанному деревянному мостку. Особо низкие участки дороги были засыпаны гравием для лучшей проходимости в сырую погоду. Фары моей машины выписывали огромные световые дуги, выхватывая из темноты древесные стволы, пока я петлял между ними. За мостком дорога раздваивалась, и одна колея забирала влево. Дорожный знак упал, но я вспомнил, что он указывал направо. Спустя несколько минут машина выехала на простор. Когда я остановился и заглушил мотор, то услышал хор лягушек на берегу озера.

Здесь были четыре постройки: три маленькие, беспорядочно сгрудившиеся на краю заливчика, и одна большая — впереди и справа от меня. Яркий свет струился из проема открытой настежь двери. Я увидел только одну машину — пикап, за рулем которого этим утром находилась миссис Нанн. Вырубив свет фар, я вылез из фургона.

— Кто там? — окликнул мужской голос. Говорящий стоял в тени, подле дверного косяка.

— Годвин, — отозвался я, — из Уордлоу.

— О, — мужчина вышел на свет и отдернул занавеску, — милости просим.

Я последовал за ним. В наспех сколоченном помещении потрескивала керосиновая лампа, повешенная к стропилам на проволоке. Вокруг нее в вечном танце кружились насекомые, натыкаясь на колпак. Слева была небольшая стойка с тремя вращающимися табуретами, а за стойкой находился ящик со стеклянной крышкой, содержащий всякую всячину для рыбной ловли. В глубине, с другой стороны, имелось небольшое занавешенное окно и дверь между стойкой и ящиком. Видимо, эта дверь вела в апартаменты хозяев. За стойкой стояли также коробки со льдом и плита с газовым баллоном на две конфорки и решеткой для гамбургеров. На полках над плитой размещались пачки сигарет, жестянки с супом и сгущенкой, а также пирожки в целлофановых пакетах. Вдоль стены на стеллажах содержали запас круп и специй, несколько дешевых журналов и большую стопку комиксов. Я озадаченно уставился на эти книжонки. Неужто их читает мистер Нанн? Честно говоря, я не очень-то жаловал хозяина.

В разные времена он был констеблем и помощником шерифа, пока из-за какой-то политической заварушки не лишился своего места у кормушки, и, как поговаривали, поделом — ибо был нечист на руку. Но невзлюбил я его не из-за того, что уже после своей отставки он дважды меня надул, — ненависть претит мне, — а просто потому, что он по-прежнему мнил себя крутым, как если бы до сих пор носил кобуру с кольтом.

Он прошел за стойку, зажав сигарету в губах, и чиркнул спичкой о ноготь большого пальца: жест, явно позаимствованный из какого-то вестерна. Он был ростом с меня, но тощий, как жердь, с блеклым, худым лицом — его словно с трудом натянули на кости черепа. В глазах цвета вишневой наливки не было ни капельки тепла. Бросив спичку на пол, он бесстрастно воззрился на меня сквозь облачко сигаретного дыма.

— Чем могу служить? — спросил он.

— Я хотел бы воспользоваться одной из ваших хижин и лодкой на пару дней. Как клев?

— Так себе. — Он неопределенно пожал плечами. — Вы никогда не были здесь прежде?

— Да нет, был раз или два, — возразил я. — Охотился на уток, до того как вы купили это место.

— Поэтому и решили теперь поймать рыбку?

— Верно, — поддакнул я. Он явно не относился к тем дельцам, которые стелятся перед новым клиентом, но я не слишком-то обращал на него внимания. Меня интересовало, где они держат свою наличку и сдачу. Кассы нигде не было видно.

— Вам нужно что-нибудь еще? — поинтересовался он.

Я взглянул на него. В свете керосиновой лампы грубые черты его лица казались зловещей маской. На нем была лишь потная нижняя рубаха, его руки и плечи смотрелись как наглядное пособие по анатомии — кожа да кости. Его пристальный взгляд не выражал ровным счетом ничего.

— Что вы имеете в виду?

— Мотор? Проводник? Приманка? Вам понадобится еще что-нибудь, кроме лодки?

— Нет, — отказался я, лелея надежду на то, что он позволит мне остаться.

— Занимайте хижину рядом, — разрешил он. — Она не заперта.

И все же я должен заглянуть в их кубышку с наличкой, где бы она ни находилась. Я не затем проделал такой путь, чтобы сразу же отправиться на ночлег.

— Как насчет сандвича и чашки кофе? — спросил я.

— Слишком поздно.

— Знаю, что поздно, — согласился я. — Но я ничего не ел с самого обеда. После работы тут же отправился сюда.

— Видать, здорово спешили. Неужто так не терпится порыбачить?

— Да, — отозвался я, чувствуя, как моя нелюбовь к нему все крепнет.

Даже не повернув головы в сторону двери, находящейся позади него, он окликнул: «Джуэл!»

