Мило

ГЛАВА LXXII

Национальная дорога поднималась по долине Роны — по левому берегу реки, иногда подходя к самому ее краю. Мило был поражен мощью, быстротой ее течения и величественной панорамой гор, маячивших на противоположном берегу. Но скоро его внимание перенеслось на дорогу, ее зигзаги, на повозки, которые приходилось обгонять, на встречные машины, на которых можно было еще издали различить парижский номер. Потом Мило заинтересовался спидометром: его стрелка почти всегда дрожала у отметки «60».

Сидя в кабине мчащегося автомобиля, немногое увидишь в городе.

Когда в половине первого грузовик остановился перед маленьким ресторанчиком в Сен-Рамбер д’Альбон, где шофер обычно завтракал, у Мило все еще стоял перед глазами целый калейдоскоп промелькнувших картин…

Мило угостил шофера вкусным недорогим завтраком с ронским вином. Когда стали подавать кофе, он сбегал на почту и дал следующую телеграмму тетушке Ирме: «Еду в Руан к Бланше. Ждите письма».

Тут же он успел написать друзьям в Марсель о своем отъезде из Шато-Ренара и объяснил им, почему не может побыть несколько дней с ними. Он решил не телеграфировать Бланше, ибо в нескольких словах невозможно было объяснить причины приезда и извиниться за такую поспешность. Ну, а кроме прочего, ему хотелось сделать им сюрприз.

Грузовик снова затарахтел по дороге. Небо стало затягивать тучами. Солнце скрылось. И Мило с опозданием убедился, что теперешний пейзаж совсем не похож на южный.

— Где же мы в последний раз видели оливковые деревья? — спросил он.

— Эко хватился! Около Монтелимара, — засмеялся шофер. — Что ж ты забыл с ними попрощаться!

По мере того как бежали часы за часами и километры за километрами, Мило почувствовал какую-то непонятную подавленность. Мир был слишком велик и разнообразен, слишком многое надо было увидеть! Юному путешественнику казалось, будто каждое встреченное им живое существо, каждый увиденный им пейзаж ускользает от него в тот самый момент, когда он настигает их. «Я бы с превеликим удовольствием пробежался по этой вьющейся вдоль холма тропинке», — огорченно думал он. А тропинка-то и холм уже были далеко позади… «Я бы с радостью присоединился к этим хохочущим и распевающим песни велосипедистам, мимо которых мы проезжаем…» А велосипедистов-то и след простыл… «Я бы пожил в этом большом доме позади луга, где важно расхаживают белые куры и цветут яблони. А эта девчоночка, что шьет, сидя у дверей, вполне могла бы быть моей сестрой…»

Он попытался объяснить своему спутнику, что именно он сейчас испытывает и что ему кажется странным, но шофер так и не понял его.

— Я делаю два рейса в неделю, а вся эта ерундистика меня совсем не касается.

«На его месте, — подумал Мило, — я бы подметил на дороге немало приятных мест и постарался бы их изучить получше…»

Под непрерывным дождем они проехали Лион и его пригороды, минуя центр города.

— Здесь, — объяснил шофер, когда, проезжая мимо километрового столба, Мило прочитал вслух «Вильфранш», — здесь мы съезжаем с дороги номер семь и едем по дороге номер шесть. Она прямая и идет почти параллельно седьмой. Ночью, в Фонтенбло, мы опять выедем на дорогу номер семь.

В Масоне небо прояснилось, а у Шалона-на-Соне совсем стало чистым.

Время от времени Мило, не выспавшийся в прошлую ночь, клевал носом. Шофер неожиданным вопросом разбудил мальчика:

— Скажи-ка, приятель, чем ты занимался на корабле, когда плавал юнгой?

— Чего?.. — забормотал проснувшийся Мило. — А… когда плавал юнгой?.. О, дел хватало… Я сидел у капитанского мостика и ждал распоряжений… Капитан, например, приказывал мне: «Иди найди такого-то», или: «Пойди скажи такому-то, чтоб он немного натянул шкот кливера», или: «Пойди принеси мне бутылку пива из камбуза». Утром я драил палубу, начищал медяшки и помогал коку: качал воду, чистил овощи. За это он давал мне яблоко или апельсин.

В половине восьмого вечера, после Авалона, наши путешественники перекусили на скорую руку в деревушке Зермитцель, позолоченной заходящим солнцем.

Они сидели под большим тополем у самого трактира. На соседней стене четко выделялись лилии, кусты бузины, жасмина, и воздух, казалось, был напоен их ароматом. И Мило вновь остро ощутил нагрянувшую весну. Но только уже северную… Впрочем, она была совсем не хуже южной…

Немного позже прекрасные долины Кюры и Ивонны напомнили ему фруктовые сады и цветущие пастбища Нормандии. Но надвигалась ночь, а с нею и сон. Между Оксером и Жуаньи мальчик замолчал: забившись в уголок, он крепко спал, и добряк шофер не стал его будить.