Моногамист

Глава 77. Sorrow

Syml Hurt for Me

Сейчас моя Лера на пятом месяце беременности. Три дня назад мы узнали, что уже очень скоро станем родителями здорового мальчика. Несмотря на все мои страхи и опасения Лера вынашивает нашего позднего малыша без каких-либо проблем и отклонений, её почки прекрасно справляются с поставленной задачей. Не без помощи врачей, конечно, но, тем не менее, успехи жены в материнстве меня впечатляют: Лера всегда чётко знает свои возможности.

— Я никогда не тянусь за яблоком, которое не достать, — заметила она на мои полуночные исследовательские работы в сети по вопросам возможных проблем с её беременностью. И мне совсем не сразу дошёл тот жуткий смысл, который был вложен в эти слова. Да, конечно, она уверена, что выносит ребёнка, уверена, что родит его здоровым, знает точно, что проблем не возникнет и с её собственным здоровьем.

И она не была уверена в том, что я 25-летний смогу быть мужем в том смысле этого слова, который она в него вкладывала — верность и надёжность.

Наши судьбы и жизни искорёжены, мы выкупали друг друга в бассейне боли, и всё из-за того, что она никогда не тянется за яблоком, которое не достать…

— «Пренебрежение здравым смыслом — верный путь к счастью», — говорю тихо в ответ.

Лера резко поднимает глаза и смотрит в мои, не отрываясь. Этот её взгляд, проникающий в меня, познающий, испытывающий, мне знаком, но таким глубоким как сейчас он редко бывает…

— Откуда эти слова? Что-то знакомое…

— Джейн Остен «Гордость и предубеждение», — отвечаю.

Валерия тут же теряет серьёзность, улыбается, её глаза больше не умные и глубокие, теперь они весёлые и мягкие:

— Ты читал «Гордость и предубеждение»? — спрашивает удивлённо.

— В школе, — отвечаю. — Это было частью обязательной программы по литературе.

И тут я немного лукавлю, потому что эта книга была переварена моей душой так как нужно не в школе, а с подачи Офелии и под её чутким руководством. Офелия вложила немало идей и мыслей в мою голову, и большинство из них касались темы любви.

— Невероятно! Да ты просто кладезь сюрпризов, мистер Дарси! — восклицает моя жена, заползая мне на колени. — Мальчик, вдумчиво читающий книжки про любовь и запоминающий на всю оставшуюся жизнь цитаты из них — это нонсенс, смею заметить!

Я улыбаюсь — да уж со стороны действительно выглядит нелепо.

— Я всегда стараюсь скрывать свои недостатки! — отвечаю, смеясь, пока жена прячет лицо в моей груди, с силой обнимая меня обеими руками — явно соскучилась.

— Ты опять чем-то надушился, я же говорила, меня сейчас мутит от всех этих Армани-Диор-Версаче ароматов! Только твой естественный запах доставляет мне удовольствие! И настраивает на нужную тебе волну!

— Честное слово ничем не пользовался вот уже четыре месяца как!

— Значит, опять гель для душа!

— Ну, тот без запаха закончился просто…

— Значит, мойся без геля!

— Ну как без геля…

— Без геля, это значит без геля, просто водой, понимаешь?

— Понимаю. Но…

— Без но!

— Хорошо, понял. Больше не буду.

Syml — Leave Like That (feat. Jenn Champion)

Я улыбаюсь — моя жена немного разбаловалась в последнее время, и мне это нравится. Я потакаю ей во всём. Во всём — это значит абсолютно во всём. Без исключений. Я не спорю, не перечу, не возражаю. Она всегда права.

— Чем займёмся сегодня? — резко меняет тему.

Сегодня суббота, а значит день, который мы полностью проведём вместе и наедине. Самый любимый мой день в неделе.

— Можем съездить куда-нибудь перекусить, если хочешь, потом в театр или в кино, хочешь я забронирую билеты?

— Не хочу в кино — там смотреть совершенно нечего в последнее время. И людей слишком много, мне будет снова душно… Может, останемся дома?

