Прошли пять дней с тех пор, как нашли тело Шэдоу, а полиция не сообщает никаких подробностей.
Как и отчим, утверждающий, что это вне его юрисдикции, и у него нет никакой дополнительной информации, которую он мог бы предоставить.
Черт, они даже не хотят официально объявлять ее имя. Однако у полиции должно быть что-то, потому что ее поминки состоятся сегодня вечером… что означает, что они, очевидно, передали ее тело родителям.
Что касается Нокса, то его почти не бывает дома.
А если и появляется, то только в предрассветные часы и держит обе двери в свой подвал наглухо запертыми, словно это какая-то крепость.
На этой неделе я пыталась расспрашивать его во время поездок в школу и обратно, но он не проронил ни слова.
Вот почему я так удивлена, когда, войдя в похоронное бюро, вижу его, замершего как статуя в глубине комнаты, в которой проходят поминки Шэдоу.
По спине пробегает дрожь.
Однажды я смотрела криминальное шоу, в котором некоторые эксперты утверждали, что убийца всегда появляется на похоронах.
Так вот почему он здесь?
Оглядываюсь в поисках Бри, хотя она и сказала, что они с Колтоном придут позже.
Замираю, когда вижу людей, стоящих у гроба, и могу предположить, что это родители Шэдоу. Ее отец пожимает руки, благодарит всех за то, что пришли… но ее мама…
Это полная катастрофа.
Она так расстроена, ее худое тело так сильно трясется, что женщина едва стоит рядом с мужем.
Наверное, мне не стоит здесь находиться, поскольку мы с Шэдоу друг друга недолюбливали, но чувствую, что обязана отдать дань уважения.
Сегодня здесь присутствует довольно много людей из школы, но ни одного из них я не знаю достаточно хорошо, чтобы подойти и завязать разговор.
Чувствую, как они пялятся на меня и перешептываются, пока стою в очереди.
Например, что я сводная сестра убийцы.
Что могу быть следующей, потому что он ненавидит меня.
Узел в животе затягивается все сильнее, когда подходит моя очередь к гробу.
Ее гроб прекрасен… ну, для гроба.
Когда я опускаюсь на колени и перекрещиваюсь, мое внимание привлекает фотография в рамке, стоящая на крышке из слоновой кости.
У Шэдоу, которую я знала, были разноцветные волосы, глаза, накрашенные черной подводкой, и пирсинг. Но на этой фотографии Шэдоу выглядит совершенно иначе. У нее светлые волосы, минимум макияжа и никакого пирсинга.
Однако она выглядит не очень счастливой. Как будто кто-то заставлял ее улыбаться на камеру.
А теперь она мертва.
От этой мысли на глаза наворачиваются слезы.
Ей было всего восемнадцать, и впереди у нее была целая жизнь… но, как и у Кэнди, ее украли. А потом ее тело выбросили в лесу как мусор.
Встречаюсь взглядом с Ноксом, стоящим в другом конце комнаты.
Глупый орган в моей груди говорит, что есть шанс, что он этого не делал.
Когда мозг подсказывает, что надпись на стене настолько очевидна, что практически написана их кровью, и я была бы идиоткой, если бы думала иначе.
— Ты дружила с Джун? — спрашивает отец Шэдоу, беря меня за руку и выводя из задумчивости.
Джун?
Я быстро понимаю, что они вовсе не были крутыми родителями-хиппи, которые назвали дочь Шэдоу.
Не хочу врать, но и не думаю, что было бы уместным говорить им, что мы друг друга на дух не переносили.
— Мы учились в академии Блэк-Маунтин, — решаю я.
Отец кивает: — Что ж, спасибо, что пришли… — он жестом предлагает заполнить пробел.
— Аспен, — встреваю я.
Мать внезапно оживляется рядом с ним: — Ты Аспен?
Вот дерьмо. Мне следовало назваться другим именем. Без сомнения, до нее дошли слухи о Ноксе.
Медленно отступаю, чтобы не расстраивать их еще больше, но она хватает меня за руку.
— Джун все время говорила о тебе.
Блядь.
