Месть за моего врага

V. 18

(Официальный наряд)

— Он выиграл, Иван?

— Да, Марья. И он ждёт вас.

Она кивнула, задумчиво глядя на платья, разложенные на кровати.

— Я скоро буду, — сказала она, перебирая ткани взглядом. Что надеть для победы? Она не выносила ошибок в демонстрации своего триумфа, особенно после того, как превратила одежду в искусство, подходящее для любого случая. — А пока передай ему это, хорошо? — Она указала на свёрток, оставленный на туалетном столике. — Иди без меня, Иван. Я скоро присоединюсь.

Он, как обычно, не хотел её покидать, но всё же кивнул.

— Да, Марья, — сказал Иван, убирая свёрток во внутренний карман пиджака. Затем вышел, оставив её в размышлениях о ткани и нитях, через которые она пыталась выразить себя.

Красное платье всегда сидело идеально, подумала она. Оно подчёркивало её изгибы, каким бы ни было её состояние. Это был вызов, крик. Серое же платье говорило тише, но многословнее. Красный был цветом роскоши, серый — доказательством воли.

Пока она размышляла, хлопнула дверь. Она узнала шаги, приближающиеся с такой уверенностью, что всё сложилось само собой.

— МАША! — раздался крик сестры.

Марья закрыла глаза и глубоко вздохнула. Дверь распахнулась за её спиной.

— Маша, как ты могла…

— Наконец-то, — выдохнула Марья, открывая глаза и оборачиваясь через плечо. Она окинула взглядом сцену: Саша, пылающая от ярости, и Лев, стоящий рядом. — Сашенька, — спокойно произнесла Марья. — Солнышко. Немного запоздала, не находишь?

Саша смотрела на неё:

— Это всё, что ты собираешься мне сказать, Маша?

— Да, Саша, именно это. Я знала, что ты найдёшь его рано или поздно, — Марья пожала плечами. — И, думаю, сейчас самое подходящее время.

— Маша, — Саша потрясённо смотрела на неё. — Я делилась с тобой своей болью. Я рассказывала тебе всё, а ты говорила… — она замолчала, её кулаки сжались. — Ты говорила, что понимаешь. Что чувствуешь то же самое. Это была ложь?

— Конечно, нет, — ответила Марья, бросив короткий взгляд на Льва, который явно не знал, какое место ему занять в споре сестёр. — Я понимаю это лучше, чем ты думаешь, Саша.

— Маша, Лев — он… — Саша запнулась, её взгляд метнулся к Льву, задержался на нём, словно изучая каждую деталь, каждую черту. — Он не просто кто-то, он нечто большее, и он……

— Я прекрасно знаю, кем он является для тебя, Саша, — Марья снова обратила взгляд к платьям. — Тебе больше нравится серое или красное?

— Маша… — голос Саши дрожал от неверия. — Ты серьёзно?

Марья обернулась через плечо:

— Ты чего-то конкретного хочешь от меня, Сашенька?

— Я… — Саша смотрела на неё, потеряв дар речи. — Конечно, хочу!

— Извинений? — предположила Марья, пробегая взглядом по тёмно-синему платью. Оно выглядело скромно, но было практичным и не боялось пятен. — Мне их никто не давал, знаешь ли. Этот мир, Саша, никогда не извинится перед тобой. Так что нам не к лицу вести себя иначе, как ты считаешь?

— Когда именно ты собиралась мне сказать? — потребовала Саша.

Марья заметила, что Лев всё ещё молчал.

— Завтра, — спокойно ответила она.

— Правда? Завтра? Честно? Ты просто собиралась объявить, что Лев жив?

Без колебаний:

— Да.

Саша фыркнула:

— Маша… — она с трудом подбирала слова. — Как ты можешь быть такой…

Марья молчала, пытаясь подавить дрожь в руках.

— …бессердечной, — наконец выдохнула Саша. — Как ты могла наблюдать за моими страданиями, зная, что он жив?

— У меня были дела, которые нужно было завершить, — сказала Марья.

— Но если ты знала, значит, знал и Иван!

— Иван работает на меня, а не на тебя, — напомнила Марья. — Это ранило его. Это ранило меня. Но некоторые вещи просто должны быть сделаны, Сашенька. Ты это знаешь.

— Но Лев работал на тебя! — выпалила Саша, переводя взгляд на Льва.

— Это тебя злит, Солнышко? — спросила она.

Лев сделал паузу, а затем устало улыбнулся:

— Это меня не радует, Марья.

— Что ж, — произнесла она после недолгого молчания. — Не всё идёт так, как нам хочется, верно?

