На следующий день с утра конторская книга раздулась от бумаг и бумажек. Рассылка бегал, не жаловался. В сборке встретил парня, который тренькал в лесу на балалайке и обозвал его «сопливым пикетчиком». Парень приветливо кивнул головой, потом погрозил пальцем.
Возле механической остановил Иван Васильевич. Токарь, видно, вышел покурить.
— Как раз ты мне нужен, Мыкола…
Кущенко вытащил из кармана вместительный шелковый кисет с табаком, а затем достал и быстро сунул Николке тоненькую стопку каких-то бумажек, перевязанных суровой ниткой. Тот спрятал ее за пазуху.
— Сходи-ка в модельную, передай Тимофею.
— Это что? — полюбопытствовал Николка.
— После узнаешь. Беги скорее, да смотри, чтобы никто не заметил.
— Ладно, знаю…
Николка помчался к модельной мастерской, прижимая к груди пачку. И тут ему захотелось узнать: что же он несет под рубахой?
«Только одним глазком взгляну», — и он свернул в сторону, где возле стены до самой крыши громоздились деревянные ящики. Выбрав укромное местечко, Николка осторожно развязал нитку. Там было несколько десятков одинаковых листиков бумаги. Одна сторона чистая, а на другой написано по-печатному химическими чернилами.
«Товарищи рабочие! Братья! Пришло время объявить беспощадную войну извергам и кровопийцам…» — принялся читать Николка. Буквы крупные и на всех листиках одинаковые. Многие слова были непонятные.
Прочел до конца листок, подумал и снова прочел. Затем поспешно перевязал стопку ниткой и спрятал. А листок, который читал, оставил себе. Зачем это он сделал, и сам не знал. Просто так…
Возле модельной Николка увидел Яшку, кучера управляющего. Шла молва, что Яшка не зря мотался по заводу: ходил и прислушивался, о чем говорили рабочие. Потом доносил. Вот и сейчас кучер вроде дремал на солнышке с полузакрытыми глазами. А сам старался подслушать разговор чернорабочих, которые возле мастерской сколачивали ящики для отправки готовых изделий.
— Вам посылку велели передать, — шепнул Николка на ухо Тимофею Ракову и незаметно сунул пачку бумажек в его рабочий ящик. В дверях мастерской он остановился.
Потом повернулся на одной ноге и кинулся в угол модельной к большой жестяной клееварке. Достать из кармана припрятанную листовку и намазать обратную сторону клеем для Николки было минутным делом.
Выскочив из мастерской, он тихонько подкрался к Яшке и приложил намазанный клеем листок ему на спину.
Яшка долго ходил по заводу, сверкая белым пятном на синем кучерском кафтане. За его спиной останавливались мастеровые люди, вчитывались в призывные слова и про себя посмеивались над доносчиком.
К вечеру кто-то сказал управляющему о проделке над Яшкой, и кучера вызвали в контору. Сидя на крылечке, Николка слышал, как бранился управляющий, обзывая верного слугу вороной, ротозеем и канальей.
От управляющего Яшка выскочил злой и красный, как вареный рак, погрозил на крыльце кому-то кулаком и помчался к конюшне. На спине его белели клочки бумаги.
К концу смены на всех дверях и стенах мастерских появились листовки.
…Вечером после гудка рабочие толпами повалили к проходной, по привычке поднимая руки для очередного осмотра. На этот раз охранники не только ощупывали, но даже карманы выворачивали.
— Как они все переполошились! До сих пор стены скоблят, чтобы и клочка не осталось.
— Что и говорить, не любят правду-матушку, — разговаривали по дороге рабочие.
— Братцы, а кто же это над Яшкой учинил? Ходит по заводу, выслеживает, вынюхивает, а у самого на спине…
— Что и говорить, смелый человек.
Николка слушал, а на языке так и вертелось: «Это я тот смелый человек»…
Кущенко шел в толпе рабочих, о чем-то разговаривал со своими друзьями, а Николку вроде не замечал. Лишь когда повернул на Жандармскую, к дому, подозвал его:
— Эх, Мыкола! Я думал, ты взрослый, а ты еще несмышленый хлопчик! Кто тебя просил на спину кучера листовку приклеивать? Ведь ты чуть беды не натворил. Хорошо, обойдется. А как дознаются? Да из тебя жандармы всю душу вытрясут: — «Где взял?» В нашем деле осторожность нужна. Выдумкам и озорству здесь не место…
Николка слушал, краснел и никак не мог понять, откуда Кущенко узнал о проделке над Яшкой?
Но как бы там ни было, а с той поры Яшка и носа не показывал на заводском дворе, предпочитая ожидать распоряжений своего хозяина на конторском крылечке.