Глава 8

Безднов день, мраков обед, демоновы эльфы и господин-тролий-зад Арен-Тан. Хотя был в этом светлом царстве луч тьмы – Халатир и инквизитор померялись в сторонке официальными лицами. И по этим лицам явно было видно, что не о дамах они там так мило воркуют. Подслушать не вышло, но отбегавший куда-то Эфарель вернулся и, мазнув по плечу волосами, сообщил, что они там выясняют границы взаимной дипломатической неприкосновенности. Мол, конгрегация вам, господин секретарь консула, по Нодлуту побегать позволила, теперь долг платежом извольте, да еще и проценты набежали. И долг – долгом, а проценты вернуть в обязательном порядке и не вмешиваться, если вдруг эти проценты будут против возвращения.

Кусок в горло не лез. Потому что там еще яблоки были, а не из-за переливчатых глаз Фалмареля с укоризной и смысловым посылом “я так и думал” во взоре. Кажется, после праздника он предпочтет забыть, что вообще со мной знаком. И на здоровье, мне одного Альвине за глаза хватает. Их тут, таких идеальных столько, что дышать от красоты нечем. Поэтому, если вы вдруг соберетесь в Лучезарию, хорошенько подумайте, так ли вы любите эльфов, которых здесь половина от всего остального населения. Не подумали? Как вариант – эти милые маленькие зеленые лимончики и молодое яблочное вино с пузырьками.

Подозреваю, что именно оно и было причиной. А еще вставшие на дыбы нервы. Я сбежала подальше от основной массы отдыхающих не из-за желания “припудрить носик”. Кто-то смотрел на меня, и от этого взгляда порог ложился под ноги, и озноб скреб по костям изнутри сладко и жутко.

Вначале меня спасло дерево, на которое я оперлась спиной, чтобы случайно не упасть за грань. Как когда-то. А потом – Альвине. Явился светлой тенью, взял за руку и увел от всего этого. Так руку и не выпускал. Ни пока нас такси к границе Фалмари-мар везло, ни пока мы к нашему павильону шли. Завитки браслета проступили вокруг запястья, и от них веяло умиротворением, как и от руки, в которой лежали мои пальцы. С правого большого моего язвительно помигивал изумруд.

Эфарель начхал на приличия и вошел ко мне в комнату не спросив.

– Нужно проверить. Если не вышло, я сам со старейшиной Фалмари поговорю. Это неприемлемо. Мика… – Он прижал мою ладонь к своей груди и сердце толкнулось, будто кошка, выпрашивающая ласку. – У меня осталось так мало… Но что бы ни случилось, помни, ты всегда можешь рассчитывать на помощь Эфар. Это, – он коснулся рисунка на запястье, – для моего народа не фикция, что бы там не говорил Арен-Тан.

– Объясни.

– Еще слишком рано, – коварно произнес Альвине.

Увы, у него не вышло. Исправить не вышло.

Остаток дня я провела в странном состоянии. Спала, но слышала все что происходит вокруг. И голоса живых мешались с видениями. Лукреция приходила и долго спорила с Альвине в куцем подобии гостинной. Кажется, Халатир приходил тоже, его озадачила моя реакция на воздействие. Я видела Голос оракула, но это точно был сон, потому что видения были безголосы и сменяли друг друга безо всякой логики.

Зато я пропустила вечерние танцы с последующим запуском в небо бумажных фонариков. Фонариков было жаль. Действо предполагалось совершенно не магическое и в темноте должно было выглядеть невероятно хорошо. И еще фейерверк. Его цветные вспышки плясали по потолку, странно отражаясь в зеркале.

Шторы так и остались открытыми. Мне хотелось вечернего воздуха, сверчков и прохлады, я изрядно повозилась, пока искала, как распахнуть створки, но все же нашла. Не сразу догадалась не тянуть прозрачное полотно на себя, а отодвинуть в сторону. Можно было легко перебраться через подоконник и выйти наружу, минуя коридор, но гулять не хотелось, только воздуха, сверчков и прохлады.

В небе снова вспыхнуло и раскатилось искрами и спиралями. А потом звуки сжались в зудящую точку и исчезли, словно лопнула старая нить. Комнату затопила прозрачная темнота и только в зеркале все еще скользили радужные сполохи. Я обошла постель, здесь она, по странному совпадению, тоже стояла в центре комнаты, как в моей спальне дома, и приблизилась к полыхающему далекими зарницами стеклу.

Грань придвинулась, пощекотав затылок холодком. На край туалетного столика легли костистые пальцы с изумрудной искрой, а я с любопытством посмотрела на свою иную форму. Лицо с правой стороны, подсвеченно синим, в провале глазницы пылающий глаз с крупным совиным зрачком. Кожа покрыта не то спекшейся чешуей, не то обугленными плотно прилегающими друг к другу короткими перьями. Я подняла свою иную руку и коснулась уха, убежавшего вверх и обзавевшегося перьевой щеткой. Края перьев были острые, как ножи. Перстень добавил изумрудного в зеркальный мир и зрачок иной формы сжался в ромбовидную щель. За плечами вился мрак, выгибался лентами, рисовал гротескный крылатый абрис и распадался дымом.