Она взглянула на часы.

— Я солгала много раз, — продолжила Марья, обращаясь к Саше. — Ты пришла, чтобы осудить меня за мои ошибки?

— Я просто хочу знать, почему, — резко бросила Саша.

Марья пожала плечами:

— Может быть, я просто хотела хаоса.

— Нет, — вмешался Лев, его голос заставил обеих замолчать. Он сделал шаг вперёд: — Ты сделала всё это не просто так.

Марья тяжело вздохнула. Он так твердо придерживался её плана, что это было похоже на веру, хотя она никогда не стала бы советовать её как образ жизни. Вера была опасным продолжением надежды, которая, как правило, разбивалась вдребезги о реальность, разрушалась и сгорала дотла. Ожидания, по крайней мере, предвещали менее значительные последствия — их можно было повысить или понизить. Но во Льве было нечто, что постоянно подвергалось опасности быть непоправимо разрушенным.

— Потому что ты ничего не делаешь просто так, — настаивал он. — Иначе зачем вообще меня возвращать? Если ты действительно хотела, чтобы это осталось в тайне, ты могла бы оставить меня мертвым. Ты должна была знать, что это произойдет, — отметил он. — Ты дала мне возможность найти Сашу, не так ли?

Марья снова пожала плечами.

— Я всё равно сделала так, чтобы это оставалось тайной. Я не могла позволить твоему отцу прийти за моей матерью.

— Ты имеешь в виду, не раньше, чем ты будешь готова, — обвинила её Саша. — Ты использовала меня, Маша. Ты использовала мой гнев, мою ненависть. Ты держала Льва подальше от меня, чтобы я помогла тебе уничтожить Кощея, не так ли?

— Да, — просто ответила Марья. — Конечно. Если бы ты смотрела на это трезво, ты бы поняла, что это было единственное верное решение.

— Я… — Саша выглядела обиженной и разъяренной. — Почему? — снова спросила она, хотя Марья видела, что вопрос не требовал конкретного ответа. Это был просто рефлекс, мышечный спазм в ответ на все, что Марья делала. — Зачем все это?

— Такова эта жизнь, Сашенька, — тихо ответила Марья. — Жертвы и утраты. Пока ты остаёшься её частью, это всё, что ты сможешь чувствовать. Это всё, что ты сможешь делать. Твои единственные дары — это то, что ты можешь взять, что ты можешь сломать и что ты можешь разрушить.

Она перевела взгляд на Льва, а затем снова на сестру:

— Эта жизнь — воровка, Саша. Она отнимает и отнимает, а потом, может быть, ты умираешь. А может, и нет. Но в любом случае, жизнь постарается оставить тебя с пустыми руками, если ты не научишься наносить удар первой.

Лев опустил взгляд на свои руки, но промолчал.

— Я люблю тебя, Сашенька, — сказала Марья.

Саша открыла рот, чтобы что-то сказать, но Марья покачала головой, обрывая её:

— Я люблю тебя, видишь ты это или нет, хочешь ты в это верить сегодня или нет. Но не иди против меня, Саша.

Марья сделала шаг вперёд, и одним взмахом руки сменила халат на платье, а затем надела туфли одну за другой. Босиком, без своих обычных доспехов — высоких каблуков, тёмно-красных губ и строгой одежды — она была чуть ниже уровня глаз сестры, но никто не мог усомниться в том, кто здесь главный, и уж точно не было сомнений в том, кто сейчас управляет ситуацией.

Марья поправила платье, разглядывая себя в зеркале.

Серый — цвет стойкости, уверенности, молчаливого вызова: недооценивайте меня, попробуйте.

— Беги, если хочешь, Саша, — предложила Марья, беря с туалетного столика серьги и надевая их, а после любуясь конечным эффектом. — Повернись ко мне спиной, если считаешь нужным. Но не стой у меня на пути.

Саша недоверчиво уставилась ей в спину.

— Ты кому-нибудь принадлежишь, Маша? — хрипло спросила она. — Ты вообще мне принадлежишь?

Мария обернулась и посмотрела сначала на Льва, а потом на Сашу.

«Однажды,» — подумала она, — «ты узнаешь, почему я всё это делаю, и оглядываясь назад, ты будешь смеяться над этими вопросами.»

Но Марья ничего не сказала. Она просто посмотрела на Сашу взглядом, в котором читалось: «Отпусти меня». И Саша, как и все, кто когда-либо вставал у Марьи на пути, сделала шаг назад.

Марья Антонова выскользнула в коридор, оставив сестру позади, и растворилась в ночи.