Мертвый штиль: Женщина из захолустья. Дядюшка Сагамор и его девочки. Мертвый штиль

Глава 12

Едва он скрылся из виду, я усмехнулся и встал на ноги. Затем сел на бревно и закурил. Представление подобного рода отнимает немало сил, а этот спектакль не только получился душещипательным, но и держал меня в напряжении до самого конца. Главное сейчас — дать Клиффордсу уйти: а сам я выберусь отсюда когда-нибудь, да это уже не имеет значения. Клиффордсу вновь придется идти пешком на своих двоих, после того как закончится бензин и машина заглохнет где-нибудь на дороге, и нам обоим станет не по себе, если я, заполнив бак, выскочу на шоссе раньше, чем он поймает попутку. Возможно, он даже потратит время на то, чтобы собрать кое-что из манаток, ибо не сомневается, что я в состоянии ползком добраться до стоянки раньше завтрашнего утра, да и то при условии, что найду туда путь. И даже в этом случае мне не удастся покинуть низину раньше, чем за мной пришлют людей.

Я докурил сигарету, предвкушая, как открою два оставшихся ведерка. Таких минут в жизни крайне мало, и стоит вам их использовать, как они растают навсегда. Я отдал себе должное за ловкость и смекалку, проявленные при подготовке и проведении операции. «Не плохо, — ободрил себя я. — Конечно, удача улыбнулась мне в самом начале, но решение самой проблемы заслуживает положительной оценки и может служить образчиком чистой работы. Маленький шедевр крупного надувательства», — мысленно отметил я.

Но хватит петь себе дифирамбы — пора за работу! Загасив окурок и встав на колени, я достал нож. В считанные секунды все три ведра были открыты.

Это было подобно тому, как увидеть во сне, что вы завладели Форт-Ноксом[5], а проснувшись, обнаружить у себя в руках ключи от его сокровищницы и пропуск с правом выноса золотых слитков. Два других ведерка ничем не отличались от первого: они были битком набиты пачками купюр самого разного достоинства, от пятерок до сотенных. Я поспешно снял рубашку, расстелил на земле и стал выгружать на нее деньги, не считая их, а просто выискивая те пачки, которые намеревался уничтожить. Когда мне в руки попадала пачка с хрустящими новехонькими банкнотами, я откладывал ее в сторону. За несколько минут я все их отсортировал подобным образом. Конечно, позже мне предстояло вновь произвести осмотр уже тщательнее, но и сейчас я выявил большую часть не внушающих доверия пачек. В итоге оказалось: еще четыре упаковки двадцаток, шесть — десяток и две пачки банкнотов достоинством в пятьдесят долларов.

Для пущей верности я распечатал каждую пачку и просмотрел банкноты, чтобы убедиться, что номера идут подряд. Увы, так оно и было! Я быстро пересчитал деньги, суммируя цифры, проставленные на обертках. Двенадцать пачек вместе составили в итоге двенадцать тысяч долларов, что мне показалось странным совпадением, ибо суммы самих пачек варьировались от пятисот до двух с половиной тысяч долларов, в зависимости от номинации.

Я взглянул на маленькую стопку денег.

«Ладно, давай теперь действуй дальше! Посмотрим, как у тебя получится. Только не тяни резину, раздумывая, нельзя ли воспользоваться этими деньгами лет этак через десять? Они всегда будут представлять для тебя опасность, и мир не настолько огромен, чтобы можно было где-то спокойно их тратить. Так что приступай к этому незамедлительно!»

Я разложил все двенадцать пачек на земле вокруг ямы. После чего откопал пистолет и вновь сунул за пояс. Потом стал срывать стягивающие пачки ленты, комкать купюры и швырять на дно ямы. Собрав внушительную кучку, я щелкнул зажигалкой, поднес язычок пламени к уголку пятидесятидолларового банкнота и бросил его сверху. Деньги дружно занялись, и вскоре на дне ямы ярко запылал необычайный костер. Я продолжал срывать ленты и подбрасывать банкноты в пламя, следя за тем, чтобы все они сгорели дотла. Мне припомнился тот, другой костер из денег на берегу озера, и я с горечью подумал, что если так и дальше пойдет, то жечь деньги станет моей привычкой, а это, прямо скажем, дорогое удовольствие. Когда двенадцать тысяч долларов превратились в золу и пепел, я взял палку и разворошил остатки костра, чтобы убедиться, что ничего не осталось. Затем копнул лопатой и все хорошенько перемешал. И только потом засыпал яму, утрамбовал лопатой землю и забросал охапками опавшей листвы. «Да, мальчики, — подумал я об агентах ФБР, — след, по которому вы идете, остывает не по дням, а по часам».

