Глава 23

Есть особые обряды. Никогда не слышала, чтобы у магов было что-то подобное. У ведьм есть. Тёмные, злые ритуалы, чаще всего с порабощением чужой воли, подавлением, влиянием, одним словом – насилием. Пускай, и не физическим.

Эти ритуалы требуют жертвы. Где-то можно тушкой курицы или крысы обойтись, где-то нужна жертва посерьёзней – ведьма должна платить за такую силу. А главное, точно решить, нужно ли ей это, готова ли она.

Из того, что невзначай встречались мне – подселение мелких животный в тело человека. Ведьмы древности часто использовали такой трюк: вот выплюнет кто на базаре жабу, на виду у всех – она и ведьма. А с наславшей все подозрения снимают.

Что ж. Зря я радовалась. Рассчитывать на то, что госпожа живёт под именем, что известно Луине – слишком самонадеянно.

Пора прощаться. Это больше не их место. Живой мир теперь им в тягость, людские проблемы, не их забота.

– А спроси-ка меня о твоём первом муже, – Алика решила меня удивить напоследок. – Вопросик, который больше других тебя заботил… о нём.

Если я правильно поняла, то откуда…

– Алика, лорд Нейдан, он участвовал в преступлениях, истязал девушек? Был при этом хоть раз? – хоть я и не вполне живая, но почувствовала, как сердце забилось сильнее.

Столько лет я гадала…

– Нет. Никогда.

– Как он оказался в этом замешан?

– Он недолго преподавал менталистику в военной академии. Почти все преступники были его студентами. Встречи с любимым профессором они использовали, как ширму.

– Откуда ты это знаешь?

Её губы дрогнули, при этом глаза, как остекленели.

– Я была у них. И я выжила, – как странно: у меня нет тела, нет крови, но проклятое сердце заколотило в горле, не давая дышать. – Моя мать – редкостная дура. Вместо того, чтобы научить меня всему, она продала нашу ферму, и заказала мне амулет на чёрном рынке. Чтобы заблокировать мою силу… Я, с почти неограниченной силой, ничего не могла им сделать… – никогда бы при жизни Алика не стала так спокойно говорить об этом. Стерва и язва… – возможно, сила, что бежала по моим венам и не дала мне утонуть, когда ублюдки думали, что я сдохла…

Она замолчала.

– Алика? Что дальше?

– Граф очень помог расследованию. Он сам проверял каждого… он так отчаянно надеялся найти среди них невиновного… оправдать. Твоей дочке повезло. Она будет жить в другом мире, где её будут уважать за её силу… всё это не зря.

Она, осталась последняя, и вот, начала медленно таять.

А когда растаяла, я выложилась как могла, чтобы грань за этими душами закрылась навсегда.

Когда-нибудь она откроется для них.

Босой ногой ступит маленькая ведьма по мокрой траве… свежий ветер защекочет мокрую стопу, растреплет косу… солнце нагреет волосы и напечёт голову… кислая лесная ягода, простоволосая девчонка утрёт рот рукавом и домой, наперегонки с ветром!

А по дороге домой горожане будут её встречать, привечать, ждать, пока из малышки вырастет та, что будет их лечить, защищать, оберегать.

И сейчас уж точно не время расслабляться. Кто бы объяснил это маркизу…

– Она с ума сошла! Ты с ума сошла! Устроить цирк из собственной смерти! – орал он на Змея, который то проявлялся, то исчезал.

– Ты же вернёшь меня… – хотя, его устами мой план звучит уже не так феерично.

– Ты же вернёшь её? – демонов Змей! Нарочно искажает…

– Ты! Ты будто на его стороне!

– Эээй! Я не буду принимать ничью сторону! Вы, так-то муж и жена!

– Ты должен оберегать меня!

– Ты должна слушаться меня!

Змей улетел. Как ни пыжился усидеть на двух стульях, он мой фамильяр. Естественно, он улетел на фабрику. Завтрашнюю раздачу никто не отменял.

– Смерть не повод подводить людей. Нельзя упустить такой шанс обратить на себя внимание. Умереть в следующий раз я планирую лет через восемьдесят!

Змей улетел и некому уже было озвучить это Крису. Да он бы и не услышал. Маркиз Прасгал изволил гневаться. Он… точил карандаши!

