Мило

ГЛАВА LXIX

Первый же луч солнца, заглянувший в комнату, разбудил его, как и обычно. Было четверть шестого. Мило отвернулся к стене и попытался было снова заснуть. Но тут же вспомнил об отъезде и сел на кровати. Ехать или остаться? Через несколько секунд все его сомнения улетучились. Ехать!

Он окунул голову в таз с холодной водой, торопливо, чуть ли не лихорадочно умылся и привел себя в порядок, размышляя о малейших деталях отъезда, походившего, скорее, на бегство. Он, конечно, слишком преувеличивал, думая, что побег его взволнует хозяев.

«Я еще мальчишка, — уверял он себя, — поэтому меня доверили Кассиньолю. Он тотчас же бросится на поиски, постарается поймать меня, считая, что сам я не мог решиться на такой шаг».

Мило надел дорожный костюм и кое-как побросал свои вещи в чемодан: надо было торопиться! Потом спустился во двор, отвязал Барбю, напоил Мутона и насыпал ему в ясли добрую и уж никак не предусмотренную Кассиньолем порцию овса.

Он прошелся по двору, распрощался с курами, с козой и с подросшим козленком, которого уже засадили за загородку, чтобы хорошенько откормить и отправить на бойню.

По воскресеньям хозяева вставали поздно, не раньше половины восьмого. Обычно Мило звали завтракать около восьми часов. Если он не придет, они подумают, что он еще спит или ушел в Шато-Ренар, и позавтракают без него. Его исчезновение обнаружится только поздно утром, а может, даже и в полдень. Тогда они поднимутся в его комнату, дверь которой он оставит открытой, увидят голый матрац со сложенными на нем одеялом и простынями, а на ящике, служившем Мило письменным столом, на самом виду, — письмо, адресованное мосье Кассиньолю.

Это письмо Мило написал, когда поднялся в комнату. Ему было жаль, что из-за отсутствия времени он не может в нем изложить все свои претензии. Впрочем, даже хорошо, что письмо получилось коротким и непосредственным и в нем была сказана только суть дела. Вот это письмо:

Мосье Кассиньоль,

я вынужден расстаться с вами. Я больше не в состоянии выносить злые выходки Адриана. Вчера вечером, вернувшись домой, я обнаружил в своей постели кролика и убедился, что все вещи в моем чемодане переворочены. Спросите у Адриана, что он написал на моих рисунках и на книге, которой я так дорожил.

Мне очень нравилось в Марсигане, и требовалось только одно: дать мне возможность спокойно трудиться. Адриан же сделал мою жизнь здесь просто невыносимой.

За меня не волнуйтесь: я еду к друзьям и сам сообщу о своем отъезде тетушке.

С наилучшими пожеланиями

Эмиль Коттино.

Р. S. Кролика я отнес в клетку.

Собравшись, Мило сошел вниз с чемоданом и пальто на руке. Его немного тревожило, что чемодан оказался тяжеловатым: а ведь ему придется нести его по крайней мере до самой Национальной дороги, откуда можно добраться до Авиньона на попутной машине.

Под навесом он отыскал толстую палку, когда-то вырезанную им из ветки платана, продел ее в ручку чемодана и, перекинув палку через плечо, пристроил на ней тщательно свернутое пальто. Теперь он убедился, что его ноша сразу стала легче и удобнее. Он прощальным взором окинул двор, такой тихий в этот час, огромный платан, уже покрывшийся пышной листвой, цветущую герань, розовые кусты тамариска, грядки с нежно зеленеющими саженцами, — словом, все, чем любовался каждое утро в течение полутора месяцев, упиваясь тишиной и одиночеством. Потом быстро ушел со двора вместе с Барбю, весело бежавшим впереди и, как обычно, сопровождавшим мальчика во время утренней прогулки.

— Старина Барбю, — грустно прошептал Мило, — мне очень хочется довести тебя до дороги, но не дальше.

У дороги он поставил на землю чемодан и позвал собаку:

— Иди сюда, псина! Давай попрощаемся!

Пес подскочил к нему, положил передние лапы ему на грудь. Мило посмотрел на него и ласково потрепал.

— Теперь беги домой! Мне не хочется отводить тебя обратно. Беги спать, Барбю. Домой!

Мило двинулся по дороге. Озадаченный пес на мгновение остановился, а потом одним прыжком догнал Мило.

Итак, собака не пожелала идти домой. Тогда Мило пришлось положить чемодан и пальто на траву, бегом вернуться в Марсиган и привязать Барбю. У собаки был виноватый вид.

— Нет, псина, — сказал ему Мило, лаская собаку в последний раз, — ты ничего не сделал плохого, но, если я возьму тебя с собой, мы все равно должны будем расстаться. Ты вдруг где-нибудь потеряешься, а меня обзовут вором.