От размышлений меня оторвал какой-то звук. Я выпрямился и внимательно прислушался: похоже на шум лодочного мотора. Я ухмыльнулся. Клиффордс и впрямь так скорее доберется до стоянки в конце дороги и при этом не станет мучиться с багажом, таща его на себе. Я затаил дыхание, но так и не понял, слышал ли я мотор на самом деле, или мне только показалось. Расстояние в целую милю — это вам не шутка, а ведь он еще и удалялся от меня. «Доброго тебе пути, Уолтер! Я удостоился чести смутить твой кроткий дух, однако это длилось недолго, и да будут пастбища для тебя всегда зелеными и тучными! Ну, в том, что они достаточно зеленые, — подумал я, — сомневаться не приходится». У него с собой те самые три тысячи восемьсот долларов, что я оставил, и если их не тратить на такие предметы роскоши, как кокосовые фермы, то этих денег вполне хватит не на один год. В любом случае, даже если ему бы удалось осуществить свою мечту, этот самый помощник пристрелил бы его, в который уже раз застав со своей женой.

Я встал на колени возле расстеленной рубашки и принялся вновь укладывать деньги в ведерки. Странно, в то время как на двадцатках была полоска ржавчины, сами ведерки были чистыми и блестящими внутри. Совсем забыл, он же заменил их несколько месяцев назад! Часть денег все еще хранила следы прежней ржавчины, но избавиться от нее в наше время не проблема. Проведите несколько минут в библиотеке — и получите ответ. Я ухмыльнулся. Можно будет даже написать книгу «Ржавчина — и как с ней бороться».

Покончив с упаковкой денег, я бросил на них последний восхищенный взгляд и стал закрывать крышки. Потом, надев рубашку, сел покурить перед дальней дорогой. Надо еще подождать, чтобы не наткнуться на Клиффордса, если вдруг ему взбредет в голову вернуться в хижину за одним из своих комиксов. Сейчас он, по моим расчетам, уже возле кемпинга садится в мою машину.

Только тут я заметил, что в пылу возбуждения, охватившего меня при виде денег, так и не обулся. Дотянувшись до ботинка, я надел его, но зашнуровывать не стал. Уж больно хотелось, не делая лишних движений, просто сидеть на опавших листьях, привалившись к стволу, и, покуривая, думать о ста одной тысяче долларов, находящихся прямо передо мной.

Докурив, я загасил окурок о землю и взглянул на часы. Пора! Почти шесть вечера. Я наклонился, чтобы зашнуровать ботинок, — и замер. За моей спиной послышался шум шагов по сухим листьям.

Резко повернувшись всем телом, я со все возрастающим ужасом начал вглядываться в лесную чащу. Клиффордс! Он, пыхтя, пробирался ко мне, преисполненный собственной значимости, а в руках у него были бумажная сумка и самодельный костыль.

Я знал, что должен отвести взгляд в сторону, но никак не мог себя заставить. Вот так и сидел, тараща глаза, пока Клиффордс с треском продирался через кусты. В голове у меня пульсировала только одна мысль: теперь нам обоим не миновать тюрьмы.

Клиффордс приблизился и остановился неподалеку, глядя на меня с опаской и протягивая бумажную сумку и костыль.

— Не стреляйте, мистер Вард! Я передумал. Вы только взгляните — какой славный я вам сделал костыль.

Он продолжал протягивать его мне. Ему так хотелось услышать похвалу в свой адрес.

