Звонок инквизитору не был единственным звонком комиссара 1-го Восточного Марека Свера Холина. Сразу нужного номера не нашлось, но контакты всех сотрудников УМН, как служебные, так и личные, можно было отыскать в базе магнадзора, имея определенный уровень допуска.
– Каен Есмал, комиссар УМН города Корре, – отозвался магфон, и Мар сразу же представил постную физиономию “коллеги”. Даже по личному номеру по форме представляется, зануда. Или просто видит, кто звонит. Это он номер Есмала из памяти стер, а крохобор Есмал его номер мог и оставить. Ну ладно, раз так…
– Марек Холин, комиссар 1-го Восточного УМН Нодлута.
– Это шутка такая? Смеяться после слова “лопата”?
– Ну, посмейся. Если приспичило.
– Какого … надо, Холин?
– Услуга.
– Иди в бездну, – сказал Есмал, но звонок не оборвал, поэтому Мар просто подождал, пока любопытство и природная скаредность победит многолетнюю неприязнь. Дождался. – И что мне с этого?
– Я буду тебе должен, Есмал. Я. Тебе. Должен. Один раз. Одну услугу.
– В обмен на что?
– Мне нужны сведения из Управления по недвижимости. Список купленных, взятых в аренду или представлявших интерес поместий, домов и усадеб прямо или косвенно принадлежавших старым семьям за последние полгода. Кто интересовался, кто арендовал или арендует, кто купил.
– А срок?
– Вчера, Есмал. И сделать надо через третьи руки.
– А ты не слишком много хочешь для одной услуги?
– Не много, достаточно. Как раз для одного. Не юли. Я знаю, что у тебя есть там контакты.
– Завтра к обеду.
– Поздно.
– Нормально, Холин. Моего контакта нет в Нодлуте. Я могу начать сам, отсюда, из Корре, но не даю гарантии, что этого никто не заметит.
– Хорошо. Завтра к обеду. И учти, я прекрасно знаю сколько все это стоит, включая услуги посредника.
Оборвав разговор, Мар прошелся по кабинету. Завтра к обеду, это хорошо. Это быстрее, чем он рассчитывал. В окно дунуло и скребущий звук прошелся по нервам наждаком. Комиссар остановился напротив сквозящего окна и приняся упорно и обстоятельно швыряться в раму “пластырем”. И собирался делать это до тех пор, пока при очередном порыве не перестанет мерзко скрести. Как когтями по стеклу. Плотному темному стеклу, о которое разбился его зов. Но он не прекращал, ни на секунду. Потому что она никогда не прекращала, когда нужно было, чтобы звали его. И потом – тоже. Звал, швырялся в раму “пластырем” и прислушивался к тому, как Лисия плачется Пышко на судьбу. Она опять вышла из приемной, оставив дверь нараспашку, так что и напрягаться особо не нужно было.
– Ну почему всегда так? – вздыхала девушка.
– Ты о чем это, Лиса?
– Да все о том же. О мастере Ливиу. Пришла – непонятно, в чем душа держится. Но злая, сильная, улыбка, как у сытого гуля, сожрать не сожрет, но цапнет из любви к искусству. Вечно на голове гнездо, штаны или драные, или чумазые, или и то, и другое, лицо с недосыпу помятое, а все равно красивая такая, хоть кричи.
– Так вот почему он орет!
– Кто орет?
– Комиссар тьма-Холин, – хохотнул Подхолмс. – Ты продолжай, продолжай, у меня чая много. А закончится – еще заварим. Хороший чай.
– Вон тот, в синем?
– Не, этот не трожь. Ведьмачий. Там строго надо. Только Гарпия знает, как заваривать. Ты на криках остановилась.
– Тьфу на тебя, магнад Подхолмс. Я не про крики вовсе, а про то, что кому-то все, а кому-то ничего. Вот мастер-некромант Ливиу. Сильная, красивая, и денег у нее куча, зачем только работать пошла, непонятно. И жених-эльф, выходит, что теперь – глава дома, пусть от этого дома едва с десяток остался, и сам не такой красавчик, как раньше был. Зато влюбленный по уши и дальше. Аж до слез проняло, когда он ее там, во дворе, целовал. И свет этот от них. И комиссар...
– Что комиссар?
– Ругается! На нее, а потом глаз не сводит, когда та не видит. И улыбается ей всегда… глазами. Прочим – как обычно, а глазами – только ей. Даже если ругается при этом.
