(Входят сыновья Федорова)
У сыновей Фёдорова была привычка стоять, словно вершины равнобедренного треугольника. В самой дальней точке посередине находился Дмитрий, старший из братьев и неоспоримый наследник — кронпринц, посвятивший свою жизнь служению торговой династии и увеличению её благосостояния. Обычно он стоял с поднятым подбородком, словно ощущая тяжесть невидимой короны, и, не опасаясь угроз, по привычке расправлял плечи и грудь. В конце концов, кто бы осмелился ему угрожать? Никто из тех, кто хочет прожить долгую жизнь, это уж точно. Шея Дмитрия оставалась спокойной и непоколебимой; ему никогда не нужно было оборачиваться через плечо с опаской. Дмитрий Фёдоров устремлял свой взгляд прямо на врага, позволяя миру продолжать существовать за его спиной.
Сзади, по правую сторону от Дмитрия, стоял второй из братьев Федоровых — Роман, которого называли просто Рома. Если Дмитрий был солнцем Федоровых, то Роман — луной на его орбите, и его тёмные глаза очерчивали вокруг старшего брата периметр предупреждения. Этого хватало, чтобы заставить людей отступить с неуверенностью, тревогой и страхом. У Романа был твердый, как молния, характер, и поступь, похожая на раскаты грома. Он был словно острие окровавленного ножа.
Рядом с Романом стоял Лев, младший из Федоровых. Если его братья были планетами, то Лев — океанской волной, всегда находящейся в движении, как прилив, что то нарастает, то утихает. Даже сейчас, стоя за спиной Дмитрия, его пальцы рефлекторно сжимались и разжимались, а большой палец ритмично стучал по бедру. У Льва было обостренное чувство опасности, и сейчас он ощущал ее, как нечто пропитывающее воздух, пробирающееся между острыми лезвиями его лопаток. Эта угроза заставляла его вздрагивать. Лев был уверен: опасность только что вошла в комнату.
— Дмитрий Фёдоров, — произнесла женщина, и это имя, слетающее с её губ, могло быть как угрозой, брошенной через линию фронта, так и шёпотом между шелковых простыней. — Ты всё ещё помнишь, кто я, не так ли?
Лев посмотрел на брата, который, как всегда, даже не дрогнул.
— Конечно, я помню тебя, Марья, — ответил Дмитрий. — А ты знаешь меня, не так ли? Даже теперь.
— Разумеется, я думала, что знаю, — произнесла Марья.
Она была на год старше Дмитрия, по крайней мере, Лев смутно помнил, что ей чуть больше тридцати. Это можно было бы счесть комплиментом, но она даже не выглядела на свой возраст. Марья Антонова, которую братья Фёдоровы не видели с тех пор, как Лев был ребёнком, сохранила свои юные пухлые губы, которые могли бы украсить рекламный щит Maybelline у их квартиры в Трайбеке, или выражать её сдержанный интерес. Черты лица, которые обычно первыми становятся жертвами времени — линии вокруг глаз и губ, морщинки, которые могли бы пролегать по лбу, — избежали даже малейших признаков возраста. Каждая деталь её внешности, от идеально сшитого платья до начищенных кожаных туфель, была тщательно продумана, отглажена и безупречно опрятна. Её тёмные волосы ниспадали на плечи в аккуратных волнах в стиле 1940-х, доходя до острой линии ключицы.
Она сняла пальто в очередном медлительном акте, тем самым утвердив свою власть над комнатой и её содержимым, и просто передала одежду мужчине, стоявшему рядом с ней.
— Иван, — обратилась она к нему, — подержи это, пока я побеседую со своим старым другом Димой.
— Дима, — повторил Дмитрий, смакуя её ласковое обращение, в то время как крупный мужчина аккуратно сложил её пальто на руке с той же тщательностью, что и его хозяйка. — Значит, это дружеский визит, Маша?
