О многом ли можно успеть подумать между двумя ударами сердца? Оказывается, очень о многом.
/“Калейдоскоп” – вызывает ложные воспоминания, замещает одни эпизоды другими, нарушает хронологию событий. Может избирательно блокировать образы. Маяк для блока: кодовая фраза…/
/– Это ты ошибаешься, малыш, первой была астра./
/– Ступайте, – проговорил Халатир, – поспите. Еще слишком рано.
Слова отозвались щекотной вибрацией, мурашечной дрожью и внутри все вязало узлом от ощущения знакомой силы, а потом ледяная ладонь коснулась спины./
/– Еще слишком рано, – сказал эльф, стоя в центре рунного круга. – Я как раз там, где должен быть. А вы, Митика?/
/– Это каскад, Дан, новая ступень, но с последнего рывка прошло невозможно мало времени… еще слишком рано!/
/Все, что нас разделяло – выступающий над полом кусок дерева – я перешагнула и даже не заметила. Свет-сфера едва тлела, а кровать стояла именно там, где я думала./
– Мика, что случилось?
Ничего. Пока. Что это за взгляд? Простыня на пол упала? Она такая скользкая... Да и зачем она мне, если есть ваши колени, на них удобнее. И ваши волосы, они такие же гладкие. И ваши губы, они такие… /
/– Спокойной ночи, Мика, – стылый осенний туман. Серый, как обрывки паутинных нитей, что протянулись от моих пальцев…/
/Ну надо же, – хохотнула бездна. – Ты с ним была или представляла? Больше не стану бросать тебя в таком настроении одну. – И свистящий сип: – Хочешь покажу кое-что?/
/– Холин, что тут у тебя за гро… О! А чего это вы почти голые?
– На себя посмотри!
– На мне штаны есть.
– На мне тоже.
– У тебя кровь… Это она тебя? Чем?
– Подбери клыки. Она. Ритуальным клинком.
– Холин? Что с ней?
– Ходит во сне, говорит во сне, во сне выходит за порог. Как по-твоему, что это?/
/– Тогда поговори с ней. Не отталкивай. Если кто и сможет ее удержать – то только ты. И знаешь… Она к тебе пришла в одной простыне, а ты ей слова доброго не сказал, что бы там между вами не произошло.
– Откуда ты…
– Стены тонкие, Мар, и я не человек. Но так, как ты поступил…
– Согласен.
– Что?
– Согласен, надо поговорить./
Весело и красиво, а отовсюду острое торчит.
Между двумя ударами сердца мои руки разжались. Серые паутинные нити потянулись от пальцев к щупальцам привратного знака. Он был тень, я – Заклинатель.
/– Когда я шагну за порог, зови изо всех сил, как утром в Корре. Потому что теперь мне нужен якорь. Держи крепче./
Привратный знак не даст тени вернуться. Он уже умирал, он не пройдет порог. Данное кому-то обещание – слишком ненадежная нить. А у меня этих нитей вон сколько. И я удержу, потому что тоже обещала.
– Отпусти его, – Ясен шагнул ближе, протягивая костистую руку к той моей, которой я держала норовящую ускользнуть в небытие суть.
Темные ленты за спиной угрожающе ощетинились лезвиями, преграждая путь. Кромка тлела алым, осыпающиеся искры тянулись шлейфом, падали в серую твердь грани и прожигали ее. Двое стояли по разные стороны от черты, так похожие друг на друга. И я между ними – зеркало. Один смотрит в меня, а другой во мне отражается. И голоса их такие же, как эхо в гроте, через минуту и не понять, где чей.
– Как тебе было за гранью?
– Уныло, но познавательно. А тебе?
– В первый раз или во второй?
– Уныло. Познавательно.
– Зато теперь ты знаешь, каково, когда тебя…
– Тащат кровью? Ни в какое сравнение не идет с полным подчинением.
– Это ты не пробовал пролезть в биологический конструкт на основе псевдоплоти.
– Уговорил, ты несчастнее. Образцы крови с башни в поместье Ливиу?
– Вы были очень щедры, особенно ты, брат. Но в медцентре Мартайна нашлось еще много занятных образцов. И техника там на уровне. Интересно, власти знают, на что в действительности способны коконы-репликаторы, кроме как выращивать из выхолощенной биомассы примитивные тела для хознужд?
– Сколько попыток?
– Три.
– Хорошее число. Зачем было взрывать?
– Ученик перестарался, слишком хочет меня впечатлить. Зато я удачно обзавелся послушной куклой и подопытной.
– Проклятия – твоя идея?
– Ученик. Невероятно деятельная натура.
– Жаль, думал, твоя. Изящно. Красиво.
– Знал, что оценишь.
– Не слишком практично было начинать с первого. У твоего сокровища от него кисель вместо мозгов. Фраза-ключ о том, как все несвоевременно? И когда же настанет нужное время?
Бездна рассмеялась, тьма улыбнулась, выжидательно и немного покровительственно.
– Ты ведь не понял, да? Ты не понял о ней ничего! Но, знаешь, очень удачно, что ты именно здесь. Кладбище местное видел? Это подсказка. Жаль, у тебя может не хватить времени на разгадку.
– Снова убьешь? Не пропустишь?
– Я уже убил тебя один раз, больше не интересно.
– Но и пройти не позволишь?
– Контур не позволит. Мика уже вписана в систему, а ты без нее не пройдешь.
– А как же мор?
– О, не переживай, у нее иммунитет, а у тебя… Испытай удачу, брат. Говорят, ты жутко удачливый тип. Бессмертный Холин. Прямо как дед. Но дед и впрямь, а ты… Вот и поглядим.
– С проклятием чистого эксперимента не выйдет.
