Гарпия, сложив домиком треугольные крылья, восседала на гранитном столбе ворот, покрытых бахромой ржавчины. На втором столбе сидела ее сестра-близняшка. Сквозь выгнутые под тяжестью массивных створок прутья полноразмерный орк пролез бы, не то что среднестатистический не-мертвый. Почему не-мертвый? Потому что за воротами было кладбище. А охранного контура на каменной ограде не было. Причем не было давно. И даже времянку не кинуть. По сигналу анализирующей сети ограда где-то провалилась и часть металлических штырей, на которые, как на опоры, цеплялся контур, куда-то делась. Может, проржавела, как в воротах, а может ушлые местные унесли. В любом случае, я еще никогда-никогда не видела такого тихого кладбища. Не бывает в Нодлуте, утыканном темными источниками, как старый диван клопами, таких тихих кладбищ. Даже на самых спокойных, в черте города белым днем можно почуять некротический фон или, как говорят дилетанты, эманации смерти. Здесь ничего подобного не было и в помине. Как будто насос поставили и все откачали прямо перед моим приходом. Причем что сами останки – были. Как древние, почти смешавшиеся с землей кости, так и вполне свежие тела, ну, относительно.
Ни один уважающий себя некромант не прошел бы мимо, а я себя уважала. И тоже не прошла. Застряла. Насчет орка, я, кажется, погорячилась. Прутья хоть и были ржавые и старые, отгибаться дальше отказывались. Мысль предстать перед Маром, который наверняка почует мою сеть, застрявшей в воротах, придала сил. Я провернулась, поерзала своей самой широкой частью и, собрав на бока и прочие боковые поверхности изрядную долю рыжих хлопьев, ввалилась внутрь. Деревья здесь не росли, зато полно было плетущихся лоз с мелкими светящимися цветами. Да и блеклая утренняя луна вносила небольшую лепту.
Обычных могил с камнями и памятниками было мало. Преобладали склепы и усыпальницы, перемежающиеся массивными резными саркофагами, и на каждом из сооружений – гарпии. И изображение странного крылатого существа в плаще с капюшоном, держащего в одной руке связку ключей, а в другой – массивную косу с восседающим на ней красноглазым, похожим на ворона, птицем. Красные у птица были не только глаза, но и кончики когтей и крыльев. Смотритель магзаправки говорил что-то про сектантов. Интересно, кому это они поклоняются? Над самым высоким кенотафом, видимым из любого угла кладбища, имелась целая статуя этого теневого типа с косой. Светящиеся цветы оплели часть постройки и крышу, отчего казалось, что статуя парит в облаке света.
Тут можно было часами ходить и все рассматривать – настолько было красиво, но я прошлась напрямик. А вот и провал в ограде и внезапно склон, с которого было рукой подать до поселка. Ну, или двумя. Тремя – так точно. В буквальном смысле. Упавший пролет кладбищенской ограды мостком лег на край ограды поселка, не потревожив контур. Вообще странно тянуть вокруг поселка контур от мертвых при таком тихом месте упокоения, а на шальных и обычной сигналки хватит.
Осторожно пробралась по импровизированному мостику и села на ограду верхом. Контур молчал. Сплела на пробу пару однозначно некромантских заклятий – ни шевеления, как на кладбище. Прищурилась и аккуратненько, чтоб не повредить, поддела нитку матрицы. Анализатор лег как родной. Разрывов не было. Идеально ровный контур. Только вывернутый наизнанку. На ум пришло одно непечатное. Вообще-то не одно, но не суть. Запирать не-живое внутри? Какого демона?
За то время, что я тут топчусь, Мар уже должен был меня нагнать, но нет. Заблудился? Отвлекся на кладбищенские красоты? Ага, щаз. Потом бы может и вернулся рассмотреть все как следует, но не тогда, когда спешит радость раздавать. Слишком у него сосредоточенное лицо было, а значит – приятного разговора не выйдет. Но беседы о высоком одно, а работа – другое. Я хоть с демоном в круг встану, если надо будет, а тут целый Холин.
Подождала еще. Прошла обратно по куску ограды и там подождала тоже. Потом подумала, что раз мы все равно туда собирались, то можно и посмотреть. Сеть опять пропала и магфоном было не связаться. Повесила маяк, изобразила на песке, куда я подевалась – а то еще отгребу, что полезла без предупреждения – и полезла.
Ограда была умеренно высокая, примерно в два моих роста. Приземлившись и потерев подозрительно хрупнувшую коленку, я сделала несколько неуверенных шагов вперед. Кругом высились какие-то сараи и темно было, как в могиле. Пришлось на ночное зрение перейти, хоть я этого жуть как не люблю, а демаскировать светляком свое тайное проникновение отчего-то не хотелось. Еще сверху я заметила, что несмотря на дикую рань (на востоке только начало сереть) на двух пересекающихся улицах угадывалось народное шевеление. Улицы делили поселок на четыре примерно равных сектора, в центре имелся круглый храм, увенчанный все тем же типом с косой. Собственно, именно там и шевелилось.
Вывернутый наизнанку контур сбивал восприятие. Ощущение было, будто ты смотришь изнутри на свинью-копилку и пытаешься понять, как она выглядит снаружи, когда ни разу в жизни не видел свиней. Попытка потрогать это с активной стороны усадила меня под стеночку со звездами в глазах и с отнявшейся по копчик рукой. Так что я фактически подождала еще какое-то время.