— Зависит от обстоятельств, — ответила Марья, ничуть не смущённая тем, что он использовал её уменьшительное имя, но и не спешащая вдаваться в подробности. Вместо этого она окинула комнату долгим, оценивающим взглядом, ее внимание пренебрежительно скользнуло по Роману, прежде чем остановиться, с некоторой долей удивления, на Льве.
— Ого, — пробормотала она. — Маленький Лев вырос, не так ли?
Не было сомнений, что в изгибе её кокетливых губ — каким бы мягкими они ни казались — скрывалось желание его уязвить.
— Вырос, — отозвался Лев предостерегающим тоном, но Дмитрий поднял руку, призывая к тишине.
— Садись, Маша, — пригласил он, жестом указывая на стул. Она одарила его улыбкой, аккуратно разгладила юбку и устроилась на краешке стула. Дмитрий тем временем занял место напротив нее на кожаном диване, а Роман и Лев, обменявшись настороженными взглядами, встали за ним, оставив двух наследников отстаивать интересы своих сторон.
Дмитрий заговорил первым:
— Могу я тебе что-нибудь предложить?
— Ничего, спасибо, — ответила Марья.
— Прошло много времени, — заметил Дмитрий.
Короткая пауза, возникшая между ними, была наполнена тем, что не требовало ни слов, ни объяснений. То, что прошло время, было очевидно даже для Льва.
Оба наследника прочистили горло.
— Как Стас? — спросил Дмитрий небрежно, точнее с интонацией, которая могла показаться небрежной для кого-то другого. Для Льва же неловкая светская болтовня брата была такой же неуместной, как и мысль о том, что Марья Антонова станет тратить свое время на притворную вежливость.
— Красивый и хорошо слаженный, как и двенадцать лет назад, — ответила Марья, поднимая глаза и многозначительно улыбаясь Роману, бросившему недовольный взгляд на Льва. Колдун из боро2 Стас Максимов, ставший предметом обсуждения, казался столь же неуместным в разговоре, как и колдуны из боро в целом. Честно говоря, никто из троих Федоровых никогда особо и не задумывался о колдунах боро, поскольку род занятий их отца подразумевал, что большинство из них десятилетиями принадлежали их семье.
Прежде чем Лев успел что-либо понять, Марья спросила:
— Как дела, Дима?
— Да ладно тебе, Маша, — вздохнул Дмитрий, откидываясь на подушки дивана. Если её раздражало постоянное использование ее детского имени (или вообще что-то еще), она этого не показывала. — Ты ведь приехала сюда не только, чтобы поговорить о делах, верно?
Кажется, вопрос показался ей приятным или, по крайней мере, забавным.
— Ты прав, — сказала она через мгновение. — Я приехала не исключительно ради бизнеса, нет. Иван, — поманила она своего помощника, не оборачиваясь. — Подай коробку, которую я принесла, будь добр.
Иван шагнул вперед и протянул ей тонкий, аккуратно упакованный прямоугольник, который не показался бы Льву подозрительным, если бы с ним не обращались с такой демонстративной осторожностью.
Марья сама взглянула на него, чтобы в чем-то убедиться, а после вновь повернулась к Дмитрию, протягивая свою тонкую руку.
Роман дернулся вперед, собираясь остановить ее, но Димитрий снова поднял руку, отмахиваясь от Романа, и наклонился вперед, чтобы принять сверток.
Большой палец Дмитрия на мгновение коснулся пальцев Марьи, затем отпрянул.
— Что это? — спросил он, разглядывая упаковку, и уголки ее губ поползли вверх.
— Новый продукт, — ответила Марья, когда Дмитрий развернул плотный пергамент и увидел набор узких таблеток в пластиковой упаковке, каждая из которых была похожа на ярко окрашенный аспирин. — Предназначен для эйфории. Не так уж и отличается от наших других предложений, но это нечто менее деликатное; чуть более острое, чем чистая иллюзия. Тем не менее, это галлюцинация с намеком на… новизну, если угодно. Конечно, это соответствует характеру наших продуктов. — Брендинг, — пояснила она, пожав плечами. — Ты знаешь, как это бывает.