— Как скажешь! — остаться дома и совсем одним — это самая заманчивая идея для меня самого.

— Сегодня так тепло! 19 градусов тепла в ноябре, ты подумай! Давай на террасе кофе попьём.

— Давай, только чай. Не нужно тебе сейчас кофе…

— Доктор позволил мне одну чашку в день!

— Я знаю, Солнышко, но сделаю тебе очень вкусный чай, ты увидишь, он будет в разы лучше кофе, потому что мои руки зарядят его позитивной энергией Космоса!

— А кофе ты не можешь зарядить тем же способом?

— Кофе не могу, потому что знаю, как он вреден для тебя — связь с Космосом не установится, понимаешь?

— Понимаю. Что ты манипулятор. И хитрец.

Мы целуемся, долго, страстно. Не как муж и жена, живущие не первый год в браке, а как безумно жаждущие друг друга создания. И мне тепло, так светло на душе, так счастливо…

И ей, вероятнее всего, тоже… Ну, судя по тому, как крепко обнимают меня её руки…

Нацеловавшись вдоволь моя жена, следуя своей обычной привычке, снова укладывает голову мне на грудь, а я зарываю нос в её макушку, жадно вдыхая запах любимых волос — и у меня тоже имеется вагон связанных с ней привычек.

Внезапно слышу негромкое, но чёткое и уверенное замечание:

— На самом деле, эта мысль… ну, из книги Джейн Остен — это жизненная мудрость. Жаль только, что мудрость приходит не сразу и не во всём, ей требуется слишком много времени… И за это время мы успеваем наделать так много ошибок!

— Я думаю…

Лера тут же отрывается от моей груди и снова ищет мои глаза.

— Ну не смотри так… — сопротивляюсь.

— Как, так?

— Так серьёзно!

— А что?

— Я… теряюсь от этих твоих взглядов! Сбиваюсь с мысли!

Лера снисходительно выгибает бровь:

— Ладно, не буду! Ты такой неженка у меня! Разбаловала тебя совсем… Надо с тобой построже быть! — с этими словами награждает меня быстрым чмокающим поцелуем в губы.

— Куда уж строже!

Снова укладывает голову туда же, куда и обычно.

— Ну, так что ты там думал по поводу счастья и пренебрежения рациональностью?

— Здравым смыслом…

— Да, здравым смыслом. Так что же?

— Я думаю, — делаю небольшую паузу, чтобы вспомнить, что же я там думал, на самом деле, до того, как долго целовался, гладил живот жены, её спину, бёдра… — А, вспомнил! Те люди, кто не слишком много думает, поступают интуитивно, и, как правило, верно. Мудрость даётся нам с рождения, она заключена в нашей интуиции. Мы внутренне тянемся к тому, что для нас хорошо, то есть к счастью, и всегда чётко чувствуем его место расположения. А здравый смысл имеет тенденцию ошибаться, потому что достичь всеобъемлющего познания практически невозможно, а значит сбои и ошибки неизбежны. Вот и выходит, что умные люди чаще несчастны, чем глупые.

— Глупые просто довольствуются меньшим.

— Не факт. Встречал множество глупцов, которым всего было мало, и никто из них не отдавал себе отчёта в том, что это «мало» стремится к бесконечности.

— Ладно, тебя не переспоришь. И вообще, мой беременный мозг не способен на серьёзные интеллектуальные баталии. Ты же знаешь, беременная я хуже соображаю!

— Это гормоны, Лерочка! Не переживай, после родов мы вернёмся к этому разговору, и ты обязательно приведёшь мне свои непоколебимые доводы, я сдамся, и ты, довольная собой, будешь триумфально сверху…

— Да ну тебя, — смеётся в голос, — вечно у тебя всё к одному сводится!

— А как же иначе? — тоже смеюсь. — Я же мужчина! Мы думаем «об этом» каждые 8 минут!

