Моногамист

Глава 85. А жизнь продолжается

Mani Beats — N&N

Мы возвращаемся с пляжа по тёплой деревянной дорожке, Лера впереди меня, я — сзади. На ней мой любимый тёмно синий сарафан в белую точку — обожаю его за то, как плотно он облегает её фигуру, чётко повторяя каждый контур, так что мысленно его можно легко снять и…

Лерина рука, поблёскивая новым обручальным кольцом, загребает копну светлых волос и закидывает на плечо, открывая мне её шею, и я уже прижимаюсь к ней губами, веду линию вниз, едва касаясь, расстёгивая молнию на её платье, запускаю руку под него, пробираюсь между тканью и её подмышкой, чтобы добраться до самого сладкого — её груди… Внезапно Лера останавливается и наклоняется вниз, чтобы отряхнуть ноги от песка и обуться в свои шлёпанцы, бросает мимолётный взгляд на меня, и я тут же перебрасываю своё полотенце с плеча на руку. Само собой, она это замечает:

— Что?

— Ничего, — улыбаюсь.

Лера выпрямляется и снова неспешно вышагивает по дощатой дорожке, а я… я уже начинаю сходить с ума! А как не сходить? У моей жены от природы широкие бёдра и от той же природы когда-то была тончайшая талия, но я не приверженец тонкости и худобы ещё со времён Офелии. Сейчас моя супруга не имеет ничего общего со стройностью, но её не такая и идеальная талия выглядит узкой на фоне бёдер — а это и есть то, что не даёт мне возможности любоваться красотами испанских пейзажей, перехватывает моё дыхание, разгоняет сердечный ритм и заставляет нести полотенце только на руке, прямо перед собой.

Но как она идёт! Раскачивает своими роскошными бедрами, и каждый её шаг отзывается стонущей ломотой у меня в паху… Я снова мысленно расстёгиваю это синее платье, мои ладони ложатся ей на ягодицы, сжимают их…

— Спиной чувствую твои скабрезные мысли! — сообщает мне совершенно невозмутимый голос моей Лерочки. Даже головы не повернула.

— Тебе кажется, Солнышко. Не фантазируй.

— Фантазии — не моя слабость. А вот муж грешит, — на этот раз я получаю хитрющий взгляд вполоборота.

«Дурак» — думаю, — «не надо было вообще трогать это полотенце — она бы и не заметила».

И вдруг, тонкая лямка сарафана как бы невзначай сползает с её плеча, и, конечно же, моя рука не ждёт, пока я отдам указания — уже нежно поправляет её. Лера тут же наклоняет голову и прижимает щекой мои пальцы к своему плечу, закрывает глаза, и меня накрывает её нежностью — забыв обо всём прижимаюсь к ней всем телом, и уже что-то целую, то, что попалось первым на моём пути, запах её волос и солнца на её коже окончательно затмевает мой разум, я забываюсь и, наконец, с силой вжимаюсь в её бёдра.

— Ну, я так и знала! — сообщает с довольным видом.

Разворачивается ко мне лицом, обнимая рукой за шею, целует в губы:

— Потерпи до отеля, нам же пять минут идти, не больше!

— Я терплю, — отвечаю шёпотом, не в силах оторвать свои губы от её шеи.

— Поправь полотенце, не смущай бабушек…

А в голосе больше нет ни иронии, ни сарказма, ни стремления всегда и при каждом удобном случае подтрунивать надо мной, в нём — желание, вязкое, тягучее, горячее…

Ryan Adams — Blank Space (from '1989')

Мы плавимся от сентябрьской жары на террасе ресторана итальянской кухни, украшенной вазонами с геранями ядовито красного, алого и оранжевого оттенков, смотрим на выбеленное ярким солнечным светом спокойное море, синеву нависшего над ним небосвода, бесконечную ленту кирпичного испанского пляжа, пальмы, яхты виднеющейся вдали марины.

Лера ведёт захватнические действия в отношении утки, фаршированной беконом и розмарином Anatra al Forno con Prosciutto, вооружившись ножом и вилкой, а я наслаждаюсь воинственным выражением её лица.