Дмитрий долго смотрел на блистер в своей руке, прежде чем заговорить.
— Вообще-то нет, — наконец ответил он. Лев заметил, как сжался мускул на челюсти брата: нехарактерное для него проявление беспокойства, наряду с покорностью в его тоне. — Ты же знаешь, что «Кощей» не затрагивает никакие магические наркотики, если только его специально не нанимают. Это не наше дело.
— Интересно, — тихо сказала Марья, — очень интересно.
— Правда?
— О, да, весьма. На самом деле, я даже рада слышать это, Дима, — сказала Марья. — Видишь ли, я кое-что слышала — ужасные слухи о последних начинаниях вашей семьи, — Лев удивленно моргнул и взглянул на Романа, который предостерегающе покачал головой, — но если ты говоришь, что это не ваше дело, тогда я с радостью тебе поверю. В конце концов, наши семьи мудро придерживались собственного пути в прошлом, не так ли? Я думаю, так лучше для всех.
— Да, — просто ответил Дмитрий, отложив таблетки. — И это всё, Маша? Значит ты просто хотела похвастаться достижениями своей матери?
— Похвастаться, Дима? Серьезно? Ну что ты, — сказала Марья. — Хотя, раз уж я здесь, я бы хотела, чтобы ты был первым, кто это попробует, конечно. Естественно, в качестве жеста доброй воли. Я ведь могу делиться с тобой своими продуктами без страха, не так ли? Если, конечно, тебе можно верить, — задумчиво произнесла она, как бы провоцируя его возразить. — В конце концов, мы старые друзья, верно?
Челюсти Дмитрия снова напряглись; Роман и Лев обменялись очередными взглядами.
— Маша…
— Разве нет? — перебила Марья, на этот раз резче, и теперь Лев снова увидел в ее глазах то, чего так боялся, будучи маленьким мальчиком: холодное и отстраненное выражение, которое проскальзывало в те редкие моменты, когда он её видел. Она явно научилась скрывать свои острые грани под маской показной невинности, но этот взгляд, в отличие от ее более лживых лиц, был исключением — его невозможно было замаскировать. Для Льва он оказывал тот же эффект, что и хищная птица, кружащая над головой.
— Попробуй, Дима, — пригласила Марья тоном, не оставляющим пути к отступлению; не давая возможности отказа. — Я полагаю, ты знаешь, как это употреблять?
— Маша, — снова сказал Дмитрий, понизив голос до самого дипломатичного тона. — Маша, будь благоразумна. Послушай меня…
— Сейчас же, Дима, — резко перебила она, и показная любезность исчезла из комнаты.
Казалось, что для них обоих игра наконец закончилась, а последствия чего-то невысказанного привели разговор к внезапной развязке. Лев нетерпеливо ждал, когда его брат откажется. Отказ был предпочтительным выбором, и, возможно, даже рациональным. В конце концов, Дмитрий обычно не употреблял никаких дурманящих веществ, и от такого легко отказаться. Должно быть легко, поскольку нет никаких очевидных причин для страха.
(«Никаких причин», — мрачно подумал Лев, — «если не считать женщину напротив, в каждой из напряженных рук которой таилась какая-то невидимая угроза».)
Однако, к хорошо скрываемому ужасу Льва, Дмитрий кивнул в знак согласия, взял лиловую таблетку и некоторое время подержал ее в пальцах. Стоящий рядом со Львом Роман едва заметно дернулся вперед, но все-таки заставил себя остановиться. Его темные глаза с опаской замерли на линии шеи брата.
— Давай, — сказала Марья, и поза Дмитрия стала заметно напряженной.
