— Вискерс?
Вечеринка начнется через час, и мне нужно покормить ее до того, как начнут прибывать гости. Однако ее нет на одеяле, как обычно.
Вздохнув, подхожу к кровати Нокса. Она стала более наглой, так что, возможно, забрела туда.
Надеюсь, она не оставила ему подарков на матрасе или подушке, потому что тогда я никогда не узнаю, чем все закончится.
Когда становится ясно, что ее нет на кровати, решаю заглянуть под нее.
— Ну же, детка. Где ты?
Опустившись на колени, протягиваю руку так далеко, как только могу, в надежде нащупать шерсть, но безуспешно.
Между рамой и полом не так уж много места, но она все равно крошечная. Может, забилась в угол?
Посветив фонариком на телефоне, заглядываю под кровать. Но единственное, что нахожу, — паутина и пыль.
Уже собираюсь встать и поискать в другом месте, но тут что-то блестящее привлекает мое внимание.
Подавшись вперед, хватаю предмет пальцами.
Кровь стынет в жилах, когда я рассматриваю ожерелье из кристаллов «Сваровски» в виде леденцовой трости.
То самое ожерелье, которое всегда носила Кэнди Кейн.
Сердцебиение отдается в ушах, когда рассматриваю его.
Зачем ему это?
Закрываю глаза, тяжело вздыхая. Мозг знает правду, но орган в груди продолжает искать лазейку.
Комната расплывается, когда разум пытается сложить кусочки мозаики воедино… но безуспешно.
Вздрагиваю, когда слышу, как открывается дверь и входит Нокс.
Должно быть, у меня все на лице написано, потому что он смотрит настороженно.
— Я, — протягиваю ожерелье. — Почему оно у тебя? — Быстро поднимаюсь на ноги. — Какого черта у тебя ее ожерелье, Нокс?
Его челюсть сжимается, и он делает шаг ближе. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем он начинает говорить.
— Как ты думаешь, почему оно у меня?
Желудок сжимается.
Не будь идиоткой, Аспен. Есть только одна причина для этого.
Я двигаюсь, но и он тоже. Это похоже на ужасную игру «Саймон говорит».
Открываю рот, но не могу вымолвить ни слова. Чувствую, что задыхаюсь.
Ладони потеют, а все вокруг начинает кружиться.
— Ты убил ее? — хриплю минуту спустя.
Чувствую, что вот-вот упаду в обморок в ожидании его ответа.
Ожидаю, что он будет все отрицать. Я хочу, чтобы он все отрицал. Однако следующие слова заставляют меня еще больше запутаться.
— А ты что думаешь?
Это сложный вопрос.
Знаю, что мне следует подумать.
Знаю, на что указывают улики.
Знаю о его прошлом.
Знаю, что подсказывает мне разум.
Я просто не хочу в это верить.
Хочу сохранить ненависть, которую испытываю к нему…
Потому что именно тогда я доверяю своим инстинктам и не теряю бдительности.
И что-то подсказывает мне, что это единственный способ выжить в ближайшие несколько месяцев.
Отвожу взгляд: — Где Вискерс?
Отступая на шаг, он пожимает плечами: — Без понятия.
— Что значит «без понятия»? Здесь, внизу, больше никто с ней не остается.
Он тянется за сигаретами на тумбочке.
— Я не знаю, где твоя дурацкая кошка, ясно? А теперь отвали.
Сжимаю руки в кулаки.
— Где Вискерс, Нокс?
Не может быть, чтобы он не знал. Он единственный, кто всегда рядом с ней.
Он прикуривает сигарету, делает затяжку и выпускает дым мне в лицо.
— Эта сучка злоупотребляла гостеприимством. Как и кое-кто из моих знакомых, — его губы кривятся в угрожающей ухмылке. — Но, думаю, она поняла намек, когда, уходя, оставил дверь открытой.
Это словно нож, вонзившийся в мое сердце. Он знает, как сильно она мне дорога.
Поэтому, конечно, он использует это, чтобы причинить мне боль.
Ведь именно так он и поступает.
За каждой наградой следует гораздо более суровое наказание.
Подойдя ближе, плюю ему прямо в лицо: — Я ненавижу тебя.
Он проводит большим пальцем по мокрому пятну на челюсти и подносит его ко рту.
— Не волнуйся, я уверен, что она вернется, — его взгляд ужесточается, когда он произносит следующие слова: — Бродяги всегда возвращаются.