Стаканчик на рабочем столе напоминает ежа. Он настолько заполнен, что захочешь вставить хоть один – просто некуда. Горочка ещё рядом. А он – всё точит. Точит и говорит. Иногда замолкает, но потом снова, будто вспоминает и пошло-поехало. И мне-то что? У меня и тела-то нет, а ему, утром играть убитого горем молодожёна. Боюсь, не сдюжит.

– Ну, хотя бы ты ничего не трогаешь. Пойдём спать.

Подлец раздевался ко сну красиво, поигрывая поджарым телом… как я понимала Лиззи, над которой глумилась! И спать, мерзавец, лёг обнажённым.

И это просто замечательно, что мне не нужен ни сон, ни еда – самое время читать… читать и читать старинные гримуары ведьм, дневники Элькерии. Было бы, кому страницы переворачивать…

Некому. Бесплотный дух витал по маленькому особнячку в центре столицы. Я слышала холодный столичный ветер, звуки ночного города и всё думала, думала, думала. К утру больше всего на свете я мечтала о двух вещах: изловчиться читать и писать. Потому что в остальном моё положение было лучше некуда.

Великолепным оно стало в детской. До того, как пойти к Эстер, мы час репетировали. Репетировали, репетировали и решили, что импровизация – лучшее решение.

– Папочка, мамочка, ловите сколей Энни! Мы будем вязать бантики! – и не думая целовать Криса, булочка сиганула под маленький столик, всё силясь выкурить собаку.

– Милая, пойдём, поболтаем, – Крис взял дочку, что запуталась в длинной ночной рубашке, на руки, и уселся с ней на кровать.

Зелёные глазки гуляют по комнате, не собираясь останавливаться на отце. Впереди столько дел!

– Вишенка, так вышло, что мама заболела…

– Мама, что у тебя заболело? – она поглядела на меня в упор, – ула! Я знаю, что надо делать! – извернулась и соскочила с отцовских коленок. Игрушки полетели из сундука во все стороны. – Насла! Будем лечить маму!

В руках у Эстер, как знамя, возвышалась слуховая трубка.

– Ложись на кловатку, мамочка! Я тебя сейчас вылечу!

– Зайка… ты меня видишь???

– Конечно! Ложись! – Эстер подошла впритык ко мне и попыталась потянуть меня за подол, естественно, ничего не вышло. – Мамочка! Не честно! – надулись губки-бантики.

– Доченька, ты видишь маму? – Эстер кивнула Крису. – А что скажет мама?

Мама сказала, что папа простудится, если будет пренебрегать пижамой. Келс – не Итвоз.

Папа поверил. Боюсь представить, что за старость ждёт меня с этим человеком, если ему под тридцать, а он только и делает: бу-бу-бу-бу…

Но, стоит отдать ему должное, как только потянулись первые гости, маркиз собрался.

– Очень тронуты… благодарю, что пришли… жена… покушение… дочь… стазис…

Он просил только об одном, чтобы хоть кто-нибудь зашёл в храм создателя и поставил свечку мне за здравие. Я, конечно, очень хотела, чтобы моё тело уложили в гостевых покоях и водили всех желающих, но бесчувственный чурбан отказался разыграть такой ход.

Впрочем, я тоже не гуляла без дела. Пусть во мне нет привычной магии, но предполагаю, что основная моя проблема с силой сейчас от того, что я магичу, в первую очередь, как учили с детства. А нужно колдовать…

Моей целью сейчас были женщины. Щипцами я впивалась в каждую вошедшую, пытаясь увидеть, а после и вытянуть… Понятно, что без полноценного лечения ничего не выйдет, но ослабить боли в почках, загасить воспалённую десну…

Сегодня новость о том, что пришедшие ко мне, поздравить, женщины, стали лучше себя чувствовать, должна если не качнуть, то слегка всколыхнуть огромный пласт столичного общества – низший.

– Спасибо, вашство… – молодая девушка, лет двадцати от силы. Ладная и пригожая, бросилась на колени перед Крисом и принялась целовать его руки, – если бы не вы! Вы от смерти меня спасли! За год опосля свадьбы, меня лекарь семь раз збирал-зашивал… – слёзы рекой полились из неё. Будто прорвало в ней что-то. – Я умоляла мужа подождать, потерпеть… одного ребёночка скину горошинкой, а он снова, скорей, быстрей! И бил! Силы не жалел, как бил, ирод! А теперь я сама себе хозяйка! К родителям вернулася! Старой девой лучше свой век доживу, чем такой мир!