Распилив, наконец, утку, она водружает гигантских размеров кусок на мою тарелку, а я, в свою очередь, слежу за тем, чтобы себе она положила не меньше — у нас обоих нездоровая озабоченность в отношении питания друг друга, переросшая уже в хроническую форму. И да, что касается Леры — я явно переусердствовал, но мне это нравится, так нравится! Мои вкусы не соответствую ни современному веку, ни его понятиям о женственной красоте. А может, всё дело в наследственности? Моя мать никогда не была худышкой, по крайней мере в моей памяти она была мягкой и кругленькой… И отец её обожал, не переставая тискать даже при нас, при детях, вечно обнимал её, тащил на руки, а их долгие затяжные поцелуи вообще были самой постоянной картиной нашего мира.

— Кушай! — велит мне жена, тяжело вздохнув, при виде собственного куска итальянской утки на тарелке.

— И ты кушай! — отвечаю.

— Я знаю, что ты как обычно только поковыряешь её, а я со своим дурацким аппетитом, пока не прикончу, не успокоюсь, поэтому подсовывать мне такие куски — это вероломство с твоей стороны!

— Это заботливая любовь с моей стороны… — подмигиваю ей и отправляю в рот здоровенный кусок мяса: что может быть лучше собственного примера?

— Скорее, ты печёшься о своих интересах… и удовольствии!

— Что делать, все люди эгоистичны по своей природе!

Да, моя жена знает, теперь знает, как сильно я тащусь от её форм… И чем эти формы пышнее, тем круче степень моего восторга. В 40 лет мы, кажется, сравнялись в сексуальных аппетитах, ну или почти сравнялись. В отпуске из постели практически не вылезаем, а ведь тут есть что посмотреть! Два дня воздержания перед венчанием дались мне с неимоверным трудом, учитывая ещё постоянные Лерины попытки соблазнить меня, ведь она же понятия не имела о том, что я — жертва конспирации!

Всё кончилось тем, что после свадьбы её шикарное кружевное платье я не снимал, а буквально срывал с её роскошного тела… А потом мы любили друг друга как сумасшедшие! И новый статус вовсе не сделал нас менее привлекательными друг для друга. Да и это в принципе невозможно, моя жена такая выдумщица! Я тут недавно обнаружил, что и у неё имеются сексуальные фантазии — секс в неожиданных местах. Как же я, дурак, раньше не заметил этого? Она заводится, причём сильно, если делать это не в постели, а на природе, на пляже, например, или в каком-нибудь заброшенном саду, так чтоб не было людей, но сохранялась бы вероятность их внезапного появления. Эту неожиданно обнаруженную особенность я эксплуатирую по полной программе и тащусь от этого сам. Лера говорит, что мы извращенцы. А я думаю, мы просто слишком сильно любим и хотим доказывать вновь и вновь, что принадлежим друг другу безраздельно, безмерно, в любой точке времени и пространства.

Я смотрю на сидящую передо мной женщину в синем сарафане в белую точку, на её безупречный профиль, устремлённый в сторону моря взгляд, и понимаю, что нет существа более родного, близкого и нужного мне во Вселенной. Ведь дети — это другое, это долг, родительская любовь, забота и привязанность, а Лера — это существо, которым я живу, в котором растворяюсь и которое питаю сам. И теперь, в 42 года, я точно знаю, что нет и не может быть альтернатив, иных путей, запасных или лучших возможностей. Это — мой человек.

Внезапно перед глазами та самая картина ужаса, моего кошмара, моего ада, где она, моя Лера, медленно умирает на больничном столе госпиталя Вашингтонского университета, и я так же бессилен, как тогда на дороге…

Leonard Cohen — My Oh My

На меня накатывает очередной панический приступ, я молча сижу и борюсь с ним, стараясь скрыть от жены своё состояние, но это невозможно. Это в принципе не реально, чтобы она не замечала или не знала о моих проблемах.

— Что с тобой? — тут же вопрос в лоб.

И я не вру, больше никогда не вру, и если уж поймала, не скрываюсь:

— Вспомнил больницу.

— Посмотри, какая красота! — сообщает внезапно. — Зимой, сидя на нашей террасе, будем пить с тобой утром кофе или вечером чай и вспоминать этот солнечный бассейн, это лазурное море, волны, этот ресторан, и вон ту бабульку с сиреневыми волосами, что не сводит с тебя глаз вот уже в течение часа… Нет я пойду всё-таки и что-нибудь ей скажу, вот же нахалка! Так нагло пялиться на чужого мужа! Я ей эти сиреневые волосы точно повыдираю, доиграется у меня!