— Вы… — Я поперхнулся, замотал головой и вновь сделал попытку заговорить. Наконец мне удалось собраться с мыслями. — Я думал, что вы смотались. Что же вынудило вас вернуться?

У него был вид побитой собаки.

— Мне не следовало даже и пытаться, — признался он. — Прошу вас, ничего им не говорите.

Я чуть не взвыл от злости.

— Отчего же вы передумали?

— Это было чистое безумие — отважиться на такое, — вымолвил он, виновато глядя себе под ноги. — Затмение какое-то нашло. Но если вы пообещаете не говорить остальным, чтобы мой проступок не вменили мне в вину как отягчающее обстоятельство, то я помогу вам отсюда выбраться. И если вы не сможете вообще идти, то я на лодке доберусь до телефона мистера Нанна и позвоню к вам в офис, чтобы они выслали помощь. Мистер Вард, поверьте, я не брошу вас больше. Не заставлю одного с больной ногой выбираться отсюда. Да ни за что на свете!

Я арестовал Клиффордса, и теперь мне ни за какие коврижки не отделаться от него. Клянусь Господом, он доставит меня в ФБР, даже если на это уйдет целая неделя! Я крепко-накрепко привязал себя к этому кретину, которому голова дана разве что для шляпы. Если я возьму его в Санпорт и по дороге высажу из машины, то он через двадцать минут уже окажется в штаб-квартире федералов, живописуя о моих деяниях. Если оставлю его здесь и попытаюсь сбежать с деньгами, он все равно обратится в ФБР. Или же кому-нибудь проболтается, и ФБР тотчас все станет известно. А Рамси вмиг догадается, кто такой их новый особый агент.

Но почему он все же вернулся? Что заставило его передумать? У меня голова пошла кругом. Есть ли смысл пытаться что-либо выяснить у этого олуха, все извилины которого можно пересчитать по пальцам? Да и была ли у него причина вообще?

— Бьюсь об заклад: вы рады, что я передумал, — услышал я.

— Да, — буркнул я. Может быть, он хотел, чтобы я бросился ему на шею и расцеловал?

Как бы финал этой истории не оказался плачевным лишь для меня. Возможно, они даже не притянут к ответу этого отшельника, у которого крыша поехала от долгого пребывания в одиночестве среди лесов и болот. Чего ради? У них же есть я! С их точки зрения, у меня достаточно интеллекта, чтобы отличить добро от зла, и, даже не заглядывая в законы штата и невзирая на мой федеральный статус гражданина, мне всучат с полдюжины обвинений и прижмут к ногтю. Уже сейчас я мог назвать некоторые из них: заговор, препятствие отправлению правосудия, уничтожение улик, выдача себя за федерального служащего, подделка документов и, вероятно, даже хищение в особо крупных размерах, а также соучастие в вооруженном ограблении. Добавьте к этому побег с целью избежать наказания. И еще: я ведь только что уничтожил национальную валюту Соединенных Штатов на сумму двенадцать тысяч долларов, которые они пытались вернуть в собственность государства. Для ФБР я теперь персона грата, да еще какая! За мной станут охотиться с не меньшим остервенением, чем в свое время за Гастоном Б. Минсом.

— Вы уже обулись? — удивился Клиффордс.

— Да, — сквозь зубы ответил я. — Ноге немного полегчало.

— Она вроде не сильно распухла. Как по-вашему, ее надо бинтовать?

— Не думаю.

Стоит ли тянуть его за язык и дальше? Впрочем, попытка не пытка.

— Ну, так почему же вы все-таки вернулись?

— Мне бы все равно не удалось сбежать, — произнес он все так же покорно. — Я понял это, едва лишь добрался до хижины.

Я тяжело вздохнул:

— Каким же это образом?

— Вы помните, я спрашивал у вас, какое сегодня число?

— Да.

— Ну, как только я оказался в хижине, то перво-наперво проверил. Я всегда так делаю, прежде чем приступать к какому-либо делу. И стало ясно как день, что у меня нет ни малейшего шанса. Расположение звезд в высшей степени неблагоприятно.

— Звезд? — Я вылупил на него глаза.