Да где он ходит? Будто в склеп провалился! Ой… Скручивать онемевшими пальцами оберег от сглаза – то еще развлечение, но это помогло разогнать кровь в руке.
Восстановила ночное видение, встала и вдоль ограды, стараясь ее не касаться, направилась в сторону ворот. Откроются же они, как светло станет? А рядом с въездом обычно народно-популярные заведения есть вроде пивнушек и едален, там и подожду. Главное, чтоб меня за ночного татя не приняли, если я начну ломиться в неприемные часы.
Заведение было и, вопреки моим опасениям, даже было открыто. В том смысле, что дверь нараспашку. Ну, мало ли как тут принято гостей встречать? Фонарь под вывеской с красноглазым вороном едва тлел. Мои глаза после фокусов со зрением сейчас примерно такие же, красные и чуть светятся – очередная плюшка от смешанного дара. Лодвейн бы уже оборжался и предложил титул почетного вампира.
Две ступеньки крыльца, коридорчик-отстойник, еще одна дверь, на этот раз закрытая. Открыла я ее плечом – запнулась впотьмах о половик, а подготовленный светляк, расплющившись о низковатый потолок, полыхнул и враз затопил светом небольшой зал. Несколько шагов по инерции, пока глаза привыкли к смене освещения и… все. Дальше можно было не идти.
Вообще никуда можно было больше не идти.
Одно тело на полу, одно на стойке, а рядом с перевернутым столом еще двое. Редкие черно-красные звездчатые язвы и вывернутые судорогой конечности. И здесь некротический фон был. Как на неухоженном кладбище.
Липкий ужас превратил колени в кисель и покрыл кожу холодным потом. Я попятилась, дверной косяк врезался в спину. Нет не косяк… Распахнувшаяся дверь. Меня развернуло, я видела перед собой только глаза и рот, и белое лицо с полными тьмой глазами. Руки в пленке синего света и весь он…
Мар…
Пальцы тисками сжались на плечах и встряхнули.
– …о-нибудь? Мика! Смотри на меня!
– Мар… Ты пришел… ты при…
Я никак не могла понять, что он хочет, зачем трясет, зачем…
Нетнетнетнет… Уходи… Уходиии… Пожалуйста, уходи, пока не….
*Поздно…*
– Трогала здесь что-нибудь?! Отвечай! – и гневный рык: – В сторону!
Что? Это же моя лопата!
Обезглавленное тело рухнуло туда, откуда поднялось, плеснув на пол черным, следом в восставшего впечатался ослепительно-синий пульсар и что-то еще, такое же слепящее и разрушительное, отчего обычным огнем занялся пол, а в меня, оглушенную ударом о стену, полетел “тлен”.
Одежда развеялась мелкой пылью. Я, совершенно голая, замерла, чувствуя, как проседают под пятками остатки подошв. Рот открылся сам.
– Не орать, не двигаться, не думать. Все потом, – воткнул лопату в пол, сдернул с плеч мантию, всю в искристых сполохах, меня рулетом завернул, и я привычно повисла на некромантском плече.
– Мар… Зачем?... – обреченно прошептала я ему в спину.
– Я обещал, – угрюмо отозвался он, забрал лопату и вышел. Дверь он ногой закрывал, грохнув ею так, что я вздрогнула.
– Мар… Мне страшно.
– Я знаю. Что с глазами?
– Аллергия на ночное видение. Можешь меня поставить?
– Тогда придется бросить лопату, а мы с ней стали удивительно близки…
Там, куда не были обращены мои глаза, явно происходило что-то из ряда вон, потому что Холин весь подобрался, но так и остался стоять взведенной пружиной. Я извернулась, шея хрустнула, но оно того стоило. По другой стороне улицы, совершенно игнорируя уже основательно занявшуюся огнем едальню, мимо нас прошел пожилой господин. Он опускал обратно шляпу, только что поприветствовав Марека, и снова приподнял, когда я на него посмотрела. Аккуратно одетый мертвый господин со следами язв на лице. Потом из соседнего с едальней дома, держа впереди себя корзину с бельем выкатилась пухленькая полугномка и принялась развешивать простыни. У нее язв не было, но и только.
– Идем… через грань, – сказал Холин, и я почувствовала волну дрожи, прошедшую по его телу. Он убрал лопату на пояс, перешел в боевую форму и перехватил меня по-другому. – Обними, а когда я шагну за порог, зови изо всех сил, как… утром в Корре.
– Мар…
– Потому что теперь мне нужен якорь.
– Но если я позову он придет…
– Держи крепче.
Я ткнулась носом в его шею, вдохнула едва уловимый запах карамели, чувствуя, как расправляются за спиной упругие, сотканные из тьмы ленты, как тлеющие перья заполняют меня изнутри и прячут в плотный панцирь снаружи, но…
Там за порогом…
…я всегда буду звать тебя, как утром в Корре, как вчера ночью, сейчас, завтра…
Мар… Где ты?
*Я зде…*
– Здравствуй, брат. Скучал?
– Не особо.
– А я скучал, но мне было чем себя утешить. А тебя она утешала? О, поверь, я знаю, что ты побрезговал, как тогда, с Францеской. Зря, я не против поделиться со старшим братом. Твоя щепетильность в некоторых вопросах как всегда играет мне на руку. Ты сам ее ко мне толкнул. А ведь она так привязана к тебе! Этот поводок не разрушить мертвым железом. Прости, что пришлось тебя наказать, мое сокровище. Но ты заигралась. А теперь – отпусти его.
Мои руки послушно разжались.