Некромантия. Задачи и упражнения

Глава 3

Тормозить пришлось резко и громко. Болтающийся под ногами шар дополнил салон сиянием, и визг раритетных колес разбавился новой порцией чиха. Через дорогу, вскидывая зад на колдобинах, проскакала тележка, груженая хлопающим крышкой самоваром, весело позвякивающими пустыми бутылками, каким-то пестрым тряпьем и вцепившимся в бортик рыжим кошаком со вздыбленной шерстью и безумным взглядом. Хозяин подвижного богатства, мелкий и потрепанный жизнью цыканин, что странно, бросился не следом за тележкой, а прямо под магмобиль. Распластался по черепкам на капоте и завыл:

– Ой-вэй! Убивают!

Судя по грохоту, звону и утробному вою, тележка дальше проулка не уехала.

Из-за древних кустов сирени с проторенной народом напрямик через сквер тропы, что вела рынку, потрясая схваченной за тощее горло индюшачьей тушкой, явилась самая бдительная гражданка всея 1-го Восточного и ринулась прямиком к растекшемуся по магмобилю троллю. К моему сияющему во всех смыслах явлению наружу в руках гномки уже висело две тушки. Индюк, как и раньше, был схвачен пухлой ручкой за шею, цыканин – за загривок. Ветхая рубашка и пиджак в цветных заплатках потрескивали. И если птичьи глаза уже закатились, то цыканские вот-вот.

– Вы только погляньте, мисс магнад, что делается! – завелась гномка и для усиления наглядности обеими тушками тряхнула. – Меня, честную женщину, средь бела дня да при всем народе того!

Из дома выходящего окнами на улицу уже торчало несколько голов – зрелища тут любили.

– Чего того? – уточнила я.

– Обесчестили!

Я посмотрела на мелкого тролля с долей уважения. Кажется, даже он сам себя сейчас зауважал, хоть и слегка удивился такому повороту.

– Этот вот! – Рывок за загривок. – Вот этим вот! – Дерг за шею.

Цыканин икнул, я слегка смутилась и попыталась отделаться от разбирательства.

– Уважаемая, я с живыми не очень умею, вот если бы вы, к примеру, были мертвая, или вот он, тогда да, а так…

Тролль из зеленовато-оливкового от природы цвета сделался серо-зеленым.

– Так вот же! Вот! По вашей части как раз! Мертвее некуда! – вопила гномка, подступая ближе, трясла у меня перед носом индюком и так сжимала его шею, что птиц, несмотря на окончательно мертвое состояние, уже и глаза приоткрыл в немом укоре.

– Я вчерась его живого купила, чтоб было кому топтать, а утречком нашла вот такого. И еще во! Потыхает!

Запашок от индюка и правда шел так себе. Особенно, когда крылья от рывков шевелились. Я отодвинулась от сунутых мне в лицо синюшных птичьих брылей. Под одним из крыльев на лишенной перьев пупырчатой шкуре я заметила корявый почти стершийся знак поднятия.

– Выкиньте эту дрянь, а этот, – цыканин, болтаясь у гномки в захвате, умудрился голову в плечи втянуть, а может пытался сбежать, пробуя выскользнуть из пиджака с рубашкой, – пусть вам деньги вернет.

– Так нет у него ничего! Только кошк и самовар, и тот пустой.

– Тогда пускай отработает, вместо индюка.

– Это как так-то?

– Ну, – многозначительно протянула я, – вам же надо было.

Цыканин окончательно сбледнул, а домовитая честная женщина, просияв лицом, уже волокла его к подворотне, где опрокинулась тележка с добром. Индюка она тоже не бросила.

– А вы на кладбище-то подскочите, мастер Ливиу, – обернулась гнома, подозрительно приглядываясь к высунувшемуся из магмобиля Касу, а то будет как тогда, тихо-тихо, а потом шасть – и от монстров не продохнуть.

Вняв напутственной речи, я погрузилась обратно в магмобиль. Когда мы с Касом доехали до ворот кладбища, утреннее настроение скатилось вниз, как не было. С монстрами и воспоминаниями всегда так. Подкрадываются незаметно.

Кас тоже подкрался.

– А что мы будем делать?

Язык дернулся ответить “копать”, но я прикусила его зубами, чтоб неповадно было.

– Контур переустанови, чтоб он не оскорблял твое чувство прекрасного. Вернусь, запечатаю, – мрачно сообщила я, потому что язык прикушенный ныл. И еще где-то. Глухо и безнадежно.

– А вы, мастер Ливиу?

– А я работать. И прекрати уже мне выкать, Кас, какой я тебе мастер.

Я пнула ногой створку ворот, на ходу прикладывая значок, чтоб разомкнуть контур, и быстро пошла в дальний край кладбища, где были старые могилы, нуждающиеся в проверке.

Рутина. Шкрябнуть ложкой там, где был океан, послушать его через стенку, ткнуть в стенку пальцем, чувствуя, как наливаются предостерегающей тяжестью печати-наручи, достать накопитель. Сплести знак концентрации, потянуть из накопителя, проговорить речевую формулу, отдать взятое клейму на надгробной плите и смотреть, как сила уходит в землю, обвивает коконом лежащие в ней кости. Достать планшет, отметить могилу на схеме, проставить дату обновления и отметить дату следующего. Перейти к новому надгробию. Повторить. И снова. И снова. И опять. И не думать. Не думать про океан, бьющийся за стеной, которую хочется разбить, потому что я могу ее разбить, но кому от этого лучше станет?

Рано, не спеши, помни про контроль.

– От тебя даже на кладбище не спрячешься.

