Мило

ГЛАВА IV

Около пяти часов уставший Мило стоял на площади Кэнконс, у памятника жирондистам[1]. Именно здесь он должен был встретиться с отцом. После завтрака мальчик долго бродил по городу, то и дело с радостным изумлением открывая для себя незнакомые улицы и даже целые кварталы; он забредал далеко от центра города и вновь, как по волшебству, оказывался на той же площади. Его так и тянуло к этому величавому памятнику, к витринам магазинов, к этой красочной панораме порта, переплетающихся улиц, набережных, не раз виденных кораблей.

Он купил открытку с видом на широкую реку и знаменитый Каменный мост, или, иначе говоря, Мост Бордо с его семнадцатью арками. Потом он зашел на почту и послал открытку Полетте Бланше:

Дорогая Полетта, мы все еще в Бордо и пытаемся наняться на какое-нибудь судно. В ожидании этого я брожу по городу, тем более погода здесь великолепная. Я не забываю своих руанских друзей. Скажи Пьеру, что я скоро ему напишу. Передай дружеский привет своей… семье и рабочим в типографии. В любом месте, где мне придется быть, я непременно буду посылать тебе открытки. Целую тебя крепко.

Твой друг Эмиль Коттино.

Мило третий раз неторопливо обходил памятник жирондистам, когда наконец на противоположном углу площади заметил отца, идущего с набережной. Тот помахал рукой, чтобы привлечь внимание сына. Мило подбежал к нему, и они обнялись.

— Здравствуй, малыш! Ты давно здесь? Еще не успел соскучиться?

— Нет, — отозвался Мило, — я гуляю с самого завтрака. Повидал много незнакомых мне улиц. А здесь только десять минут. Ну, а что у тебя, папа? Есть новости?

— Новостей-то много, да толку мало, — проворчал моряк, озабоченно сдвинув брови. — Пойдем опять на набережную, и я тебе все расскажу, что и как.

Мило был очень похож на отца. У старшего Коттино были каштановые волосы, карие глаза и живой, располагающий взгляд. Несмотря на свои сорок лет, он оставался стройным, как юноша, а в его коротких подстриженных усах не проглядывало ни единого седого волоска. Мило взял отца за руку, и они неторопливо двинулись вперед. Моряк рассказал:

— Сегодня утром в Пойяке я наткнулся на прекрасный четырехмачтовый парусник, который через неделю отправится в Южную Америку. Команда на нем еще не полностью укомплектована, и капитан сказал мне, что я попал в самую точку. Словом, мне оставалось только одно: подписать контракт. Но, увы, он не пожелал взять тебя на борт. Он, видите ли, не нуждается в юнге, а кроме того, устав его компании запрещает брать на борт сына, брата или отца, если кто-нибудь из них уже служит на этом судне. Я ответил ему, что вернусь, если мне удастся пристроить где-нибудь тебя, но что в данную минуту не вижу ни малейшей возможности отправиться в путь одному, без сына. Я побывал на других судах, — но там люди не требовались; тогда недолго думая я сел в поезд и прикатил в Бордо раньше срока. Короче говоря, в три часа я был уже на вокзале. Пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что мог бы оставить тебя здесь на несколько месяцев, — разумеется, если для тебя найдется какое-нибудь приличное местечко, ну, например, на портовом буксире или на яхте…

— Тогда, папа, давай поищем такое местечко… — перебил мальчик отца, тяжело вздохнув.

— Подожди, подожди! Я же еще не кончил, — продолжал Коттино. — Когда я вернулся в Бордо, то побывал в порту и заглянул по пути в кабачок, ну, тот самый, который вечно набит моряками, помнишь? Мне хотелось разузнать, не требуется ли где-нибудь юнга. Но никто не смог мне сказать что-либо утешительное. В это время года прогулочные яхты обычно стоят на приколе. На больших яхтах хозяева держат на борту сторожа… Один старый моряк посоветовал мне отвезти тебя в Аркашон и определить на какую-нибудь рыбачью шхуну…

— Это было бы хорошо, — сказал Мило, пытаясь справиться с дрожью в голосе, который никак не желал ему подчиняться: слишком уж огорчала Мило мысль о разлуке с отцом.

— А мне затея эта не нравится, — возразил Коттино.