С этими словами моя супруга с невозмутимо серьёзным лицом показывает престарелой англичанке (судя по акценту) самый настоящий русский кулак, та нервно дёргается и отворачивается, взорвавшись возмущением.

А у меня приступ горя сменяется приступом истеричного веселья: я вытираю позорно мокрые глаза, давясь смехом, и тяну уже свои руки, чтобы подержаться за жену, ухватиться за то, что первое попадётся, но этот контакт — это то, что так по-детски необходимо мне и работает куда лучше, чем холодный душ — я успокаиваюсь. Всегда почти моментально вновь обретаю почву под ногами и прихожу в норму, если только коснусь своей жены, и не важно, что это будет, просто её рука, бедро или талия, ухо, которое я буду целовать тысячами маленьких поцелуев, шея или просто щека — я часто маскирую свою потребность в её физической близости своим желанием секса. И это делать легко, потому что одно обычно очень просто и логично перетекает в другое.

Мы успокаиваемся, истерия отпускает нас обоих. И вдруг я слышу слова, которые сделают мои приступы паники совсем редкими:

— Живи сегодня, сейчас. В эту секунду, в это мгновение. Думай иногда о будущем и старайся сделать его лучше — это можно. А из прошлого доставай только радостные воспоминания, счастливые дни и встречи, события. А если плохие сами вдруг умудряются вылезти из закромов памяти, всегда говори: это было не со мной! Или: этого не было. Я всегда так делаю. Честно! Просто повторяю себе часто-часто: это было не со мной! Помогает!

Я улыбаюсь. Моя жена — мудрец. Моя жена — мой личный самый успешный за всю мою историю психотерапевт. Если оценить её эффект на моё душевное здоровье и соизмерить его с тарифами многих моих звёздных мозгоправов, то выйдет, что я должен своей дражайшей супруге кругленькую сумму…

Пытаюсь вспомнить, где именно видел тот магазинчик оригинальных ювелирных украшений ручной работы дедушки-итальянца: надо будет выбрать для моей Лерочки что-нибудь эдакое, а потом выслушивать около получаса её причитания на тему «Ну сколько можно уже вешать на меня побрякушки!?», зато потом расслабленно возлежать на кровати и лицезреть, как любимая женщина довольно вертится перед зеркалом. Все мои подарки она носит. Ровно столько времени, сколько мне потребуется, чтобы найти для неё что-нибудь новое и необычное. Как всегда особенное.

Обдумывая эту мысль, уже не могу усидеть на своём месте: пересаживаюсь ближе в Лере, жадно загребаю руками её, хоть и располневшее, но такое трогательно маленькое тело, целую её шею, плечо, втягиваю носом запах её загоревшей под палящим испанским солнцем кожи и окончательно успокаиваюсь.

Внезапно замечаю взгляд чрезмерно ухоженной молодой женщины, направленный на нас: в нём недоумение, граничащее с осуждением, и интерес… Тот самый сексуальный интерес ко мне. Мне становится тошно, я прячу лицо в изгибе шеи жены, проклиная мир, всех остальных на свете женщин, кроме моих дочерей и сестры, но в первую очередь, свою издевательски броскую внешность. Когда-нибудь это закончится? В такие моменты мне хочется встать куда-нибудь повыше и крикнуть, что есть мочи, так громко, чтоб точно было слышно уж всем: оставьте меня все в покое!!!

Katie Melua — Wonderful Life

Заходим в винный магазинчик и покупаем себе шоколадный ликёр — любимый алкоголь моей жены. По пути в номер выпиваем половину бутылки прямо из горлышка.

— Напоишь меня, я буду болтать…

— А мне нравится! Болтливый ты больше на человека похож!

— Да ладно! А не болтливый на кого?

— На зомби. У тебя по доллару в каждом глазу. Да нет, что там, по миллиону!

— Не наговаривай на меня, я о деньгах совсем никогда не думаю!

— Так уж и никогда?

— Вот клянусь, никогда!

— Как же ты тогда играешься со своими миллионами?

— А я с ними не играюсь! У меня для этого есть инвестиционный департамент! Ты же знаешь: я строю дома и яхты — в этом моё призвание! Каждый человек должен заниматься тем, что выходит у него лучше всего.

— Сказал тот, у кого миллионов больше, чем волос на голове.

Лера снова делает глоток из бутылки, пока мы едем в лифте, и протягивает мне. Я повторяю за ней, затем задумчиво замечаю:

— Я хочу построить для нас виллу здесь на Коста Браве, новый дом только для нас двоих, и гостевые спальни для детей. Что скажешь?