– Хорошая ты девчонка, Лиса. Симпатичная. И мозги вроде на месте и прочее всякое при тебе, а главного не понимаешь.
– Чего это?
– Вот у тебя родичи есть, брат родной, тетка, подружки, наверное, какие-то?
– Ну?
– Ну! – передразнил хоббит. – А у нее – никого, только эти двое, и то не понятно, есть они или нет. И где же тут всё?
Все верно, дежурный Подхолмс, только двое. Знать бы еще, куда этот второй ломанулся, будто его индюк жареный в зад клюнул. Хоть и перекашивает от него, а тут он первый союзник и, если надо, костьми ляжет. Угу… и крови чашку нальет, и светом поделится, и уши свои сунет везде, где не надо. Можно, конечно, позвонить, но это уж совсем на крайний случай. Сам, все сам. Я не собираюсь ее с вами делить, что бы вы там себе не мечтали, тьен Эфар. А то про эльфов и их увлекательную семейную жизнь разные рассказики ходят, наверняка не на ровном месте выдумано. И ни с кем другим делить не собираюсь тоже.
Все правильно, девочка Лиса, симпатичная и умная, и все ты верно сказала. Она такая и есть. Красивая, хоть кричи, даже когда на голове гнездо и штаны драные, ведь главное не оболочка, а то, что внутри. А там внутри – вселенная и бархатная тьма, и ветер в мягких серых перьях, которые есть, хоть она в них больше не верит, и океан звездного света, и все прочее, страшное, больное и острое, как и во мне самом. Потому что чудовищам тоже надо, чтобы их кто-то любил, до дрожи, до крика, потому что – мое, колючее, злое, но теплое. Но ты зря все это увидела и сказала, девочка Лиса. Больше всего на свете чудовища не любят, когда кто-то понимает, где их слабое место.
В окно больше не дуло. Мар вышел из кабинета. Немного постоял у косяка у выхода в зал. Там больше не говорили о том, о чем не стоит, но он все равно подождал, пока договорят. Потом подошел.
– Комиссар Холин! Я уже все, я уже иду, вам что-то нужно?
– Нужно. С завтрашнего дня ты здесь больше не работаешь.
– Но комиссар Холин, как же… Я же… – глаза сделались, как две плошки, и слезы вот-вот польются, и Мар вдруг сообразил, что Лисия до невозможного похожа на Францеску и, одновременно, на Митику, и что он всегда выбирал вот таких женщин, пока не нашел ту, что дороже жизни.
– О тьма! – не выдержал он. – До конца недели. Неустойку тебе оплатят в двойном размере, как компенсацию за самодурство нанимателя. Рекомендацию я напишу. На работу ходить не надо. Лучше поищи себе что-нибудь другое.
– Но я буду, до конца недели же!
– Дело твое. Свободна.
Лисия метнулась в приемную и дверь закрыла, чтоб никто не слышал всхлипываний.
– Зачем так-то? – непонимающе спросил Пышко. – Хорошая же девчонка.
– Хорошая, кто ж спорит. Но свою задачу она выполнила.
Хлопнула дверь и действующих лиц прибавилось на одного эльфа. Пышко молча сообразил чаю, позаимствовав из Микиной банки (врал, паразит, что не знает, как заваривать) и понес в приемную, Лисию утешать, оставив двух не-приятелей обмениваться любезностями.
– Магистр Холин. И почему вокруг вас вечно какие-то драмы?
С его-то слухом уловить горестные рыдания раз плюнуть, он тоже их слышит, хоть и дверь закрыта.
– Это не драмы, тьен Эфар, это кадровые перестановки. А где ваш полуденный винтажный шик?
– Там же где и ваша совесть, на помойке.
Холин расхохотался и жестом пригласил Эфареля присесть. Тот не побрезговал. Устроился на широком подоконнике, будто в салоне на диванчике.
– Осторожнее, тьен Эфар, еще пара шуточек в подобном стиле, и вы начнете мне нравится.
– Наверное, я вас разочарую, Холин, но мне нравятся женщины.
– И я даже знаю какие.
– Те же что и вам, тут и тролль догадается.
– Мы станем это как-то решать?
– Зачем? Она выберет сама.
– Тогда у вас нет шансов, тьен Эфар.
