Старый фонарщик был доволен работой расторопного помощника. Он часто доверял ему самому зажигать фонари и тушить их, оставляя за собой лишь «хрупкую» работу — чистку закоптелых стекол. Ахмету эта должность нравилась еще и потому, что он первым узнавал все новости на станции.
— Чехи приехали. Мно-ого! — сообщил Ахмет Николке, еле переводя дух от быстрого бега.
— Чехи? Какие чехи? Кто тебе сказал?
— Не знай какие. Люди… Сам видел. Говорят не татарски, не русски. Мно-ого! Айда глядеть.
Когда подростки прибежали на станцию, к чешскому воинскому эшелону подошел еще один, такой же длинный.
Из открытых настежь дверей товарных вагонов с котелками и фляжками выпрыгивали солдаты в темно-зеленых военных френчах, в ботинках на толстых подошвах. На головах надеты причудливые шапочки-пирожки с большими козырьками для защиты от солнца. Солдаты не торопясь набирали под краном кипяток, громко разговаривали и смеялись.
Николка сообщил о прибытии чешских эшелонов Ивану Васильевичу.
— Говорят, а слов не разберешь. Возле вагонов столы сколотили, костерки запалили, еду варят, — докладывал он в Совдепе.
— Слыхал я об этом, звонили. Еще эшелон прибыл только что. В войну чехи к русским в плен попали. Теперь им Советское правительство разрешило вернуться на родину через Дальний Восток. Но они почему-то не торопятся, растянули свои эшелоны по всей России, — объяснял Николке Кущенко. Сам он глядел куда-то за окно, не то на тополя с молодыми, будто лакированными листьями, не то на струйки дыма из труб домов. А может ничего не видел, весь ушел в свои трудные думы и заботы.
— Едут и едут… — повторил Иван Васильевич и крепко потер высокий гладкий лоб шершавой ладонью.
Николка постоял еще маленько и тихо, на цыпочках, вышел из кабинета.
Чехи чувствовали себя на незнакомой станции, как дома. Солдаты стирали белье возле кранов с надписями «холодная вода» и «кипяток» и развешивали его на заборы и колышки сушить. Офицеры играли в карты, пили пиво, черпая его кружками прямо из бочек.
— Знать, надолго окопались эти транзитные пассажиры. Того и гляди беду с ними наживешь, — озабоченно рассуждали между собою железнодорожники, поглядывая в сторону эшелонов.
Вечерами Николка прибегал к Ахмету и наказывал:
— Ты поглядывай, что тут делается. И мне докладывай. Товарищ Кущенко говорит, чего-то они выжидают…
Теперь Ахмет целыми днями вертелся на станции, посматривал и считал прибывающие эшелоны. За три дня их скопилось на запасных путях восемь составов.
Раз Ахмета окликнул чешский офицер:
— Эй, малчик, хочешь? — в руках чех держал ломоть хлеба с куском тушеного мяса.
Ахмет не помнил, когда ел мясо и не стал отказываться. Да и зачем, когда угощают?..
— Спасиба… — искренне поблагодарил он.
— Кушай, кушай. Большевик так не кормят, — осклабился офицер. Ахмет понял насмешку.
— Черт-шайтан, — выругался он и, швырнув хлеб и мясо на землю, пошел прочь. Как жалел сейчас Ахмет, что уехали веселые матросы!
— Прощай, юнга. Ничего не поделаешь, служба. Поедем Дутова бить, — говорили они. Потом долго махали бескозырками всем, кто их провожал. Кабы матросы были здесь…
Так думал Ахмет, шагая вдоль вагонов. Его догнал высокий светловолосый чешский солдат и протянул кусок хлеба.
— Малчик, тебя обижаль плохой человек… На, угощайся…
Ахмет хотел отказаться. Но солдат смотрел так радушно и даже виновато, что парнишка взял хлеб.
— Спасиба, — поблагодарил он.
— Бедны люди — вот… — чех не нашел слов и сцепил руки, показывая, как они должны держаться друг за друга.
— Так-так, — закивал Ахмет головой.
…Уже около двух недель стояли на путях чешские эшелоны. Офицеры больше не сидели за картами. Многие из них разгуливали сто городу, что-то высматривали.
Солдаты вели себя неспокойно. Часто возле будки с кипятком между ними вспыхивали непонятные ссоры и даже драки.
Раз Ахмет был свидетелем, как чешские солдаты окружили дежурного по станции, когда тот вышел на перрон.
Дежурный пытался что-то объяснить, но из-за галдежа его не было слышно. Подошедшие офицеры прокричали несколько слов, и солдаты нехотя разошлись по вагонам.
— Объясните вы им, наконец, что мы вас не задерживаем. Пути свободны, можете уезжать хоть сегодня, — обратился дежурный по станции к одному из офицеров.
Тот с наглой усмешкой посмотрел на него, отвернулся, что-то засвистел и направился вдоль перрона.
Вечером чешские офицеры преградили дорогу красногвардейцам, когда те возвращались домой через железнодорожные пути. Николка с Ахметом шли позади и видели, как офицеры вначале сердито и громко что-то говорили, потом попытались отнять у рабочих винтовки.
— Отцепись, слышь ты. Не твое оружие и не хватайся. А не то как чихну, так ты, ваше благородие, три раза перевернешься, — миролюбиво уговаривал здоровенный молотобоец щуплого офицера.
Отстранив чехов, рабочие отправились дальше. Николка чуть не задохнулся от обиды: на их деревяшки никто и внимания не обратил.
— А все ты… — уже в который раз упрекнул он Ахмета за ротозейство при дележе японских винтовок.
— И чего задираются, саранча зеленая? Вчера так же за винтовки хватались. Еле отбились от них.
— На драку вызывают…
— Чем все кончится? — озабоченно рассуждали рабочие.
О самоуправстве чехов шли разговоры по всему городу.
— Отобрать бы у них оружие да отправить к чертовой бабушке.
— Отбери попробуй: их тут восемь тыщ, не меньше. Да и казачье возле них крутится.
…Говорили не напрасно. Ахмет своими глазами видел казацких коней в богатой сбруе на станции. О чем вели разговоры казаки с чешскими офицерами — никто не знал. Иногда из вагонов доносились пьяные песни то на русском, то на чешском языках.
— Ты вчера драку видел? — спросил Николка Ахмета в субботний вечер.
Тот замотал головой: нет, он не видел никакой драки. Да и не мог ее видеть, был очень занят. Мама у него вышла из больницы и вместе с малышами собралась к сестре в деревню на все лето. Вот он и провожал их в дорогу…
— Эх, такое проворонил! — пожалел Николка. — Знатная потасовка была! Наши аккурат на работу шли через пути. С винтовками. На них и налетели офицеры чешские. Опять оружие стали отнимать и большевиков ругать. Наши-то не стерпели и давай их мутузить. Тут ихние солдаты прибежали, да вместо своих нашим стали помогать. Видно, тоже не любят своих офицеров. Один офицеришка выхватил наган и своего солдата пристрелил. Чекисты подоспели на ту пору и офицера-то в каталажку.
Сегодня целой ватагой в Совдеп явились. Крику было! Велят выпустить арестованного. А им говорят: «Не выпустим, потому как за убийство судить придется». Так ни с чем и ушли. Только шибко грозились, мол, плохо вам будет…
Белочехи грозились не зря. Той же ночью они оставили свои эшелоны, миновали станцию, рабочий поселок и окраиной города, лесом подошли к реке. Перейдя вброд, широкую, но мелкую речку, белочехи двинулись к стоящим на горе Красным казармам.