Никакого ответа. Только шипение лампы и слабый стук ударяющихся о колпак насекомых. Хозяин уже приготовился было окликнуть жену вновь, но это не понадобилось. Миссис Нанн вышла в комнату, одетая в голубую мужскую рубашку и грубые рабочие штаны. При виде меня она едва заметно вздрогнула, но быстро овладела собой. Ее лицо вновь стало непроницаемым.

— Сваргань мистеру Годвину гамбургер! — распорядился он.

— На ночь глядя?

— Время — не твоя забота. Он так торопился сюда, что остался без ужина.

Джуэл на миг молча уставилась на его макушку, а затем направилась к коробке со льдом. Я уселся на табурет перед стойкой. Она зажгла конфорку и шмякнула на решетку кусок мяса. Какой-то жук врезался в лампу под потолком и упал на стойку, где и остался лежать на спине, громко жужжа. Через минуту или две мясо зашипело и хозяйка перевернула его лопаточкой. Откуда-то вылез таракан и прошествовал по краю стойки. В ярком свете он весь блестел. Взглянув на таракана, Джуэл небрежным движением откинула волосы с лица.

— Жир, — еле слышно обронила она.

Он скосил глаза в ее сторону:

— Что?

— Я сказала: жир.

— Ну и что?

— Ничего. Нравится мне, как им пахнут волосы.

— Ты хочешь сказать, что с тебя на сегодня хватит?

— С чего ты взял? Немногие женщины могут похвастаться тем, что они источают такой аромат, словно всю ночь проспали, положив голову на прогорклый гамбургер…

Женщина подняла глаза и, поймав его взгляд, тотчас замолчала. В помещении вновь наступила мертвая тишина. Затем ее нарушил телефон: раздались один длинный и два коротких звонка.

Нанн зашел за стойку и снял трубку допотопного аппарата — вместо диска номеронабирателя у него была ручка сбоку, — укрепленного на стене возле двери.

— Хэлло, — произнес он. — Да, это Нанн… Конечно… Конечно… О’кей… Где-то в начале дня… О’кей, буду готов. Пока! — Затем, перед тем как положить трубку, он издевательски бросил в микрофон: — Ребята, если вы пропустили начало разговора, поясняю: мне звонил мужик из Вудсайда. Он хотел бы приехать завтра на рыбалку и просит меня быть его проводником. Вопросы есть?

После чего бросил трубку на рычаг и произнес: «Общая линия».

Округа была населена людьми, которых он не любил. В таком случае не помешало бы завести сменщика и организовать круглосуточное дежурство у телефона, чтобы постоянно хамить всем соседям.

Хозяйка подала мне гамбургер:

— Кофе нет. Хотите кока-колу?

— Годится, — ответил я.

Джуэл открыла бутылку, поставила на стойку, потом повернулась и вышла в дверь, не произнеся ни слова. Нанн облокотился на стойку с другой стороны и смотрел, как я ем, также храня молчание. Меня это вполне устраивало, так как я не хотел нарываться на грубость.

Покончив с едой, я встал и вынул из кармана бумажник:

— Сколько с меня?

Он покачал головой:

— Рассчитаемся перед отъездом, сразу за все.

— А по мне, лучше платить по ходу дела — мороки меньше, — запротестовал я. Мне не терпелось взглянуть на его наличку.

Он пожал плечами:

— Хорошо. Это будет… сейчас посмотрим… сорок пять центов.

Я вытащил пятерку. Он взял коробку из-под сигар с полки, поставил на стойку и снял крышку. Там лежали четыре или пять бумажек, но я не мог разглядеть, какие именно. Он посмотрел на пятерку в моей руке и покачал головой:

— А помельче нет?

— Поищу, — ответил я и, покопавшись, достал доллар. — Дайте еще пачку «Хэмела».

Он повернулся, чтобы достать сигареты с полки. А я сунул руку в коробку и просмотрел банкноты: две пятерки, несколько бумажек по одному доллару и какое-то серебро.

Никаких двадцаток там вообще не было.

Он отсчитал мне сдачу. Я вышел наружу, подогнал машину к последней хижине и занес в нее вещи. Расстелив свои постельные принадлежности на продавленном старом матрасе, я выключил свет и улегся. В темноте назойливо и тонко пищали комары, а я лежал, покуривая сигарету. На берегу им громко вторил хор лягушек, до меня донесся также плеск рыбы с озера, которая то ли играла, то ли охотилась.

Деньги? Из этой дыры? Я, должно быть, спятил!

Но тогда откуда взялись эти двадцатки? Я же видел их своими глазами. Тут я тихо выругался и потушил сигарету. Вся эта моя затея — полный абсурд. Неужто я и впрямь надеюсь найти какую-то связь между этим жалким, затерянным в лесу кемпингом и тайной Билла Хайга?