Некромантия. Задачи и упражнения

Глава 13

Оказавшейся выше ушей части тела было холодно, зато ногам стало теплее. Я сделала «зайчика», уперев указательный и мизинец в большой палец, пробубнела активатор и нечаянно добавила непечатное – Холин меня встряхнул, мизинец соскользнул, мостовая под не-мертвыми покрылась ледяной коркой. А потом и не-мертвыми. Любопытно, эта штука сработает только с соскочившим мизинцем или «глядь» тоже надо брать в расчет? Мои академические изыскания пресекли на корню.

– Не смей, – сквозь зубы процедил некромант, вздохнул, расстегнул куртку и спрятал под нее мои ноги. Я шевельнула ступнями и ткнула пальцем в мягкое.

– Прошу прощения, маджен Холин, если задела ваше самолюбие.

– Не беспокойтесь, мажиния Ливиу, самолюбие не задето, а вот гордость и честь слегка пострадали.

– Учитывая, где сейчас находится ваша левая рука, это мне следует сетовать о пострадавшей чести.

– Разве честь не выше?

– Что вы, маджен Холин, ваши сведения о женской анатомии ужасно устарели, выше – интуиция. Недаром в народе говорят: жо… Ой! чую… Вы не могли бы нести меня немного аккуратнее и не трясти?

– Еще одно слово, и вы пойдете сами, вместе с вашей интуицией, честью и всем тем, что там у вас еще имеется! – тихо, но угрожающе проговорил некромант.

– Исключительно вера и надежда, – ответила я. – Вера в светлое будущее и надежда, что вас в нем не будет! Ни вас, ни вашего брата, ни ваших бездной клятых семейных игрищ, экспериментов и прочих извращений, а ваше личное мнение о моем поведении, мотивах и интуиции можете зарыть у себя в саду!

Руки разжались, интуиция потянула вниз, вера и надежда съехали по некромантской груди, как по скользкому склону, и мостовая ощутимо ударила по пяткам.

У Холина дергалась щека, у артефактора губы. Не-живые остались за ажурной оградой. То, что издали выглядело одним длинным зданием, оказалось двумя рядами небольших стоящих в метре друг от друга домиков.

– Это затворы для готовящихся принять посвящение Изначальной тьме. Сейчас здесь живут те, кто контактировал с зараженными. Этот затвор ваш. Еду для вас обоих и одежду для мажинии Ливиу принесут. Если болезнь никак не проявит себя в ближайшие несколько дней, вас переселят в гостевой дом.

– А нет еще одного свободного затвора, матер Ром? – спросила я.

– Есть, но хотя бы один должен оставаться свободным на всякий случай.

– Сколько осталось здоровых людей в поселке? – поинтересовался Холин.

– Из местных немного, примерно полсотни. Большая часть – служители Госпожи, остальные, в основном, дети. А из приезжих только двое: целитель из Крошена и его ученик. У них сильный светлый дар. Они нам очень помогли.

– А как же вы? Вы разве не боитесь?

– Я чист перед Госпожой и Посланником, болезнь надо мной не властна. К сожалению, не все приведенные к таинству в должной мере соблюдают Предписания. Но если когти Рока милостивы и переболевшие не лишаются разума после возвращения из-за грани, мы позволяем им остаться. Они не опасны и не разносят болезнь. Прочих же – уничтожаем. Мы стараемся понемногу проверять все строения в поисках проклятых, но нас слишком мало, чтобы успеть везде. Спасибо, что сообщили об ограде, я отправлю кого-нибудь проверить. Прошу, не покидайте затвор, пока за вами не придут. Если что-то понадобится сверх того, что есть в доме, оставьте записку в корзине для еды. Ее приносят раз в день. Надеюсь снова побеседовать с вами. Маджен Холин, мажиния Ливиу. Всего доброго.

Следующие два часа прошли в оглушающей тишине. Мы были как два призрака в старинном особняке, которые терпеть друг друга не могут, но и деться некуда. Принесли одежду и еду. Я вымылась в тесной ванной, переоделась. Ботинки оказались велики, платье тоже. Но оно было чистое и теплое, а на прочие неуместные мелочи, вроде “как я выгляжу” было плевать. Я что-то ела и что-то пила, не помню что. Нашла на полке книгу и забралась в постель. Она была одна, широкая и стояла в углу, так что если в самый угол сесть и прикрыться книгой, можно представить, что никакого Холина здесь нет.

Но он был! Он, тьма его побери, был. Близко. Колючий. Злой. Теплый. Шумел водой, гремел посудой в крошечной кухне. Потом по дому разнесся невозможно неуместный запах кофе. А мне хотелось выть от отчаяния, обиды и… Я живая! Не конструкт, не подопытная крыса! Какое они имеют право лепить из меня ЭТО! Тлеющие перья, которыми я заросла изнутри, лезли наружу. Реальность дрожала, и двоилась, и расползалась черными дымными разводами… Никаких метаморфоз, даже когти не проклюнулись, это просто слезы и старая книга с плывущими перед глазами строчками. Я пряталась за ней, как за щитом, которого больше не было. А он – Холин – был. Это он его разрушил. А взамен ничего не оставил. И теперь я голая в этих своих перьях, чудовище, о котором заботиться можно, а любить – необязательно. А он ходит по кухне, гремит посудой, и запах карамели с кофе не дает мне вздохнуть. Я живое существо! Я не эксперимент! Я не… Я ненавижу себя. Но хочу, чтобы…

Я опустилась на подушку и легла на бок. Книга свалилась на пол, раскрывшись. С гравюры на меня смотрела тень с косой и сидящим на ней красноглазым вороном. Я передумала. Можете даже не любить. Просто оставьте в покое. Пусть будет тихо.

