Мило

ГЛАВА LIX

Мило трудился целый день и, хотя посылали его только на подсобные работы, вовсе не скучал.

Он разбрасывал навоз на тех участках, по которым прошелся плугом Кассиньоль, возил на тачке химические удобрения или масляные выжимки. В Провансе, где навоза мало, почву удобряют масляными выжимками, то есть остатками выжатых и спрессованных олив, использованных для получения оливкового масла.

Вместе с хозяевами и Леонсом Мило собирал в тележки шпинат или салат-латук. Вечером собранные овощи везли на Большую улицу, забитую множеством повозок. Нагруженную тележку ставили рядом с сотнями других, а лошадь выпрягали и отводили в Марсиган. Сама купля-продажа происходила в полночь. Поденщики, следуя указаниям скупщиков, перегружали овощи на грузовики или везли их в потемках на вокзал.

В эти часы Шато-Ренар так и бурлил! Кафе и террасы кишели крестьянами, которые закусывали на скорую руку, прежде чем вернуться домой.

Иногда по утрам на тротуарах выстраивались бесчисленные ряды корзин, наполненных овощами. Тогда Мило поручали стеречь товар.

Если появлялся какой-нибудь покупатель, мальчик пулей мчался в кафе за хозяином.

Вернувшись в Марсиган, Мило принимался пропалывать зеленый горошек, морковь, салат-латук, окучивал картофель, привозил в тачке саженцы салата или цветной капусты, которые тесными рядами росли на грядках перед самым домом. Хозяева ловко пересаживали рассаду в хорошо разрыхленную почву.

Мило очень хотелось поорудовать вместе с ними остроконечной палкой, которой пробивали аккуратные ямки в земле и опускали туда хрупкие стебли растений.

Но, когда он заикнулся об этом, мадам Кассиньоль сказала:

— Ты, Мило, опоздал. Желание похвальное, но сначала надо показать, как это делается. Ну, а сейчас тебе придется полить то, что уже посажено.

Единственный раз доверили ему деликатную работу: подвязывать мокрыми соломенными жгутиками салат-латук и вьющийся цикорий, чтоб они побыстрее подсохли.

После полдника и до двух часов все отдыхали. Почитывая газету, Кассиньоль выкуривал неисчислимое количество трубок. Все ждали Леонса, который полдничал у себя дома, в деревне.

Поскольку Мило не задерживался за столом, у него обычно оставался целый час для отдыха. Бросив кусок хлеба собаке, он бежал на луг позади фермы. Там паслись коза, привязанная к колышку, и козленок, который то и дело сосал мать, перебирая тонкими ножками.

Как ни странно, но коза лучше ела, если рядом с нею или поодаль кто-нибудь был. В противном случае она, должно быть, считала себя покинутой на произвол судьбы — особенно если рядом не было козленка, — бесновалась, жалобно блеяла, рвалась с привязи и, вместо того чтобы жевать, топтала траву.

Поэтому-то Кассиньоли не сердились, что Мило проводит время на лугу: раз он там, значит, старухе незачем туда идти.

В самом уголке луга, неподалеку от дороги, росла старая раскидистая шелковица, к суковатому стволу которой хозяин прислонил деревянные жерди и множество четырех- и пятиметровых стеблей камыша, идущего на изготовление корзин.

Мило, воткнув эти стебли в землю, расставил их один за другим по кругу. Наклонив камышинки к дереву, служащему опорой, он таким образом соорудил конический и немного скошенный в сторону шалаш вроде индейского, только совсем маленький и высокий. Он притащил туда охапку сена и теперь с удовольствием, словно затаившись, частенько валялся на нем. Его огорчало только одно: он никак не мог укрыться там от дождя. Среди стрел камыша там и сям проглядывали кусочки неба, а накрыть эти стрелы листвой, переплести или завязать веревкой было невозможно, ибо камыш мог понадобиться в любой час.

Впрочем, это не очень-то беспокоило Мило; все равно в этом шалаше он чувствовал себя намного лучше, чем в своей комнате. Это было его тайное убежище, пристанище, которое он придумал сам и сам же сделал. Туда он приходил перечитывать и разбирать полученные письма, туда он приходил приводить в порядок свою сумку или просматривать записи, сделанные в записной книжке. Там он мечтал, вдыхая живительный аромат свежего сена и сухого камыша. А рядом с ним дремал козленок, уткнувшись мордой в его колени… И когда он покидал этот шалаш, ему всегда казалось, что он на время оставляет здесь самые дорогие свои воспоминания, самые сокровенные мысли.