— Мы опоздаем в школу, — вздыхает Аспен, когда я расстегиваю пуговицы на ее блузке.
Сейчас она лежит на диване в гостиной.
Целую и покусываю ее живот, останавливаясь, когда добираюсь до верха клетчатой юбки.
— Мы уже и так опаздываем.
Может, стоит сделать так, чтобы оно того стоило.
Ее глаза закрываются, когда я расстегиваю ее блузку, обнажая белый лифчик.
Мой член напрягается, пульсируя в тесных джинсах.
Расстегиваю застежку лифчика и стону, когда ее сиськи вываливаются наружу.
— Сегодня мы не пойдем в школу.
Мой аппетит с ней чертовски неутолим.
— Мы должны, — говорит она, когда я прикусываю ее бледно-розовый сосок.
Она шипит, резко втягивая воздух сквозь зубы: — Господи.
Я только начал.
Хочу провести весь день, покусывая и посасывая каждый дюйм ее тела, пока она будет лежать подо мной, умоляя о большем.
И как раз тогда, когда ей покажется, что она не выдержит и вот-вот умрет от мучений…
Я накормлю ее грязную киску своим членом. Дюйм за дюймом, пока она не насытится.
Аспен стонет, прежде чем к ней возвращается голос.
— Я должна закончить все с выпускным коми…
Пробираюсь под юбку, заставляя ее замолчать.
Втягивая в рот другой сосок, костяшками пальцев дразню ее киску через влажное нижнее белье.
Она хмурится, приоткрывая рот, когда я продолжаю свою пытку.
— Ты сводишь меня с ума…
Звук открывающейся входной двери прерывает ее.
— Разве вы не должны быть в школе? — бурчит мой отец из прихожей.
Блядь. Они должны были вернуться только завтра.
Отстраняюсь, и Аспен сползает с дивана, попутно застегивая рубашку.
— Ты такой идиот, — кричит Аспен.
Когда я бросаю на нее взгляд, она молча призывает подыграть ей.
Тяжелые шаги раздаются в направлении гостиной.
— Что случилось?
Аспен бросает на меня пронзительный взгляд: — Твой сын вытащил мои вещи из стиралки и бросил их мокрыми на пол.
Когда мой отец кривится, она добавляет: — Теперь они мятые и воняют, — она указывает на свою рубашку. — Я не могу пойти в школу в таком виде.
Это не лучшая ложь, но, судя по раздраженному выражению на лице отца, она работает.
— Ты можешь и пойдешь в школу в таком виде, юная леди, — он свирепо смотрит на меня. — Кто-то должен научить тебя чертовым манерам, раз ты их, очевидно, забыл?
Волоски на затылке встают дыбом.
— Нет.
Его темные глаза сужаются в крошечные щелочки.
— Нет, что?
Это слово на вкус как дерьмо на моем языке.
— Сэр.
Он показывает большим пальцем за свою спину: — Хорошо. А теперь вам обоим лучше тащить свои задницы в школу, или, да поможет мне Бог, помятое белье будет наименьшей из ваших забот.
Аспен с вызовом открывает рот, но я бросаю на нее взгляд, который она игнорирует, потому что упирает руки в бока и рычит: — Извини?
Он яростно смотрит на нее: — Я что, заикался?
Как обычно, она не отступает. Однако он не тот человек, с которым стоит затевать ссору.
— Нет, но это прозвучало как угроза.
Его лицо краснеет от гнева: — Я покажу тебе, как угрожать, маленькая сучка. Самое время, блядь, проявить ко мне хоть немного уважения.
Он бросается на нее, но я оказываюсь быстрее и вовремя вклиниваюсь между ними.
— Садись в машину, — рявкаю, готовый зубами перегрызть ему глотку.
К моему удивлению, Аспен в кои-то веки слушается и выбегает из гостиной.
Теперь остались только мы вдвоем.
— Ты, кажется, забываешь, кому ты верен, сынок.
— А ты, похоже, забываешь, что она не… — останавливаю себя, прежде чем закончить это предложение.
— Она не что? — спрашивает он, провоцируя в ответ.
Я, блядь, не доставлю ему такого удовольствия.
— Ничего.
Он ухмыляется, напоминая мне, что мы не такие уж и разные.
— Я так и думал, — он почесывает подбородок. — Кстати, в следующий раз, когда будешь развлекаться со своей сестрой-шлюхой под моей крышей, убедись, что она придумает оправдание получше. Лгунья — это само по себе плохо, но ужасная лгунья — еще хуже.
На языке вертится вопрос, не расстроен ли он из-за того, что она не хочет отдаться ему, но я знаю, что это только раззадорит его и заставит доказывать свою правоту.
Вместо этого смотрю ему прямо в глаза: — Мы не развлекались. Я же говорил тебе, что ненавижу ее.
Его тон низкий и отрывистый, но в нем присутствует намек на веселье: — И ты продолжаешь это повторять.
— Мы закончили?
Вижу, что он не хочет так легко отпускать меня, но телефонный звонок заставляет его отмахнуться от меня.
Я достаю ключи из кармана и выхожу, подавляя желание вернуться туда и выбить из него все дерьмо, пока у него не перестанет биться пульс.
Однажды.
После обеда направляюсь к своему шкафчику и замечаю, что вся школа взбудоражена сильнее обычного.
Я уже собираюсь списать это на какую-нибудь типичную дерьмовую драму, но тут вижу, что Аспен разговаривает со своей подругой Бри в конце коридора.
Не знаю, что происходит, но что бы это ни было, она бледнее обычного и заметно потрясена.
Тот факт, что она раньше вступила в перепалку с моим отцом, не моргнув глазом, а теперь выглядит как кошка, которую держат над ванной с водой, не предвещает ничего хорошего.
Мышцы в груди напрягаются, когда я направляюсь к ней.
— Это не он, — слышу шепот Аспен, когда приближаюсь, — поверь мне.
— Как ты…
— Потому что я была с ним все выходные.
Глаза подруги расширяются, она сжимает руку Аспен и убегает.
— Что не так?
Когда она не отвечает, хищническая потребность защитить ее берет верх, и я вторгаюсь в ее личное пространство, намеренно тесня ее.
— Что случилось, Бродяга?
Она опускает взгляд в пол, а ее грудь тяжело вздымается.
— Трейси и Стейси мертвы, — Аспен прерывисто вздыхает. — Их тела нашли на Devil’s Bluff. Так же, как Кэнди и Шэдоу.
Тяжелое чувство оседает в мышцах, а беспокойство ползет по шее.
Блядь.