— Скажу, что это замечательная идея.

— А если я добавлю, что хочу передать корпорацию под управление Алёши и отойти от дел, посвятив себя только проектированию?

Лера вскидывает брови, глядя на меня не совсем уже ясным взглядом:

— Ты что, уже пьяный?

— Ну… возможно. Но мысли и планы — трезвые.

— Алексей не справится с такой ношей, не вешай на него своё детище, придумай что-то другое.

— А если он хочет?

— Хочет чего?

— Попробовать…

— Стать из ничего могулом? С корабля на бал? Ты себя сделал сам, ты построил, ты управляешь, тебя боятся и уважают, тебе достаточно бросить один взгляд, чтобы директора знали, что делать. Кто станет слушать моего сына? Как он будет управлять такой махиной, не имея опыта?

— Ну, во-первых, не твоего, а нашего сына, а во-вторых, с моей помощью, пока не поймет, как всё устроено. Как только это случится, я отойду.

Лера недоверчиво качает головой.

— Я просто устал… Невыразимо устал от людей и от всего… Алёша хочет, ему это интересно, пусть попробует! Я уверен именно в нём, как ни в ком другом! И… и я хочу проводить больше времени с тобой…

— Куда уж больше!

— Всегда есть куда… Я тебя люблю, и мне тебя не хватает… Целых пять рабочих дней, это так долго!

— Из которых ты работаешь серьёзно только четыре, и то, приезжаешь в офис к 10 утра, если секс не затянулся, а если мы быстро не управимся, то и к 11, а в 3 дня твоя машина уже стоит под окном моей аудитории!

Закатываю глаза:

— Только дважды в неделю!

— Ни один трудовой кодекс не потерпит такого попрания трудочасов!

— Ты… ты… — я даже не знаю, что ей сказать. — Ты, не любишь меня, точно не любишь, я думал, ты обрадуешься!

Жена смотрит на меня со снисходительной улыбкой:

— Люблю, конечно, люблю. И именно поэтому не хочу, чтобы мой сын развалил то, что ты строил годы!

— Он не развалит!

— Ещё как развалит. Он — потребитель, привык всё получать готовеньким и не жалеть о потерях. Ты разбаловал его, не дал как следует понять, что такое лишения и испытания, одарил благами, которые требуют труда, ума, усердия — ничего из этого ему не пришлось применить, безделье уже вошло у него в привычку, а его девица вьёт из него верёвки… нет! Трусит как снежную перину в сказке про Морозко! Помнишь такую? И из этой перины выкатываются золотые яйца с логотипом «Alex Sobolev Project INC», только успевай их подбирать.

Я всегда забываю о том, что моя супруга изначально не математик, а финансовый аналитик. Вспоминаю, как однажды, ожидая меня в моём кабинете, ей на глаза попалась стопка бизнес-планов малых и средних предприятий, одобренных к приобретению моим инвестиционным отделом. В тот день я узнал, что моя жена не просто красивая женщина, любящая мать и заботливая жена, человек, на которого всегда можно положиться, который никогда не бросит в беде, но и наивысочайшей ценности профессионал, первоклассная добыча для хэдхантеров в финансовой области — она разнесла в пух и прах больше половины проектов, даже не читая их, а всего лишь бегло просмотрев финансовые отчёты и аналитику по рыночным кластерам. Ночью, уже в постели, я всё перепроверил лично, а наутро уволил почти весь департамент инвестиций, конечно же, не признавшись в этом жене, потому что её место дома, а не в бизнесе…

Ладно, думаю, поживём — увидим. Пусть Алёша закончит колледж, тогда и вернёмся к этому вопросу.

Dark In My Imagination…..Of Verona

Мы выходим из лифта и снова делаем по глотку из нашей шоколадной бутылки.

— Слушай, а вкусная же штука! — замечаю.