Syml — Fear of the Water

Лера читает, а я только делаю вид, что работаю. Не понимаю ни слова из написанного, потому что мысли мои заняты другим — сканированием будущего. Мне не было ясно самому, почему в тот ноябрьский, аномально тёплый день, мою голову одолевали странные картины и видения: все из нашего прошлого, и все они были фрагментами счастья…

Я проживал в мыслях ту нашу первую встречу, её восхищения моим дипломным домом, свою гордость и полёт души на крыльях радости, потому что ЕЙ нравится моя работа, нравится то, чем я живу, в чём нашёл своё призвание. Вспоминал нашу первую ночь… Потом вторую — моей улыбки не сдержать, как забавно было понимать, что девушка в твоих руках, впервые познала счастье любви, что тот, другой, похоже был полнейшим олухом, не умея доставить своей женщине удовольствия…

— Чего ты цветёшь? Что, акции так здорово подросли?

— Нет, просто вспомнил кое-что…

— Гадость какую-то? Ну, вот наверняка же! Я знаю это твоё выражение снисходительной иронии!

— Лучше поцелуй меня! — предлагаю.

Смотрит в глаза долго и с недоумением, потом целует нежно, едва трогает своими губами мои — у Леры все поцелуи так невинны, что я иногда думаю, не монашкой ли она была в прошлой жизни? Точно не монашкой, потому что уверен, во всех прошлых наших жизнях мы были вместе, а у страсти нашей такой градус, что без секса там обойтись не могло…

— Помнишь наше второе свидание…

— Ну вот! Я так и знала, — возмущается, но уже с улыбкой. — Я же говорила, точно думаешь о гадостях!

— Разве то, что мы тогда делали, было похоже на гадости?

Улыбка ширится, растёт, в её глазах загораются те самые страстные огни, что я так обожаю, но на щеках цветёт буйным цветом румянец.

А я набираюсь наглости, чтобы спросить:

— Можешь сейчас сказать мне, сколько… Ну, сколько было у тебя… радостей?

Смешок смущения, и нос тут же спрятался в моей груди.

Глухой голос отвечает встречным вопросом:

— А ты сколько насчитал?

— Пять!

— И я тоже…

И мы целуемся, долго… и совсем не невинно! А Лера вовсе не монашка, теперь я в этом точно уверен.

— Пойдём в спальню? — тихонько интересуется моя жена.

— Нет, сперва я должен вас накормить — время уже обеденное. Ты же знаешь, твоё питание сейчас — это главное.

Я так сильно люблю свою жену, что для того, чтобы просто встать и оставить её лишь ненадолго в нашу субботу — день который мы теперь всегда проводим вместе и наедине, мне требуются неимоверные усилия…

Да, конечно, это так: глубину и сущность моего чувства к ней не описать словами, не выразить жестами, и слово «любовь» и близко не отражает всего ансамбля тех эмоций и чувств, ожиданий, желаний, преданности и признательности, долга, которые я испытываю.

Это больше чем любовь, но даже и этим большим не объяснить моей беспомощности, полнейшей неспособности существовать без неё.

А сейчас я не могу заставить себя встать и уйти совсем на короткое время, просто пару десятков минут без неё… которые могли бы быть с ней…

Странно всё это. Очень странно. Такого не было раньше… Я всегда жажду больше времени с любимой женщиной, но настолько тяжело отрываться от неё мне ещё не было. Что-то держит меня, что-то неясное, неопределённое.

Мимо проскальзывает мысль, что странность моих ощущений попахивает потусторонностью, что лучше прислушаться и никуда не ходить. Но её опережает другая: «Избавляйся от бреда в своей голове, Алекс, поднимай зад и иди на кухню».