Эта женщина собирается ударить меня, и я ей позволю, потому что ее дочь была убита, и, видит Бог, ей бы не помешала отдушина.
Однако следующие слова, слетающие из ее уст, заставляют меня пошатнуться.
— Она говорила, что ты предоставила ей место в студенческом совете, — мать с нежностью улыбается мужу. — Вы даже посещали один балетный класс.
Борюсь с желанием сказать ей, что единственный танец, который я когда-либо танцевала, был на шесте в стрингах.
Очевидно, они меня с кем-то путают.
— Спасибо, что не только назначила ее секретарем студенческого совета, но и нашла время позаниматься с ней после уроков у тебя дома. Благодаря тебе ее оценки по математике значительно улучшились, — она сжимает мою руку. — Нашей Джун повезло, что у нее был такой хороший друг.
Черт возьми, Шэдоу. Обычно, когда ты используешь кого-то в качестве прикрытия, ты предупреждаешь его об этом.
— Точно.
Не нужно быть гением, чтобы понять, что Шэдоу — вернее, Джун — говорила родителям, что зависает со мной, когда проводит время с Ноксом.
— Джун была замечательным человеком. Нам будет ее не хватать, — говорю я, потому что им нужна эта маленькая невинная ложь.
С этими словами одариваю их мрачной улыбкой и ухожу.
Это безумие, что иногда ты действительно не знаешь человека.
У каждого из нас есть свои секреты.
Оглядываю комнату в поисках Нокса, чтобы разобраться во всем, но кто-то берет меня за локоть.
Подняв глаза, вижу маму. И Трента.
— Что вы здесь делаете?
— Мы пришли отдать дань уважения, — отвечает Трент.
— Но видим, что ты уже сделала это, — замечает моя мать.
Трент указывает подбородком в сторону сына, который только что заметил нас. Нокс пытается уйти, но Трент следует за ним по пятам. Он быстро хватает его за плечо и выводит из помещения.
— Куда это ты собралась, Аспен? — шипит мама, когда отхожу от нее, но я не обращаю на нее внимания.
Когда выхожу на парковку, улавливаю конец разговора.
— Тащи свою задницу обратно, — шипит Трент.
Челюсть Нокса дергается, когда он нажимает кнопку разблокировки на своем брелоке.
— Не могу. Мне нужно быть в одном месте.
Трент тычет пальцем ему в лицо: — Единственное место, где ты должен быть, это то, где я, блядь, тебе скажу. Понятно? — он останавливается, заметив меня. — Не возражаешь? Я разговариваю со своим сыном.
Быстро соображаю и говорю: — Я просто хотела сказать тебе, что иду к Вайолет.
Он хмурится: — Нет, не сейчас. Мы всей семьей подойдем к гробу, чтобы отдать дань уважения Джун и ее…
— Шэдоу, — хрипит Нокс, выражение его лица невозможно понять. — Ей нравилось, когда ее называли Шэдоу. Не Джун.
Трент выглядит так, будто ему требуется все самообладание, чтобы не сорваться.
— Мне плевать, что ей нравилось. Я пришел сегодня, чтобы оказать тебе услугу. А теперь тащи сюда свою задницу, — затем он переводит взгляд на меня. — Вы оба.
Скрещиваю руки на груди, встречаясь с его свирепым взглядом.
— Я не собираюсь подходить туда дважды.
Вижу, что он хочет поспорить, но небольшая группа людей проходит мимо нас к своей машине.
— Отлично, — жестом указывает на Нокса, — пошли.
Я тяжело вздыхаю, когда они возвращаются в здание.
Может, Нокс и не переживает из-за смерти Шэдоу, но он отругал отца за то, что тот назвал ее Джун.
Это ведь должно что-то значить… верно?
С другой стороны, он выбежал из похоронного бюро, как будто его задница горела, и на этой неделе он почти не появлялся дома.
Потираю виски, заставляя себя думать.
Не может быть, чтобы эти два убийства не были связаны, потому что я нашла ожерелье Кэнди под его кроватью.
Может, он вернулся на место преступления, чтобы прибраться?
