Прислонившись к изголовью кровати, Нокс подносит сигарету к губам и закуривает. Несмотря на то, что это ужасная и отвратительная привычка, он выглядит сексуально.
Но я все еще нахожусь под кайфом после нашего второго раунда вскоре после возвращения домой.
К сожалению, он длится недолго, потому что образ ожерелья Кэнди всплывает в сознании.
— Почему ожерелье Кэнди лежало под твоей кроватью? — поднимаю руку. — Я верю тебе, когда ты говоришь, что не убивал ее. Мне просто интересно, почему… ну, ты понимаешь.
У тебя в комнате было ожерелье мертвой девушки.
Его темные брови сходятся на переносице, а изо рта вырывается струйка дыма.
— Ты уверена, что действительно хочешь услышать ответ на этот вопрос?
Моргаю, не понимая: — Конечно, хочу. Почему бы… — замолкаю, когда до меня доходит. Черт возьми. — Ты занимался с ней сексом.
Он пожимает плечами, как будто в этом нет ничего особенного.
С отвращением тянусь за сумкой с деньгами. После инцидента в джипе я вернулась в клуб, чтобы собрать свои вещи. Конечно, Нокс следовал за мной по пятам как ищейка, идущая по следу.
К счастью, Хизер и Вайолет работали сегодняшней ночью, так что они позаботились обо мне.
Нокс делает очередную затяжку, пристально изучая меня.
— Ты расстроена.
Высыпаю содержимое сумки на кровать, чтобы пересчитать заработанные деньги.
— Расстроена тем, что мой парень шлюха?
Да, расстроена.
Он одаривает меня волчьей ухмылкой: — Насколько я знаю, мои шлюшьи навыки пошли тебе на пользу, — улыбка сползает с его лица, и он становится серьезным. — Аспен.
Поднимаю палец, чтобы закончить пересчитывать стодолларовые купюры в стопке. Однако он не ждет.
— Я не завожу подружек.
Сердце колотится, тяжело и болезненно, потому что его слова больно ранят. Возможно, я и поторопилась, назвав его своим парнем, но решила, что мы наконец-то перестали играть в игры, и это стало само собой разумеющимся.
То есть, да, он еще и мой сводный брат, и это, несомненно, поставит нас в неловкое положение, но…
Закрываю глаза, когда приходит осознание. Я снова оказалась в отношениях с человеком, который никогда не сможет стать по-настоящему моим.
— Но ты не прочь сделать меня своим маленьким грязным секретом, да?
Прямо как Лео.
Боже, какая же я идиотка.
Но, по крайней мере, точно знаю, где мы находимся.
Вернее, находились… потому что я больше не буду ни чьей тайной.
Я, черт возьми, заслуживаю быть приоритетом.
Чтобы меня целовали и заявляли на меня права на глазах у всех.
Я достойна большего, чем те объедки, которые он предлагает.
— Я думаю, нам стоит быть просто друзьями.
На его лице мелькает облегчение.
— Точно. Друзьями, которые трахаются.
Мне требуется вся выдержка, чтобы не ударить его.
— Нет… просто друзьями. Никакого траха.
Он выглядит так, будто учуял что-то прогорклое.
— Мне это не подходит, Бродяга.
Пожимаю плечами: — Очень жаль. Я не собираюсь подвергать себя той же ситуации, что и с Лео.
Видно, что он осознал это, потому что замолкает, затягиваясь сигаретой.
Возвращаясь к куче наличных на кровати, продолжаю пересчитывать деньги. Это больше, чем я когда-либо зарабатывала за одну ночь. Намного больше.
— Похоже, мне придется повторить выступление, — бормочу я, — сегодня я заработала больше штуки баксов.
У Нокса дергается челюсть.
— Повторного выступления не будет, — он тушит сигарету в пепельнице, но тут же достает из пачки другую. — Я же сказал, ты закончила.
— Извини, приятель, но ты меня не контролируешь.
Он хватает меня за подбородок: — Читай по губам. Ты не вернешься в эту дыру. Я не хочу, чтобы ты там работала.
Выдерживаю его убийственный взгляд.
— Я не брошу работу ради того, кто не является моим парнем, — он открывает рот, но я еще не закончила. — И нет, я не пытаюсь выкручивать тебе руки или выдвигать ультиматумы. Я просто хочу сказать, что у меня нет причин принимать во внимание твои чувства, связанные с тем, что я раздеваюсь, и уходить из клуба, когда мы просто друзья.