Пришел. Смотрел своими невозможными темными глазами, тормошил, велел сесть, кружку с этим дурацким кофе впихнул и выпить заставил. Карамель была в ликере, много-много карамели, но привкус тлеющих внутри перьев отдавал горечью и тленом, обжигал искрами горло.

Отпусти… Я просто хочу, чтоб ты меня отпустил, Мар…

А он сел рядом и спрятал от мира. Стал моим новым щитом. Колючим. Злым. Теплым.

Время превратилось в монолит, прозрачный неподвижный куб размером с комнату и не было ничего, кроме рук, что просто держали меня, чтобы я смогла дышать. А потом его голова тяжело коснулась моей, и я поняла, что он уснул. Руки дрогнули, по его коже прокатилась судорога, и он перешел. Грань маячила на краю сознания, только ткни и разойдется. Его словно потянуло туда, к тонкой пленке пузыря размазанной белесой тенью, проступившие сквозь кожу кости тлели синим и… мерцали, как у неживого забравшегося в чужое тело.

Я повернулась, взяла его руки в свои, обхватив запястья, как будто мы собирались встать в тандем, и позвала, совсем тихо, почти шепотом.

Мар…

Эхо грохотом отдалось в ушах и по нервам ударило.

Вздрогнул и выпрямился, отодвигаясь, и грань отодвинулась тоже. Сейчас он так это слышит? Это последствия восстановившегося резонанса? Или я вообще ничего не понимаю…

Вытянулся на постели, веки тяжелые, так и норвят закрыться.

/Я не знаю, сколько он не спал, но много…/

/…я боюсь, безумно боюсь засыпать.

– Я тоже, – поделилась тьма./

Мар…

Он приложил палец к губам, мол, это страшная тайна и никто знать не должен, а потом рывком, будто в омут прыгал, сжал ладонь, сплетя свои пальцы с моими так тесно, словно это был поцелуй, выдохнул и закрыл глаза.

Никаких щитов, кроме тех что были до всего. И раз я услышала, как он слышит меня, значит и моего нет? Или я просто стала сильнее? Нет, дело не в этом. Почему сейчас? Я хотела спрятаться… А раньше… Раньше звала. И чем сильнее звала, тем плотнее становился кокон. Это как вывернутый контур на ограде, как… зеркало. Но он просил звать за гранью, как я звала в Корре… Отчаяннее всего было сразу после темного треугольника, а тогда пришел Ясен.

Меня передернуло, не стоило мечтать перед сном, воображая, будто Мар лежит напротив, вот как сейчас, только лицо ко мне повернуто… Тьма… я беспросветная тупица… Иллюзии совсем не мой конек, чтоб такие подробности изображать, просто я так желала видеть его, что он тоже потянулся навстречу, а потом начался весь этот кромешный ужас.

Впервые я его снова услышала, когда захотела, чтобы все было как раз наоборот. Тогда я вообще никого не хотела слышать, ловила загранные глюки с Геттаром в главной роли и нечаянно “ухо” приклеила к разговору Холина с Арен-Таном, обсуждающих мою эксклюзивность.

Это последствия проклятия, перемешавшего события в голове так, что теперь не разобрать без посторонней помощи, что было на самом деле, а что я выдумала? Тогда я за смертную казнь. Они мне мозг сломали! А я и так звезд с неба не хватала. Попробовать? А если щит не встанет, как был, а я заору?

Посмотрела на Холина. Обида боролась с желанием придвинуться поближе. Руке в тисках его пальцев было неудобно, разве что рядом лечь, тогда бы не пришлось так выворачивать запястье…

Обида потеснилась. Ненамного, но достаточно. Наваждение какое-то… О нет! Сползла спиной по подушке и свободной рукой нашарила на полу пустую чашку, в нос шибанул запах ликера, совсем уже без карамели, кофе и… на дне были какие-то соцветия и листики. Что эта темная морда мне подмешала?

Развернулась обратно к Холину…

– У тебя совесть есть?

– А у те… вас?

– Определись уже с именованием и дай поспать.

– Это зависит от того, было у нас что-нибудь в гостевом доме на магзаправке или нет.

– Если не было, здесь будешь требовать? Я спать хочу!

– Еще скажи… те, что голова болит!

/– Ничего не было.

– Ну и дурак. Еще скажи, голова болела./

Да когда же это все прекратится? Оно теперь так и будет кусками на место вставать, как в детской забаве из картонной трубы, трех зеркал и осколков цветного стекла?