Меня посещает еще одна ужасающая мысль.
И Кэнди, и Шэдоу пропали за пару недель до того, как их нашли.
Что, если он держит девушек в заложниках и пытает их, прежде чем убить?
Или, может быть… он хранит тела где-то в другом месте, прежде чем спрятать их в лесу.
Именно там он и был на этой неделе, навещая свою последнюю жертву, прежде чем бросить ее.
В груди все сжимается. Есть только один способ выяснить это.
Оглядываю парковку. На данный момент здесь пусто, а значит, я должна сделать это сейчас, пока Нокс или кто-то еще не заметили меня.
Пока иду к его джипу, тихо молюсь, чтобы он снова не нажал кнопку на брелоке.
Вздыхаю с облегчением, обнаружив, что он все еще не заперт. Как можно тише, открываю дверь и переползаю в багажник джипа. Затем прижимаюсь так, чтобы меня никто не увидел.
Удивительно, что Нокс не слышит, как бешено колотится мое сердце, когда через несколько минут открывает дверь и заводит двигатель.
Я быстро лезу в сумочку и выключаю телефон, вспомнив, что вскоре Бри появится здесь и, несомненно, поинтересуется, почему меня нет.
Стараюсь запомнить каждый поворот, чтобы показать полиции дорогу, но в итоге путаюсь, потому что их так много.
Кажется, проходит целая вечность, прежде чем машина проезжает по грязи и гравию и останавливается.
Я задерживаю дыхание, когда дверь заднего сиденья открывается, а затем захлопывается.
Заставляю себя оставаться на месте, потому что не хочу высовывать голову или выходить слишком быстро вслед за ним, на случай если он не сразу войдет внутрь, если там, конечно, вообще есть, куда заходить.
Когда понимаю, что больше не могу ждать, поднимаюсь и выглядываю в окно. Как я и думала, это грунтовая дорога.
Перелезая через сиденья, выпрыгиваю из машины.
Ладони потеют, а грудь болезненно сжимается, когда я рассматриваю то, что выглядит как заброшенный склад.
Должно быть, именно здесь он их убивает.
Только это кажется не совсем правильным, потому что на импровизированной стоянке есть и другие машины.
Конечно, он не стал бы убивать в присутствии зрителей.
Только если в этом не замешана группа мужчин.
Тошнота подкатывает к горлу.
А что, если он ввязался в какое-то зловещее дерьмо в даркнете, где люди платят за то, чтобы наблюдать за отвратительными действиями, совершаемыми над женщинами и детьми?
О, Боже. Хотела бы я считать себя сильным человеком, но даже у меня есть пределы.
Гравий хрустит под ботинками, и на мгновение мне действительно кажется, что ноги подкосятся, пока я пробираюсь к входу в склад.
Сжимаю телефон, чувствуя себя глупо из-за того, что не взяла с собой какое-нибудь оружие.
Я подумываю написать Бри и сообщить ей о своем местонахождении — не то, чтобы я была в нем уверена, — когда до ушей доносятся радостные возгласы.
В замешательстве открываю тяжелую дверь и вхожу. Я была готова к трупам и зловонию смерти. К женщинам, связанным цепями, которых подвергают пыткам. Возможно, к группе мужчин в деловых костюмах, призывающих Нокса изнасиловать и убить свою последнюю жертву, в то время как они бросают ему деньги.
Но только не к этому.
Да, это группа, больше походящая на толпу, кружащую вокруг двух мужчин, которые выбивают все дерьмо друг из друга.
Приглядевшись, понимаю, что один из этих мужчин — Нокс.
Я пробираюсь сквозь толпу, убежденная, что это какой-то странный сон.
Какого черта Нокс с кем-то дерется?
Хотя драка, пожалуй, не совсем подходящее слово, потому что он выглядит так, будто буквально убивает парня каждым наносимым ударом.
Его противник, который весит на добрых тридцать фунтов больше него, постоянно раскачивается и сплевывает кровь.
Казалось бы, люди должны были положить этому конец, потому что этому парню явно потребуется скорая, но они все продолжают кричать, призывая Нокса.