Мне нравилось то, что я видела. До тех пор, пока отражение иной формы гадко не оскалилось и не шагнуло в глубь зеркального мрака, оставив меня одну. Синеватые когти звонко цокнули по стеклу. Паутиной разбежалась сетка трещин, а из зеркала на меня посмотрел Геттар. Такой, каким я видела его большую часть нашего знакомства. Плащ прятал лицо до половины, немного надменно кривились губы над бледным подбородком.

Там, за порогом…

– Зачем звала, Заклинающая, – голос расцвел внутри меня мурашечной дрожью, но в нем не было прежнего тепла, только бездный холод и запредельная тоска.

Грудь протаяла алой дырой, в ней распустилась ослепительно белая лилия с тонкими золотыми искрами в чаше и тут же потемнела, сделавшись багрово красной, почти черной. Вязкая капля собралась на кончике лепестка. Повисла.

Тук.

Звук раскатился по зазеркалью, резная рама украсилась алой дорожкой.

– Не кричи. Там, куда ты кричишь, только тень. Зови иначе. Мог прийти не я. Другой

Тук.

В лицо брызнуло морем и ветром, как на Закатном мысе. Геттар, рыбий сын, сирен твой папа. Прости, что не поверила в тебя. Я зажмурилась и провела пальцами по лицу. Слезы смешались с алым, потекли вниз по запястью, разбив сияющий абрис эльфийского браслета на куски. А когда вновь посмотрела в паутину зеркала, за спиной тени стояла другая, просунув окрашенные кровью когти в дыру на груди.

Цветок осыпался пеплом, а стоящая за спиной Геттара тень разбила его на осколки и шагнула вперед. Встала за мной на пороге и положила руки на плечи.

– Спасибо, что позвала.

Теперь мы отражались в зеркале оба. И моя та иная форма ничего не имела против подобного соседства, потерлась макушкой о его щеку и прижалась плотнее.

Когти в бурых потеках прочертили неровные полосы по коже под ключицами, сжали грудь. Кончик языка прошелся по плечу и вверх до линии волос. Горячие губы поймали бьющийся на шее пульс.

…Ты не он, тыне он, тынеон… пустьэтобудетсон… Мар... Где ты!?...

– Какая шумная… – проурчал он, протянул руку и как назойливое насекомое прихлопнул гневно полыхнувший на моей руке перстень. Тот погас.

– Проваливай, – совладав с паникой произнесла я, а тело, проклятое тело отзывалось на силу дрожью ужаса и желания. – Проваливай туда, откуда пришел.

– Злая… Сильная… Моя!

– Размечтался! – я развернулась лицом к своему ужасу, и хищно поблескивающий голодный мертвый клинок с зазубренным краем и изумрудной звездой в торце рукояти впился в шею незваного гостя, пустив по коже такую вкусную сладкую кровь… И она пахла почти, как моя собственная.

Только это остановило мою руку, когда чудовище, опалив губы злым поцелуем, схлопнуло переход за грань и исчезло.

Звуки вернулись разом. Сверчки, ветер в листьях, голоса возвращающихся в павильон гостей. В панике я зажгла полное освещение и с минуту боялась открыть глаза, ожидая увидеть залитый кровью туалетный столик. Было лишь несколько капель на раме внизу, опрокинувшийся стакан, вода, растекшаяся по поверхности лужей, и тонкий саднящий порез на моей шее под подбородком с двумя неровными потеками. Я разжала сведенные пальцы и выронила оборванный шнурок с ключом и костяной совой на столик. Прозрачная лужа окрасилась мутным красным. В зеркале отражалась мое бледное до синевы лицо с безумным взглядом. Обычное зеркало, без лишних и чересчур самостоятельных отражений, с паутинной сеткой трещин по поверхности.

Взяла в сияющей ванной темное полотенце, убрала воду. Думала.

Инквизитор тоже хотел меня видеть и даже настаивал, но тут уже Фалмарель уперся, заявив, что мне нужен отдых, а не очередное потрясение. Арен-Тан мгновенно уцепился за фразу и стал занудно выспрашивать, что же меня так подкосило, на что получил в ответ одно слово и заткнулся. Корре. А не то, что я бы ему ответила, находясь в сознании. А мое чудовище умел его поддеть без грубого хамства.

Теперь это чудовище не мое. Но, кажется, у меня появилось другое. Я сама. А может я просто схожу с ума…

Так бывает у полукровок со смешанным даром.

В детстве отец довольно часто водил меня к разным целителям. Из-за моей избирательной реакции на заклинания. А однажды признался, что еще потому, что я иногда хожу во сне и говорю сама с собой. Я ничего такого не помнила.

Убрав лужу, я, в несвойственном мне чистоплюйском порыве, протерла и зеркало. Паутинные трещины оказались именно паутиной. Мелкий черный в золотистые крапинки паук, виновный в беспределе, забился под раму.

Голоса на улице стихли. Я закрыла окно и шторы тоже. Гости сейчас расходятся по своим комнатам, неслышные, а некоторые даже невидимые друг другу. Вышла в гостиную в поисках питья. Пожевать вообще было бы идеально. Нашла и то, и другое. И все бы ничего, вот только странное чувство, что за моей дверью кто-то стоит, не покидало. Списала на последствия видений, вернулась в постель и спокойно уснула.

А утром нашла на полу темно-красную, практически черную лилию.

Загрузка...