– Проявись, подойди к ней… – говорила Змею скорее, чем мысль успела дооформиться, – запиши адрес, как зовут… и скажи, пусть через месяц подойдёт в штаб, попробуем пристроить её, работу ей найти…

Их было ещё несколько. Они шли ко мне, но пришли к Крису, и не то, чтобы я была не права… они с благодарностью приняли гостинцы, но спешили и сами одарить. В итоге я обзавелась: шляпкой, двумя парами перчаток, столовыми тарелками, глина на них только обсохла и несколькими букетиками.

А на следующий день я была во всех утренних газетах! Фотографии со свадьбы вчера, паломничество к дому сегодня, какой-то виртуоз даже пробрался в спальню и сфотографировал моё тело, погружённое в стазис. И, признаться без ложной скромности – на фотокарточках я смотрюсь чудо как хорошо. А Анастас Ситара (хи-хи) в красках описывает, как скорбит не Келс! – Ондолия! Как столичные храмы вчера были переполнены. Это, определённо, успех.

Некоторая ограниченность в физических возможностях ограничивает и ответственность за происходящее. Но, немного отдохнув, я понимала – бездействие и спокойная жизнь для меня – хуже горькой редьки.

Жажда деятельности, ощущение, что время утекает, а вместе с ним и возможности…

Читая второй, поздний дневник Элькерии, мне многое становится ясно: как то рождение детей. Я буду беременеть от Криса каждый раз, пока сама не захочу не понести.

Острая боль от беспокойства о малышке, что сейчас в стазисе кольнула иглой, очень тонко…

Гнать! Не думать! Искать решение вернуться, которое не находилось. Вся надежда на ба, как только папа приедет в Итвоз, бабушка приедет в столицу обратным поездом.

Просто подождать.

Но перечитывая старые, видавшие уже с пяток, точно, моих пра, страниц, я чувствовала: некромантия не справится. Здесь что-то другое. И это что-то не объяснить магической формулой, это нужно уловить, прочувствовать.

А я не чувствую.

Но что я почувствовала отчётливо: ярость, что погнала кровь по моим жилам, как жидкий огонь. Я стояла без тела, эфемерная, никому не видимая, кроме собственной кровиночки, но ощущала ненависть так, как никогда не ощущала.

Будь у меня тело – я не смогла бы говорить от боли, что разрывала на части, когда Крис, искупав однажды вечером Эстер, которую закутал в тёплый халат и нёс в кухню, за молоком, открыл дверь позднему визитёру. Только что мы в очередной раз поспорили, когда я предположила, что не могу вернуться в тело из-за бабушкиного артефакта. Уверенная, нам нужно поверить: когда-то любовь Элькерии не дала уйти Файлирсу за грань, с нами случилось то же. Кристофер наотрез отказался рискнуть и снять артефакт. Злится, раздражается, ищет виноватых и не находит, потому что никто не виноват, просто он и я – мы такие. Будь я живой – запер бы меня понадёжнее, но ничего не может сделать.

Крис оглянулся, крикнул Змея, который не слышит из лаборатории, и всё так же, не выпуская Эстер из рук, отправился открывать.

На крыльце стояла молодая женщина, очень похожая на меня. Длинные чёрные волосы уложены по последней моде. Подобающий туалет – тёмно-синее, но уже не траурное платье. Не то, что возле церкви.

– Леди Мэйкнорт? – крайняя степень удивления в голосе мужа. Моего мужа.

– Лорд Эука, – лёгкий наклон головы, открытый взгляд из-под полы шляпки. – Позволите войти?

– Здлавствуйте! Вы плишли со мной поиглать? – Эстер улыбнулась так… так… она не знает, что эта женщина пыталась когда-то её убить.

Вопросы без ответа. Пришелица улыбнулась моему, всё же рождённому, не смотря на её старания ребёнку.

– Проходите, Реена, – он обернулся лишь на мгновение, будто мог меня видеть и хотел удостовериться, что я здесь, что всё вижу.

Крис! Вот же! Крис! Пропустить эту змею в мой дом! В дом, который сам же купил для меня!

Загрузка...