– Да… точно… Милая, посмотри на меня.
Послушай его, сейчас – послушай его.
Да, магистр Холин, как скажете, магистр Холин.
– Подойди ближе, сокровище мое, – тот, кто смотрит, приподнял мой подбородок, ласково коснулся лица, встопорщив черные тугие перья с огненной кромкой, и очертил губы, приминая нежное острым когтем. Чуть сильнее – и кожа поддастся, расцветая алой бусинкой крови. – Ты невероятно, безумно красива. Знаешь это?
На меня смотрело чудовище и улыбалось. Я улыбнулась в ответ. Чудовища тоже хотят, чтобы их кто-то любил.
– Сейчас будет немного больно, – ласково проурчала бездна, скользнула рукой на затылок и вогнала когти мне в голову. Я не хотела кричать, но кто меня когда спрашивал… А я еще думала, что в иной форме не больно… Враки, просто до этого больно было недостаточно сильно.
– Тише, милая, тише, уже почти все, – целуя прикушенную до крови губу сказала бездна, – сладкая, моя… С тобой она тоже такая шумная, Мар? Мрак и тени… Ну и мина… Какой же ты чистоплюй, весь в мать. – И снова мне: – Так и будешь его держать?
– Буду, да, у те… тебя же есть кукла, а я… – спазмы немного мешали говорить, я хотела сказать “обещала”, но ему это будет неинтересно, поэтому я сказала: – Тоже хочу.
– Дело твое, – шепнул Ясен, прижимая меня к себе и глядя на брата поверх моей головы, – так будет даже интереснее.
Взметнулся черный вихрь и опал. Я потянулась к миру живых, чтобы выйти, но подошедшая сзади тьма была против. Мар коснулся темных лент, угловато изогнутых и судорожно вздрагивающих от отголосков пережитой боли, и они шелком легли вдоль спины втянув шипы и лезвия, только гладкие черные перья с огненной кромкой.
– Я открою. А ты… просто помоги выйти отсюда.
– Да, магистр Холин, я ведь вам обещала. А кому обещали вы?
– Твоему отцу.
Когда мы шагнули с порога, нас ожидали.
– Доброе утро вам и вашей даме, маджен, как вы попали в поселок?
Говорившему навскидку было лет восемьдесят, не слишком старый для подобного обращения, заставившего вспомнить куртуазного лича в забавной шляпе. У этого господина шляпы не было, зато была трость и бакенбарды. И он был живой. А вот те, кто его окружал – нет.
– Ограда кладбища обвалилась, и моя любопытная ученица не сдержалась. Мы собирались постучать в ворота с рассветом, как приличные люди, а теперь… Прошу простить за причиненные неудобства, – ответил Холин, отвесив салонный поклон по всем правилам этикета. В сочетании с болтающейся на поясе со снаряжением лопатой (моей!) и не слишком чистой одеждой выглядело забавно. Про себя вообще молчу. Изображать реверанс с голым задом под мантией, на которой даже пуговиц было всего две и приходилось держать края, чтоб не задувало, я посчитала лишним. Ограничилась кивком.
Едальня прогорела и дышала жаром, что радовало. Пусть форменная одежка и была из плотной ткани и вполне себе длинной, но босые ступни мгновенно окоченели. Если, по словам Ясена, у меня и имелся иммунитет от мора, то простуда в буквальном смысле наступала на пятки. Я придвинулась ближе к рдеющим углям. Камни дорожки тоже нагрелись и посиневшие пальцы мерзко заныли. Из согревающих бытовых заклятий мне поддавались только два: “горячие пальцы” – девчачья штучка для экстренной завивки, и тот самый обогрев, который был мне необходим, но совершенно бесполезен при полном отсутствии обуви. Прикасаясь кожей к мостовой, я буду греть не себя, а мостовую.
– Мы не открываем ворот с того дня, как черный мор проявил себя. Так что вам и вашей ученице, маджен, придется задержаться.
– Тогда, раз уж мы ваши гости, может, стоит представиться?
– Мастер-артефактор Ивен Ладвик Ром, – с готовностью отозвался господин, – а за вас, маджен Холин, представился Хранитель. Руки моего предка гранили изумруд и полировали основу кольца. И… О! Как грубо, опрометчиво и, что главное, совершенно бесполезно, было так жестоко и болезненно пытаться оборвать связь! Должно быть, невеста рода Холин очень сильно обиделась, маджен, раз пошла на подобное изуверство над собой до того, как были принесены клятвы на родовом камне и это при том, что все прочее, как я вижу по характеру связи, было отдано и… эээ принято.
Мар изобразил протокольную морду, а я только поплотнее запахнула мантию. Что? Какой румянец? Просто холодно – жуть!
Надо мной сжалились. Или просто Холина раздражало клацанье зубов за спиной. Как по мне – лучше клацающие зубы живого, чем молчаливый эскорт любопытных не-мертвых, среди которых было несколько детей. Причем Холин, шагающий рядом с пригласившим следовать за ним артефактором, от эскорта отгородился как раз моими клацающими зубами.
Не скажу, что зрелище слишком ужасало. Они все были прилично одеты, вели себя вполне мирно и издали их легко было принять за живых, но следы язв на лицах и прочие прижизненные, но не успевшие зажить повреждения выдавали потустороннюю суть. К примеру, у одной рыжей дамы лоскут содранной кожи со щеки отваливался. Она его поправляла, как выбившийся из прически локон, улыбалась и пялилась Холину на… ноги. Потом подмигнула и вошла в цветочную лавку. Звякнул колокольчик над дверью, Холин повел лопатками, мои локти, упирающиеся в некромантскую спину, съехали, и я снова повисла, как мешок с морковкой.