– Я бы не был так категоричен, у меня ресурсов больше. Я могу и подождать, а вы – нет.
– На мой век моих ресурсов хватит.
– На ваш – да, а на ее? Разделенный свет не просто красивая фраза, Холин. Это значит все пополам. И жизнь тоже.
– Вас познакомить с моим дедом Севером Холином?
– Север, это который Мрак? – Мар кивнул. – Либо несколько поколений всех мальчиков назвали одинаково, либо…
– Либо.
– Самый юный из глав Магического совета Нодштива, пропавший во время первой из Смутных войн?
– Второй, и уже после Раскола, но это мелочи.
– Действительно. Тогда ничья.
– Дуэль?
Теперь уже Эфарель рассмеялся.
– Вы спаррингуете на мечах, Холин?
– Нет.
– Вы кошмарно скучный тип.
– Чрезвычайно.
– Эм… Холин. А что мы сейчас делаем?
– Коротаем время за неприятной беседой.
– И долго?
– Как минимум до завтрашнего обеда.
– Тогда я предлагаю переместится, а то за стенкой уже давно перестали рыдать, вовсю подслушивают и даже местами хихикают на два голоса. А что изменится завтра в обед?
– У меня… у нас, – поправился Холин, – будет больше информации.
Правая бровь на лице Эфареля приподнялась. Левая была скрыта маской, как и все лицо с той стороны. Эльф моргнул. Глаз под маской остался неподвижным. Он им видит вообще хоть что-нибудь? Да какая разница… Подстегнутая магией регенерация, уникальная эльфийская косметология, свойства организма и опять будет красавчик, если время еще не упущено. Потому что руки выглядят откровенно отталкивающе. Но это внешнее, внутри все такой же чистый бело-золотой свет, ровный и яркий.
Нери-мар. Бывшее поместье семьи Неру.
Глубоко внизу, у самых корней старого дома, за тяжелой даже на вид окованной железом дверью, есть полый камень, похожий на сомкнутые бутоном ладони. Он давно погас и больше не источал силу, веками хранившую род. Пока я не вошла под низкий свод.
Толкнулся и запел ключ-клинок на груди. Внутри каменных ладоней, отзываясь на песню, несмело затлело блеклым изумрудным светом, разгораясь ярче с каждым моим шагом.
Нет, этот свет вовсе не блеклый. Просто тень от него была не темной – жемчужно-серой, как мои первые костяные крылья.
Я поднесла упавший мне в руку ключ с черным изумрудом с той стороны к каменным ладоням алтаря Нери и поместила внутрь. Жемчужные тени поползли по полу и стенам и собрались в фигуру.
– Звала, Заклинающая? – безликий шепот, многократно отразившись от стен, зазвучал во мне голосом Хедвиги Нери-Ливиу, той, что меня родила. Осколок сути, замерший в родных стенах, выцветшая душа, пришедшая из-за грани на зов, мой и просыпающегося дома.
– Зачем ты сделала это со мной?
– Чтобы таких, как я, не стало.
– Каких?
– Тех кто, ходит по граням и может провести по краю.
– Но я есть.
– Ты другая, дитя трех сил. Ты укротила тьму, удержала свет и призвала тень. И тебе придется выбрать, иначе все, что я сделала, и все, что сделала ты, – напрасно.
– Как мне выбирать?
То, что прежде было частью Хедвиги Ливиу, поднесло призрачную ладонь к несуществующей груди. Я зеркально повторила жест и в ладонь привычно ткнулась костяная сова. Палец попал в выемку пустого глаза. Которая из бусин должна быть здесь? Чей голос? Если все они, шагнув за край, звали меня с той стороны голосом, надеждой и болью? Яркая опаловая – Мар, золотистая янтарная – Альвине, тусклая опаловая – Ясен. Одну потеряла, другую оставила, третья обжигает холодом и от нее по коже жаром прокатывается озноб.
– Забери мертвое железо из сердца дома, не тревожь его сон. Время Нери ушло. Прощай. И… сколько раз тебе повторять, Митика Лукреция Ливиу, что нельзя смотреть вперед и болтать с тенями.
Я прощаю. И… я не смотрю, ма. Только слушаю.
Я забрала ключ-клинок, и алтарный камень снова потемнел. Когда окованная железом дверь закрылась, он был таким же мертвым, как и до того, как я сюда вошла.