Его ноздри раздуваются, когда он делает глубокий вдох, размышляя над этим.
— Хорошо, тогда я больше ни с кем не буду трахаться. Счастлива?
Вовсе нет. Он ведет себя так, будто быть со мной — чертова обязанность.
— Избавь меня от этого, — раздраженно запихиваю деньги обратно в сумку. — Мне не нужен тот, кто меня не хочет, Нокс.
Теперь он выглядит раздраженным.
— Я только что сказал, что хочу трахаться…
— А я хочу большего, — кричу в ответ. — Мне нужен тот, кто действительно хочет построить со мной отношения. Не потому, что он ревнует и жаждет, чтобы я бросила работу, или потому, что я больше не позволяю ему трахать меня. А потому что он действительно хочет меня.
Но Нокс уже дал понять, что он не из тех парней.
Собираюсь уйти, но Нокс хватает меня за запястье и дергает на себя. Не говоря ни слова, выключает свет.
Когда я сворачиваюсь калачиком рядом с ним, он обнимает меня, прижимаясь грудью к моей спине.
Клянусь, если он начнет лапать меня, я его изобью.
Но он лишь рисует маленькие круги вверх и вниз по моему телу, убаюкивая.
Я уже засыпаю, когда слышу, как он ворчит: — Отлично.
Сон овладевает мной, и я проваливаюсь в дрему: — Хм?
Его губы находят мочку моего уха, отчего мурашки пробегают по спине.
— Я хочу тебя.
Отключив пищащий таймер, открываю дверцу духовки. Быстро проверяю зубочисткой на готовность и вынимаю противень.
Пахнет божественно.
Напевая себе под нос, перекладываю их на решетку для охлаждения и сосредоточиваюсь на покрытии шоколадной глазурью уже остывших чизкейков.
Еще я испекла морковный и яблочный пироги для Нокса, но также мне хочется, чтобы он попробовал кексы, которые я готовлю.
Меня очень беспокоит, что в детстве ему не разрешали есть сладкое.
Это не только странно… это несправедливо.
Каждый ребенок заслуживает того, чтобы узнать, каково это — впиться зубами во что-то сочное и аппетитное и сразу после этого ощутить прилив сладости.
Посыпаю покрытые глазурью кексы шоколадной крошкой, слыша шаги.
Когда я поднимаю глаза, Нокс смотрит на меня с непроницаемым выражением лица.
— Как давно ты не спишь?
Пожимаю плечами, внезапно осознавая, что единственное, что на мне надето, — только его футболка.
— С шести утра.
Поскольку у меня нет машины, чтобы съездить в магазин, я заказала продукты онлайн.
Он придвигается ко мне сзади и обнимает за талию, а затем целует в шею.
— Ты была занята.
— Я хотела, чтобы у тебя было всего понемногу. Я бы приготовила больше, но…
— Но что?
— Они вернутся домой через два дня, и я не уверена, что ты сможешь все это съесть.
Он касается губами моей кожи.
— С чего ты взяла, что я вообще буду есть?
От его слов сдуваюсь как воздушный шарик.
— Ты не обязан… — качаю головой, раздражение ползет по позвоночнику. — Знаешь что? Иди нахуй. Может, ты и не просил меня об этом, но я хотела сделать для тебя что-нибудь приятное, потому что я мо…
Протянув руку, он берет кекс с подставки.
— Это забавно, когда ты так взвинчена.
Ухмыляясь, он откусывает кусочек. Затем его глаза закрываются, как будто он наслаждается вкусом.
Как обычно, я не понимаю выражения его лица.
— Ну что? — говорю спустя минуту.
— Лучший кекс, который я когда-либо пробовал.
Улыбка появляется на лице, но потом я вспоминаю, что это единственный кекс, который он ел. Не совсем достоверное подтверждение.
Тем не менее, это комплимент, и видит Бог, Нокс не из тех, кто их делает.
— Я рада, что тебе наконец-то довелось это испытать.
Обойдя меня, он достает нож и разрезает морковный пирог следующим.
— Почему ты любишь печь, Бродяга?
— Ну, папа купил мне Easy-Bak…
— Я не спрашиваю, почему и когда ты начала, я хочу знать, почему тебе нравится это делать.
Вздрагиваю, потому что никто и никогда не спрашивал меня об этом.