— Маша, дай мне шанс объяснить, — сказал он тихим голосом, и Лев мог бы назвать это мольбой, если бы его брат был способен умолять. — После всего, разве ты не должна хотя бы выслушать меня? Я понимаю, ты, должно быть, злишься…
— Злюсь? C чего мне злиться? Просто попробуй, Дима. Чего тебе вообще бояться? Ты ведь уже заверил меня, что мы друзья, не так ли?
Слова, в сочетании с улыбкой, настолько фальшивой, что на самом деле это была скорее гримаса, звенели от язвительности Марьи. Рот Дмитрия приоткрылся, в горле застряла нерешительности, и Марья наклонилась вперед.
— Разве не так? — повторила она, и на этот раз Дмитрий откровенно вздрогнул.
— Возможно, тебе стоит уйти, — необдуманно выпалил Лев, шагнув вперед, чтобы присоединиться к брату. Марья подняла голову и с любопытством посмотрела на него. Она быстро вернулась к более доброжелательному расположение духа, словно только сейчас вспомив о его присутствии в комнате.
— Знаешь, Дима, — сказала она, не отрывая взгляд от Льва, — если братья Федоровы хоть немного похожи на сестер Антоновых, то было бы несправедливо c моей стороны не вознаградить их столь же щедро за нашу дружбу. Может, нам стоит включить в это Льва и Рому? — задумчиво протянула она, медленно переводя взгляд на Дмитрия. — Как думаешь?
— Нет, — ответил Дмитрий, так резко и твердо, что Лев замер на месте. — Нет, они не имеют к этому никакого отношения. Назад, — сказал он Льву, обернувшись, чтобы ясно донести свой приказ. — Стой там, Лев. Рома, держи его там, — приказал он своим низким голосом наследника, и Роман кивнул, бросив на Льва предостерегающий взгляд.
— Дима, — произнес Лев, чувствуя, что почти пылает от ощущения опасности. — Дима, правда, тебе не нужно…
— Тихо, — прервала его Марья, и, теперь в комнате не было слышно ни звука, за исключением ее голоса. — Ты заверил меня, — сказала она, глядя прямо в глаза Дмитрию. Было ясно, что для нее больше никто в комнате не имел значения. — Избавь меня от унижения перечислять причины, по которым, как мы оба знаем, ты сделаешь то, что я прошу.
Дмитрий посмотрел на нее, и она ответила ему таким же взглядом.
Тогда он смирился, медленно разомкнул губы, положил таблетку на центр языка и запрокинул голову, чтобы проглотить. Лев издал крик, которого никто не услышал.
— Как я уже сказала, это новый продукт, — сообщила Мария, отряхивая юбку. — Ничем не отличается от того, что в конечном итоге появится на рынке. Однако самое интересное в наших наркотиках, — сказала она, безразлично наблюдая, как Дмитрий слегка встряхнулся, ошеломленный, — то, что есть определенные предпосылки для получения удовольствия. Очевидно, мы должны были принять какие-то меры, чтобы быть уверенными в том, с кем имеем дело, поэтому возможны некоторые побочные эффекты. Воры, например, — тихо пробормотала она, все еще глядя на лицо Дмитрия, — могут пострадать от последствий. Лжецы тоже. На самом деле, любой, кто прикоснется к нашим продуктам, приобретенным не из рук ведьмы Антоновой, найдет их… немного менее приятными для употребления.
Дмитрий поднес руку ко рту, но не сумел подавить рвоту.
Собравшись с мыслями, он поднял голову, демонстрируя все самообладание, на которое только был способен и вытер нос тыльной стороной дрожащей руки.
Из носа потекла кровь, размазавшись по костяшке указательного пальца.
— Разумеется, иногда наши дилеры хотят попробовать товар, поэтому, чтобы их защитить, мы даем им амулет, который те хранят в секрете. Конечно, ты вряд ли об этом знал, — заметила Марья многозначительно, но смысл ее слов ускользал от Льва. — Коммерческая тайна, верно? Я имею в виду, что довольно опасно пытаться продавать продукцию без нашего прямого разрешения. Очевидно, что мы не хотели, чтобы кто-то знал об этом заранее, иначе система просто рухнула бы.