— Конечно, вкусная, — улыбается моя жена, легонько припирая меня к стенке. Касается моих губ своими, они буквально прилипают, поскольку испачканы у обоих ликёром; Лера нарочно не спешит, пытаясь их разлепить, но они будто склеены клеем, слипшаяся в одну кожа наших губ разъединяется и это, чёрт, настолько сексуально… Я выдыхаю жар из своих лёгких, и моя жена тут же его вдыхает, сообщая при этом:

— Мне нравится, как ты пахнешь…

Уверен, она о моём шоколадном дыхании…

— Там…

И всё: в моей груди пламя, которое уже не потушить, мои руки жаждут её тела, как и губы, и все прочие заинтересованные части тела. Но жены уже нет — она проводит электронный ключ от наших свадебно-медовых апартаментов, и, бросив на меня косой хитрющий взгляд своих синих озёр, исчезает в просторном холле нашего номера. Я продолжаю стоять, подпирая стенку и силясь прийти в себя — не хочу кидаться на неё сразу — она явно что-то задумала, и это всегда потрясающий challenge для меня!

В коридор отеля вырываются бодрящие звуки музыки, внезапно заполнившей наш номер, и мои ноги уже несут меня вслед за ней — иначе, могу пропустить представление.

Вижу жену, она танцует, выписывая эротические па невыразимой грациозности, и я недоумеваю: где, а главное, когда она этому научилась? Её тело выдаёт такое, словно хозяйка всю свою жизнь провела у шеста…

Когда она прижимается животом к стене, раскинув по ней свои руки, поглаживая ладонями, эротично растопырив пальцы, я снова поправляю полотенце, так удачно задержавшееся на моей руке.

Её взгляд… хищный, жадный, голодный! Это не Лера, не моя Лера, это незнакомая гибкая грациозная кошка! Она то ли ползёт по этой стене, то ли перекатывается, но каждое движение — вызов, ни одного фальшивого жеста, ни единого недостаточно уверенного шага — всё бьёт в точку, попадает в цель. Ни один мужчина, даже законченный импотент не смог бы устоять, глядя на это!

Roy Orbison She's A Mystery To Me

Я просто охреневаю… Чёрт, как же она двигается…

Мои глаза жадно поглощают каждое движение, каждый взмах руки, и всякий раз, как моя жена зажимает своими зубками нижнюю губу, закинув одну из своих рук за голову, в моих шортах стонет моё желание, уже донельзя измученное этой провокаторшей…

Мы в спальне, но это ещё не конец представления, я уже в курсе: сейчас меня начнут прошибать электрическими разрядами, и я никогда не знаю, что конкретно будет происходить, чем именно станут воспламенять моё либидо, которое и без того уже давным-давно on fire…

Моя жена гибкая, как змея — всю жизнь занимается йогой, ей не нужны мои руки, чтобы расстегнуть молнию её платья, расположенную прямо по центру её спины — она проделывает это сама с такой лёгкостью, что я пребываю в шоке и даже некоторой зависти — сам в жизни не дотянусь до этого своего места рукой…

Синее, как звёздная ночь платье падает на пол, обнажая идеальную грудь моей поистине восхитительной супруги, её небольшой сексуальный животик, на котором раскинула свои бирюзовые крылья изящная бабочка, нарисованная там моею же рукой — это тату я набивал сам, не доверив свою женщину никому, кроме себя самого…

И, о чёрт, я мгновенно каменею в том самом месте, потому что только в этот момент понимаю — всё это время с самого пляжа, в ресторане, в кондитерской, в фойе гостиницы, моя жена была без белья…

И я знаю, что теперь эта мысль будет съедать меня поедом — она в любое время может повторить это, в любой момент дальнейшей нашей жизни я буду гадать: надела она свои трусики или нет? Или хочет, чтобы я зажал её в каком-нибудь тёмном углу, в лифте, в дамской комнате, на пляже, в примерочной…

Эта женщина жестоко и вероломно сводит меня с ума…

В нашей ванной нет шеста, но есть стеклянная дверца душа, и моя супруга уже выгибает спину, закинув на неё свою ногу и демонстрируя мне своё шикарное бедро…

Мой мозг вот-вот взорвётся…

Руки тянутся скинуть шорты и освободить уже то, что так стонет от недостатка свободного пространства, и едва я успеваю это сделать, как дверь в комнату открывается, являя светловолосую голову Алёши…

А я без штанов! Во всей красе, так сказать…

— Чем вы тут заняты? — вопрошает ребёнок.

Мои глаза расширяются от ужаса, слышу, как хихикает за матовым стеклом душа Лера — она успела спрятаться в отличие от меня.

— Стучать нужно! — цежу сквозь зубы, натягивая обратно свои шорты, впервые в жизни разозлившись на Алёшу.