Бездна рассмеялась и посмотрела на меня отражением в полированном мраморе саркофага.

– Уйди, я устала.

– Так давате… давай помогу, – сказал Кас, поднимая планшет с земли.

Когда я успела сесть? Затылку было тепло, черный мрамор нагрелся на солнце, а спину знобило. Если ограничители не давали мне перешагнуть порог, это не значит, что грань не напоминала о себе. Ясен тоже не давал забыть. Раз в пару дней выдергивал меня в зыбкое нечто между реальностью и гранью и заставлял подчиняться и подчинять. Учил, что любая система, даже развивающаяся и оперирующая множеством переменных все равно замкнута на себя, а потому уязвима. Бесконечно повторял, что для таких, как мы, не существует правил, что мы вне ограничений, но неизменно одергивал, когда я тянулась избавиться от печатей и как попугай долбил, что еще рано.

– Когда? – спрашивала я и получала все тот же ответ.

Когда ты сама меня позовешь.

– Значит, никогда.

Смеялся, обнимал со спины, иногда целовал или прижимал зубами жилку на шее, слушал, как мое тело отзывается дрожью, словно питался эмоциями, как вампир кровью. Но я не отвечала, и он отступал. Хотя мог бы и… Как много я готова была ему позволить? Спящее чудовище, хоть и похоже на мертвое, все равно остается опасным. Но я не чудовище, я – зеркало. Разбейте и в каждом осколке будет по отражению. И путь, и врата, и ключ. И тьма, и тень, и свет. Где я?

Я коснулась тонкой золотой вязи браслета на запястье. “Амин мелле лле, свет мой”. Это звучало так же хорошо, как и то, что значило. Браслет был настоящий, тот самый, помолвочный. Для меня пустяк, а ему приятно. Какие бы силы не привязывали его ко мне, он сделал свой выбор и уважал мой. И тоже ловко прятался в отражениях.

Наверное, я снова задремала, потому что Кастис дернул меня за плечо и сказал, что закончил. Встала. Обходить участок было лениво и я пощупала печати упокоения издалека. Руки тут же задергало, но я проигнорировала, ничего, пусть инквизиторы тоже понервничают, а то все мне, да мне.

– Ты зачем в некроманты полез, целитель-природник? – нудно бубнела я, когда мы возвращались к магмобилю. – Как только приняли… Тьмы две капли. На меня с моей половиной на вступительных в академию смотрели криво.

– Так то академия, а то вечерние курсы. С готовыми печатями и артефактами я хорошо взаимодействую, моих капель хватает на активацию, целительский дар по сигнатуре и воздействию на некромантский похож, природный у меня по земле, что тоже рядом, а по схеме работать много ума не надо. Очень уж ты меня тогда своим щитом впечатлила. Скучно мне было в ловцах.

– А теперь весело?

Кас почесал русую макушку и плечами пожал. “Нет” сказать жаба давила, да и денег обратно не вернут.

– Зато вон как я удачно к тебе попал.

– Попал – да, насчет удачно – сомневаюсь. Сам или по протекции?

– Что сам?

– Кас, не держи мастера за дуру, тебе еще практику подписывать. Это темная школа. Как тебя, светлого, пусть и с двумя каплями туда приняли?

– По рекомендации, – сдался парень. – И потом, даже стажер-некромант третьей категории зарабатывает больше, чем обученный ловец. Туда же только развлекаться идут, а мне зарабатывать надо.

– Целителя забыл.

– Да ну их, эти пробирки, травки и порошки.

Я злорадно разулыбалась, потому что знала прекрасное средство избавления от радужных ожиданий. Даже два. Копать сегодня было без надобности, а вот заняться ежемесячным отчетом по использованному снаряжению…

Я сдала Каса Подхолмсу. Хоббит работал сутки и безропотной рабочей единице был рад безмерно. Было велено загрузить по уши и наружу без конвоя не выпускать, а если сбежит, сразу не звонить, дать ощутить запах свободы, а вот потом…

Потом я отправилась к себе, в квартирку-близнеца Нункорского затвора. Потоскую, но хоть посплю спокойно пару часов без неурочных визитеров. Как ни странно, Ясену сюда хода не было. Я не сразу это обнаружила, а когда обнаружила, сказала в отделении, что простудилась и пряталась больше суток, наплевав на занозу в груди. В отместку младший брат издергал мне нервы, и я едва не поседела, когда, выбравшись оттуда, не смогла дозвониться уехавшей в Иль-Леве Лукреции. Оказалось, что просто два ретранслятора в цепи вышли из строя и сетки не было, но Ясен сказал, что в следующий раз пропавшим магнетом дело не обойдется.

По узкой лестнице снаружи на второй этаж. Это было единственное различие с домиком в Нункоре. Внутри даже мебель была похожей и стояла так же. Первое, что я сделала, когда привезла сюда немного вещей, купила бутылку карамельного ликера, кофе и сиреневое полотенце. Правда, без утенка, но ведь дело вовсе не в утенке, а в воспоминаниях.

Бросила на пол куртку и ботинки сняла кое-как. Прошла на тесную кухню и сварила кофе. Просто для запаха.

“Пару часов”, – сказала я себе, падая лицом в подушки и сжимая рукой костяную сову с опаловыми глазами. Позволила глупому сердцу вынырнуть из тесной клетки черных перьев, вспомнить баррикаду из книг и то, как она рухнула.

Простите, магистр Холин, я вам соврала. Я не собиралась оставлять все это в Нункоре, это “это” слишком ценное, чтобы оставлять без присмотра, мало ли кто найдет. Но меня нашли первой.