Он подносит вилку ко рту, пока я отвечаю ему:
— Ну, большинство людей думают, что печь просто, потому что можно следовать рецепту. Но на самом деле нужно проявить творческий подход. Ты смешиваешь различные ингредиенты, превращая это в нечто новое и приятное, — я закрываю глаза. — Запах и внешний вид — то, что привлекает в первую очередь. Но на самом деле важнее всего вкус. И в тот момент, когда кусочек касается твоих губ, а вкус обволакивает язык… ты можешь утолить голод. Поддаться искушению, — облизываю нижнюю губу. — Наверное, мне нравится быть причиной чьего-то удовольствия.
Взвизгиваю от удивления, когда руки Нокса находят мои бедра, и он усаживает меня на кухонный остров.
Часть выпечки падает на пол, но я слишком увлечена его темным и чувственным взглядом, когда он стягивает с меня трусики.
— Что…
Он впивается зубами во внутреннюю поверхность бедра, и я вздрагиваю.
— Я еще не принимала душ, — лепечу, когда он зарывается головой между моих ног, царапая щетиной чувствительную кожу.
Его нос скользит по моей щелочке, и он глубоко вдыхает, его длинные пальцы сжимают мои бедра.
— Мне похуй.
Он доказывает свою правоту, вылизывая и целуя мою киску так же жадно, как и мой рот.
Вульгарные звуки, с которыми он поедает меня, заполняют кухню, заставляя кожу покалывать, а голову кружиться, пока он продолжает вызывать эти невероятные ощущения.
Кладу руку ему на голову, удерживая там, где мне нужно, пока он вылизывает меня. Нокс выписывает крошечные круги, и металл пирсинга задевает внутренние мышцы.
Я хнычу, когда удовольствие скручивает внутренности, и он вводит в меня два пальца, а затем набрасывается ртом на клитор.
— О, блядь.
Свободной рукой задирает мою футболку и сжимает грудь.
— Я сейчас кончу, — говорю ему, — не останавливайся.
Он хватает меня за горло, и я ловлю себя на том, что наслаждаюсь этими ощущениями, пока он доводит меня до оргазма.
Я кончаю с громким стоном, но не могу вымолвить ни слова, зажимая его голову между бедер, пока мое тело сотрясается на мраморной столешнице.
В ту секунду, когда Нокс отпускает меня, образ Шэдоу, плачущей на лужайке перед домом, вторгается в сознание.
Я не уверена, что произошло… но очевидно, что Нокс чем-то обидел ее.
— Почему Шэдоу была расстроена тем вечером?
Этот вопрос явно застает его врасплох, и он вытирает мокрые губы и подбородок.
— Что?
— Ты слышал меня. Почему Шэдоу была расстроена тем вечером?
Чем дольше он молчит, тем сильнее затягивается узел беспокойства внутри.
Он не выглядит виноватым, но и невиновным его точно не назовешь.
По тому, как губы сжимаются в твердую линию, и по тому, как он стискивает челюсть, становится ясно, что бы ни случилось той ночью, это то, о чем он не хочет говорить.
— Мы должны быть честны друг с другом, — шепчу, приподнимаясь. — Неважно, насколько все плохо… если мы хотим, чтобы у нас все получилось, между нами не должно быть секретов.
Он заметно сглатывает, но при этом не выглядя взволнованным… как будто просто злится и не хочет мне ничего рассказывать.
Встречаюсь с ним взглядом, умоляя рассказать мне правду.
— Пожалуйста.
Я не причиню ему вреда и не стану осуждать… мне просто нужно знать.
Он смотрит в потолок, и вижу, как его подбородок и шея напрягаются. Когда он заговаривает, его голос звучит хрипло: — Из-за тебя.
В этом нет никакого смысла.
— Как это?
Меня парализует сила его взгляда, когда он говорит: — Она отсасывала мне, и я случайно назвал ее твоим именем, — пожав плечами, он роется в карманах в поисках чего-нибудь, но там ничего нет. — Она заявила об этом, но я напомнил ей, что мы не вместе и что это она пришла, чтобы трахнуть меня. А не наоборот.
По спине пробегает волна облегчения, но быстро сменяется чувством вины.
Должно быть, для нее это было ужасно. Шэдоу была влюблена в Нокса, и услышать, как он произносит имя другой девушки, пока она ублажает его, должно быть, ощущалось ударом под дых.
С другой стороны, Нокс постоянно твердил ей, что не отвечает взаимностью на эти чувства.
И теперь я разрываюсь между чувствами вины и легкого возбуждения от осознания того, что он думал обо мне, пока был с другой.