— А я стучал! Так у вас тут музыка так орёт, что вы ни черта не слышите! Ладно, не парься, всё нормально. Родители тоже люди, и они тоже иногда трахаются, ну или не иногда, а почти постоянно! — и приторно ржёт.

Я не в силах сдержать предательскую улыбку, тем более, что в шортах уже чувствую себя увереннее.

— Не трахаются, а занимаются любовью! — поправляю строго. — Вот сколько не воспитывай вас, а пробелы всё равно остаются!

— Я это, чего хотел то… блин, забыл. Ладно, вспомню, вернусь. Дверь запирайте, если будете опять заниматься ЛЮБОВЬЮ! — подчёркнуто елейно тянет, вынуждая меня запустить в него собственной футболкой — ничего другого под рукой не оказалось.

Алексей исчезает за дверью, которую я на этот раз запираю.

Нахожу Леру сидящей на корточках в душе всё ещё смеющейся, закрыв лицо руками.

— Ну и что с того!? Как он и сказал, родители тоже люди! — замечаю, сам едва сдерживая смех.

— Да уж, конечно, — соглашается моя жена, вытирая слёзы в уголках глаз.

— И, между прочим, даже им есть чему у нас поучиться!

— Чему это? — поднимает удивлённые глаза.

— Ну, как чему!? Любви! Страстной, нескончаемой, горячей, озорной… Секс, знаешь ли, это тоже наука…

— Вот ещё чего не хватало! Ну, ты как выдашь что-нибудь! Хочешь стой, хочешь падай!

Поднимаю её за плечи, обнимаю и сообщаю своё отношение к вопросу, которое почему-то совсем не вяжется с тем, о чём мы только что говорили:

— Ты как хочешь, а я отказываться от десерта не намерен!

Лера снова смеётся, хихикает как школьница, потому что ей весело, и потому что знает, как меня заводит этот её тинейджерский смех — реально цепляет… В такие моменты мне кажется, будто мы с ней в старшей школе, пусть даже выпускники, она — моя подружка, с которой я потерял девственность, забрав при этом и её, что никого кроме неё не знал, а её губы не целовал никто кроме меня… Мы закончим этот школьный год, и впереди нас будет ждать долгая, почти бесконечная, полная необъятного счастья жизнь… Снимем вместе квартиру на время нашей учёбы в колледжах и будем жить как взрослые вместе и заниматься любовью при каждом удобном случае, будем учиться заботиться друг о друге… А в тот день, когда я пойму, что точно смогу обеспечить семью — надену кольцо на её палец, и в ту же ночь постараюсь зачать нашего первого ребёнка…

Да. Всё могло бы быть вот так, если бы… Если бы… Если бы…

Я никогда не хотел той жизни, какую уже успел прожить, но в будущее смотрю с высоко поднятой головой: пусть всё сложилось не по тому сценарию, какого хотелось бы, но мы ведь нашли свой путь навстречу друг другу! Несмотря на все сложности, проблемы, изъяны и поломки, ошибки, промахи и проступки, простили друг другу непрощаемое, разрушали и собирали друг друга по частям снова, мы останавливали рок, мы спорили с судьбой, мы боролись, стремились, падали и поднимались, потому что любили… Всегда ЛЮБИЛИ!

Hunger — Ross Copperman

Лера трогает мои губы, кажется, повторяя их контур, а может, просто из жажды прикосновений…

— I love touching you… — с жаром выдыхает мне в лицо аромат шоколадного ликёра.

В глазах моей супруги уже зажглись нездоровые огоньки, её тянет на приключения, на дерзость, а если повезёт, то, может быть, и на некоторую распущенность…

Её губы уже с чувством ласкают мои, как и всегда нежно, но неожиданно настойчиво и несдержанно, словно, зажатую в клетке страстность вдруг выпустили на свободу, и она, дорвавшись, наконец, до желаемого, пустилась во все тяжкие…

Именно во все, потому что уверенные ласки этих женских губ совершенно точно вызывают у меня помутнение рассудка, я словно проваливаюсь в какую-то яму, теряю связь с миром, как сотовый в металлическом шкафу — я вне контактов, я невменяем, я бесполезен для общества, не пригоден для свершений, я весь растворяюсь в процессе, забывая порой, кем являюсь и чем занят…

Обнаруживаю себя жадно целующим её выгнутую шею, грудь, живот — она подставляет сама то, что в эту секунду требует моих губ отчаяннее всего. У неё своя партия, у меня своя — каждый из нас ловит свой собственный кайф, мы в самом уникальном энергетическом коктейле из всех возможных, где напряжение возрастает тем быстрее, чем чаще совпадают потребности ласкать и быть ласкаемым, а наши, похоже, имеют 100 % совпадение.