— В моем гороскопе, — пояснил он. — До первой декады ноября не стоит даже и пытаться — дохлый номер!

Я снова закурил и сел, глядя на землю. Может, и в самом деле нет никакого способа вдолбить ему в голову мысль о побеге. Мышление Клиффордса резко отличается от моего, и как я могу заставить его мозги работать в нужном мне направлении, когда сам не имею понятия, как эти мозги работают и есть ли они вообще? Вы всегда держитесь настороже на том фланге, где ожидаете атаки, а когда она случается где-то по периметру в соответствии с законом подлости, то вам остается лишь руками развести. Конечно, я видел у него в хижине астрологический журнал, но он не бросался в глаза на фоне остального чтива.

Я зашнуровал ботинок. Клиффордс вручил мне костыль, и я нехотя заковылял вперед, не слишком-то пытаясь произвести впечатление, что у меня и впрямь болит нога. Какое теперь это имеет значение?

— Я понесу эти ведерки, — заявил Клиффордс, продел сквозь их ручки черенок лопаты и вскинул на плечо. Мне осталось лишь изумленно взирать на него. — Я пойду медленно, — уверил он. — Вы только скажите мне, когда захотите остановиться и отдохнуть.

Клиффордс двинулся в путь. Я поплелся за ним следом.

Через секунду он глянул на меня через плечо:

— Ну как костыль?

— Замечательно, — заверил я, и мы двинулись дальше.

Ведерки — все три — тихо позвякивали друг о друга, покачиваясь в такт его шагам, и маячили прямо у меня перед глазами. Я старался не смотреть на них, старался не слушать их металлического позвякивания.

— Мы приведем вашу ногу в порядок, — ободряюще пообещал он.

— Конечно, — буркнул я.

— А когда доберемся до хижины, то воспользуемся лодкой.

Я тотчас вообразил, как было бы здорово, если бы мы пошли ко дну. Это как нельзя лучше подошло бы для жалкого финала моей столь блестяще задуманной аферы. Нечто вроде самоубийства было бы идеальным последним штрихом под занавес. «Что за мерзкий день, — думал я, пытаясь отвлечь свое внимание от злосчастных ведерок: причины всех моих бед и обманутых ожиданий. — И да упокоишься ты с миром, и да закрою я очи твои, разглажу морщины на челе и скрещу мертвые руки на твоей груди».

А ведерки меж тем позвякивали в унисон.

Они содержали в себе сто одну тысячу долларов, и всего лишь два человека знали об этом. Я с трудом отвел от них глаза и почувствовал, как по спине пробежал холодок. Тени, протянувшиеся по земле, сгущались и походили на глубокие лужи, по мере того как садилось солнце.

Никто не знает, как я здесь оказался, и был ли сегодня в этих местах вообще. Никакого риска.

Самое страшное во всем этом — обыденность. Продолжай я идти так и дальше, то окажусь в тюрьме ни за что. А если не идти, то смогу выбраться отсюда с состоянием и избежать тюрьмы.

Смеркалось. Впереди виднелись вырубка и темнеющие очертания хижины.

«Не тяни, — подумал я, — и не дай нервишкам подвести тебя!»

Сейчас мы были уже в хижине, куда почти не падал свет. Я весь напрягся и целиком сосредоточился на деталях, таких, например, как хромота при ходьбе. Забрал свой пиджак и бумажную сумку, в которой находились тридцать восемь сотен долларов. Клиффордс уже отнес все три ведерка в лодку и вернулся за одеждой, которую собирался захватить с собой. Он уложил манатки в какую-то жалкую кожаную сумку, которую извлек из-под кровати.

— Я решил, что смогу позвонить миссис Нанн, чтобы она собрала остальные мои вещи, — доложил он. — Может, ей позволят прислать мне самое необходимое?

— Непременно позволят, — подтвердил я.

Я поднял с пола пояс-портупею с заполненным патронташем. Ого, какой тяжеленный. Я протянул пояс Клиффордсу.

— А я думал оставить его здесь, — заявил он.

— Возьмите, — разрешил я. — Я потом верну пистолет, и вы сможете передать пояс одному из помощников шерифа.