Что я и делаю. Уже заходя в дом, замечаю, что солнце спряталось за небольшим ноябрьским облаком, знаю, что через пару минут оно появится снова, но повод вернуться к жене уже есть — и я возвращаюсь к ней с пледом, целую её успокоенное приближающимся материнством лицо, она засыпает в моих руках, так забавно отключается, и сердце моё, глядя на это, тонет в таком необъяснимом потоке любви и нежности, что я снова не могу подняться…

— Любимая, — шепчу, повторяя изгиб её брови своими губами, но она уже не слышит, её одолел безмятежный сон, ведь она в моих руках, моих объятиях и доверяет полностью, безраздельно, потому что верит — я тот, кто защитит…

И я не дам… Думаю, что не дам… Хочу верить, что не дам… Сделаю всё, чтобы не дать в обиду, уберечь…

Снова целую любимое лицо, улыбающееся сквозь дрёму, целую своего будущего сына, надёжно спрятанного в её животе, укрываю пледом и неимоверным усилием воли заставляю себя встать и идти на кухню — готовить для самых дорогих для меня людей.

Lisa Gerrard And Klaus Badelt — Sorrow

Кухня, стол, в моих руках форма для омлета…

Погружаюсь в странное состояние Дежа Вю… Словно всё это уже было однажды: мои руки, это пространство, свет, и состояние моей души, отчего-то тоскливо стонущей в это мгновение…

Внезапно чувствую, как неясный страх полностью овладевает мной, причём с такой силой, что по спине и затылку волной накатывают острые, почти болезненные покалывания…

Я в сознании, пытаюсь понять, что со мной происходит, и самое разумное, что приходит в голову — усилием воли собраться и делать то, зачем пришёл. Делаю: разбиваю продукты в миске, но даже этот звон венчика, касающегося стенок стеклянной формы мне кажется страшным, знакомым, переносящим меня в некое пространство, где я уже был однажды, и где мне было плохо.

Вновь отгоняю странные в своей тянущей тоске и отчаянии мысли, делаю то, зачем пришёл, и вдруг хлопок: я резко оборачиваюсь в сторону стеклянной стены кухни, и поражаюсь нелепости услышанного звука — словно комок снега, слепленный кем-то из детей врезался в толстое стекло… Но снаружи + 19 тепла…

Я вижу стекло, вижу высокий барный стул с чёрной сидушкой, на котором сидела она, взрослая, мудрая, почти такая же, как сейчас, сидела в том самом моём сне…

Ужас сковывает мою душу, страх разливается ледяной волной, неожиданно повергая меня в состояние приступа панической атаки, которых вот уже годы у меня не было ни разу…

Внезапно в моём сознании появляется лишь одна ясная мысль: подойди к стеклу…

И я иду, иду в то самое место, куда врезался несуществующий снег…

Я вижу террасу, я вижу свою жену на шезлонге, и женщину… Чужую женщину, всю в чёрном… У меня немеют руки, леденеет сердце, тысячи кинжалов вонзаются в мою плоть, неся невыносимую боль… В руке женщины нож, и этот нож в крови. Я знаю, чья это кровь…

Мгновения, и я на террасе, мгновения, и моя женщина в моих руках, мгновения, и я на крыше нашего дома, нашего гнезда, где мы и наши птенцы, должны были быть в полной, абсолютной безопасности…

В себя прихожу уже в вертолёте: одна моя рука прижимает к животу жены тот самый плед, весь уже пропитанный кровью, вторая делает то, чему так гениально обучил её Пинчер — направляет вертолёт туда, где у женщины, истекающей кровью, будет хоть малейший шанс выжить — в её же Университет, в госпиталь — самый продвинутый в регионе…

Я вспоминаю, как столкнулся лицом к лицу с женщиной в чёрном — ею была Кристина, она что-то сказала, но я не слышал её, и сам ничего не говорил: всё моё существо, вся моя энергия, весь мой потенциал был сжат в одну точку с единственной мыслью: «Как спасти?»…

В такие моменты человек способен на многое, неожиданное для самого себя, для всех других людей, необъяснимое, не укладывающееся в рамки понятий и представлений, в доводы науки.

На крыше больницы меня уже ждут реаниматологи, очевидно, я куда-то звонил… Но ничего не помню: моё сознание словно в тумане, люди и их действия, передвижения замедлены, а сам я словно заморожен.

Мне что-то колют в руку, и я чувствую, как отключаюсь, но прежде, чем сознание угаснет, успеваю заметить Тони и его искореженное ужасом лицо…