Моя жена давно уже перестала стыдиться моих ласк, чересчур смелых для её воспитания и представлений о близости между мужчиной и женщиной, поэтому когда я беру своё, то что нужно мне как воздух, лаская языком её между ног, она больше не краснеет, разрываясь между стыдом и удовольствием — она просто тащится, просто кайфует, зарывая свои пальцы в мои волосы… И она не знает, я так ни разу и не сказал ей, ни разу не признался… Должен сказать, она должна знать, обязана…

— Лера… — зову тихо, с трудом оторвавшись от неё…

Ловлю её затуманенный взгляд, соображая, что сам, вероятнее всего, выгляжу ещё потеряннее, в её глазах мгновенно вспыхивает разочарование моим неуклюжим желанием поговорить в тот самый момент, когда ей так хорошо, но я всё это знаю, мне ли не знать… Просто, то, что я скажу сейчас, совершенно точно понравится ей намного больше моего языка:

— Лера… — шепчу между поцелуями, покрывая ими её живот, прокладывая себе путь к её губам, лицу, которое хочу видеть достаточно близко и чётко, когда она узнает…,- ты — единственная женщина, кого я целовал здесь…

— Где? — вопрошает она, слегка одуревшая от моих ласк, а потому, очевидно, не слишком быстро соображающая.

— Вот здесь, — моя рука скользит по её животу и опускается туда, где до этого момента так жадно удовлетворяли свои потребности мои губы и язык.

Её глаза расширяются, я впитываю каждую её эмоцию: удивление, затем потрясение, радость от понимания своей эксклюзивности, исключительность для определённых, самых интимных вещей.

— Что?! Почему? Ты врёшь! Точно врёшь! — восклицает она, уже улыбаясь, я вижу, как проясняется её сознание, как возвращает свою остроту и проницательность её, потерянный до этого момента, взгляд.

— Не вру. Точно не вру.

— Тогда почему?

— Почему? Разве не ясно?

— Нет!

— Потому что мужчина может так ласкать лишь любимую женщину, а любимая у меня всю мою жизнь только одна, поэтому…

Игривая улыбка моей жены растягивается в необъятную, безудержную радость: я знал, точно знал — ей понравится эта небольшая моя тайна.

А о деталях мы умолчим. Детали — это то, что я пытался заставить себя сделать это дважды: впервые в 17 лет с Кристен, зная, что именно эта ласка позволяет женщине достигнуть оргазма даже без фрикций, а в то время я ещё только познавал женское тело и его реакции, но, в итоге, так и не смог, лишив себя одного из главных инструментов. С Кристен я мог, по крайней мере, целоваться, с другими женщинами даже это было пыткой для меня. Когда целовала Офелия, я отвечал механически, всеми силами сдерживая тошноту, боясь обидеть её, оскорбить. Вторая (не считая Леры) в моей жизни попытка оральных ласк была посвящена Наталье: я испытывал потребность показать ей свою благодарность и признательность за действительно искреннее стремление сделать меня счастливым, но так и не смог пересилить свою ненормальную брезгливость… Ни с кем не смог, кроме моей жены Леры, от интимного места которой меня не оттащить, и я даже не понял, как это случилось впервые, потому что с жадностью дорвался до её тела и поглощал его всеми доступными способами. Но и сейчас иногда так увлекаюсь, что забываю о главной партии нашего балета…

И только теперь, в 42 года, понимаю, что всё, абсолютно всё, не только моя душа, но и тело всеми силами сдерживали меня от следования по тому пути, который рано или поздно должен был убить меня.

— Ты делал это со мной почти с самого начала! — внезапно восклицает жена, уворачиваясь от поцелуев — теперь поговорить хочется уже ей.

