На бывшей Жандармской

„При деле“

Задание у Николки с Ахметом нетрудное: следить, сколько проедет за город по Большому тракту военных. Потом сообщать Степану.

Засаду они устроили в чужом огороде и смотрели в дырки плетня из густых лопухов.

— Вон тот — самая злющая контра: товарища Кущенко арестовал, дядю Степана тоже, — шепотом сообщил Николка, указывая на подхорунжего, который вел по тракту казачий эскадрон.

— Ай-ай, — поцокал Ахмет языком, продолжая считать всадников.

Затем прошли два пеших отряда с винтовками, протарахтело по булыжникам несколько военных повозок с кладью. А куда они все направлялись — не спросишь. Ну, да там разберутся. Велено считать — значит, надо.

В первые же дни Николка с Ахметом уяснили, что движение по Большому тракту начиналось утром рано, а днем совсем прекращалось. Друзья приспособились вставать до солнышка, чтобы успеть полить грядки в огородах у Николкиной бабки и тети Саши. А после засады надо было позаботиться о пропитании.

Николкина бабка ворчала, что «парень совсем от рук отбился, дома гостем бывает», на что внук отвечал, что Ахмету одному в землянке тоскливо, вот он там и ночует.

— Уж ладно, коли так. Только вы там не балуйте, — смирялась бабка. Она была даже рада, что внук чем-то и где-то кормится, хоть дома останется лишний кусок. Время голодное: всю крапиву и лебеду поели.

Весной Николка с Ахметом зорили сорочьи гнезда за городом, пекли яйца, тем и питались. К лету перешли на зелень, варили похлебку из щавеля и пиканов.

Пиканы они собирали за станцией, на задворках плужного завода. Есть на Урале такая съедобная трава с широкими резными листьями. В начале лета она собирает свои соцветия в тугой початок, вроде кукурузного. Сваренные в подсоленной воде початки пиканов и на богатых столах принимались в охотку за хорошую еду. Правда, с маслом, либо со сметаной. А бедному люду не до охотки, лишь бы голод обмануть.

К вечеру друзья снова смотрели из своей засады на утоптанный тракт, считали всадников и пеших, которые теперь возвращались в город. Казаки лихо распевали «соловья-пташечку-канареечку». Видать, похозяйничали в пригородных деревнях и станицах.

Часто они вели арестованных крестьян и казаков со связанными руками. Об этом ребята спешили сообщить Степану.

Раз во время похода за пиканами возле чешских эшелонов они встретили Варьку в толпе торговок.

— Огурчики только с грядки сорванные!

— Курнички морковные!

— Молочка топленого кому-у! — наперебой кричали торговки возле офицерских вагонов.

Варька увидела Николку с Ахметом. Но сделала вид, что не заметила, отвернулась и, перехватив из одной руки в другую тяжелую корзинку, пронзительно закричала:

— Варенца холодного с пенками! Молока, творожку! Батуну зеленого!

— Откудова молоко? Коровы-то сроду не бывало, — нарочно громко крикнул Николка, чтобы услышала Варька. Уж очень обидным ему показалось, что она тут «контре» прислуживает.

— Ай-ай дурной башка! Варька-та нас не знаит… Мы тоже… Так нада, Степан говорил, — сообразил Ахмет и потащил друга дальше.

Откуда было знать Николке, что и Варька находилась «при деле», продавая чужой товар. Торговкам не разорваться, чтобы не упустить выручку и на базаре, и на станции, и в других людных местах. Они рады были услугам девчонки и за продажу давали каждый день по кринке молока.

Крутилась Варька возле чешских эшелонов и следила за всем, что творилось на станции. Потом подробно докладывала деду Захарию. И не любопытничала, куда уходил дедушка по ночам с ее донесениями.

Николке вскоре надоело это скучное занятие — сидеть в огороде и смотреть на дорогу.

— Чего их считать-то? Контры от этого не убудет. А винтовки без дела лежат… — ворчал он, пробираясь в засаду.

— Нада считать! Степан сказал, — твердил Ахмет.

Однажды Николка притащил в землянку большой виток колючей проволоки.

— Зачем таскал? — удивился Ахмет.

— Вот размотаем, тогда скажешь, что у меня на плечах голова, а не капуста, — ответил Николка, почесывая исцарапанный колючками живот. Однако не выдержал, поделился с другом своей задумкой.

— Нельзя… Степан-та ругать будит, — попытался урезонить его Ахмет.

— Мы только попробуем. Он и не узнает.

Не так-то легко было разматывать спаянную ржавчиной проволоку. А еще труднее высвободить колючки. Пальцы у обоих были в крови и ржавчине. Но ребята не обращали на это внимания. Колючки, — заостренные коротенькие проволочки, — они соединяли по несколько штук вместе, переплетая их между собой. Получались острые со всех сторон упругие «ежики».

— Поднесем мы им подарочек! Будут помнить! — грозился Николка, посасывая исколотые пальцы.