Нокс, который похож на опасного дикого зверя, запертого в клетке, с реками пота, стекающими по его накачанным рукам и прессу. Из его рта сочится кровь, а один глаз заплыл, но от этого он выглядит еще более устрашающе.
Он подзывает парня пальцем и одаривает его смертоносной улыбкой, предлагая нанести удар. Однако, когда противник делает шаг и замахивается, Нокс бьет тыльной стороной ладони по его носу, отчего кровь брызжет во все стороны.
Толпа неистовствует, призывая Нокса прикончить его.
Нокс хватает парня за шею, а затем, к моему полному замешательству и удивлению, целует в лоб…
Прямо перед сильным ударом по ребрам.
Парень взывает от боли, и, клянусь, я вижу, как его глаза закатываются, и он падает на пол.
Невысокий пузатый мужчина подбегает к Ноксу и поднимает его руку, объявляя победителем.
Нокс собирается уйти, но что-то в зале привлекает его внимание.
Когда его взгляд встречается с моим, понимаю, что это я.
Сказать, что он взбешен, было бы преуменьшением. Во взгляде, которым одаривает меня, столько яда, что более сообразительный человек расплакался бы и убежал.
Но я твердо стою на своем, даже когда он протискивается сквозь толпу и хватает меня за запястье.
— Какого хрена ты здесь делаешь?
Собираюсь ответить, но он уже тащит меня со склада. Мы уже почти доходим до его джипа, когда я выпаливаю: — Это ты убил Шэдоу?
Он откидывает мою руку, словно она обжигает, но продолжает молчать. И это бесит еще больше. Потому что если он этого не делал, то должен сказать об этом.
В противном случае… слухи правдивы.
И мое нутро не врет. Хоть я и не хочу, чтобы это было правдой, потому что в какой-то момент у меня появились чувства к нему… чувства, которые не окутаны ненавистью.
Что глупо, потому что он последний человек на свете, в которого я должна была влюбиться.
Но, к сожалению, ты не можешь контролировать свое сердце. Оно само решает, к кому привязаться. Неважно, насколько сильно он тебя обидел… или насколько плохим человеком он может быть.
— Я хочу верить, что ты не убивал ее, — шепчу ему в спину, — но мне нужно услышать это от тебя, Нокс, — наблюдаю, как напрягаются мышцы его шеи и плеч, когда я продолжаю говорить, ставя все на кон: — И если ты не сможешь посмотреть мне в глаза и произнести слова, в которых я отчаянно нуждаюсь… тогда все кончено. Что бы между нами ни было закончилось. Навсегда.
Мое сердце подскакивает к горлу, когда он наконец-то оборачивается.
— Закончилось? — восклицает он, его грубый голос и резкие черты лица лишены каких-либо эмоций. — Мы даже не начинали.
Его слова сами по себе жестоки, но осознание того, что он сказал то же самое Шэдоу, вызывает приступ боли, пронзающий грудь.
Я не исключение. И не особенная для него. И у нас определенно нет неожиданной, странной связи, в которую верила… потому что я была единственной, кто когда-либо ее чувствовал.
Я просто еще одна девушка, которую он трахнул, обидел и выбросил.
Отступаю на шаг, желая увеличить дистанцию между нами, насколько это возможно.
— Садись в машину, — приказывает он.
Качаю головой. Я не хочу находиться рядом с ним.
Когда он делает шаг вперед, протягиваю ему телефон и говорю единственное, что, как я знаю, заставит его оставить меня в покое.
— Я позвоню в полицию и скажу, что нашла ожерелье Кэнди под твоей кроватью. Расскажу им, как Шэдоу была расстроена, когда я в последний раз видела ее живой в нашем доме. Я расскажу им все, что знаю.
Черт, может, мне стоит это сделать.
Проблема в том, что это все равно ничего не даст. Отец Нокса сделает все возможное, чтобы прикрыть сына, а полицию, очевидно, не волнует то, что произошло на самом деле.
Лицо Нокса искажается, и он смотрит на меня так, будто я его предала.
Хорошо.
Теперь нам обоим больно.