Дмитрий снова закашлялся, но на этот раз тихо. Кровь начала свободно вытекать из носа, капая на руки и покрывая их вязкой, грязно-алой жидкостью, в которой, казалось проступали черные прожилки. Он беззвучно отплевывался, изо всех сил стараясь, чтобы жидкость не попала ему в горло, пока его грудь сотрясали мучительные приступы кашля.
— У нас есть несколько информаторов, знаешь ли. Они очень хорошо маскрируются. К сожалению, по словам одного из них, кто-то, — тихо произнесла Мария, — продавал наши наркотики. Покупал у нас, а затем перепродавал почти вчетверо дороже. Интересно, Дима, кто бы это мог сделать?
Дмитрий выдавил слово, похожее на имя Марьи, и повалился вперед, ударившись об пол. Его тело судорожно дернулось один раз, затем второй, и он ударился головой об угол стола. Лев с тревогой крикнул что-то брату, но звук его голоса по-прежнему был подавлен заклинанием Марьи. Она была отличной ведьмой. Лучшей, как всегда говорил их отец, обсуждая Марию Антонову с тех пор, как она была совсем юной, словно она была каким-то демоном Старого Света, той самой злодейкой, которую детям велели остерегаться в темноте. Тем не менее, Лев бросился вперёд, охваченный паникой, но почувствовал, как Роман ловит его за воротник и железной хваткой удерживает на месте. Дмитрий попытался подняться, но снова рухнул на пол, и рядом c его щекой растеклась лужица крови.
— Мне больно, Дима, правда больно, — сказала Марья. — Я действительно думала, что мы друзья, ты же знаешь. Я была уверена, что тебе можно доверять. Ты был таким честным, когда мы были детьми. Разумеется, за десять лет многое могло измениться, но всё же, я никогда не думала, что мы окажемся… здесь. — Она вздохнула, покачав головой. — Это причиняет мне не меньше страданий, чем тебе. Хотя, возможно, это бесчувственно с моей стороны, — мягко добавила она, наблюдая, как Дмитрий отчаянно ловит воздух, не сводя с него взгляда, даже когда его тело начало содрогаться в судорогах. — Ведь, судя по всему, тебе сейчас куда больнее.
Лев снова почувствовал, как из его горла вырывается имя, и боль от этого царапала легкие, пока, наконец, Дмитрий не замер. К этому моменту сцена напоминала ужасающую картину в стиле барокко: искривлённое тело Дмитрия, его вытянутая рука, пальцы которой были направлены к ногам Марьи.
— Ну что ж, — выдохнула Марья, поднимаясь с кресла, — полагаю, на этом всё. Иван, будь любезен, моё пальто.
Наконец, Роман отпустил Льва, и тот кинулся к Дмитрию. Он беспомощно наблюдал, как Лев проверяет пульс, лихорадочно накладывая заклинания, пытаясь остановить кровь и заставить легкие Дмитрия снова работать. Дыхание Дмитрия уже стало прерывистым, напряжение в груди быстро ослабевало, и в момент полной безнадежности Лев поднял затуманенный взгляд на Марию, которая спокойно натягивала чёрные кожаные перчатки.
— Почему? — прохрипел он, отказываясь от попыток разобраться самостоятельно. Он даже не удивился вернувшемуся вдруг голосу, а она, в свою очередь, не выразила удивления его вопросом, вместо этого аккуратно стирая пятно с со стекол своих солнечных очков, прежде чем снова их надеть.
— Передай Кощею, что Баба Яга шлёт ему привет, — спокойно ответила Марья.
Это означало: твой ход.
Затем Марья Антонова развернулась, призывая Ивана следовать за собой, и ушла, хлопнув на прощание дверью.