Ему пришлось надеть пояс, а мне хотелось лишь одного — избавиться от пререканий и прекратить разговаривать вообще. Каждое слово давалось мне с огромным трудом.

Клиффордс застегнул пряжку, окинул прощальным взглядом хижину и вышел в дверь, не произнеся ни слова. Столько лет он провел здесь! Примыкающая к вырубке чащоба была окутана темнотой. В тускнеющем небе еще виднелись несколько оранжевых и розовых сполохов заката. Клиффордс посмотрел на них, а затем окинул взглядом почти невидимую в сгущавшихся сумерках расчищенную его руками поляну.

— Мне нравилось здесь, — сказал он. — Прекрасное место!

Я отвернулся и молча махнул рукой. Мы двинулись по тропинке к лодке.

Старое бревно, вдающееся в воду, служило пирсом. Мы забрались в лодку. Он передал мне сумку, и я поместил ее на носу, вместе с ведерками. Затем запихал сложенную бумажную сумку в карман пиджака, после чего бросил пиджак поверх сумки Клиффордса. Он развернул лодку и оттолкнулся веслом от бревна. Я уселся на среднем сиденье, лицом к нему. Лодка выскользнула из бухточки на открытую воду, плотную и темную, как нефть. Казалось, она только усугубляла царящую вокруг тишину, а ночь, быстро сгущавшаяся среди деревьев, наползала на воду, как бы стараясь побыстрее овладеть этим последним бастионом угасающего дня. Я повернулся, глядя вперед, вынул бумажник из брючного кармана и переложил в пиджак. Клиффордс стал заводить мотор. Нас рывками понесло вперед, все дальше и дальше от берега к протоку. Я снял шляпу и положил ее поверх прочих вещей.

Почти в тот же миг я воскликнул:

— Обождите!

Лицо Клиффордса выглядело размытым темным пятном под надвинутой на лоб шляпой, когда он вопросительно взглянул на меня. Я потянулся мимо его руки и вырубил мотор. Внезапно на нас обрушилась мертвая тишина ночного леса, нарушаемая только плеском воды под килем и гулким стуком моего сердца.

Я встал во весь рост:

— Думаю…

Лодка заходила ходуном под моей тяжестью. Я покачнулся и, как бы теряя равновесие, рухнул за борт, увлекая за собой Клиффордса. Мы оба оказались в воде, и она сомкнулась над нами. Он яростно брыкал меня ногами. Пришлось выпустить его. Я начал выныривать, и вскоре моя голова оказалась над водой.

Уолтер, бултыхаясь, вынырнул сзади и, отплевываясь, выговорил:

— С вами все в порядке, мистер Вард?

Я повернулся, схватил его и стал топить. Он, яростно сопротивляясь, обвил меня рукой за шею и увлек вниз. Немного погодя мне удалось избавиться от крепкой хватки Клиффордса, и я, удерживая его под собой, ухитрился всплыть, но не до конца. Удерживая одной рукой ворот его рубашки, я изо всех сил тянулся наверх, но так и не мог поднять голову над водой. Скоро мне уже нечем будет дышать. К счастью, Клиффордс судорожно дернулся и обмяк в моих руках, выскользнул из них и мертвым грузом пошел ко дну. Я заколотил ногами, поднял голову над водой, а потом вытащил из кармана пистолет. Пусть тонет. Поверхность озера вокруг меня в сумерках казалась ничем не потревоженной гладью. Последний пузырь воздуха, вытесненный водой из одежды Клиффордса, всплыл и булькнул у меня под подбородком.

Предстояло еще многое сделать, и под прессом суровой необходимости моя мысль оставалась холодной и ясной: я концентрировался на самом насущном и отметал прочь все несущественное. Лодка скрывалась в глубокой тени на расстоянии нескольких футов. Я поплыл к ней, неуклюже барахтаясь в одежде и ботинках. Ухватившись рукой за планшир, сориентировался на темную береговую линию и, колотя ногами, направил лодку в ту сторону, откуда мы приплыли. Через несколько минут, возле бухточки, я уже достал ногами дно и побрел в воде, толкая лодку перед собой.