— Я… я и понятия не имела.
— Да, ну… теперь знаешь, — он уходит. — Я выйду покурить.
Спрыгиваю вниз и хватаю его за руку, прежде чем он успевает уйти.
— Подожди.
Его ноздри раздуваются, когда он смотрит на меня сверху вниз.
— Что?
Понимаю, почему Нокс расстроен. Я не только заговорила об этом в неподходящее время… но и, возможно, мои слова прозвучали обвиняюще.
— Ты назвал меня Бродягой или Аспен?
Боже, мне так хреново, но я ничего не могу с собой поделать. Он пробуждает во мне все плохое. Вытаскивает на поверхность то, чего я не должна хотеть.
Приподнимаясь на цыпочки, целую вену, выступающую на его горле, а затем облизываю ее. Она пульсирует под языком, и я царапаю ее зубами.
Его тело напрягается.
— Аспен.
Провожу ладонью по его груди.
— Потому что ты хотел, чтобы это мой рот был на твоем члене?
Его веки тяжелеют, пока он следит за каждым моим движением.
— Что ты делаешь?
Опуская руку ниже, расстегиваю пряжку ремня и ширинку и просовываю руку внутрь, поглаживая по всей длине через боксеры.
— Даю тебе то, чего ты хочешь.
Он с вызовом приподнимает бровь: — Почему ты уверена, что я хочу этого?
Запускаю руку за пояс боксеров. Он теплый и твердый для меня.
— Я чувствую, что хочешь.
Его глаза угрожающе сверкают.
— Не начинай того, что не сможешь закончить, Бродяга.
— Не волнуйся, — обвожу большим пальцем каплю жидкости на кончике, — я буду хорошей девочкой.
Стягивая джинсы и боксеры, он высвобождает свой член.
— Докажи это.
Невинно хлопаю ресницами.
— Скажи мне, чего ты хочешь, и я сделаю это.
Его взгляд обжигает, когда он смотрит на мои губы.
— Я хочу, чтобы ты встала на колени. Сейчас же.
Опускаюсь, пока он сжимает член в кулаке, наблюдаю за тем, как двигаются его вены и сухожилия, пока он медленно дрочит.
Моя кожа вспыхивает, когда он придвигается ближе и размазывает предэякулят по моим губам. Приоткрываю их, пробуя солоноватую жидкость на вкус.
Большим пальцем проникает мне в рот, оттягивая щеку.
— Открой шире, — его челюсть напрягается, — чтобы я мог трахнуть твое лицо.
Когда я делаю это, он с силой толкается мне в горло.
Давлюсь, слюна стекает по подбородку, когда он безжалостно трахает мой рот.
Я пытаюсь погладить ту часть члена, которая не помещается, но Нокс качает головой.
— Руки по швам, или я их свяжу.
Опускаю руки, выполняя приказ.
Его бедра напрягаются, когда он захватывает в кулак мои волосы, удерживая в неподвижности. Расслабляю челюсть, принимая все, что он дает.
Его мышцы напрягаются и сокращаются, а лицо искажается в удовольствии. Напряженный взгляд устремлен на меня, словно я единственное существо в этом мире, которое он способен видеть ясно.
И тут я слышу: — Аспен.
Его дыхание учащается, он сильнее входит в меня, и я чувствую пульсацию члена на языке.
— Глотай.
Это единственное предупреждение, прежде чем его сперма наполняет мой рот.
Из него вырывается прерывистый вздох, когда он хватается за столешницу.
— Черт, — ухмыляясь, смотрит на меня. — Поднимайся.
Когда я встаю, он сокращает расстояние между нами и целует меня.
У меня подкашиваются колени, потому что каждый раз, когда он целует меня до беспамятства, я теряю еще одну часть себя.
Он игриво задирает мою футболку. Или, скорее, свою футболку.
— Сними это.
Обвиваю руками его шею, не желая, чтобы поцелуй заканчивался.
— Зачем?
— Потому что я хочу посмотреть, как ты принимаешь душ, — наклоняясь, он сжимает мою задницу. — Я хочу, чтобы ты притворилась, что ты совсем одна, когда я буду смотреть, как ты играешь с собой, — страстным ртом скользит по моей шее. — Но тебе нельзя кончать, — посасывает чувствительную кожу над моим горлом. — Только после того, как мой член окажется внутри тебя.
Это требование, от которого я бы и не подумала отказаться.