— Конечно, — подтверждаю, пряча улыбку в её шее, целуя плечо, — потому что я любил тебя! И сейчас люблю, — смотрю в синие глаза и вижу в них потрясающе обнажённое, ничем не прикрытое и не смущённое счастье…

KATIE MELUA I Will Be There

И я счастлив сам, счастлив тем, что могу показать ей, чем на самом деле было моё чувство к ней все эти годы, все эти 25 лет… Это была любовь, самая яркая из всех эмоций, самое глубокое из всех моих чувств, самый большой из всех моих смыслов, то, зачем я пришёл в этот мир, для чего родился и жил до самых неполных своих 18-ти лет, пока, одним жарким летним днём не встретил её — тонкую дерзкую девочку с причёской мальчишки…

И эта девочка спустя годы превратилась в женщину с самым сексуальным телом, какое я только видел: каждая линия, каждый изгиб, каждая её форма создавалась специально для меня, так же, как и переворачивающий моё сознание запах её кожи, волос, её возбуждения… И то, как она смотрит на меня, как нежно проводит рукой по моему животу, как жадно зарывает свои руки в мои волосы в тот самый момент, когда я ласкаю её или же люблю самым прямым и откровенным способом, то, как страстно её губы целуют мои, как одержимо её нос вдыхает мои запахи, всё это заставляет меня думать, что и моё тело идеально соответствует её вкусам и потребностям. Мы пара, мы предназначены друг другу не только духовно, но и физически — никто и никогда не дарил мне таких острых переживаний и потрясающе сладких ощущений в постели, как она, и подозреваю, что нет на Земле мужчины, способного дать ей то, что могу я… И дело тут вовсе не в знаниях и опыте! Есть ещё кое-что, то, о чём я понятия не имел до того момента, пока не случилась наша первая ночь — та энергия, которая рождается от физической близости идеально подходящих друг другу людей, глубоко и безнадёжно любящих друг друга. Именно она разрывается в нижней части живота потрясающими в своей силе и эффектах вспышками наслаждения, раскатывающихся волнами по всему телу с такой силой, что перестаёшь ощущать свои ноги, руки, перестаёшь соображать, целиком проваливаясь в неповторимое пространство блаженства…

Настойчивый стук в дверь заставляет нас прерваться и повергает меня в бешенство:

— Если это Алёша, я сейчас придушу его! — сообщаю, натягивая шорты и с трудом застёгивая их.

— Души за нас двоих! — с улыбкой предлагает моя разгорячённая жена, а я не могу оторвать глаз от пятен алого румянца на её щеках и шее — свидетельства эффективности моих ласк.

Открываю запертую дверь. Мария:

— Я звоню тебе, звоню, а ты трубку не берёшь! — толкает меня рукой, чтобы пройти в наш номер.

— Маш, — пытаюсь сопротивляться вторжению, но моя сестра иногда бывает настоящей фурией.

— Что, Маш! На звонки отвечай! У меня важное сообщение: мне удалось заказать столик в том ультрасовременном ресторане в Барсе, что я говорила вам раньше. А где Лера?

— Она занята.

— Чем это она занята!? Лера? Лер! Слышишь? Ты где? На вечер платье готовь! — вопит на весь номер моя сестра, пробираясь из холла в гостиную.

Внезапно оборачивается и видит то, что видеть ей не следует… Я втягиваю живот, как будто это может мне чем-то помочь, в итоге просто накрываю выпирающий в шортах бугор руками…

— Чёрт… — произносит моя сестра, закатив глаза. — Позвонишь, когда закончите… — молча и быстро вылетает из номера — её воспитывали в строгости и деликатности.

Закрываю дверь, улыбаясь, потому что вспомнил о том, как моя переживательная сестра сочувствовала моей сексуальной жизни с больной женой в не самые лучшие в нашей жизни времена. Что ж… Мою Леру до конца не знает никто, даже я её полностью не знаю, учитывая то, что и у самого были те же мысли. И только Валерии было известно, что всему своё время… Настанет подходящий для неё момент, и она вновь наступит мне на грудь своим изящным носочком с извечным педикюром алого цвета…

До спальни дойти не успеваю — снова стук в дверь, на этот раз Марк:

— О здорово, друг, ты где пропадаешь? Трубку чего не берёшь? Передай Лере, чтоб позвонила Кэти, они о шопинге договаривались в Барсе. И это, слушай, мне так в лом везти их туда, давай ты, а? У тебя с дамами лучше же выходит…

— Марк! — восклицаю раздражённо. — У меня медовый месяц! Передай всем остальным, кто ещё не ломился в эту дверь, чтобы в ближайшие три часа нас не беспокоили! Всё, конец связи.

Захлопываю дверь, защёлкиваю замок. У нас с женой честно заслуженные часы любви, и пусть весь мир подождёт!