Причалив ее к бревну, я стал подле. С меня ручьем стекала вода. Отстегнув запонки, я сунул их в карман пиджака, что все еще лежал поверх сумки Клиффордса. Развязав галстук и стащив с себя рубашку, я выжал их и выбросил на берег. Затем снял брюки и наконец выбрался на берег. Вылил воду из ботинок, выжал носки, положил их рядом с одеждой и обул ботинки на босу ногу. Затем перетащил сумку, пиджак, шляпу и три ведерка из лодки на берег и положил их рядом с рубашкой, которая, белея в темноте, служила мне хорошим ориентиром. Подойдя к хижине, я ощупал землю в поисках спиннинга и окуня на леске, но так и не нашел ни того и ни другого. Сориентировавшись немного, вновь повторил попытку. Ничего! Странно! Он же бросил их прямо здесь. Наконец я понял: когда Клиффордс вернулся за бинтами и костылем, то перенес спиннинг и окуня в другое место. Но куда? Мне нужен был спиннинг.

Видимо, он отнес их в хижину. Я выпрямился и уже совсем было собрался зайти внутрь, как меня осенило. Каким образом, во имя Господа, я собираюсь найти там что-либо без света? Моя зажигалка осталась в брюках и отсырела, побывав в воде. Пройдет не один час, прежде чем она заработает. Ну должны же быть у него спички, просто их надо отыскать — вот и все! Я переступил порог и начал на ощупь пробираться к противоположной стене, при этом налетел на стул. Шум, произведенный им при падении, заставил меня вздрогнуть, так как прозвучал неожиданно громко в полнейшей тишине. Я продолжил путь и нащупал кухонную плиту, затем остановился, пытаясь воссоздать в памяти точное местоположение вещей. Спички наверняка лежат рядом с плитой. Я двинулся дальше, вытянув перед собой руки. Нащупав край полки, стал шарить по ней руками. Что-то упало на пол и разбилось. Только я выругался, как опрокинулось еще что-то. Я занервничал и не на шутку испугался, что не найду коробку спичек… И тут я нащупал их и невольно вздохнул с облегчением. Крупные кухонные спички лежали в большой твердой коробке.

Я чиркнул одной и принялся озираться в поисках лампы. Она стояла на большом ящике, накрытом клеенкой. Я зажег ее, надел колпак и внимательно огляделся в ее тусклом желтом свете. Вот и спиннинг. Он стоял в углу, возле комода, рядом с ружьем и дробовиком. Кусок лески валялся тут же на полу. Окуня не было. Ну, естественно, он выбросил его в озеро, чтобы тот не протух в хижине.

Направившись за спиннингом, я остановился, ощутив под ногой что-то липкое, и пригляделся. Оказалось, что с полки упал и разбился кувшин с патокой, теперь везде были мои следы. И выругался хриплым шепотом. Вот уж не везет так не везет! Ну да вычищу позже: в любом случае мне еще придется сюда вернуться! В таре для дров у плиты были и драные комиксы. Я вырвал из одного листы, счистил патоку с ботинка и, скомкав бумагу, запихал ее в плиту. Положив две спички на пол возле самой двери, где найти их не составило бы особого труда, я забрал спиннинг, затушил лампу и вышел из хижины.

Спустя две-три минуты глаза привыкли к темноте. Я спустился к лодке и положил в нее спиннинг, затем пошарил под передним сиденьем лодки и нашел коробку с рыболовными принадлежностями. Металлическую, с выдвижной крышкой. Открыл ее, поставил на дно лодки ближе к середине и, наступив ногой, слегка погнул крышку, после чего, опрокинув, рассыпал крючки, наживку и леску по всей лодке. Потом снял ботинки, поставил их на бревно и отплыл на веслах.

Выйдя из бухточки, я запустил мотор и на самых малых оборотах направил лодку к густым зарослям кувшинок в заводях у противоположного берега. На полпути туда я поднялся на ноги и прыгнул за борт. Вынырнув, увидел, что лодка уплывает прочь, превращаясь в маленькую тень на черной поверхности воды, в то время как мотор продолжает тихо урчать. «Лодка забирает вправо, — подумал я. — Не играет никакой роли, во что она врежется и где заглохнет мотор, хуже, если она опишет круг и настигнет меня». Оставалось лишь надеяться, что такого не случится.

Сориентировавшись, я попал обратно к бухточке. Выбравшись из воды, уселся на бревно, чтобы обуться, и постарался прикинуть, где сейчас лодка. Судя по шуму мотора — где-то на другой стороне и уже не плывет, а застряла. Возможно, завязла в тине и в кувшинках и мотает на винт тугие стебли. Это было бы здорово!

Я сошел по бревну на берег, подобрал сумку Клиффордса и вернулся в хижину, не чая побыстрее покинуть это место. Вновь зажег лампу и уложил одежду обратно в один из ящиков комода, потом задвинул сумку под кровать. Найдя какой-то бумажный пакет, положил в него собранные мною с пола осколки кувшина. Обмакнув кухонное полотенце в ведро с водой, выжал его и стер с пола все следы патоки, потом бросил в сумку и полотенце. Что еще? Ах да, тарелка, которую я использовал вместо пепельницы. Я сбросил все окурки в бумажный пакет, вытер тарелку обрывком бумаги и бросил его в топку плиты. «Пожалуй, лучше сжечь», — подумал я, поднес к бумаге зажженную спичку, затем швырнул в огонь картонку, в которой хранились в сарае деньги, и вощеную бумагу. Когда все это сгорело дотла и огонь погас, я хорошенько расшуровал золу кочергой и закрыл заслонку плиты, потом высыпал в бумажный пакет почерневшие от огня металлические остатки чемодана Хайга, отнес стол на прежнее место и огляделся вокруг. Как будто все.

Ан нет! Разбитые очки Клиффордса. Я прошел к комоду, где они валялись, после того как подобрал их с пола, шмякнув перед тем о стену. Их там не было — точнее, не было оправы. Я подобрал осколки линз, разбросанные по полу, и убрал в пакет. «Должно быть, он забрал оправу, — подумал я. — Куда же он ее дел?» На поиски у меня ушло две или три минуты, когда я наконец обнаружил ее в мусорном ведре за плитой. Половина правого стекла все еще была в дужке. Я бросил оправу в бумажный пакет и напоследок окинул все внимательным взглядом. Похоже, удалось уничтожить все улики, говорящие о моем пребывании здесь.

Конечно, остались следы во дворе и на тропинке, но это не столь уж важно, пусть даже размер моей обуви больше, чем у хозяина хижины. Никто не станет всматриваться в следы, поскольку то, что случилось с Клиффордсом, должно показаться вполне очевидным. Он запнулся ногой за коробку со снастями и наживкой, потерял равновесие и свалился за борт. Тяжеленный пояс-патронташ с пистолетом в придачу утянул его ко дну, когда лодка с работающим мотором уплыла прочь, оказавшись за пределами досягаемости. Вскрытие не покажет никаких следов насильственной смерти.

Я подобрал бумажный пакет, задул лампу и вышел из хижины. Когда глаза снова привыкли к темноте, прошел вдоль берега ярдов пятьдесят и зашвырнул пакет в озеро. Он тут же затонул, металлическая фурнитура и битое стекло — достаточно тяжелый груз. Продираясь на ощупь через темные заросли, я вновь вышел к бухточке.

Скатав рубашку, брюки и носки в тугой сверток, я перевязал его галстуком. Надев пиджак и шляпу, забрал костыль, три ведерка, сверток с мокрой одеждой и двинулся вдоль озера сквозь густые заросли. Идти приходилось медленно, и чем дальше, тем хуже, ибо я должен был строго придерживаться береговой линии, чтобы не заблудиться. Кустарник царапал мне ноги, и приходилось постоянно быть начеку, чтобы не налетать на пни и стволы деревьев. Шум навесного мотора раздавался все глуше. Спустя какое-то время я остановился и, содрав с костыля прокладку из бинтов в верхней его части, чтобы не так сильно натирало под мышкой, запихнул ее под какое-то бревно. Затем, пройдя еще несколько сот ярдов, забросил и сам костыль, вернее, то, что он представлял собой теперь — ствол молодого деревца с развилкой на конце, — в воду. Я чувствовал себя уставшим, но совершенно потерял счет времени. Прошло всего минут двадцать, а может быть, часы, пока я яростно занимался разрешением поставленной перед собой задачи, не позволяя себе отвлекаться ни на что другое.

Тут до меня дошло, что я выбрался на открытое место, и место это не что иное, как площадка для кемпинга. Резко забрав влево и определив, где, собственно, находится сама дорога, я уже через несколько минут стоял рядом со своим фургоном. Следующие ходы, что мне предстояло сделать, были просчитаны наперед, и их оставалось всего ничего, дабы счесть игру на данном этапе законченной. Я выудил ключи из кармана пиджака и отпер дверцу фургона. Выхватив из бардачка фонарик, бросился туда, где спрятал канистру с бензином, а затем залил его в топливный бак. Прикрепил документы на машину к рулевой колонке; вытащив чемодан, содрал с себя мокрые плавки, снял пиджак и переоделся в слаксы и спортивную рубашку, в которых и приехал сюда.

Развернув сверток с мокрой одеждой, проверил, не потерял ли чего по дороге. Все было в наличии: рубашка, галстук, носки, брюки, запонки, зажигалка, карманный нож, бумажник, липовое удостоверение, намокший «ордер» на арест, коричневая бумажная сумка, содержащая десятидолларовые банкноты, и даже размокшая пачка сигарет в рубашке. Я пихнул бумажную сумку в чемодан, рассовал по карманам слаксов бумажник, нож и зажигалку. Все же остальное завернул в рубашку и спрятал сверток в задней части фургона.

Достав нож, поддел им крышки всех трех ведерок. Я был настолько поглощен желанием поскорее довести дело до конца, что едва сознавал, что это деньги, поспешно перекладывая пачки в чемодан. Как только ведра опустели, я положил пиджак в сумку, поверх пачек, закрыл ее и поставил в фургон рядом с мокрой одеждой, накрыл все одеялами и бросил сверху пробковый спасательный пояс. Прихватив фонарик и ведра, я отправился обратно к озеру. Пустив крышки на волю волн, я занялся ведрами: заполнил все водой так, чтобы они наверняка пошли ко дну, и зашвырнул каждое из них в озеро. Затем посветил фонариком на водонепроницаемые часы. Они по-прежнему исправно шли, несмотря на то что дважды побывали в воде.

Было восемь часов семнадцать минут. С работой я покончил, и мне оставалось только ехать домой. Выключив фонарик, я немного постоял на месте, чувствуя, как спадает нервное напряжение. Работенка была не из легких, в чем-то грубоватая, с коррективами по ходу дела и, самое главное — без права на ошибку, но я не пропустил ни одного хода, пока разыгрывал партию. Игра стоила свеч, и я оказался на уровне.

Внезапно я подсознательно ощутил, как что-то изменилось. Повернув голову, я озадаченно нахмурился. Вокруг царила тишина, которая бывает только ночью на болотах. Обожди-ка — вот оно что! Тишина. Все это время, оказывается, в моих ушах звучал слабый, еле различимый из-за расстояния гул лодочного мотора, а сейчас он смолк. В моторе наконец кончилось горючее.

Меня охватило странное ощущение. Будто бы Клиффордс умер не час назад, а только что, с последним оборотом мотора — движение, жизнь и звук навсегда покинули темный проток, который он столько лет бороздил на своей лодке.

Я рухнул на колени возле самого края воды, чувствуя, как меня выворачивает наизнанку. Когда мне наконец полегчало после страшных потуг, я, вконец обессиленный, немного отодвинулся, умылся и сел прямо на землю, все еще дрожа всем телом.

«Не будь трагическим героем и не приписывай себе того, чего нет, — подумал я. — Это всего лишь запоздалая реакция, срыв, последовавший после долгого чудовищного напряжения и предельной сосредоточенности».

Через несколько минут я направился обратно к фургону и вскоре выехал на дорогу.